Idha, bhikkhave, yassaṁ parisāyaṁ bhikkhū ye te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatāpaṭisaṁyuttā tesu bhaññamānesu na sussūsanti na sotaṁ odahanti na aññā cittaṁ upaṭṭhapenti na ca te dhamme uggahetabbaṁ pariyāpuṇitabbaṁ maññanti.  В этом виде собрания, когда декламируются беседы, что являются словами Татхагаты – глубокими, глубокими в своём значении, сверхмирскими, связанными с пустотностью – монахи не хотят их слушать, не склоняют к ним ухо, не утверждают свои умы в их познании. Они не считают, что эти учения стоит изучать и запоминать. 
It is an assembly where, when discourses spoken by the Realized One—deep, profound, transcendent, dealing with emptiness—are being recited the mendicants do not want to listen. They don’t actively listen or try to understand, nor do they think those teachings are worth learning and memorizing. 
Ye pana te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatāpaṭisaṁyuttā tesu bhaññamānesu sussūsanti sotaṁ odahanti aññā cittaṁ upaṭṭhapenti, te ca dhamme uggahetabbaṁ pariyāpuṇitabbaṁ maññanti. 
Но когда декламируются те беседы, что являются словами Татхагаты – глубокими, глубокими в своём значении, сверхмирскими, связанными с пустотностью – монахи хотят их слушать, склоняют к ним ухо, утверждают свои умы в их познании. Они считают, что эти учения стоит изучать и запоминать. 
But when discourses spoken by the Realized One—deep, profound, transcendent, dealing with emptiness—are being recited the mendicants do want to listen. They actively listen and try to understand, and they think those teachings are worth learning and memorizing. 

Suññato samādhi, animitto samādhi, appaṇihito samādhi—  Пустотное освобождение, беспредметное освобождение, безжеланное освобождение. 
Emptiness immersion; signless immersion; and undirected immersion. 
Suññato animitto ca, 
 
 

So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati.  Он созерцает там любые феномены, которые относятся к форме, чувству, восприятию, формациям, сознанию – как непостоянное, как страдание, как болезнь, как нарыв, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
Он созерцает там любые феномены, которые относятся к форме, чувству, восприятию, формациям, сознанию – как непостоянное, как страдание, как болезнь, как нарыв, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 

So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati.  Он созерцает там любые феномены, которые относятся к форме, чувству, восприятию, формациям, сознанию, как непостоянное, как страдание, как болезнь, как нарыв, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
Он созерцает там любые феномены, которые относятся к форме, чувству, восприятию, формациям, сознанию, как непостоянное, как страдание, как болезнь, как нарыв, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 

Te abhāvitakāyā samānā abhāvitasīlā abhāvitacittā abhāvitapaññā ye te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatāppaṭisaṁyuttā, tesu bhaññamānesu na sussūsissanti, na sotaṁ odahissanti, na aññā cittaṁ upaṭṭhapessanti, na ca te dhamme uggahetabbaṁ pariyāpuṇitabbaṁ maññissanti.  Они, будучи неразвитыми в теле… нравственности… уме… мудрости, не будут слушать, когда декламируются беседы, что являются словами Татхагаты – глубокими, глубокими в своём значении, сверхмирскими, связанными с пустотностью. Они не будут склонять к ним ухо, не будут утверждать свои сердца в их познании, не будут считать, что эти учения стоит постичь и практиковать. 
When discourses spoken by the Realized One—deep, profound, transcendent, dealing with emptiness—are being recited they won’t want to listen. They won’t actively listen or try to understand, nor will they think those teachings are worth learning and memorizing. 

So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati.  Он рассматривает любые существующие там феномены, относящиеся к форме, чувству, восприятию, формациям, сознанию как непостоянное, страдание, болезнь, нарыв, [отравленную] стрелу, бедствие, недуг, чужое, распадающееся, пустое и безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
 
 
So yadeva tattha hoti vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
Он рассматривает любые существующие там феномены, относящиеся к чувству, восприятию, формациям, сознанию как непостоянное, страдание, болезнь, нарыв, [отравленную] стрелу, бедствие, недуг, чужое, распадающееся, пустое и безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
So yadeva tattha hoti vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
 
They contemplate the phenomena there—included in feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
So yadeva tattha hoti vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ, te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati. 
 
