“Nāhaṁ, bhikkhave, aññaṁ ekasaddampi samanupassāmi yaṁ evaṁ purisassa cittaṁ pariyādāya tiṭṭhati yathayidaṁ, bhikkhave, itthisaddo.  «Монахи, я не вижу ни одного другого звука, который бы так овладевал умом мужчины, как звук женщины. 
“Mendicants, I do not see a single sound that occupies a man’s mind like the sound of a woman. 
“Nāhaṁ, bhikkhave, aññaṁ ekasaddampi samanupassāmi yaṁ evaṁ itthiyā cittaṁ pariyādāya tiṭṭhati yathayidaṁ, bhikkhave, purisasaddo. 
«Монахи, я не вижу ни одного другого звука, который бы так овладевал умом женщины, как звук мужчины. 
“Mendicants, I do not see a single sound that occupies a woman’s mind like the sound of a man. 

“Saddho, bhikkhave, bhikkhu evaṁ sammā āyācamāno āyāceyya:  «Монахи, монах, наделённый верой, праведно устремляясь, мог бы стремиться к этому: 
“A faithful monk would rightly aspire: 
“Saddhā, bhikkhave, bhikkhunī evaṁ sammā āyācamānā āyāceyya: 
Монахи, монахиня, наделённая верой, праведно устремляясь, могла бы стремиться к этому: 
“A faithful nun would rightly aspire: 
“Saddho, bhikkhave, upāsako evaṁ sammā āyācamāno āyāceyya: 
Монахи, мирянин, наделённый верой, праведно устремляясь, мог бы стремиться к этому: 
“A faithful layman would rightly aspire: 
“Saddhā, bhikkhave, upāsikā evaṁ sammā āyācamānā āyāceyya: 
Монахи, мирянка, наделённая верой, праведно устремляясь, могла бы стремиться к этому: 
“A faithful laywoman would rightly aspire: 

Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tatthupapannā, mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati.  Наделённые таким-то [уровнем] веры, они, умерев здесь [в этой жизни], переродились там. Точно такая же вера есть и у меня тоже. 
When those deities passed away from here, they were reborn there because of their faith, ethics, learning, generosity, and wisdom. I, too, have the same kind of faith, ethics, learning, generosity, and wisdom.’ 
Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tatthupapannā, mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati. 
Наделённые таким-то [уровнем] веры, они, умерев здесь [в этой жизни], переродились там. Точно такая же вера есть и у меня тоже. 
When those deities passed away from here, they were reborn there because of their faith, ethics, learning, generosity, and wisdom. I, too, have the same kind of faith, ethics, learning, generosity, and wisdom.’ 
Ayaṁ vuccati, visākhe, ‘ariyasāvako devatuposathaṁ upavasati, devatāhi saddhiṁ saṁvasati, devatā ārabbha cittaṁ pasīdati, pāmojjaṁ uppajjati, ye cittassa upakkilesā te pahīyanti’. 
Такой человек зовётся учеником Благородных, который соблюдает Упосатху божеств, который пребывает с божествами, и размышляя о божествах, его ум становится безмятежным, возникает радость, и загрязнения ума отбрасываются. 
This is called: ‘A noble disciple who observes the sabbath of the deities, living together with the deities. And because they think of the deities their mind becomes clear, joy arises, and mental corruptions are given up.’ 

Carato cepi, bhikkhave, bhikkhuno abhijjhābyāpādo vigato hoti, thinamiddhaṁ … uddhaccakukkuccaṁ … vicikicchā pahīnā hoti, āraddhaṁ hoti vīriyaṁ asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, passaddho kāyo asāraddho, samāhitaṁ cittaṁ ekaggaṁ, carampi, bhikkhave, bhikkhu evaṁbhūto ‘ātāpī ottāpī satataṁ samitaṁ āraddhavīriyo pahitatto’ti vuccati.  Монахи, если монах избавился от хотения и недоброжелательности по мере того как он идёт; если он зародил неутомимое усердие; если его осознанность утверждённая и незамутнённая; если его тело безмятежно и спокойно; если его ум сосредоточен и однонаправлен – то тогда о таком монахе говорится, что он имеет рвение и боится совершить проступок. Он постоянно и непрестанно усерден и решителен по мере того как он идёт. 
Suppose a mendicant has got rid of desire and ill will while walking, and has given up dullness and drowsiness, restlessness and remorse, and doubt. Their energy is roused up and unflagging, their mindfulness is established and lucid, their body is tranquil and undisturbed, and their mind is immersed in samādhi. Such a mendicant is said to be ‘keen and prudent, always energetic and determined’ when walking. 
Ṭhitassa cepi, bhikkhave, bhikkhuno abhijjhābyāpādo vigato hoti, thinamiddhaṁ … uddhaccakukkuccaṁ … vicikicchā pahīnā hoti, āraddhaṁ hoti vīriyaṁ asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, passaddho kāyo asāraddho, samāhitaṁ cittaṁ ekaggaṁ, ṭhitopi, bhikkhave, bhikkhu evaṁbhūto ‘ātāpī ottāpī satataṁ samitaṁ āraddhavīriyo pahitatto’ti vuccati. 
Если монах избавился от хотения и недоброжелательности по мере того как он стоит… 
Suppose a mendicant has got rid of desire and ill will while standing … 
Nisinnassa cepi, bhikkhave, bhikkhuno abhijjhābyāpādo vigato hoti, thinamiddhaṁ … uddhaccakukkuccaṁ … vicikicchā pahīnā hoti, āraddhaṁ hoti vīriyaṁ asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, passaddho kāyo asāraddho, samāhitaṁ cittaṁ ekaggaṁ, nisinnopi, bhikkhave, bhikkhu evaṁbhūto ‘ātāpī ottāpī satataṁ samitaṁ āraddhavīriyo pahitatto’ti vuccati. 
Если монах избавился от хотения и недоброжелательности по мере того как он сидит… 
sitting … 
Sayānassa cepi, bhikkhave, bhikkhuno jāgarassa abhijjhābyāpādo vigato hoti, thinamiddhaṁ … uddhaccakukkuccaṁ … vicikicchā pahīnā hoti, āraddhaṁ hoti vīriyaṁ asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, passaddho kāyo asāraddho, samāhitaṁ cittaṁ ekaggaṁ, sayānopi, bhikkhave, bhikkhu jāgaro evaṁbhūto ‘ātāpī ottāpī satataṁ samitaṁ āraddhavīriyo pahitatto’ti vuccatīti. 
Если монах избавился от хотения и недоброжелательности по мере того как он бдительно ложится; если он отбросил лень и апатию, неугомонность и сожаление, сомнение; если он зародил неутомимое усердие; если его осознанность утверждённая и незамутнённая; если его тело безмятежно и спокойно; если его ум сосредоточен и однонаправлен – то тогда о таком монахе говорится, что он имеет рвение и боится совершить проступок. Он постоянно и непрестанно усерден и решителен по мере того как он бдительно ложится». 
and when lying down while awake, and has given up dullness and drowsiness, restlessness and remorse, and doubt. Their energy is roused up and unflagging, their mindfulness is established and lucid, their body is tranquil and undisturbed, and their mind is immersed in samādhi. Such a mendicant is said to be ‘keen and prudent, always energetic and determined’ when lying down while awake. 

“Ākaṅkheyyuñce, gahapatayo, ubho jānipatayo diṭṭhe ceva dhamme aññamaññaṁ passituṁ abhisamparāyañca aññamaññaṁ passituṁ ubhova assu samasaddhā samasīlā samacāgā samapaññā, te diṭṭhe ceva dhamme aññamaññaṁ passanti abhisamparāyañca aññamaññaṁ passantīti.  «Домохозяева, если и муж и жена желают видеть друг друга не только в этой самой жизни, но также и в будущих жизнях, то они должны обладать одинаковой верой, одинаковой нравственностью, одинаковой щедростью, и одинаковой мудростью. Тогда они увидят друг друга не только в этой самой жизни, но также и в будущих жизнях». 
“Householders, if wife and husband want to see each other in both this life and the next, they should be equals in faith, ethics, generosity, and wisdom. 

“Ākaṅkheyyuñce, bhikkhave, ubho jānipatayo diṭṭhe ceva dhamme aññamaññaṁ passituṁ abhisamparāyañca aññamaññaṁ passituṁ ubhova assu samasaddhā samasīlā samacāgā samapaññā, te diṭṭhe ceva dhamme aññamaññaṁ passanti abhisamparāyañca aññamaññaṁ passantīti.  «Монахи, если и муж и жена желают видеть друг друга не только в этой самой жизни, но также и в будущих жизнях, то они должны обладать одинаковой верой, одинаковой нравственностью, одинаковой щедростью, и одинаковой мудростью. Тогда они увидят друг друга не только в этой самой жизни, но также и в будущих жизнях». 
“Mendicants, if wife and husband want to see each other in both this life and the next, they should be equals in faith, ethics, generosity, and wisdom. …” 

Yehi kho pana sabrahmacārīhi saddhiṁ viharati, tyassa manāpeneva bahulaṁ kāyakammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ vacīkammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ manokammena samudācaranti, appaṁ amanāpena;  Его товарищи-монахи, с которыми он вместе живёт, как правило, ведут себя приятым образом по отношению к нему посредством телесных действий, словесных, или умственных. 
When living with other spiritual practitioners, they usually find themselves treated agreeably by them by way of body, speech, and mind, and rarely disagreeably. 
Yehi kho pana bhikkhūhi saddhiṁ viharāmi te me manāpeneva bahulaṁ kāyakammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ vacīkammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ manokammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpaṁyeva bahulaṁ upahāraṁ upaharanti, appaṁ amanāpaṁ. 
Те монахи, с которыми я вместе живу, как правило, ведут себя приятым образом по отношению ко мне посредством телесных действий, словесных, или умственных. Редко, [когда они ведут себя] неприятным образом. Они обычно дарят мне приятное. Редко, [когда они дарят мне] неприятное. 
When living with other mendicants, I am usually treated agreeably by them. … 

“Saddho, bhikkhave, bhikkhu evaṁ sammā āyācamāno āyāceyya:  «Монахи, монах, наделённый верой, праведно устремляясь, мог бы стремиться к этому: 
“Mendicants, a faithful monk would rightly aspire: 
Saddhā, bhikkhave, bhikkhunī evaṁ sammā āyācamānā āyāceyya: 
Монахи, монахиня, наделённая верой, праведно устремляясь, могла бы стремиться к этому: 
A faithful nun would rightly aspire: 
Saddho, bhikkhave, upāsako evaṁ sammā āyācamāno āyāceyya: 
Монахи, мирянин, наделённый верой, праведно устремляясь, мог бы стремиться к этому: 
A faithful layman would rightly aspire: 
Saddhā, bhikkhave, upāsikā evaṁ sammā āyācamānā āyāceyya: 
Монахи, мирянка, наделённая верой, праведно устремляясь, могла бы стремиться к этому: 
A faithful laywoman would rightly aspire: 

Atha kho bherisaddotveva niṭṭhaṁ gaccheyya.   
They’d just conclude, ‘That’s the sound of drums.’ 
Atha kho saṅkhasaddotveva niṭṭhaṁ gaccheyya. 
 
They’d just conclude, ‘That’s the sound of horns.’ 

Idha, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ saṁvasamāno evaṁ jānāti:  Вот человек, проживающий с другим, знает: 
Take a person who’s living with someone else. They come to know: 
Idha pana, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ saṁvasamāno evaṁ jānāti: 
И бывает так, когда человек, проживающий с другим, знает: 
Take another person who’s living with someone else. They come to know: 
Idha, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ saṁvoharamāno evaṁ jānāti: 
Вот человек, имея дело с другим человеком, знает: 
Take a person who has dealings with someone else. They come to know: 
Idha pana, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ saṁvoharamāno evaṁ jānāti: 
И бывает так, когда человек, имея дело с другим человеком, знает: 
Take another person who has dealings with someone else. They come to know: 
Idha, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ sākacchāyamāno evaṁ jānāti: 
Вот человек, общаясь с другим, знает: 
Take a person who is discussing with someone else. They come to know: 
Evamevaṁ kho, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ sākacchāyamāno evaṁ jānāti: 
Точно также человек, общающийся с другим, знает: 
In the same way, a person who is discussing with someone else would come to know: 
Idha pana, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ sākacchāyamāno evaṁ jānāti: 
И бывает так, когда один человек, общаясь с другим, знает: 
Take another person who is discussing with someone else. They come to know: 
Evamevaṁ kho, bhikkhave, puggalo puggalena saddhiṁ sākacchāyamāno evaṁ jānāti: 
Точно также человек, общающийся с другим, знает: 
In the same way, a person who is discussing with someone else would come to know: 

Āyasmato, bhante, anuruddhassa bāhiyo nāma saddhivihāriko kevalakappaṁ saṅghabhedāya ṭhito.  Бахия, ученик Достопочтенного Ануруддхи, всё ещё всецело настроен на создание раскола в Сангхе, 
Venerable Anuruddha’s protégé Bāhiya remains entirely committed to creating a schism in the Saṅgha. 

