Когда так было сказано, Благословенный ничего не ответил. И тогда мысль пришла к Достопочтенному Ананде: «Лучше бы страннику Уттии не принимать такого пагубного воззрения: «Когда я задал отшельнику Готаме самый высокий вопрос из всех, он засомневался и не отвечает. Видимо, он не может ответить». Это приведёт к длительному вреду и страданию странника Уттии». 

«Да, друг»—ответил он, отправился к Благословенному, поклонился ему, и сел рядом. Затем Благословенный спросил его: «Сати, правда ли, что такое пагубное воззрение возникло в тебе: «Насколько я понимаю Дхамму, которой научил Благословенный, именно это же самое сознание скитается и блуждает по круговерти перерождений, а не другое»?  И тогда те монахи, желая отлучить его от этого пагубного воззрения, допрашивали его, задавали вопросы, расспрашивали его разными путями так: «Друг Сати, не говори так. Не искажай сказанного Благословенным. Ведь это не благостно, искажать сказанное Благословенным. Благословенный так бы не сказал, ведь многими путями Благословенный утверждал, что сознание возникло зависимо, так как без условия нет возникновения сознания». 
И хотя те монахи допрашивали его, задавали вопросы, расспрашивали его разными путями таким способом, монах Сати, сын рыбака, всё равно продолжал упрямо держаться за это пагубное воззрение, продолжал настаивать на нём. Поскольку монахи не смогли отлучить его от этого пагубного воззрения, они отправились к Благословенному и, поклонившись ему, сели рядом и рассказали ему обо всём, что произошло, добавив: «Учитель, поскольку мы не смогли отлучить монаха Сати, сына рыбака, от этого пагубного воззрения, мы сообщили об этом Благословенному». 
Когда несколько монахов услышали об этом, они отправились к монаху Сати и спросили его: «Друг Сати, правда ли, что такое пагубное воззрение возникло в тебе?» 
Когда так было сказано, монах Сати, сын рыбака, замолк, смутился, сидел с опущенными плечами и поникшей головой, ушёл в себя и не мог что-либо ответить. И тогда, увидев это, Благословенный сказал ему: «Глупый ты человек, тебя запомнят за твоё пагубное воззрение. [А теперь] я расспрошу монахов на эту тему». 
Так я слышал. Однажды Благословенный проживал в Саваттхи в роще Джеты в монастыре Анатхапиндики. И в то время такое пагубное воззрение возникло в монахе по имени Сати, сыне рыбака: «Насколько я понимаю Дхамму, которой научил Благословенный, именно это же самое сознание скитается и блуждает по круговерти перерождений, а не другое». 

«Монахи, однажды я проживал в Уккаттхе в роще Субхаги у подножья царского салового дерева. И в то время пагубное воззрение возникло в Брахме Баке: «Это постоянное, это неизменное, это вечное, это цельное, это не подвержено исчезновению. Ведь это здесь никто ни рождается, ни стареет, ни умирает, ни исчезает, ни перерождается, и за пределами этого нет другого спасения». 

«И тогда семь брахманских провидцев подошли к провидцу Девале Тёмному и поклонились ему. Тогда он сказал им: «Почтенные, я слышал, что когда семь брахманских провидцев совещались вместе в хижинах из листьев в лесу, такое пагубное воззрение возникло в них: «Брахманы—высшая варна… наследники Брахмы».  «Однажды, Ассалаяна, когда семь брахманских провидцев совещались вместе в хижинах из листьев в лесу, такое пагубное воззрение возникло в них: «Брахманы—высшая варна, а те, кто из других варн—те ниже. Брахманы—светлейшая варна, а те, кто из других варн—те тёмные. Только брахманы чисты, а не не-брахманы. Только брахманы—сыновья Брахмы, отпрыски Брахмы, рождённые из его рта, рождённые из Брахмы, созданные Брахмой, наследники Брахмы». И тогда провидец Девала Тёмный услышал об этом. Тогда он привёл в порядок волосы и бороду, одел жёлтые одежды, надел прочные сандалии, взял золотой посох, и появился во дворе семи брахманских провидцев. И тогда, прохаживаясь вперёд и назад по двору семи брахманских провидцев, провидец Девала Тёмный сказал так: «Куда ушли эти почтенные брахманские провидцы? Куда ушли эти почтенные брахманские провидцы?» И тогда те семь брахманских провидцев подумали: «Кто ходит вперёд и назад по двору семи брахманских провидцев, точно неотёсанная деревенщина, и говорит так: «Куда ушли эти почтенные брахманские провидцы? Куда ушли эти почтенные брахманские провидцы?» Что если мы нашлём на него проклятье!» И семь брахманских провидцев наслали проклятье на Девалу Тёмного: «Стань пеплом, подлый! Стань пеплом, подлый!» Но чем больше семь брахманских провидцев проклинали его, тем более миловидным, красивым, привлекательным становился провидец Девала Тёмный. Тогда семь брахманских провидцев подумали: «Тщетна наша аскеза! Бесплодна наша святая жизнь! Ведь прежде, когда мы проклинали кого-либо так: «Стань пеплом, подлый! Стань пеплом, подлый!»—он всегда становился пеплом. Но чем больше мы проклинаем этого, тем более миловидным, красивым, привлекательным он становится». 