They contemplate the phenomena there—included in feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 

Suññato animitto ca,  whose domain is the liberation 
Suññato animitto ca, 
whose domain is the liberation 

suññato samādhi, animitto samādhi, appaṇihito samādhi.  сосредоточенность на пустоте, сосредоточенность на лишенном признаков, сосредоточенность на свободе от желаний. 
emptiness, signless, and undirected. 

“Yā cāyaṁ, āvuso, appamāṇā cetovimutti, yā ca ākiñcaññā cetovimutti, yā ca suññatā cetovimutti, yā ca animittā cetovimutti—ime dhammā nānātthā ceva nānābyañjanā ca udāhu ekatthā byañjanameva nānan”ti?  – Друг, безмерное освобождение ума, освобождение ума отсутствием всего, пустотное освобождение ума, беспредметное освобождение ума – различны эти состояния как в обозначении, так и в сути, или же у них одна суть, но различается лишь название? 
“The limitless release of the heart, and the release of the heart through nothingness, and the release of the heart through emptiness, and the signless release of the heart: do these things differ in both meaning and phrasing? Or do they mean the same thing, and differ only in the phrasing?” 
“Yā cāyaṁ, āvuso, appamāṇā cetovimutti, yā ca ākiñcaññā cetovimutti, yā ca suññatā cetovimutti, yā ca animittā cetovimutti—atthi kho, āvuso, pariyāyo yaṁ pariyāyaṁ āgamma ime dhammā nānātthā ceva nānābyañjanā ca; 
– Друг, безмерное освобождение ума, освобождение ума отсутствием всего, пустотное освобождение ума, беспредметное освобождение ума – есть способ объяснения [того], когда эти состояния различны и в сути, и в обозначении,  
“There is a way in which these things differ in both meaning and phrasing. 
Katamā cāvuso, suññatā cetovimutti? 
И что такое, друг, пустотное освобождение ума? 
And what is the release of the heart through emptiness? 
Ayaṁ vuccatāvuso, suññatā cetovimutti. 
Это называется пустотным освобождением ума. 
This is called the release of the heart through emptiness. 

“Saññāvedayitanirodhasamāpattiyā vuṭṭhitaṁ kho, āvuso visākha, bhikkhuṁ tayo phassā phusanti—suññato phasso, animitto phasso, appaṇihito phasso”ti.  – Друг Висакха, когда монах вышел из достижения прекращения восприятия и чувствования, три контакта касаются его: пустотный контакт, беспредметный контакт, безжеланный контакт. 
“They experience three kinds of contact: emptiness, signless, and undirected contacts.” 

So yadeva tattha hoti rūpagataṁ vedanāgataṁ saññāgataṁ saṅkhāragataṁ viññāṇagataṁ te dhamme aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassati.  И какими бы здесь ни существовали материальная форма, чувство, восприятие, формации, сознание – он видит все эти состояния как непостоянное, как страдание, как недуг, как опухоль, как шип, как бедствие, как болезненность, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
They contemplate the phenomena there—included in form, feeling, perception, choices, and consciousness—as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 

Ayaṁ kho panaggivessana, kāyo rūpī cātumahābhūtiko mātāpettikasambhavo odanakummāsūpacayo aniccucchādanaparimaddanabhedanaviddhaṁsanadhammo, aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassitabbo.  Аггивессана, это тело, состоящее из материальной формы, состоящее из четырёх великих элементов, порождённое отцом и матерью – выстроено из варёного риса и каши, подвержено непостоянству, износу, стиранию, распаду и разложению. К нему нужно относиться как к непостоянному, как к страданию, как к опухоли, как к [отравленному] дротику, как к бедствию, как к болезненности, как к чужому, как к распадающемуся, как к пустому, как к безличностному. 
Aggivessana, this body is formed. It’s made up of the four principal states, produced by mother and father, built up from rice and porridge, liable to impermanence, to wearing away and erosion, to breaking up and destruction. You should see it as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
Tassimaṁ kāyaṁ aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato samanupassato yo kāyasmiṁ kāyachando kāyasneho kāyanvayatā sā pahīyati. 
Когда кто-либо относится к этому телу так, то тогда он отбрасывает желание к телу, влечение к телу, раболепие перед телом. 
Doing so, you’ll give up desire, affection, and subservience to the body. 