‘ayaṁ samādhi santo paṇīto paṭippassaddhaladdho ekodibhāvādhigato, na sasaṅkhāraniggayhavāritagato’ti paccattaññeva ñāṇaṁ uppajjati,  ‘This immersion is peaceful and sublime and tranquil and unified, not held in place by forceful suppression.’ … 

“ke pana kho, nāgita, uccāsaddamahāsaddā, kevaṭṭā maññe macchavilope”ti?  “Nāgita, who’s making that dreadful racket? You’d think it was fishermen hauling in a catch!” 

Yehi kho pana sabrahmacārīhi saddhiṁ viharati tyassa manāpeneva bahulaṁ kāyakammena samudācaranti appaṁ amanāpena, manāpeneva bahulaṁ vacīkammena samudācaranti appaṁ amanāpena, manāpeneva bahulaṁ manokammena samudācaranti appaṁ amanāpena, manāpaṁyeva bahulaṁ upahāraṁ upaharanti appaṁ amanāpaṁ.  When living with other spiritual practitioners, they usually find themselves treated agreeably by them by way of body, speech, and mind, and rarely disagreeably. And they are usually presented with agreeable things by them, rarely with disagreeable ones. 

Ye te, bhikkhave, loke santo sappurisā te saddhaññeva paṭhamaṁ anukampantā anukampanti, no tathā assaddhaṁ;  The true persons in the world show sympathy first to the faithful, not so much to the unfaithful. 
saddhaññeva paṭhamaṁ upasaṅkamantā upasaṅkamanti, no tathā assaddhaṁ; 
They first approach the faithful, not so much the unfaithful. 
saddhaññeva paṭhamaṁ paṭiggaṇhantā paṭiggaṇhanti, no tathā assaddhaṁ; 
They first receive alms from the faithful, not so much the unfaithful. 
saddhaññeva paṭhamaṁ dhammaṁ desentā desenti, no tathā assaddhaṁ; 
They first teach Dhamma to the faithful, not so much the unfaithful. 

Nāhaṁ, bhikkhave, aññaṁ ekasaddampi … ekagandhampi … ekarasampi … ekaphoṭṭhabbampi samanupassāmi evaṁ rajanīyaṁ evaṁ kamanīyaṁ evaṁ madanīyaṁ evaṁ bandhanīyaṁ evaṁ mucchanīyaṁ evaṁ antarāyakaraṁ anuttarassa yogakkhemassa adhigamāya yathayidaṁ, bhikkhave, itthiphoṭṭhabbaṁ.  Compared to the sound … smell … taste … touch of a woman, I do not see a single touch that is so arousing, sensuous, intoxicating, captivating, and infatuating, and such an obstacle to reaching the supreme sanctuary from the yoke. 

Yehi kho pana sabrahmacārīhi saddhiṁ viharati, tyassa manāpeneva bahulaṁ kāyakammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ vacīkammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ manokammena samudācaranti, appaṁ amanāpena;  When living with other spiritual practitioners, they usually find themselves treated agreeably by them by way of body, speech, and mind, and rarely disagreeably. 
Yehi kho pana bhikkhūhi saddhiṁ viharāmi, te maṁ manāpeneva bahulaṁ kāyakammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ vacīkammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; manāpeneva bahulaṁ manokammena samudācaranti, appaṁ amanāpena; 
When living with other mendicants, I am usually treated agreeably by them. 

“Ye te, bhante, puggalā assaddhā jīvikatthā na saddhā agārasmā anagāriyaṁ pabbajitā saṭhā māyāvino ketabino uddhatā unnaḷā capalā mukharā vikiṇṇavācā indriyesu aguttadvārā bhojane amattaññuno jāgariyaṁ ananuyuttā sāmaññe anapekkhavanto sikkhāya na tibbagāravā bāhulikā sāthalikā okkamane pubbaṅgamā paviveke nikkhittadhurā kusītā hīnavīriyā muṭṭhassatino asampajānā asamāhitā vibbhantacittā duppaññā eḷamūgā, te mayā evaṁ vuccamānā na padakkhiṇaṁ gaṇhanti.  “Sir, there are those faithless people who went forth from the lay life to homelessness not out of faith but to earn a livelihood. They’re devious, deceitful, and sneaky. They’re restless, insolent, fickle, scurrilous, and loose-tongued. They do not guard their sense doors or eat in moderation, and they are not dedicated to wakefulness. They don’t care about the ascetic life, and don’t keenly respect the training. They’re indulgent and slack, leaders in backsliding, neglecting seclusion, lazy, and lacking energy. They’re unmindful, lacking situational awareness and immersion, with straying minds, witless and stupid. When I speak to them like this, they don’t respectfully take it up. 
Ye pana te, bhante, kulaputtā saddhā agārasmā anagāriyaṁ pabbajitā asaṭhā amāyāvino aketabino anuddhatā anunnaḷā acapalā amukharā avikiṇṇavācā indriyesu guttadvārā bhojane mattaññuno jāgariyaṁ anuyuttā sāmaññe apekkhavanto sikkhāya tibbagāravā na bāhulikā na sāthalikā okkamane nikkhittadhurā paviveke pubbaṅgamā āraddhavīriyā pahitattā upaṭṭhitassatino sampajānā samāhitā ekaggacittā paññavanto aneḷamūgā, te mayā evaṁ vuccamānā padakkhiṇaṁ gaṇhantī”ti. 
Sir, there are those gentlemen who went forth from the lay life to homelessness out of faith. They’re not devious, deceitful, and sneaky. They’re not restless, insolent, fickle, scurrilous, and loose-tongued. They guard their sense doors and eat in moderation, and they are dedicated to wakefulness. They care about the ascetic life, and keenly respect the training. They’re not indulgent or slack, nor are they leaders in backsliding, neglecting seclusion. They’re energetic and determined. They’re mindful, with situational awareness, immersion, and unified minds; wise, not stupid. When I speak to them like this, they do respectfully take it up.” 

Saddhindriyena, vīriyindriyena, satindriyena, samādhindriyena, paññindriyena, āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati.  Качеством веры, качеством усердия, качеством осознанности, качеством сосредоточения, качеством мудрости и за счёт уничтожения умственных загрязнений в этой самой жизни он входит и пребывает в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, зная и проявляя эти состояния для себя самостоятельно посредством прямого знания. 
The faculties of faith, energy, mindfulness, immersion, and wisdom. And they realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life, and live having realized it with their own insight due to the ending of defilements. 

Saddhābalena, vīriyabalena, satibalena, samādhibalena, paññābalena, āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati.  Силой веры, силой усердия, силой осознанности, силой сосредоточения, силой мудрости и за счёт уничтожения умственных загрязнений в этой самой жизни он входит и пребывает в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, зная и проявляя эти состояния для себя самостоятельно посредством прямого знания. 
The powers of faith, energy, mindfulness, immersion, and wisdom. And they realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life, and live having realized it with their own insight due to the ending of defilements. 

Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tattha upapannā, mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati.  When those deities passed away from here, they were reborn there because of their faith, ethics, learning, generosity, and wisdom. I, too, have the same kind of faith, ethics, learning, generosity, and wisdom.’ 
Yasmiṁ, mahānāma, samaye ariyasāvako attano ca tāsañca devatānaṁ saddhañca sīlañca sutañca cāgañca paññañca anussarati nevassa tasmiṁ samaye rāgapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na dosapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na mohapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti; 
When a noble disciple recollects the faith, ethics, learning, generosity, and wisdom of both themselves and the deities their mind is not full of greed, hate, and delusion. 

Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tattha upapannā; mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati.  When those deities passed away from here, they were reborn there because of their faith, ethics, learning, generosity, and wisdom. I, too, have the same kind of faith, ethics, learning, generosity, and wisdom.’ 
Yasmiṁ, bhikkhave, samaye ariyasāvako attano ca tāsañca devatānaṁ saddhañca sīlañca sutañca cāgañca paññañca anussarati nevassa tasmiṁ samaye rāgapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na dosapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na mohapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti; 
When a noble disciple recollects the faith, ethics, learning, generosity, and wisdom of both themselves and the deities their mind is not full of greed, hate, and delusion. 

Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tattha upapannā; mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati.  When those deities passed away from here, they were reborn there because of their faith, ethics, learning, generosity, and wisdom. I, too, have the same kind of faith, ethics, learning, generosity, and wisdom.’ 
Yasmiṁ, āvuso, samaye ariyasāvako attano ca tāsañca devatānaṁ saddhañca sīlañca sutañca cāgañca paññañca anussarati nevassa tasmiṁ samaye rāgapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na dosapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na mohapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti; 
When a noble disciple recollects the faith, ethics, learning, generosity, and wisdom of both themselves and the deities their mind is not full of greed, hate, and delusion. 

“ke pana te, nāgita, uccāsaddā mahāsaddā kevaṭṭā maññe macchavilope”ti?  “Nāgita, who’s making that dreadful racket? You’d think it was fishermen hauling in a catch!” 

Tassa sā saddhā neva tiṭṭhati no vaḍḍhati hāyatiyeva, tassa sā hirī …pe…  However their faith, conscience, prudence, energy, and wisdom don’t last or grow, but dwindle away. 
Tassa sā saddhā neva hāyati no vaḍḍhati ṭhitā hoti. 
And their faith, conscience, prudence, energy, and wisdom lasts, neither dwindling nor growing. 

Yāvakīvañca, bhikkhave, bhikkhū saddhā bhavissanti; vuddhiyeva, bhikkhave, bhikkhūnaṁ pāṭikaṅkhā, no parihāni.  As long as the mendicants are faithful … 

Yo ca kho so, bhante, puriso saddho dānapati anuppadānarato taṁyeva arahanto paṭhamaṁ anukampantā anukampeyyuṁ”.  They’d show sympathy first for the faithful donor who loves charity.” 
Yo ca kho so, bhante, puriso saddho dānapati anuppadānarato taṁyeva arahanto paṭhamaṁ upasaṅkamantā upasaṅkameyyuṁ”. 
“They’d first approach the faithful donor who loves charity.” 
Yo ca kho so, bhante, puriso saddho dānapati anuppadānarato tasseva arahanto paṭhamaṁ paṭiggaṇhantā paṭiggaṇheyyuṁ”. 
“They’d receive alms first from the faithful donor who loves charity.” 
Yo ca kho so, bhante, puriso saddho dānapati anuppadānarato tasseva arahanto paṭhamaṁ dhammaṁ desentā deseyyuṁ”. 
“They’d first teach the Dhamma to the faithful donor who loves charity.” 
Yo ca kho so, bhante, puriso saddho dānapati anuppadānarato tasseva kalyāṇo kittisaddo abbhuggaccheyya”. 
“The faithful donor who loves charity would get a good reputation.” 
“Yo so, bhante, puriso assaddho maccharī kadariyo paribhāsako, kiṁ so yaṁyadeva parisaṁ upasaṅkamissati, yadi khattiyaparisaṁ yadi brāhmaṇaparisaṁ yadi gahapatiparisaṁ yadi samaṇaparisaṁ visārado upasaṅkamissati amaṅkubhūto. 
“How could the person who is faithless, stingy, miserly, and abusive enter any kind of assembly bold and assured, whether it’s an assembly of aristocrats, brahmins, householders, or ascetics? 
Yo ca kho so, bhante, puriso saddho dānapati anuppadānarato so yaṁyadeva parisaṁ upasaṅkameyya, yadi khattiyaparisaṁ yadi brāhmaṇaparisaṁ yadi gahapatiparisaṁ yadi samaṇaparisaṁ visārado upasaṅkameyya amaṅkubhūto”. 
The faithful donor who loves charity would enter any kind of assembly bold and assured, whether it’s an assembly of aristocrats, brahmins, householders, or ascetics.” 

“Kiṁ nu te, gahapati, nivesane manussā uccāsaddā mahāsaddā kevaṭṭā maññe macchavilope”ti?  “Householder, what’s with the people making that dreadful racket in your home? You’d think it was fishermen hauling in a catch!” 

‘eso itthannāmo āyasmā itthannāmassa āyasmato saddhivihāriko amukamhā gāmā vā nigamā vā agārasmā anagāriyaṁ pabbajito āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharatī’ti.  ‘This venerable named so-and-so, from such-and-such village or town, the protégé of the venerable named so-and-so, went forth from the lay life to homelessness. They’ve realized the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life. And they live having realized it with their own insight due to the ending of defilements.’ 
‘eso itthannāmo āyasmā itthannāmassa āyasmato saddhivihāriko amukamhā gāmā vā nigamā vā agārasmā anagāriyaṁ pabbajito āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharatī’ti. 
‘This venerable named so-and-so, from such-and-such village or town, the protégé of the venerable named so-and-so, went forth from the lay life to homelessness. They’ve realized the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life. And they live having realized it with their own insight due to the ending of defilements.’ 