Так я слышал. Однажды Благословенный пребывал в Саваттхи в роще Джеты в монастыре Анатхапиндики. И тогда такое пагубное спекулятивное воззрение возникло в Брахме Баке: «Это постоянное, это устойчивое, это вечное, это совершенное, это нерушимое. В самом деле, именно здесь нельзя родиться, нельзя постареть, нельзя умереть, нельзя скончаться, нельзя переродиться. Нет спасения более возвышенного, нежели это». 

В Саваттхи. И тогда такое пагубное спекулятивное воззрение возникло в некоем брахме: «Нет ни одного жреца или отшельника, который мог бы прийти сюда». И тогда, напрямую познав своим собственным умом рассуждение в уме того брахмы, также быстро, как сильный человек мог бы распрямить согнутую руку или согнуть распрямлённую, Благословенный исчез из рощи Джеты и возник в том мире брахм. Благословенный сел в воздухе со скрещенными ногами над тем брахмой, войдя в медитацию на элементе огня. 

Группа монахов услышала, что такое пагубное воззрение возникло у монаха Ямаки. И тогда они подошли к Достопочтенному Ямаке, обменялись с ним вежливыми приветствиями и после обмена вежливыми приветствиями и любезностями сели рядом и сказали ему: «Правда ли, друг Ямака, что такое пагубное воззрение возникло у тебя: «Как я понимаю Дхамму, которой научил Благословенный, монах, чьи пятна загрязнений ума уничтожены, разрушается и исчезает после распада тела и не существует после смерти»?  И, всё же, хотя монахи наставляли его так, Достопочтенный Ямака из-за упрямства и привязанности к этому самому пагубному воззрению, продолжал утверждать: «Как я понимаю Дхамму, которой научил Благословенный, монах, чьи пятна загрязнений ума уничтожены, разрушается и исчезает после распада тела и не существует после смерти». 
И поскольку те монахи не смогли отстранить Достопочтенного Ямаку от этого пагубного воззрения, они поднялись со своих сидений, отправились к Достопочтенному Сарипутте и рассказали ему обо всём, что произошло, добавив: «Было бы хорошо, если бы Достопочтенный Сарипутта отправился бы к монаху Ямаке из сострадания к нему». Достопочтенный Сарипутта молча согласился. 
И тогда, вечером, Достопочтенный Сарипутта вышел из затворничества. Он подошёл к Достопочтенному Ямаке и обменялся с ним вежливыми приветствиями. После этого он сел рядом и сказал: «Правда ли, друг Ямака, что такое пагубное воззрение возникло у тебя: «Как я понимаю Дхамму, которой научил Благословенный, монах, чьи пятна загрязнений ума уничтожены, разрушается и исчезает после распада тела и не существует после смерти»? 
Однажды Достопочтенный Сарипутта пребывал в Саваттхи в роще Джеты в монастыре Анатхапиндики. И тогда такое пагубное воззрение возникло у монаха по имени Ямака: «Как я понимаю Дхамму, которой научил Благословенный, монах, чьи пятна загрязнений ума уничтожены, разрушается и исчезает после распада тела и не существует после смерти». 
Пагубное воззрения Ямаки 
«Прежде, друг Сарипутта, когда я был невежественен, я держался за это пагубное воззрение, но теперь, когда я услышал это учение по Дхамме от Достопочтенного Сарипутты, я отбросил это пагубное воззрение и осуществил постижение Дхаммы».