‘suññatāvihārenāhaṁ, ānanda, etarahi bahulaṁ viharāmī’ti.  “Ананда, я часто пребываю в пустотности”. 
‘Ānanda, these days I usually practice the meditation on emptiness.’ 
Pubbepāhaṁ, ānanda, etarahipi suññatāvihārena bahulaṁ viharāmi. 
Как прежде, Ананда, так и сейчас я часто пребываю в пустотности. 
Now, as before, I usually practice the meditation on emptiness. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, and pure. 
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā paramānuttarā suññatāvakkanti bhavati. 
Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность – высшее и непревзойдённое. 
That’s how emptiness manifests in them—genuine, undistorted, pure, and supreme. 
Yepi hi keci, ānanda, atītamaddhānaṁ samaṇā vā brāhmaṇā vā parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja vihariṁsu, sabbe te imaṁyeva parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja vihariṁsu. 
Ананда, какие бы жрецы и отшельники в прошлом, в будущем или в настоящем ни входили и ни прибывали в чистой, высшей, непревзойдённой пустотности – все они входили и пребывали в этой же чистой, высшей, непревзойдённой пустотности. 
Whatever ascetics and brahmins enter and remain in the pure, ultimate, supreme emptiness—whether in the past, future, or present—all of them enter and remain in this same pure, ultimate, supreme emptiness. 
Yepi hi keci, ānanda, anāgatamaddhānaṁ samaṇā vā brāhmaṇā vā parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharissanti, sabbe te imaṁyeva parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharissanti. 
 
 
Yepi hi keci, ānanda, etarahi samaṇā vā brāhmaṇā vā parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharanti, sabbe te imaṁyeva parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharanti. 
 
 
Tasmātiha, ānanda, ‘parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharissāmā’ti— 
Поэтому, Ананда, вы должны тренироваться так: “Мы будем входить и пребывать в чистой, высшей, непревзойдённой пустотности”. 
So, Ānanda, you should train like this: ‘We will enter and remain in the pure, ultimate, supreme emptiness.’ 

sabbanimittānaṁ amanasikārā ajjhattaṁ suññataṁ upasampajja viharituṁ.  войти и пребывать внутренне в пустотности, не уделяя внимания всем образам. 
to enter and remain in emptiness internally by not focusing on any signs. 
‘ajjhattaṁ suññataṁ upasampajja vihareyyan’ti, tenānanda, bhikkhunā ajjhattameva cittaṁ saṇṭhapetabbaṁ sannisādetabbaṁ ekodi kātabbaṁ samādahātabbaṁ. 
“Пусть я войду и буду пребывать внутренне в пустотности”, то ему следует внутренне утвердить свой ум, успокоить его, подвести к единению, сосредоточить его. 
‘May I enter and remain in emptiness internally!’ then they should still, settle, unify, and immerse their mind in samādhi internally. 
So ajjhattaṁ suññataṁ manasi karoti. 
Затем он внутренне уделяет внимание пустотности. 
They focus on emptiness internally, 
Tassa ajjhattaṁ suññataṁ manasikaroto suññatāya cittaṁ na pakkhandati nappasīdati na santiṭṭhati na vimuccati. 
Когда он уделяет внимание пустотности, его ум не входит в пустотность или же не обретает уверенности, устойчивости, решимости. 
but their mind does not leap forth, gain confidence, settle down, and become decided. 
‘ajjhattaṁ suññataṁ kho me manasikaroto ajjhattaṁ suññatāya cittaṁ na pakkhandati nappasīdati na santiṭṭhati na vimuccatī’ti. 
“Когда я уделяю внимание пустотности, мой ум не входит в пустотность внутренне или же не обретает уверенности, устойчивости, решимости”. 
‘I am focusing on emptiness internally, but my mind does not leap forth, gain confidence, settle down, and become decided.’ 
So bahiddhā suññataṁ manasi karoti …pe… 
Затем он внешне уделяет внимание пустотности… 
They focus on emptiness externally … 
so ajjhattabahiddhā suññataṁ manasi karoti …pe… 
Он внутренне и внешне уделяет внимание пустотности… 
They focus on emptiness internally and externally … 
So ajjhattaṁ suññataṁ manasi karoti. 
Затем он внутренне уделяет внимание пустотности. 
They focus on emptiness internally, 
Tassa ajjhattaṁ suññataṁ manasikaroto ajjhattaṁ suññatāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati vimuccati. 
Когда он внутренне уделяет внимание пустотности, его ум входит в пустотность внутренне или же обретает уверенность устойчивость, решимость. 
and their mind leaps forth, gains confidence, settles down, and becomes decided. 
‘ajjhattaṁ suññataṁ kho me manasikaroto ajjhattaṁ suññatāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati vimuccatī’ti. 
“Когда я уделяю внимание пустотности, мой ум входит в пустотность внутренне или же обретает уверенность, устойчивость, решимость”. 
‘I am focusing on emptiness internally, and my mind leaps forth, gains confidence, settles down, and becomes decided.’ 
So bahiddhā suññataṁ manasi karoti …pe… 
Затем он внешне уделяет внимание пустотности… 
They focus on emptiness externally … 
so ajjhattabahiddhā suññataṁ manasi karoti …pe… 
Он внутренне и внешне уделяет внимание пустотности… 
They focus on emptiness internally and externally … 