Aṭṭhahi, bhikkhave, asaddhammehi abhibhūto pariyādinnacitto devadatto āpāyiko nerayiko kappaṭṭho atekiccho.  Overcome and overwhelmed by eight things that oppose the true teaching, Devadatta is going to a place of loss, to hell, there to remain for an eon, irredeemable. 
Imehi kho, bhikkhave, aṭṭhahi asaddhammehi abhibhūto pariyādinnacitto devadatto āpāyiko nerayiko kappaṭṭho atekiccho. 
Overcome and overwhelmed by these eight things that oppose the true teaching, Devadatta is going to a place of loss, to hell, there to remain for an eon, irredeemable. 

Aṭṭhahi, bhikkhave, asaddhammehi abhibhūto pariyādinnacitto devadatto āpāyiko nerayiko kappaṭṭho atekiccho.  Overcome and overwhelmed by eight things that oppose the true teaching, Devadatta is going to a place of loss, to hell, there to remain for an eon, irredeemable. 
Imehi kho, bhikkhave, aṭṭhahi asaddhammehi abhibhūto pariyādinnacitto devadatto āpāyiko nerayiko kappaṭṭho atekiccho. 
Overcome and overwhelmed by these eight things that oppose the true teaching, Devadatta is going to a place of loss, to hell, there to remain for an eon, irredeemable. 

‘sace kho ahaṁ obhāsañceva sañjāneyyaṁ, rūpāni ca passeyyaṁ, tāhi ca devatāhi saddhiṁ santiṭṭheyyaṁ sallapeyyaṁ sākacchaṁ samāpajjeyyaṁ, tā ca devatā jāneyyaṁ:  ‘What if I were to perceive light and see forms; and associate with those deities, converse, and engage in discussion; 
So kho ahaṁ, bhikkhave, aparena samayena appamatto ātāpī pahitatto viharanto obhāsañceva sañjānāmi, rūpāni ca passāmi, tāhi ca devatāhi saddhiṁ santiṭṭhāmi sallapāmi sākacchaṁ samāpajjāmi, tā ca devatā jānāmi: 
So after some time … I perceived light and saw forms. And I associated with those deities … And I found out which orders of gods those deities came from. 
‘sace kho ahaṁ obhāsañceva sañjāneyyaṁ, rūpāni ca passeyyaṁ, tāhi ca devatāhi saddhiṁ santiṭṭheyyaṁ sallapeyyaṁ sākacchaṁ samāpajjeyyaṁ, tā ca devatā jāneyyaṁ: 
‘What if I were to perceive light and see forms; and associate with those deities, converse, and engage in discussion; 
So kho ahaṁ, bhikkhave, aparena samayena appamatto ātāpī pahitatto viharanto obhāsañceva sañjānāmi, rūpāni ca passāmi, tāhi ca devatāhi saddhiṁ santiṭṭhāmi sallapāmi sākacchaṁ samāpajjāmi, tā ca devatā jānāmi: 
So after some time … 

‘kintāhaṁ saddho ca assaṁ, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseyyaṁ, catunnañca jhānānaṁ ābhicetasikānaṁ diṭṭhadhammasukhavihārānaṁ nikāmalābhī assaṁ akicchalābhī akasiralābhī, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti.  ‘How can I become faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, one who gets the four absorptions when they want, and one who lives having realized the ending of defilements?’ 
Yato ca kho, bhikkhave, bhikkhu saddho ca hoti, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseti, catunnañca jhānānaṁ ābhicetasikānaṁ diṭṭhadhammasukhavihārānaṁ nikāmalābhī hoti akicchalābhī akasiralābhī, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati; 
When they’re faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, one who gets the four absorptions when they want, and one who lives having realized the ending of defilements, 

‘kintāhaṁ saddho ca assaṁ, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseyyaṁ, ye te santā vimokkhā atikkamma rūpe āruppā te kāyena phusitvā vihareyyaṁ, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti.  ‘How can I become faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, one who gets the formless liberations, and one who lives having realized the ending of defilements?’ 

“ke pana te, nāgita, uccāsaddā mahāsaddā kevaṭṭā maññe macchavilope”ti?  “Nāgita, who’s making that dreadful racket? You’d think it was fishermen hauling in a catch!” 

“Saddhañce, bhikkhu, bhikkhu nissāya akusalaṁ pajahati kusalaṁ bhāveti, pahīnamevassa taṁ akusalaṁ hoti.  «Если, монах, Поддерживаемый верой монах отбрасывает неблагое и развивает благое, то неблагое действительно отбрасывается им. 
“Mendicant, if a mendicant supported by faith gives up the unskillful and develops the skillful, the unskillful is actually given up by them. 

Yato ca kho, nandaka, bhikkhu saddho ca hoti sīlavā ca, evaṁ so tenaṅgena paripūro hoti.  Но когда монах обладает верой, а также он нравственный, то в этом случае он полноценен в отношении этого фактора. 
When a mendicant is faithful and ethical, they’re complete in that respect. 
Yato ca kho, nandaka, bhikkhu saddho ca hoti sīlavā ca lābhī ca ajjhattaṁ cetosamādhissa, evaṁ so tenaṅgena paripūro hoti. 
Но когда монах обладает верой, [когда он] нравственный, а также обретает внутреннее успокоение ума, то в этом случае он полноценен в отношении этого фактора. 
When a mendicant is faithful and ethical and gets internal serenity of heart, they’re complete in that respect. 
Yato ca kho, nandaka, bhikkhu saddho ca hoti sīlavā ca lābhī ca ajjhattaṁ cetosamādhissa lābhī ca adhipaññādhammavipassanāya, evaṁ so tenaṅgena paripūro hotī”ti. 
Но когда монах обладает верой, [когда он] нравственный, обретает внутреннее успокоение ума и высшую мудрость прозрения в феномены, то в этом случае он полноценен в отношении этого фактора. 
When a mendicant is faithful and ethical and gets internal serenity of heart and gets the higher wisdom of discernment of principles, they’re complete in that respect.” 
Yato ca kho, nandaka, bhikkhu saddho ca hoti sīlavā ca, evaṁ so tenaṅgena paripūro hoti. 
 
When a mendicant is faithful and ethical, they’re complete in that respect. 

Yato ca kho, bhikkhave, bhikkhu saddho ca hoti sīlavā ca, evaṁ so tenaṅgena paripūro hoti.  When the mendicant is faithful and ethical, they’re complete in that respect. 
‘kintāhaṁ saddho ca assaṁ, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseyyaṁ, vinayadharo ca, āraññiko ca pantasenāsano, catunnañca jhānānaṁ ābhicetasikānaṁ diṭṭhadhammasukhavihārānaṁ nikāmalābhī assaṁ akicchalābhī akasiralābhī, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti. 
‘How can I become faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, an expert in the training, one who lives in the wilderness, in remote lodgings, one who gets the four absorptions when they want, and one who lives having realized the ending of defilements?’ 
Yato ca kho, bhikkhave, bhikkhu saddho ca hoti, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseti, vinayadharo ca, āraññiko ca pantasenāsano, catunnañca jhānānaṁ ābhicetasikānaṁ diṭṭhadhammasukhavihārānaṁ nikāmalābhī hoti akicchalābhī akasiralābhī, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati; 
When they’re faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, an expert in the training, one who lives in the wilderness, in remote lodgings, one who gets the four absorptions when they want, and one who lives having realized the ending of defilements, 

‘kintāhaṁ saddho ca assaṁ, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseyyaṁ, vinayadharo ca, āraññiko ca pantasenāsano, ye te santā vimokkhā atikkamma rūpe āruppā te ca kāyena phusitvā vihareyyaṁ, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti.  ‘How can I become faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, an expert in the training, one who lives in the wilderness, in remote lodgings, one who gets the formless liberations, and one who lives having realized the ending of defilements?’ 
Yato ca kho, bhikkhave, bhikkhu saddho ca hoti, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseti, vinayadharo ca, āraññiko ca pantasenāsano, ye te santā vimokkhā atikkamma rūpe āruppā te ca kāyena phusitvā viharati, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati; 
When they’re faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, an expert in the monastic law, one who lives in the wilderness, in remote lodgings, one who gets the formless liberations, and one who lives having realized the ending of defilements, 

Yato ca kho, bhikkhave, bhikkhu saddho ca hoti, sīlavā ca, evaṁ so tenaṅgena paripūro hoti.  When the mendicant is faithful and ethical, they’re complete in that respect. 
Yato ca kho, bhikkhave, bhikkhu saddho ca hoti, sīlavā ca, bahussuto ca, dhammakathiko ca, parisāvacaro ca, visārado ca parisāya dhammaṁ deseti, vinayadharo ca, anekavihitañca pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo …pe… iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, dibbena ca cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena …pe… yathākammūpage satte pajānāti, āsavānañca khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati. 
When they are faithful, ethical, and learned, a Dhamma speaker, one who frequents assemblies, one who teaches Dhamma to the assembly with assurance, an expert in the training, one who recollects their many kinds of past lives, one who with clairvoyance that surpasses the human sees sentient beings passing away and being reborn, and one who lives having realized the ending of defilements, 

Idha, bhikkhave, bhikkhu yattako hoti saddhāya sīlena sutena cāgena paññāya paṭibhānena, tassa te dhammā neva tiṭṭhanti no vaḍḍhanti.  It’s when a mendicant has a certain degree of faith, ethics, generosity, wisdom, and eloquence. Those qualities neither stagnate nor grow in them. 
Idha, bhikkhave, bhikkhu yattako hoti saddhāya sīlena sutena cāgena paññāya paṭibhānena, tassa te dhammā neva hāyanti no vaḍḍhanti. 
It’s when a mendicant has a certain degree of faith, ethics, generosity, wisdom, and eloquence. Those qualities neither decline nor grow in them. 
Idha, bhikkhave, bhikkhu yattako hoti saddhāya sīlena sutena cāgena paññāya paṭibhānena, tassa te dhammā neva tiṭṭhanti no hāyanti. 
It’s when a mendicant has a certain degree of faith, ethics, generosity, wisdom, and eloquence. Those qualities neither stagnate nor decline in them. 

“Saddho ca, puṇṇiya, bhikkhu hoti, no ca upasaṅkamitā; neva tāva tathāgataṁ dhammadesanā paṭibhāti.  “Puṇṇiya, when a mendicant has faith but doesn’t approach, the Realized One doesn’t feel inspired to teach. 
Yato ca kho, puṇṇiya, bhikkhu saddho ca hoti upasaṅkamitā ca, evaṁ tathāgataṁ dhammadesanā paṭibhāti. 
But when a mendicant has faith and approaches, the Realized One feels inspired to teach. 

“Siyā nu kho, bhante, bhikkhuno tathārūpo samādhipaṭilābho yathā na cakkhuṁ manasi kareyya, na rūpaṁ manasi kareyya, na sotaṁ manasi kareyya, na saddaṁ manasi kareyya, na ghānaṁ manasi kareyya, na gandhaṁ manasi kareyya, na jivhaṁ manasi kareyya, na rasaṁ manasi kareyya, na kāyaṁ manasi kareyya, na phoṭṭhabbaṁ manasi kareyya, na pathaviṁ manasi kareyya, na āpaṁ manasi kareyya, na tejaṁ manasi kareyya, na vāyaṁ manasi kareyya, na ākāsānañcāyatanaṁ manasi kareyya, na viññāṇañcāyatanaṁ manasi kareyya, na ākiñcaññāyatanaṁ manasi kareyya, na nevasaññānāsaññāyatanaṁ manasi kareyya, na idhalokaṁ manasi kareyya, na paralokaṁ manasi kareyya, yampidaṁ diṭṭhaṁ sutaṁ mutaṁ viññātaṁ pattaṁ pariyesitaṁ anuvicaritaṁ manasā, tampi na manasi kareyya;  «Учитель, может ли монах обрести такое состояние сосредоточения, что он не будет обращать внимание на глаз и формы, ухо и звуки, нос и запахи, язык и вкусы, тело и тактильные ощущения; [а также] не будет обращать внимание на землю; воду; огонь; воздух; сферу безграничного пространства; сферу безграничного сознания; сферу отсутствия всего; сферу ни восприятия, ни не-восприятия; не будет обращать внимание на этот мир; не будет обращать внимание на иной мир; Не будет обращать внимание на что-либо видимое, слышимое, ощущаемое, познаваемое, достигаемое, измышляемое и изучаемое умом, 
“Could it be, sir, that a mendicant might gain a state of immersion like this. They wouldn’t focus on the eye or sights, ear or sounds, nose or smells, tongue or tastes, or body or touches. They wouldn’t focus on earth in earth, water in water, fire in fire, or air in air. And they wouldn’t focus on the dimension of infinite space in the dimension of infinite space, the dimension of infinite consciousness in the dimension of infinite consciousness, the dimension of nothingness in the dimension of nothingness, or the dimension of neither perception nor non-perception in the dimension of neither perception nor non-perception. They wouldn’t focus on this world in this world, or the other world in the other world. And they wouldn’t focus on what is seen, heard, thought, known, attained, sought, or explored by the mind. 
“Siyā, ānanda, bhikkhuno tathārūpo samādhipaṭilābho yathā na cakkhuṁ manasi kareyya, na rūpaṁ manasi kareyya, na sotaṁ manasi kareyya, na saddaṁ manasi kareyya, na ghānaṁ manasi kareyya, na gandhaṁ manasi kareyya, na jivhaṁ manasi kareyya, na rasaṁ manasi kareyya, na kāyaṁ manasi kareyya, na phoṭṭhabbaṁ manasi kareyya, na pathaviṁ manasi kareyya, na āpaṁ manasi kareyya, na tejaṁ manasi kareyya, na vāyaṁ manasi kareyya, na ākāsānañcāyatanaṁ manasi kareyya, na viññāṇañcāyatanaṁ manasi kareyya, na ākiñcaññāyatanaṁ manasi kareyya, na nevasaññānāsaññāyatanaṁ manasi kareyya, na idhalokaṁ manasi kareyya, na paralokaṁ manasi kareyya, yampidaṁ diṭṭhaṁ sutaṁ mutaṁ viññātaṁ pattaṁ pariyesitaṁ anuvicaritaṁ manasā, tampi na manasi kareyya; 
«Может, Ананда». 
“It could be, Ānanda.” 