Suññatavaggo niṭṭhito tatiyo.   
 
Dvidhāva suññatā hoti, 
 
 

“Suññatāvihārena kho ahaṁ, bhante, etarahi bahulaṁ viharāmī”ti.  “Уважаемый, я часто пребываю в пустотности”. 
“Sir, these days I usually practice the meditation on emptiness.” 
suññatā. 
 
 
‘suññatāvihārena bahulaṁ vihareyyan’ti, tena, sāriputta, bhikkhunā iti paṭisañcikkhitabbaṁ: 
“Пусть я сейчас буду часто пребывать в пустотности” – то ему следует рассуждать так: 
‘May I usually practice the meditation on emptiness.’ So they should reflect: 

Suññato ca vibhaṅgako;   
 

Evameva kho, bhikkhave, bhavissanti bhikkhū anāgatamaddhānaṁ, ye te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatappaṭisaṁyuttā, tesu bhaññamānesu na sussūsissanti na sotaṁ odahissanti na aññā cittaṁ upaṭṭhāpessanti na ca te dhamme uggahetabbaṁ pariyāpuṇitabbaṁ maññissanti.  Аналогичным образом, монахи, подобное произойдёт и в будущем. Когда будут декламироваться беседы, произнесённые Татхагатой – глубокие, глубокие в своём значении, сверхмирские, связанные с пустотностью – [у людей] не будет желания их слушать, они не будут склонять к ним ухо, не будут утверждать свои сердца в их познании, не будут считать, что эти учения стоит изучать и практиковать. 
In the same way, in a future time there will be mendicants who won’t want to listen when discourses spoken by the Realized One—deep, profound, transcendent, dealing with emptiness—are being recited. They won’t actively listen or try to understand, nor will they think those teachings are worth learning and memorizing. 
Evametesaṁ, bhikkhave, suttantānaṁ tathāgatabhāsitānaṁ gambhīrānaṁ gambhīratthānaṁ lokuttarānaṁ suññatappaṭisaṁyuttānaṁ antaradhānaṁ bhavissati. 
Вот таким образом, монахи, те беседы, произнесённые Татхагатой – глубокие, глубокие в своём значении, сверхмирские, связанные с пустотностью – исчезнут. 
And that is how the discourses spoken by the Realized One—deep, profound, transcendent, dealing with emptiness—will disappear. 
‘ye te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatappaṭisaṁyuttā, tesu bhaññamānesu sussūsissāma, sotaṁ odahissāma, aññā cittaṁ upaṭṭhāpessāma, te ca dhamme uggahetabbaṁ pariyāpuṇitabbaṁ maññissāmā’ti. 
“Когда декламируются беседы, произнесённые Татхагатой – глубокие, глубокие в своём значении, сверхмирские, связанные с пустотностью – у нас будет желание их слушать, мы будем склонять к ним ухо, будем утверждать свои сердца в их познании, будем считать, что эти учения стоит изучать и практиковать”. 
‘When discourses spoken by the Realized One—deep, profound, transcendent, dealing with emptiness—are being recited we will want to listen. We will actively listen and trying to understand, and we will think those teachings are worth learning and memorizing.’ 