Na hi, saddha, assakhaḷuṅkassa doṇiyā baddhassa evaṁ hoti:  Потому что когда дикий жеребёнок привязан возле кормушки, он не задаётся вопросом: 
Because it doesn’t occur to the wild colt tied up by the feeding trough: 
Bhadrassa hi, saddha, assājānīyassa doṇiyā baddhassa evaṁ hoti: 
Потому что когда отличный чистокровный скакун привязан возле кормушки, он задаётся вопросом: 
Because it occurs to the fine thoroughbred tied up by the feeding trough: 
Bhadro hi, saddha, assājānīyo yathā iṇaṁ yathā bandhaṁ yathā jāniṁ yathā kaliṁ evaṁ patodassa ajjhoharaṇaṁ samanupassati. 
потому что этот отличный чистокровный конь считает применение заострённого прута [для подгонки] долгом, оковами, потерей, неудачей. 
For that fine thoroughbred regards the use of the goad as a debt, a bond, a loss, a misfortune. 
“Idha, saddha, bhadrassa purisājānīyassa pathaviyaṁ pathavisaññā vibhūtā hoti, āpasmiṁ āposaññā vibhūtā hoti, tejasmiṁ tejosaññā vibhūtā hoti, vāyasmiṁ vāyosaññā vibhūtā hoti, ākāsānañcāyatane ākāsānañcāyatanasaññā vibhūtā hoti, viññāṇañcāyatane viññāṇañcāyatanasaññā vibhūtā hoti, ākiñcaññāyatane ākiñcaññāyatanasaññā vibhūtā hoti, nevasaññānāsaññāyatane nevasaññānāsaññāyatanasaññā vibhūtā hoti, idhaloke idhalokasaññā vibhūtā hoti, paraloke paralokasaññā vibhūtā hoti, yampidaṁ diṭṭhaṁ sutaṁ mutaṁ viññātaṁ pattaṁ pariyesitaṁ anuvicaritaṁ manasā, tatrāpi saññā vibhūtā hoti. 
«Сандха, у отличного безупречного человека исчезло восприятие земли в отношении земли, исчезло восприятие воды… огня… воздуха… сферы безграничного пространства… сферы безграничного сознания… сферы отсутствия всего… сферы ни восприятия, ни не-восприятия… этого мира… иного мира… исчезло восприятие в отношении всего видимого, слышимого, ощущаемого, познаваемого, достигаемого, измышляемого и изучаемого умом. 
“Sandha, for a fine thoroughbred person, the perception of earth has vanished in relation to earth. The perception of water … fire … air has vanished in relation to air. The perception of the dimension of infinite space has vanished in relation to the dimension of infinite space. The perception of the dimension of infinite consciousness … nothingness … neither perception nor non-perception has vanished in relation to the dimension of neither perception nor non-perception. The perception of this world has vanished in relation to this world. The perception of the other world has vanished in relation to the other world. And the perception of what is seen, heard, thought, known, attained, sought, or explored by the mind has vanished. 
Evaṁ jhāyī kho, saddha, bhadro purisājānīyo neva pathaviṁ nissāya jhāyati …pe… 
Медитируя так, Сандха, отличный безупречный человек не медитирует в зависимости от земли… 
That’s how that fine thoroughbred person doesn’t meditate dependent on earth, water, fire, and air. They don’t meditate dependent on the dimension of infinite space, infinite consciousness, nothingness, or neither perception nor non-perception. They don’t meditate dependent on this world or the other world. 

Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tatthūpapannā, mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati.  Точно такая же вера есть и у меня тоже. 
When those deities passed away from here, they were reborn there because of their faith, ethics, learning, generosity, and wisdom. I, too, have the same kind of faith, ethics, learning, generosity, and wisdom.’ 
Yasmiṁ, mahānāma, samaye ariyasāvako attano ca tāsañca devatānaṁ saddhañca sīlañca sutañca cāgañca paññañca anussarati, nevassa tasmiṁ samaye rāgapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na dosapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na mohapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti; 
Когда ученик Благородных памятует о вере, нравственном поведении, учёности, щедрости, мудрости как в себе, так и в тех божествах, то в этом случае его ум не охвачен жаждой, злобой или заблуждением. 
When a noble disciple recollects the faith, ethics, learning, generosity, and wisdom of both themselves and the deities their mind is not full of greed, hate, and delusion. 

Yathārūpāya saddhāya samannāgatā tā devatā ito cutā tatthūpapannā, mayhampi tathārūpā saddhā saṁvijjati.  Наделённые таким-то [уровнем] веры, они, умерев здесь [в этой жизни], переродились там. Точно такая же вера есть и у меня тоже. 
 
Yasmiṁ, mahānāma, samaye ariyasāvako attano ca tāsañca devatānaṁ saddhañca sīlañca sutañca cāgañca paññañca anussarati, nevassa tasmiṁ samaye rāgapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na dosapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti, na mohapariyuṭṭhitaṁ cittaṁ hoti; 
Когда ученик Благородных памятует о вере, нравственном поведении, учёности, щедрости, мудрости как в себе, так и в тех божествах, то в этом случае его ум не охвачен жаждой, злобой или заблуждением. 
When a noble disciple recollects the faith, ethics, learning, generosity, and wisdom of both themselves and the deities their mind is not full of greed, hate, and delusion. 

‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ bījagāmabhūtagāmasamārambhaṁ anuyuttā viharanti,  «„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности наносить таким образом вред семенам и растениям всех видов, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in injuring plants and seeds. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ sannidhikāraparibhogaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности собирать и использовать таким образом запасы, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in storing up goods for their own use. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ visūkadassanaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности посещать таким образом зрелища, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in seeing shows. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ jūtappamādaṭṭhānānuyogaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности предаваться таким образом игре в кости и легкомыслию, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in gambling that causes negligence. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ uccāsayanamahāsayanaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности пользоваться таким образом высоким ложем или большим ложем, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still make use of high and luxurious bedding. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ maṇḍanavibhūsanaṭṭhānānuyogaṁ anuyuttā viharanti, seyyathidaṁ— 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности заниматься таким образом украшениями и нарядами, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in beautifying and adorning themselves with garlands, fragrance, and makeup. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ tiracchānakathaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают таким образом в склонности к низменным беседам, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in low talk. This includes such topics as 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ viggāhikakathaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают таким образом в склонности к пререканиям, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in arguments. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ dūteyyapahiṇagamanānuyogaṁ anuyuttā viharanti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности исполнять таким образом обязанность вестника или посыльного, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in running errands and messages. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
«„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
‘Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
„В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
‘There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 

Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ bījagāmabhūtagāmasamārambhaṁ anuyuttā viharanti.  В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности наносить таким образом вред семенам и растениям всех видов, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in injuring plants and seeds. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ sannidhikāraparibhogaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности собирать и использовать таким образом запасы, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in storing up goods for their own use. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ visūkadassanaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности посещать таким образом зрелища, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in seeing shows. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ jūtappamādaṭṭhānānuyogaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности предаваться таким образом игре в кости и легкомыслию, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in gambling that causes negligence. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ uccāsayanamahāsayanaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности пользоваться таким образом высоким ложем или большим ложем, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still make use of high and luxurious bedding. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ maṇḍanavibhūsanaṭṭhānānuyogaṁ anuyuttā viharanti. 
51. В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности заниматься таким образом украшениями и нарядами, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in beautifying and adorning themselves with garlands, fragrance, and makeup. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ tiracchānakathaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают таким образом в склонности к низменным беседам, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in low talk. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ viggāhikakathaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают таким образом в склонности к пререканиям, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in arguments. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpaṁ dūteyyapahiṇagamanānuyogaṁ anuyuttā viharanti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, пребывают в склонности исполнять таким образом обязанность вестника или посыльного, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in running errands and messages. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te kuhakā ca honti lapakā ca nemittikā ca nippesikā ca lābhena lābhaṁ nijigīsitāro ca. Iti evarūpā kuhanalapanā paṭivirato hoti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, бывают и обманщиками, и болтунами, и прорицателями, и фокусниками, страстно желая все новой и новой прибыли, — он избегает таким образом обмана и болтовни. 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still engage in deceit, flattery, hinting, and belittling, and using material things to chase after other material things. They refrain from such deceit and flattery. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti. 
В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Seyyathāpi, mahārāja, puriso addhānamaggappaṭipanno. So suṇeyya bherisaddampi mudiṅgasaddampi saṅkhapaṇavadindimasaddampi. Tassa evamassa: ‘bherisaddo’ itipi, ‘mudiṅgasaddo’ itipi, ‘saṅkhapaṇavadindimasaddo’ itipi. 
Подобно тому, великий царь, как человек, который, находясь на главной дороге, слышит звук литавр, звук барабана, звук раковины, цимбал, гонга, может сказать себе: „Вот звук литавр, вот звук барабана, вот звук раковины, цимбал, гонга“ — 
Suppose there was a person traveling along the road. They’d hear the sound of drums, clay drums, horns, kettledrums, and tom-toms. They’d think: ‘That’s the sound of drums,’ and ‘that’s the sound of clay drums,’ and ‘that’s the sound of horns, kettledrums, and tom-toms.’ 

Ye ca kho te, bho gotama, muṇḍakā samaṇakā ibbhā kaṇhā bandhupādāpaccā, tehipi me saddhiṁ evaṁ kathāsallāpo hoti, yathariva bhotā gotamenā”ti.  Что же, почтенный Готама, до негодных бритоголовых отшельников, прислужников, нечистых, происшедших от стоп родичей, то с ними я беседую так же, как и с тобой, почтенный Готама». 
But as to these shavelings, fake ascetics, primitives, black spawn from the feet of our kinsman, I converse with them as I do with Mister Gotama.” 
Tena kho pana samayena brāhmaṇo pokkharasāti ukkaṭṭhāya nikkhamitvā mahatā brāhmaṇagaṇena saddhiṁ sake ārāme nisinno hoti ambaṭṭhaṁyeva māṇavaṁ paṭimānento. 
В это самое время брахман Поккхарасади, выйдя из Уккаттхи вместе с большим числом брахманов, уселся в своей роще, ожидая юного Амбаттху. 
Now at that time the brahmin Pokkharasāti had come out from Ukkaṭṭhā together with a large group of brahmins and was sitting in his own park just waiting for Ambaṭṭha. 
“Ahu pana te, tāta ambaṭṭha, samaṇena gotamena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«Была ли у тебя, дорогой Амбаттха, какая-либо беседа с отшельником Готамой?» 
“And did you have some discussion with him?” 
“Ahu kho me, bho, samaṇena gotamena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti. 
«Была у меня, почтенный, одна беседа с отшельником Готамой». 
“I did.” 
“Yathā kathaṁ pana te, tāta ambaṭṭha, ahu samaṇena gotamena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«Какая же, дорогой Амбаттха, была у тебя беседа с отшельником Готамой?» 
“And what kind of discussion did you have with him?” 
“Ahu pana te, bho gotama, ambaṭṭhena māṇavena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«Была ли у тебя, почтенный Готама, какая-либо беседа с юным Амбаттхой?» 
“And did you have some discussion with him?” 
“Ahu kho me, brāhmaṇa, ambaṭṭhena māṇavena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti. 
«Была у меня, брахман, одна беседа с юным Амбаттхой». 
“I did.” 
“Yathākathaṁ pana te, bho gotama, ahu ambaṭṭhena māṇavena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«Какая же, почтенный Готама, была у тебя беседа с юным Амбаттхой?» 
“And what kind of discussion did you have with him?” 

Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti.  В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью. 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. … 

Yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti,  В то время как некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
There are some ascetics and brahmins who, while enjoying food given in faith, still earn a living by low lore, by wrong livelihood. 
Yampi, māṇava, bhikkhu yathā vā paneke bhonto samaṇabrāhmaṇā saddhādeyyāni bhojanāni bhuñjitvā te evarūpāya tiracchānavijjāya micchājīvena jīvitaṁ kappenti, 
В то время как, юноша, некоторые почтенные отшельники и брахманы, поедая пищу, поданную верующими, добывают таким образом средства к существованию низменными знаниями и неправедной жизнью, 
Seyyathāpi, māṇava, puriso addhānamaggappaṭipanno. So suṇeyya bherisaddampi mudiṅgasaddampi saṅkhapaṇavadindimasaddampi. Tassa evamassa—bherisaddo itipi mudiṅgasaddo itipi saṅkhapaṇavadindimasaddo itipi. 
Подобно тому, юноша, как человек, который, находясь на главной дороге, слышит звук литавр, звук барабана, звук раковины, цимбал, гонга, может сказать себе: „Вот звук литавр, вот звук барабана, вот звук раковины, цимбал, гонга“ —. 
Suppose there was a person traveling along the road. They’d hear the sound of drums, clay drums, horns, kettledrums, and tom-toms. They’d think: ‘That’s the sound of drums,’ and ‘that’s the sound of clay drums,’ and ‘that’s the sound of horns, kettledrums, and tom-toms.’ 

Tamenaṁ aññataro saddho pasanno passati taṁ bhikkhuṁ anekavihitaṁ iddhividhaṁ paccanubhontaṁ—ekopi hutvā bahudhā hontaṁ, bahudhāpi hutvā eko hontaṁ; āvibhāvaṁ tirobhāvaṁ; tirokuṭṭaṁ tiropākāraṁ tiropabbataṁ asajjamānaṁ gacchantaṁ seyyathāpi ākāse; pathaviyāpi ummujjanimujjaṁ karontaṁ seyyathāpi udake; udakepi abhijjamāne gacchantaṁ seyyathāpi pathaviyaṁ; ākāsepi pallaṅkena kamantaṁ seyyathāpi pakkhī sakuṇo; imepi candimasūriye evaṁ mahiddhike evaṁ mahānubhāve pāṇinā parāmasantaṁ parimajjantaṁ yāva brahmalokāpi kāyena vasaṁ vattentaṁ.  И другой, благочестивый верующий, видит его, этого монаха, осуществляющего различные виды сверхъестественных способностей: будучи одним, становящегося многочисленным; будучи многочисленным, становящегося одним; становящегося видимым, будучи скрытым; беспрепятственно проходящего через стену, через ограду, через гору, словно через воздух; опускающегося в землю и поднимающегося [из нее], словно из воды; не погружаясь, идущего по воде, словно по земле; сидя со скрещенными ногами, возносящегося в небо, словно крылатая птица; касающегося рукой и схватывающего солнце и луну — эти столь великие, столь чудесные [светила]; [своим] телом достигающего даже мира Брахмы. 
Someone with faith and confidence sees that mendicant performing those superhuman feats. 
Tamenaṁ so assaddho appasanno taṁ saddhaṁ pasannaṁ evaṁ vadeyya: 
И тогда тот не благочестивый и не верующий может сказать этому благочестивому верующему так: 
But the one lacking faith and confidence would say to them: 
api nu so assaddho appasanno taṁ saddhaṁ pasannaṁ evaṁ vadeyyā”ti? 
Может ли тот не благочестивый и не верующий сказать так этому благочестивому верующему?» 
Wouldn’t someone lacking faith speak like that?” 
Tamenaṁ so assaddho appasanno taṁ saddhaṁ pasannaṁ evaṁ vadeyya: 
И тогда тот не благочестивый и не верующий может сказать этому благочестивому верующему так: 
But the one lacking faith and confidence would say to them: 
api nu so assaddho appasanno taṁ saddhaṁ pasannaṁ evaṁ vadeyyā”ti? 
Может ли тот не благочестивый и не верующий сказать так этому благочестивому верующему?» 
Wouldn’t someone lacking faith speak like that?” 

Atha khvāhaṁ, bhikkhave, avihehi ca devehi atappehi ca devehi sudassehi ca devehi saddhiṁ yena sudassī devā tenupasaṅkamiṁ. Atha khvāhaṁ, bhikkhave, avihehi ca devehi atappehi ca devehi sudassehi ca devehi sudassīhi ca devehi saddhiṁ yena akaniṭṭhā devā tenupasaṅkamiṁ. Tasmiṁ, bhikkhave, devanikāye anekāni devatāsahassāni anekāni devatāsatasahassāni yenāhaṁ tenupasaṅkamiṁsu, upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, tā devatā maṁ etadavocuṁ:  И затем, монахи, вместе с богами авиха, и богами атаппа, и богами судасса я приблизился к богам судасси. И затем, монахи, вместе с богами авиха, и богами атаппа, и богами судасса, и богами судасси я приблизился к богам аканиттха. И вот в этом собрании богов, монахи, многие тысячи божеств приблизились ко мне; приблизившись, они приветствовали меня и стали в стороне. И вот, монахи, стоя в стороне, эти божества сказали мне: 
and the fair seeing gods. Then together with all these gods I went to see the gods of Akaniṭṭha, where we had a similar conversation. 

Kusāvatī, ānanda, rājadhānī dasahi saddehi avivittā ahosi divā ceva rattiñca, seyyathidaṁ—  В царской столице Кусавати, Ананда, днем и ночью не утихали звуки десяти [видов], а именно: 
Kusāvatī was never free of ten sounds by day or night, namely: 

Kusāvatī, ānanda, rājadhānī dasahi saddehi avivittā ahosi divā ceva rattiñca, seyyathidaṁ—  В царской столице Кусавати, Ананда, и днем и ночью не утихали звуки десяти [видов], а именно: 
Kusāvatī was never free of ten sounds by day or night, namely: 

ekaṁ samayaṁ bhagavā sakkesu viharati kapilavatthusmiṁ mahāvane mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi;  Однажды Благостный пребывал у сакков в Капилаваттху в большом лесу вместе с большой толпой монахов, пятью сотнями монахов, все [из которых были] архатами. 
At one time the Buddha was staying in the land of the Sakyans, in the Great Wood near Kapilavatthu, together with a large Saṅgha of five hundred mendicants, all of whom were perfected ones. 
“ayaṁ kho bhagavā sakkesu viharati kapilavatthusmiṁ mahāvane mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi; 
«Ведь этот Благостный пребывает у сакков в Капилаваттху в большом лесу вместе с большой толпой монахов, пятью сотнями монахов, все [из которых] — архаты. 
 

Yathārūpañca kho, bhante, sotaviññeyyaṁ saddaṁ sevato …pe…  Когда, господин, при восприятии звука, постигаемого ухом, пропадают … 
You should not cultivate the kind of sound, 

Bhavanto kho pana me saddhāyikā paccayikā, yaṁ bhavantehi diṭṭhaṁ, yathā sāmaṁ diṭṭhaṁ evametaṁ bhavissatī’ti.  Ведь вы, досточтимые, достойны моего доверия и надежны, и то, что увидено досточтимыми, — будет все равно, что увидено [мною самим]“. 
I trust you and believe you. Anything you see will be just as if I’ve seen it for myself.’ 
Bhavanto kho pana me saddhāyikā paccayikā, yaṁ bhavantehi diṭṭhaṁ, yathā sāmaṁ diṭṭhaṁ evametaṁ bhavissatī’ti. 
Ведь вы, досточтимые, достойны моего доверия и надежны, и то, что увидено досточтимыми, будет все равно, что увидено [мною самим]“. 
I trust you and believe you. Anything you see will be just as if I’ve seen it for myself.’ 
Bhavanto kho pana me saddhāyikā paccayikā, yaṁ bhavantehi diṭṭhaṁ, yathā sāmaṁ diṭṭhaṁ evametaṁ bhavissatī’ti. 
Ведь вы, досточтимые, достойны моего доверия и надежны, и то, что увидено досточтимыми, будет все равно, что увидено [мною самим]“. 
I trust you and believe you. Anything you see will be just as if I’ve seen it for myself.’ 
‘ambho kassa nu kho eso saddo evaṁrajanīyo evaṅkamanīyo evaṁmadanīyo evambandhanīyo evaṁmucchanīyo’ti. 
„Эй, чей же это звук — столь восхитительный, столь сладкий, столь опьяняющий, столь порабощающий, столь одурманивающий?“ 
‘What is making this sound, so arousing, sensuous, intoxicating, infatuating, and captivating?’ 
‘ambho, kassa nu kho eso saddo evaṁrajanīyo evaṅkamanīyo evaṁmadanīyo evambandhanīyo evaṁmucchanīyo’ti. 
„Эй, чей же это звук — столь восхитительный, столь сладкий, столь опьяняющий, столь порабощающий, столь одурманивающий?“ 
‘Mister, what is making this sound, so arousing, sensuous, intoxicating, infatuating, and captivating?’ 
‘Eso kho, bho, saṅkho nāma yasseso saddo evaṁrajanīyo evaṅkamanīyo evaṁmadanīyo evambandhanīyo evaṁmucchanīyo’ti. 
„Это, почтенные, раковина — от нее и звук, столь восхитительный, столь сладкий, столь опьяняющий, столь порабощающий, столь одурманивающий“. 
‘The sound is made by this, which is called a horn.’ 
‘yadā kira, bho, ayaṁ saṅkho nāma purisasahagato ca hoti vāyāmasahagato ca vāyusahagato ca, tadāyaṁ saṅkho saddaṁ karoti, yadā panāyaṁ saṅkho neva purisasahagato hoti na vāyāmasahagato na vāyusahagato, nāyaṁ saṅkho saddaṁ karotī’ti. 
„Ведь тогда лишь, когда эта раковина соединена с человеком, и соединена с усилием, и соединена с воздухом, то эта раковина издает звук. Когда же эта раковина не соединена с человеком, не соединена с усилием, не соединена с воздухом, то эта раковина не издает звука“. 
‘So, it seems, when what is called a horn is accompanied by a person, effort, and wind, it makes a sound. But when these things are absent it makes no sound.’ 

Cakkhuñceva rūpā ca, sotañceva saddā ca, ghānañceva gandhā ca, jivhā ceva rasā ca, kāyo ceva phoṭṭhabbā ca, mano ceva dhammā ca.  глаз и образы, ухо и звуки, нос и запахи, язык и вкусы, тело и осязаемые предметы, разум и постигаемые предметы. 
The eye and sights, the ear and sounds, the nose and smells, the tongue and tastes, the body and touches, and the mind and ideas. 