“Sīlavatāvuso, koṭṭhika, bhikkhunā pañcupādānakkhandhā aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato yoniso manasi kātabbā.  “Друг Коттхита, нравственный монах должен тщательно рассматривать пять совокупностей, подверженных цеплянию, как непостоянное, как страдание, как болезнь, как опухоль, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
“Reverend Koṭṭhita, an ethical mendicant should rationally apply the mind to the five grasping aggregates as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
Sīlavatāvuso, koṭṭhika, bhikkhunā ime pañcupādānakkhandhā aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato yoniso manasi kātabbā. 
Нравственный монах должен тщательно рассматривать пять совокупностей, подверженных цеплянию, как непостоянное… безличностное. 
An ethical mendicant should rationally apply the mind to these five grasping aggregates as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 
“Arahatāpi kho, āvuso koṭṭhika, ime pañcupādānakkhandhe aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato yoniso manasi kātabbā. 
“Друг Коттхита, монах, являющийся арахантом, должен тщательно рассматривать пять совокупностей, подверженных цеплянию, как непостоянное, как страдание, как болезнь, как опухоль, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
“Reverend Koṭṭhita, a perfected one should also rationally apply the mind to the five grasping aggregates as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 

“Arahatāpi khvāvuso koṭṭhika, ime pañcupādānakkhandhā aniccato dukkhato rogato gaṇḍato sallato aghato ābādhato parato palokato suññato anattato yoniso manasi kātabbā.  “Друг Коттхита, монах, являющийся арахантом, должен тщательно рассматривать пять совокупностей, подверженных цеплянию, как непостоянное, как страдание, как болезнь, как опухоль, как [отравленный] дротик, как невзгоду, как бедствие, как чужое, как распадающееся, как пустое, как безличностное. 
“Reverend Koṭṭhita, a perfected one should rationally apply the mind to the five grasping aggregates as impermanent, as suffering, as diseased, as a boil, as a dart, as misery, as an affliction, as alien, as falling apart, as empty, as not-self. 

Suññatalokasutta  Сутта Мир пуст 
The World is Empty 
Suññatalokasutta → suññalokasuttaṁ (bj); suñña (pts1ed) 

suññato phasso, animitto phasso, appaṇihito phasso”ti.  контакт с пустотностью, контакт с беспредметностью, контакт с ненаправленностью”. 
emptiness, signless, and undirected contacts.” 

“yā cāyaṁ, gahapati, appamāṇā cetovimutti, yā ca ākiñcaññā cetovimutti, yā ca suññatā cetovimutti, yā ca animittā cetovimutti, ime dhammā nānatthā nānābyañjanā udāhu ekatthā byañjanameva nānan”ti?  “Домохозяин, безмерное освобождение ума, освобождение ума посредством отсутствия всего, пустотное освобождение ума, беспредметное освобождение ума: эти вещи различны в сути и в названии, или же имеют одну суть, но различаются только в названии?” 
“Householder, the limitless release of the heart, and the release of the heart through nothingness, and the release of the heart through emptiness, and the signless release of the heart: do these things differ in both meaning and phrasing? Or do they mean the same thing, and differ only in the phrasing?” 
Katamā ca, bhante, suññatā cetovimutti? 
И что такое, достопочтенный, пустотное освобождение ума? 
And what is the release of the heart through emptiness? 
Ayaṁ vuccati, bhante, suññatā cetovimutti. 
Это называется пустотным освобождением ума. 
This is called the release of the heart through emptiness. 

Suññatasamādhisutta  Сутта Пустотное Объединение Опыта 
Emptiness Immersion 
Suññatasamādhisutta → suññatā (pts1ed) 
Suññato samādhi, animitto samādhi, appaṇihito samādhi—ayaṁ vuccati, bhikkhave, asaṅkhatagāmimaggo …pe…. 
“Пустотное сосредоточение, беспредметное сосредоточение, ненаправленное сосредоточение – вот что называется путём, ведущим к необусловленному…” 
Emptiness immersion; signless immersion; undirected immersion. …” 

suññato satipaṭṭhānā;   
 

Suññato samādhi.  Пустотное сосредоточение – 
Emptiness immersion. … 

‘ye te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatapaṭisaṁyuttā te kālena kālaṁ upasampajja viharissāmā’ti.  ‘From time to time we will undertake and dwell upon the discourses spoken by the Realized One that are deep, profound, transcendent, dealing with emptiness.’ 
ye te suttantā tathāgatabhāsitā gambhīrā gambhīratthā lokuttarā suññatapaṭisaṁyuttā te kālena kālaṁ upasampajja viharituṁ. 
It’s not easy for us to undertake and dwell from time to time upon the discourses spoken by the Realized One that are deep, profound, transcendent, dealing with emptiness. 

“Suññato lokaṁ avekkhassu,  “Как на пустой, взирай ты на этот мир, 
“Look upon the world as empty, 

Suññato animitto ca,  часть его — свобода, 
whose resort is the liberation 

Suññatassānimittassa,  I attain the meditations on emptiness