aviññāpitatthā cassa honti sāvakā saddhamme, na ca tesaṁ kevalaṁ paripūraṁ brahmacariyaṁ āvikataṁ hoti uttānīkataṁ sabbasaṅgāhapadakataṁ sappāṭihīrakataṁ yāva devamanussehi suppakāsitaṁ.  передана всецело просветленным, ученики же его не постигли сути благой истины, и единственно совершенное целомудрие не стало открытым им, очевидным, изложенным во всей совокупности, хорошо обоснованным, хорошо преподанным среди людей, 
But the disciples have not been educated in the meaning of that good teaching. And the spiritual practice that’s entirely full and pure has not been disclosed and revealed to them; its sayings have not all been collected; and it has not been well proclaimed with its demonstrable basis wherever there are gods and humans. 
‘Satthā ca no loke udapādi arahaṁ sammāsambuddho, dhammo ca svākkhāto suppavedito niyyāniko upasamasaṁvattaniko sammāsambuddhappavedito, aviññāpitatthā camha saddhamme, na ca no kevalaṁ paripūraṁ brahmacariyaṁ āvikataṁ hoti uttānīkataṁ sabbasaṅgāhapadakataṁ sappāṭihīrakataṁ yāva devamanussehi suppakāsitaṁ. 
[Они говорят]: „В мире у нас появился учитель — архат, всецело просветленный, и истина хорошо преподана, хорошо передана, ведет к благу, доставляет успокоение, передана всецело просветленным, мы же не постигли сути благой истины, и единственно совершенное целомудрие не стало открытым нам, очевидным, изложенным во всей совокупности, хорошо обоснованным, хорошо преподанным среди людей, 
They think: ‘Our teacher was perfected, a fully awakened Buddha. His teaching was well explained, but we were not educated in its meaning. And the spiritual practice was not fully disclosed and revealed to us; its sayings have not all been collected; and it has not been well proclaimed with its demonstrable basis wherever there are gods and humans. 
Viññāpitatthā cassa honti sāvakā saddhamme, kevalañca tesaṁ paripūraṁ brahmacariyaṁ āvikataṁ hoti uttānīkataṁ sabbasaṅgāhapadakataṁ sappāṭihīrakataṁ yāva devamanussehi suppakāsitaṁ. 
и ученики его постигли суть благой истины, и единственно совершенное целомудрие стало открытым им, очевидным, изложенным во всей совокупности, хорошо обоснованным, хорошо преподанным среди людей, 
The disciples have been educated in the meaning of that good teaching. And the spiritual practice that’s entirely full and pure has been disclosed and revealed to them; its sayings have all been collected; and it has been well proclaimed with its demonstrable basis wherever there are gods and humans. 
Viññāpitatthā camha saddhamme, kevalañca no paripūraṁ brahmacariyaṁ āvikataṁ hoti uttānīkataṁ sabbasaṅgāhapadakataṁ sappāṭihīrakataṁ yāva devamanussehi suppakāsitaṁ. 
и мы постигли суть благой истины, и единственно совершенное целомудрие стало открытым нам, очевидным, изложенным во всей совокупности, хорошо обоснованным, хорошо преподанным среди людей, 
we were educated in its meaning, and the spiritual practice was fully disclosed to us. 
Viññāpitatthā ca me sāvakā saddhamme, kevalañca tesaṁ paripūraṁ brahmacariyaṁ āvikataṁ uttānīkataṁ sabbasaṅgāhapadakataṁ sappāṭihīrakataṁ yāva devamanussehi suppakāsitaṁ. 
и ученики мои постигли суть благой истины, и единственно совершенное целомудрие стало открытым им, им очевидным, изложенным во всей совокупности, хорошо обоснованным, хорошо преподанным среди людей. 
My disciples have been educated in the meaning of that good teaching. And the spiritual practice that’s entirely full and pure has been disclosed and revealed to them with all its collected sayings, with its demonstrable basis, well proclaimed wherever there are gods and humans. 

Tepi kho yakkhā uṭṭhāyāsanā appekacce bhagavantaṁ abhivādetvā padakkhiṇaṁ katvā tatthevantaradhāyiṁsu. Appekacce bhagavatā saddhiṁ sammodiṁsu, sammodanīyaṁ kathaṁ sāraṇīyaṁ vītisāretvā tatthevantaradhāyiṁsu. Appekacce yena bhagavā tenañjaliṁ paṇāmetvā tatthevantaradhāyiṁsu. Appekacce nāmagottaṁ sāvetvā tatthevantaradhāyiṁsu. Appekacce tuṇhībhūtā tatthevantaradhāyiṁsūti.  И когда яккхи поднялись с сиденья, то некоторые приветствовали Благостного и, обойдя [его] с правой стороны, тут же исчезли; некоторые, обменявшись с Благостным дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием, тут же исчезли; некоторые со сложенными ладонями, поклонившись Благостному, тут же исчезли; некоторые, назвав [свое] имя и род, тут же исчезли; некоторые, оставаясь безмолвными, тут же исчезли. 
And before the other spirits present vanished, some bowed and respectfully circled the Buddha, keeping him on their right side, some exchanged greetings and polite conversation, some held up their joined palms toward the Buddha, some announced their name and clan, while some kept silent. 
Appekacce mayā saddhiṁ sammodiṁsu, sammodanīyaṁ kathaṁ sāraṇīyaṁ vītisāretvā tatthevantaradhāyiṁsu. 
некоторые, обменявшись с Благостным дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием, тут же исчезли; 
 

‘Ayaṁ samādhi santo paṇīto paṭippassaddhaladdho ekodibhāvādhigato, na sasaṅkhāraniggayhavāritagato’ti paccattaṁyeva ñāṇaṁ uppajjati.  „Эта сосредоточенность хороша, возвышенна, обрела успокоение, достигла собранности и не испытывает препятствий, не будучи охвачена наклонностями“ — такое знание возникает в сердце. 
‘This immersion is peaceful and sublime and tranquil and unified, not held in place by forceful suppression.’ 

Ye pana te kulaputtā saddhā agārasmā anagāriyaṁ pabbajitā, asaṭhā amāyāvino aketabino anuddhatā anunnaḷā acapalā amukharā avikiṇṇavācā, indriyesu guttadvārā, bhojane mattaññuno, jāgariyaṁ anuyuttā, sāmaññe apekkhavanto, sikkhāya tibbagāravā, na bāhulikā na sāthalikā, okkamane nikkhittadhurā, paviveke pubbaṅgamā, āraddhavīriyā pahitattā upaṭṭhitassatī sampajānā samāhitā ekaggacittā paññavanto aneḷamūgā, te āyasmato sāriputtassa imaṁ dhammapariyāyaṁ sutvā pivanti maññe, ghasanti maññe vacasā ceva manasā ca:  Но есть представители клана, которые ушли из жизни домохозяйской в жизнь бездомную благодаря вере, не жуликоватые… не беспорядочные в своих речах; которые охраняют способности [органов чувств], предаются бодрствованию, интересуются затворничеством, имеют великое уважение к тренировке, не проживают в роскоши и не беспечны, усердны в том, чтобы избежать падения, они превосходят других в затворничестве, усердные, решительные, утверждены в осознанности, бдительные, сосредоточенные, с собранными умами, обладающие мудростью, не тупоумные. Эти, услышав беседу по Дхамме от достопочтенного Сарипутты, словом и мыслью как будто бы едят и пьют её. 
But there are those gentlemen who went forth from the lay life to homelessness out of faith. They’re not devious, deceitful, and sneaky. They’re not restless, insolent, fickle, scurrilous, and loose-tongued. They guard their sense doors and eat in moderation, and they are dedicated to wakefulness. They care about the ascetic life, and keenly respect the training. They’re not indulgent or slack, nor are they leaders in backsliding, neglecting seclusion. They’re energetic and determined. They’re mindful, with situational awareness, immersion, and unified minds; wise, not stupid. Hearing this exposition of the teaching from Venerable Sāriputta, they drink it up and devour it, as it were. And in speech and thought they say: 
evameva kho, āvuso, ye te kulaputtā saddhā agārasmā anagāriyaṁ pabbajitā, asaṭhā amāyāvino aketabino anuddhatā anunnaḷā acapalā amukharā avikiṇṇavācā, indriyesu guttadvārā, bhojane mattaññuno, jāgariyaṁ anuyuttā, sāmaññe apekkhavanto, sikkhāya tibbagāravā, na bāhulikā na sāthalikā, okkamane nikkhittadhurā, paviveke pubbaṅgamā, āraddhavīriyā pahitattā upaṭṭhitassatī sampajānā samāhitā ekaggacittā paññavanto aneḷamūgā, te āyasmato sāriputtassa imaṁ dhammapariyāyaṁ sutvā pivanti maññe, ghasanti maññe vacasā ceva manasā ca: 
точно также, есть представители клана, которые ушли из жизни домохозяйской… словом и мыслью как будто бы едят и пьют её. 
In the same way, those gentlemen who went forth from the lay life to homelessness out of faith … say: 

Ākaṅkheyya ce, bhikkhave, bhikkhu: ‘dibbāya sotadhātuyā visuddhāya atikkantamānusikāya ubho sadde suṇeyyaṁ—dibbe ca mānuse ca ye dūre santike cā’ti, sīlesvevassa paripūrakārī …pe… brūhetā suññāgārānaṁ.  Если монах желает: «Пусть я буду слышать за счёт элемента божественного уха, очищенного и превосходящего человеческое, оба вида звуков: божественные и человеческие, далёкие и близкие» – то тогда пусть он исполнит… 
A mendicant might wish: ‘With clairaudience that is purified and superhuman, may I hear both kinds of sounds, human and heavenly, whether near or far.’ So let them fulfill their precepts … 

Appeva nāma mayampi kadāci karahaci āyasmatā puṇṇena mantāṇiputtena saddhiṁ samāgaccheyyāma, appeva nāma siyā kocideva kathāsallāpo”ti.  Быть может, придёт время, и мы повстречаем достопочтенного Пунну Мантанипутту и побеседуем с ним». 
Hopefully, some time or other I’ll get to meet Venerable Puṇṇa, and we can have a discussion.” 

Appeva nāma mayampi kadāci karahaci tena bhotā gotamena saddhiṁ samāgaccheyyāma, appeva nāma siyā kocideva kathāsallāpo”ti.  – Быть может, придёт время, мы встретимся с господином Готамой и побеседуем с ним. 
Hopefully, some time or other I’ll get to meet Mister Gotama, and we can have a discussion.” 

Appeva nāma mayaṁ kadāci karahaci tena bhotā gotamena saddhiṁ samāgaccheyyāma, appeva nāma siyā kocideva kathāsallāpo, appeva nāma tasmā pāpakā diṭṭhigatā viveceyyāmā”ti.  Быть может, придёт время, мы встретимся с Господином Готамой и побеседуем с ним. Быть может, мы сможем отлучить его от этого порочного воззрения. 
Hopefully, some time or other I’ll get to meet Mister Gotama, and we can have a discussion. And hopefully I can dissuade him from this harmful misconception.” 

Āraddhaṁ kho pana me, aggivessana, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato.  И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, aggivessana, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā. Sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, aggivessana, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā. Sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, aggivessana, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā. Sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, aggivessana, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā. Sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, aggivessana, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā. Sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 

sotañca paṭicca sadde ca uppajjati viññāṇaṁ, sotaviññāṇantveva saṅkhyaṁ gacchati;  Когда сознание возникает в зависимости от уха и звуков, оно рассматривается как сознание уха. 
Consciousness that arises dependent on the ear and sounds is reckoned as ear consciousness. 
sotañca paṭicca sadde ca uppajjati viññāṇaṁ, sotaviññāṇantveva saṅkhyaṁ gacchati, 
 
 

‘ettāvatā brahmā ca brahmaparisā ca brahmapārisajjā ca saddañca me sossanti, na ca maṁ dakkhantī’ti.  что Брахма, свита Брахмы, и члены свиты Брахмы могли слышать мой голос, но не могли видеть меня. 
my voice would extend so that Divinity, his assembly, and his retinue would hear me, but they would not see me. 
saddañca me sossanti → saddañca me suyyanti (sya-all); saddameva suyyanti (mr) 

Yato kho, mahānāma, ariyasāvako evaṁ sīlasampanno hoti, evaṁ indriyesu guttadvāro hoti, evaṁ bhojane mattaññū hoti, evaṁ jāgariyaṁ anuyutto hoti, evaṁ sattahi saddhammehi samannāgato hoti, evaṁ catunnaṁ jhānānaṁ ābhicetasikānaṁ diṭṭhadhammasukhavihārānaṁ nikāmalābhī hoti akicchalābhī akasiralābhī, ayaṁ vuccati, mahānāma, ariyasāvako sekho pāṭipado apuccaṇḍatāya samāpanno, bhabbo abhinibbhidāya, bhabbo sambodhāya, bhabbo anuttarassa yogakkhemassa adhigamāya.  Когда благородный ученик становится тем, кто наделён нравственностью, охраняет двери способностей [органов] чувств, знает умеренность в еде, предаётся бодрствованию, обладает семью хорошими качествами и достигает по желанию, без проблем и сложностей, четырёх джхан, что являются высшим умом и даруют приятное пребывание здесь и сейчас, то он зовётся учеником, вступившим на путь. Его яйцо не испорчено, он готов вылупиться, способен на просветление, способен достичь наивысшей защиты от подневольности. 
When a noble disciple is accomplished in ethics, guards the sense doors, eats in moderation, and is dedicated to wakefulness; and they have seven good qualities, and they get the four absorptions—blissful meditations in the present life that belong to the higher mind—when they want, without trouble or difficulty, they are called a noble disciple who is a practicing trainee. Their eggs are unspoiled, and they are capable of breaking out of their shell, becoming awakened, and achieving the supreme sanctuary from the yoke. 
Evameva kho, mahānāma, yato ariyasāvako evaṁ sīlasampanno hoti, evaṁ indriyesu guttadvāro hoti, evaṁ bhojane mattaññū hoti, evaṁ jāgariyaṁ anuyutto hoti, evaṁ sattahi saddhammehi samannāgato hoti, evaṁ catunnaṁ jhānānaṁ ābhicetasikānaṁ diṭṭhadhammasukhavihārānaṁ nikāmalābhī hoti akicchalābhī akasiralābhī, ayaṁ vuccati, mahānāma, ariyasāvako sekho pāṭipado apuccaṇḍatāya samāpanno, bhabbo abhinibbhidāya, bhabbo sambodhāya, bhabbo anuttarassa yogakkhemassa adhigamāya. 
Точно так же, когда благородный ученик становится тем, кто наделён нравственностью, охраняет двери способностей [органов] чувств, знает умеренность в еде, предаётся бодрствованию, обладает семью хорошими качествами и достигает по желанию, без проблем и сложностей, четырёх джхан, что являются высшим умом и даруют приятное пребывание здесь и сейчас, то он зовётся учеником, вступившим на путь. Его яйцо не испорчено, он готов вылупиться, способен на просветление, способен достичь наивысшей защиты от подневольности. 
In the same way, when a noble disciple is practicing all these things they are called a noble disciple who is a practicing trainee. Their eggs are unspoiled, and they are capable of breaking out of their shell, becoming awakened, and achieving the supreme sanctuary from the yoke. 

“Ahu pana te, tapassi, samaṇena gotamena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti?  «Уважаемый, была ли у вас с ним беседа?» 
“But did you have some discussion with him?” 
“Ahu kho me, bhante, samaṇena gotamena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti. 
«У меня была беседа с отшельником Готамой, уважаемый». 
“I did.” 
“Yathā kathaṁ pana te, tapassi, ahu samaṇena gotamena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«И в чём же состояла ваша с ним беседа, уважаемый?» 
“And what kind of discussion did you have with him?” 
“Ahu kho pana te, bhante, dīghatapassinā nigaṇṭhena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«Уважаемый, была ли у вас с ним беседа?» 
“But did you have some discussion with him?” 
“Ahu kho me, gahapati, dīghatapassinā nigaṇṭhena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti. 
«У меня была беседа с отшельником Готамой, уважаемый». 
“I did.” 
“Yathā kathaṁ pana te, bhante, ahu dīghatapassinā nigaṇṭhena saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti? 
«И в чём же состояла ваша с ним беседа, уважаемый?» 
“And what kind of discussion did you have with him?” 

ayañca micchādiṭṭhi micchāsaṅkappo micchāvācā ariyānaṁ paccanīkatā asaddhammasaññatti attukkaṁsanā paravambhanā. Evamassime aneke pāpakā akusalā dhammā sambhavanti micchādiṭṭhipaccayā.  И это неправильное воззрение, неправильное устремление, неправильная речь, противопоставление [себя] благородным, убеждение другого принять неправильную Дхамму, восхваление себя и унижение других – все эти плохие, неблагие состояния возникают, имея своим условием неправильное воззрение. 
And that is how these many bad, unskillful qualities come to be with wrong view as condition—wrong view, wrong thought, wrong speech, contradicting the noble ones, convincing others to accept untrue teachings, and glorifying oneself and putting others down. 
Tāya ca pana saddhammasaññattiyā nevattānukkaṁseti, na paraṁ vambheti. 
он не восхваляет себя и не унижает других. 
And on account of that they don’t glorify themselves or put others down. 
ayañca sammādiṭṭhi sammāsaṅkappo sammāvācā ariyānaṁ apaccanīkatā saddhammasaññatti anattukkaṁsanā aparavambhanā. Evamassime aneke kusalā dhammā sambhavanti sammādiṭṭhipaccayā. 
И это правильное воззрение, правильное устремление, правильная речь, непротивопоставление [себя] благородным, убеждение другого принять истинную Дхамму, избегание восхваления себя и унижения других – все эти благие состояния возникают, имея своим условием правильное воззрение. 
And that is how these many skillful qualities come to be with right view as condition—right view, right thought, right speech, not contradicting the noble ones, convincing others to accept true teachings, and not glorifying oneself or putting others down. 
ayañca micchādiṭṭhi micchāsaṅkappo micchāvācā ariyānaṁ paccanīkatā asaddhammasaññatti attukkaṁsanā paravambhanā. Evamassime aneke pāpakā akusalā dhammā sambhavanti micchādiṭṭhipaccayā. 
И это неправильное воззрение, неправильное устремление, неправильная речь, противопоставление [себя] благородным, убеждение другого принять неправильную Дхамму, восхваление себя и унижение других – все эти плохие, неблагие состояния возникают, имея своим условием неправильное воззрение. 
And that is how these many bad, unskillful qualities come to be with wrong view as condition—wrong view, wrong thought, wrong speech, contradicting the noble ones, convincing others to accept untrue teachings, and glorifying oneself and putting others down. 
Tāya ca pana saddhammasaññattiyā nevattānukkaṁseti, na paraṁ vambheti. 
он не восхваляет себя и не унижает других. 
And on account of that they don’t glorify themselves or put others down. 
ayañca sammādiṭṭhi sammāsaṅkappo sammāvācā ariyānaṁ apaccanīkatā saddhammasaññatti anattukkaṁsanā aparavambhanā. Evamassime aneke kusalā dhammā sambhavanti sammādiṭṭhipaccayā. 
И это правильное воззрение, правильное устремление, правильная речь, непротивопоставление [себя] благородным, убеждение другого принять истинную Дхамму, избегание восхваления себя и унижения других – все эти благие состояния возникают, имея своим условием правильное воззрение. 
And that is how these many skillful qualities come to be with right view as condition—right view, right thought, right speech, not contradicting the noble ones, convincing others to accept true teachings, and not glorifying oneself or putting others down. 
ayañca micchādiṭṭhi micchāsaṅkappo micchāvācā ariyānaṁ paccanīkatā asaddhammasaññatti attānukkaṁsanā paravambhanā. Evamassime aneke pāpakā akusalā dhammā sambhavanti micchādiṭṭhipaccayā. 
И это неправильное воззрение, неправильное устремление, неправильная речь, противопоставление [себя] благородным, убеждение другого принять неправильную Дхамму, восхваление себя и унижение других – все эти плохие, неблагие состояния возникают, имея своим условием неправильное воззрение. 
And that is how these many bad, unskillful qualities come to be with wrong view as condition—wrong view, wrong thought, wrong speech, contradicting the noble ones, convincing others to accept untrue teachings, and glorifying oneself and putting others down. 
Tāya ca pana saddhammasaññattiyā nevattānukkaṁseti, na paraṁ vambheti. 
он не восхваляет себя и не унижает других. 
And on account of that they don’t glorify themselves or put others down. 
ayañca sammādiṭṭhi sammāsaṅkappo sammāvācā ariyānaṁ apaccanīkatā saddhammasaññatti anattukkaṁsanā aparavambhanā. Evamassime aneke kusalā dhammā sambhavanti sammādiṭṭhipaccayā. 
И это правильное воззрение, правильное устремление, правильная речь, непротивопоставление [себя] благородным, убеждение другого принять истинную Дхамму, избегание восхваления себя и унижения других – все эти благие состояния возникают, имея своим условием правильное воззрение. 
And that is how these many skillful qualities come to be with right view as condition—right view, right thought, right speech, not contradicting the noble ones, convincing others to accept true teachings, and not glorifying oneself or putting others down. 

Idhānanda, bhikkhu upadhivivekā akusalānaṁ dhammānaṁ pahānā sabbaso kāyaduṭṭhullānaṁ paṭippassaddhiyā vivicceva kāmehi vivicca akusalehi dhammehi savitakkaṁ savicāraṁ vivekajaṁ pītisukhaṁ paṭhamaṁ jhānaṁ upasampajja viharati.  Вот с уединением от обретений, с оставлением неблагих состояний [ума], с полным успокоением телесной вялости, будучи отстранённым от чувственных удовольствий, отстранённым от неблагих состояний, монах входит и пребывает в первой джхане, которая сопровождается направлением и удержанием [ума на объекте медитации], с восторгом и удовольствием, что возникли из-за [этой] отстранённости. 
It’s when a mendicant—due to the seclusion from attachments, the giving up of unskillful qualities, and the complete settling of physical discomforts—quite secluded from sensual pleasures, secluded from unskillful qualities, enters and remains in the first absorption, which has the rapture and bliss born of seclusion, while placing the mind and keeping it connected. 

saddhānusārī, tamahaṁ evaṁ vadeyyaṁ:  идущим-за-счёт-веры… 
or a follower by faith: 
“Evametaṁ, bhaddāli, hoti sattesu hāyamānesu, saddhamme antaradhāyamāne, bahutarāni ceva sikkhāpadāni honti appatarā ca bhikkhū aññāya saṇṭhahantīti. 
«Именно так оно, Бхаддали. Когда существа деградируют и подлинная Дхамма исчезает, тогда имеется больше правил тренировки, но меньше монахов становятся утверждёнными в окончательном знании. 
“That’s how it is, Bhaddāli. When sentient beings are in decline and the true teaching is disappearing there are more training rules and fewer enlightened mendicants. 

“ke panete, ānanda, uccāsaddā mahāsaddā, kevaṭṭā maññe macchavilope”ti?  «Ананда, кто эти громкие и шумные люди? Можно подумать, что они рыбаки, выуживающие рыбу». 
“Ānanda, who’s making that dreadful racket? You’d think it was fishermen hauling in a catch!” 
“kiṁ nu tumhe, bhikkhave, uccāsaddā mahāsaddā, kevaṭṭā maññe macchavilope”ti? 
«Монахи, почему вы такие громкие и шумные? Можно подумать, что они рыбаки, выуживающие рыбу». 
“Mendicants, what’s with that dreadful racket? You’d think it was fishermen hauling in a catch!” 

Idha, bhikkhave, saddhājāto upasaṅkamati, upasaṅkamanto payirupāsati, payirupāsanto sotaṁ odahati, ohitasoto dhammaṁ suṇāti, sutvā dhammaṁ dhāreti, dhatānaṁ dhammānaṁ atthaṁ upaparikkhati, atthaṁ upaparikkhato dhammā nijjhānaṁ khamanti, dhammanijjhānakkhantiyā sati chando jāyati, chandajāto ussahati, ussāhetvā tuleti, tulayitvā padahati, pahitatto samāno kāyena ceva paramasaccaṁ sacchikaroti, paññāya ca naṁ ativijjha passati.  Вот, тот, у кого есть вера [в учителя], навещает его. Когда он навещает его, он выражает ему почтение. Когда он выражает ему почтение, он склоняет ухо. Тот, кто склоняет ухо, слышит Дхамму. Услышав Дхамму, он запоминает её. Он изучает смысл учений, которые он запомнил. Когда он изучает их смысл, он обретает согласие с этими учениями посредством раздумий. Когда возникло рвение, он проявляет волю. Проявив волю, он тщательно исследует. Тщательно исследовав, он старается. Решительно стараясь, он реализует телом высочайшую истину и видит её, проникнув в неё мудростью. 
It’s when someone in whom faith has arisen approaches a teacher. They pay homage, actively listen, hear the teachings, remember the teachings, reflect on their meaning, and accept them after deliberation. Then enthusiasm springs up; they make an effort, weigh up, and persevere. Persevering, they directly realize the ultimate truth, and see it with penetrating wisdom. 

‘dibbāya sotadhātuyā visuddhāya atikkantamānusikāya ubho sadde suṇeyyaṁ—dibbe ca mānuse ca, ye dūre santike cā’ti, tatra tatreva sakkhibhabbataṁ pāpuṇissasi, sati satiāyatane.  «Пусть я буду слышать за счёт элемента божественного уха, очищенного и превосходящего человеческое, оба вида звуков: божественные и человеческие, далёкие и близкие». 
‘With clairaudience that is purified and superhuman, may I hear both kinds of sounds, human and heavenly, whether near or far.’ 

“ahu pana te, bhāradvāja, māgaṇḍiyena paribbājakena saddhiṁ imaṁyeva tiṇasanthārakaṁ ārabbha kocideva kathāsallāpo”ti?  «Бхарадваджа, была ли у тебя какая-либо беседа со странником Магандией об этой самой травяной подстилке?» 
“Bhāradvāja, did you have a discussion with the wanderer Māgaṇḍiya about this grass mat?” 

Atha kho āyasmā ānando sambahulehi bhikkhūhi saddhiṁ yena devakatasobbho tenupasaṅkami.  И тогда достопочтенный Ананда отправился к пруду Девакаты вместе с группой монахов. 
Then Ānanda together with several mendicants went to the Devakata Pool. 

Āraddhaṁ kho pana me, rājakumāra, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato.  И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, rājakumāra, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, rājakumāra, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, rājakumāra, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, rājakumāra, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, rājakumāra, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 

“samaṇo khalu, bho, gotamo sakyaputto sakyakulā pabbajito videhesu cārikaṁ caramāno mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi mithilaṁ anuppatto, mithilāyaṁ viharati maghadevaambavane.  «Отшельник Готама, сын Сакьев, ушедший из клана Сакьев в бездомную жизнь, путешествует по стране Видехов с большой общиной в пятьсот монахов, и теперь он прибыл в Митхилу и остановился в манговой рощей Макхадэвы. 
“It seems the ascetic Gotama—a Sakyan, gone forth from a Sakyan family—has arrived at Mithilā, where he is staying in the Maghadeva Mango Grove. 
Atha kho brahmāyu brāhmaṇo sambahulehi sāvakehi saddhiṁ yena maghadevaambavanaṁ tenupasaṅkami. 
И тогда брахман Брахмайю отправился в манговую рощу Макхадэвы в сопровождении нескольких брахманских учеников. 
So he went to the Maghadeva Mango Grove together with several disciples. 

“samaṇo khalu, bho, gotamo sakyaputto sakyakulā pabbajito kosalesu cārikaṁ caramāno mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ opāsādaṁ anuppatto, opāsāde viharati uttarena opāsādaṁ devavane sālavane.  «Отшельник Готама – сын Сакьев, ушедший из клана Сакьев в бездомную жизнь, путешествует по стране Косал с большой общиной монахов и прибыл в Опасаду. Он остановился в роще Божеств, в саловой роще к северу от Опасады. 
“It seems the ascetic Gotama—a Sakyan, gone forth from a Sakyan family—has arrived at Opāsāda together with a large Saṅgha of mendicants. He is staying in the Godswood to the north. 
“Atthi, bho caṅkī, samaṇo gotamo sakyaputto sakyakulā pabbajito kosalesu cārikaṁ caramāno mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ opāsādaṁ anuppatto, opāsāde viharati uttarena opāsādaṁ devavane sālavane. 
«Господин, отшельник Готама, сын Сакьев, ушедший из клана Сакьев в бездомную жизнь, путешествует по стране Косал с большой общиной монахов и прибыл в Опасаду. Он остановился в роще Божеств, в саловой роще к северу от Опасады. 
“The ascetic Gotama has arrived at Opāsāda together with a large Saṅgha of mendicants. He is staying in the Godswood to the north. 
“Na khvettha, bho gotama, brāhmaṇā saddhāyeva payirupāsanti, anussavāpettha brāhmaṇā payirupāsantī”ti. 
«Брахманы чтят это не только из-за веры, господин Готама. Они также чтят это как устную традицию [передачи]». 
“The brahmins don’t just honor this because of faith, but also because of oral transmission.” 
Api ca, bhāradvāja, susaddahitaṁyeva hoti, tañca hoti rittaṁ tucchaṁ musā; 
Эти пять вещей могут двояко обернуться здесь и сейчас. Что-то может быть полностью принятым на веру, но это будет пустым, ложным, ошибочным. 
Even though you have full faith in something, it may be vacuous, hollow, and false. 
atha tamhi saddhaṁ niveseti, saddhājāto upasaṅkamati, upasaṅkamanto payirupāsati, payirupāsanto sotaṁ odahati, ohitasoto dhammaṁ suṇāti, sutvā dhammaṁ dhāreti, dhatānaṁ dhammānaṁ atthaṁ upaparikkhati, atthaṁ upaparikkhato dhammā nijjhānaṁ khamanti, dhammanijjhānakkhantiyā sati chando jāyati, chandajāto ussahati, ussahitvā tuleti, tulayitvā padahati, pahitatto samāno kāyena ceva paramasaccaṁ sacchikaroti paññāya ca naṁ ativijjha passati. 
он утверждает веру в него. Преисполненный веры, он посещает его, Выказывает ему уважение. Когда он выказывает ему уважение, он склоняет ухо. Тот, кто склоняет ухо, слышит Дхамму. Услышав Дхамму, он запоминает её. Он изучает смысл учений, которые он запомнил. Когда он изучает их смысл, он обретает согласие с этими учениями посредством раздумий. Когда он обрёл согласие с этими учениями посредством раздумий, в нём возникает рвение. Когда возникло рвение, он изъявляет желание. Изъявив желание, он исследует. Тщательно исследовав, он старается. Решительно стараясь, он реализует телом высочайшую истину и видит её, проникнув в неё мудростью. 
Next, they place faith in them. When faith has arisen they approach the teacher. They pay homage, actively listen, hear the teachings, remember the teachings, reflect on their meaning, and accept them after deliberation. Then enthusiasm springs up; they apply zeal, weigh up, and strive. Striving, they directly realize the ultimate truth, and see it with penetrating wisdom. 

Appeva ca nāma mayaṁ kadāci karahaci dhanañjāninā brāhmaṇena saddhiṁ samāgaccheyyāma, appeva nāma siyā kocideva kathāsallāpo”ti?  Быть может, придёт время, и мы встретимся с брахманом Дхананьджани и побеседуем с ним». 
Hopefully, some time or other I’ll get to meet him, and we can have a discussion.” 

Āraddhaṁ kho pana me, bhāradvāja, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā; sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato.  И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, bhāradvāja, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā; sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, bhāradvāja, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā; sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, bhāradvāja, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā; sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, bhāradvāja, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā; sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 
Āraddhaṁ kho pana me, bhāradvāja, vīriyaṁ hoti asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, sāraddho ca pana me kāyo hoti appaṭippassaddho, teneva dukkhappadhānena padhānābhitunnassa sato. 
И хотя неутомимое усердие было зарождено во мне и утверждена неослабевающая осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно, поскольку я был истощён болезненным старанием. 
My energy was roused up and unflagging, and my mindfulness was established and lucid, but my body was disturbed, not tranquil, because I’d pushed too hard with that painful striving. 

api nu tassa purisassa amuṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti?  Возникли бы в том мужчине печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние, когда он видит, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся?» 
Would that give rise to sorrow, lamentation, pain, sadness, and distress for him?” 
Tasmā taṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti. 
 
 
Tassa me amuṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjanti sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā. 
Так печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние возникают во мне, когда я вижу, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся. 
When I saw her standing together with another man, chatting, giggling, and laughing, it gave rise to sorrow, lamentation, pain, sadness, and distress for me. 
api nu tassa purisassa amuṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti? 
Возникли бы в том мужчине печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние, когда он видит, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся?» 
Would that give rise to sorrow, lamentation, pain, sadness, and distress for him?” 
Tasmā taṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ na uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti. 
 
 

‘sassato attā ca loko ca, idameva saccaṁ moghamaññan’ti, tesaṁ vata aññatreva saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā paccattaṁyeva ñāṇaṁ bhavissati parisuddhaṁ pariyodātanti—netaṁ ṭhānaṁ vijjati.  «Я» и мир являются вечными. Только это правда, а всё остальное ошибочно». – не может быть такого, чтобы у них было бы какое-либо ясное и чистое личное знание [об этом] без [опоры] на веру, без [опоры] на одобрение, без [опоры] на устную традицию, без [опоры] на умозаключение посредством обдумывания, без [опоры] на согласие с воззрением после рассмотрения. 
‘The self and the cosmos are eternal. This is the only truth, anything else is futile.’ It’s simply not possible for them to have personal knowledge of this that is pure and bright, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation. 
adukkhamasukhī attā ca loko ca, idameva saccaṁ moghamaññanti, tesaṁ vata aññatreva saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā paccattaṁyeva ñāṇaṁ bhavissati parisuddhaṁ pariyodātanti—netaṁ ṭhānaṁ vijjati. 
или переживающими ни удовольствие, ни боль. Только это правда, а всё остальное ошибочно». – не может быть такого, чтобы у них было бы какое-либо ясное и чистое личное знание [об этом] без [опоры] на веру, без [опоры] на одобрение, без [опоры] на устную традицию, без [опоры] на умозаключение посредством обдумывания, без [опоры] на согласие с воззрением после рассмотрения. 
or experience neither happiness nor suffering. It’s simply not possible for them to have personal knowledge of this that is pure and bright, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation. 

So, bhikkhave, asappuriso evaṁ assaddhammasamannāgato, evaṁ asappurisabhatti, evaṁ asappurisacintī, evaṁ asappurisamantī, evaṁ asappurisavāco, evaṁ asappurisakammanto, evaṁ asappurisadiṭṭhi;  Этот нечистый человек, который таким образом обладает плохими качествами. Он общается как нечистый человек, он намеревается [делать что-либо] как нечистый человек, он советует как нечистый человек, он разговаривает как нечистый человек, он поступает как нечистый человек, он придерживается воззрений как нечистый человек, он даёт дары как нечистый человек. 
That untrue person—who has such bad qualities, frequents untrue persons, and has the intentions, counsel, speech, actions, views, and giving of an untrue person— 
So, bhikkhave, sappuriso evaṁ saddhammasamannāgato, evaṁ sappurisabhatti, evaṁ sappurisacintī, evaṁ sappurisamantī, evaṁ sappurisavāco, evaṁ sappurisakammanto, evaṁ sappurisadiṭṭhi; 
Этот чистый человек, который таким образом обладает хорошими качествами. Он общается как чистый человек, он намеревается [делать что-либо] как чистый человек, он советует как чистый человек, он разговаривает как чистый человек, он поступает как чистый человек, он придерживается воззрений как чистый человек, он даёт дары как чистый человек. 
That true person—who has such good qualities, is devoted to true persons, and has the intentions, counsel, speech, actions, views, and giving of a true person— 

So hoti āraññako nāgo khamo sattippahārānaṁ asippahārānaṁ usuppahārānaṁ sarapattappahārānaṁ bheripaṇavavaṁsasaṅkhaḍiṇḍimaninnādasaddānaṁ sabbavaṅkadosanihitaninnītakasāvo rājāraho rājabhoggo rañño aṅganteva saṅkhaṁ gacchati.  Лесной слон способен выдержать удары копий, удары мечей, удары стрел, удары других существ, грохочущие звуки барабанов, литавр, горнов, тамтамов. Избавившись от всех изъянов и дефектов, смыв все недостатки, он достоин царя, находится на царской службе, считается одним из факторов царя. 
The wild bull elephant endures being struck by spears, swords, arrows, and axes; it endures the thunder of the drums, kettledrums, horns, and cymbals. Rid of all crooks and flaws, and purged of defects, it is worthy of a king, fit to serve a king, and considered a factor of kingship. 

‘addhā āyasmatā anuruddhena tāhi devatāhi saddhiṁ sannivutthapubbañceva sallapitapubbañca sākacchā ca samāpajjitapubbā’”ti.  что достопочтенный Ануруддха вне всяких сомнений прежде общался с этими божествами, разговаривал с ними, вёл с ними беседы». 
‘Clearly, Venerable Anuruddha has previously lived together with those deities, conversed, and engaged in discussion.’” 
‘dīgharattaṁ kho me, āvuso kaccāna, tāhi devatāhi saddhiṁ sannivutthapubbañceva sallapitapubbañca sākacchā ca samāpajjitapubbā’”ti. 
Долгое время я общался с этими божествами, разговаривал с ними, вёл с ними беседы». 
For a long time I have previously lived together with those deities, conversed, and engaged in discussion.” 

Saddānaṁ tveva …  Когда, зная непостоянство, изменение, исчезновение и прекращение звуков… 
When you’ve understood the impermanence of sounds … 
Saddānaṁ tveva …pe… 
Когда, зная непостоянство, изменение, исчезновение и прекращение звуков… 
When you’ve understood the impermanence of sounds … 
Saddānaṁ tveva … 
Когда, зная непостоянство, изменение, исчезновение и прекращение звуков… 
When you’ve understood the impermanence of sounds … 

ekaṁ samayaṁ bhagavā sakkesu viharati kapilavatthusmiṁ mahāvane mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi;  Однажды Благословенный проживал в стране Сакьев, в Капилаваттху, в Великом Лесу, вместе с большой общиной монахов, с пятью сотнями монахов, каждый из которых был арахантом. 
At one time the Buddha was staying in the land of the Sakyans, in the Great Wood near Kapilavatthu, together with a large Saṅgha of five hundred mendicants, all of whom were perfected ones. 
“ayaṁ kho bhagavā sakkesu viharati kapilavatthusmiṁ mahāvane mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi; 
«Этот Благословенный проживает в стране Сакьев, в Капилаваттху, в Великом Лесу, вместе с большой общиной монахов, с пятью сотнями монахов, каждый из которых является арахантом. 
 

Teva, mahārāja, saddā ekaccassa manāpā honti, teva saddā ekaccassa amanāpā honti.  Одни и те же звуки… 
The very same sounds … 

Ekaṁ samayaṁ bhagavā sāvatthiyaṁ viharati pubbārāme migāramātupāsāde mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi.  At one time the Buddha was staying near Sāvatthī in the stilt longhouse of Migāra’s mother in the Eastern Monastery, together with a large Saṅgha of around five hundred monks, all of whom were perfected ones. 

Ekaṁ samayaṁ bhagavā rājagahe viharati isigilipasse kāḷasilāyaṁ mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi.  At one time the Buddha was staying on the slopes of Isigili at the Black Rock, together with a large Saṅgha of five hundred mendicants, all of whom were perfected ones. 
“ayaṁ kho bhagavā rājagahe viharati isigilipasse kāḷasilāyaṁ mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sabbeheva arahantehi. 
“The Buddha is staying on the slopes of Isigili … with five hundred perfected ones. 

Ekaṁ samayaṁ bhagavā campāyaṁ viharati gaggarāya pokkharaṇiyā tīre mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sattahi ca upāsakasatehi sattahi ca upāsikāsatehi anekehi ca devatāsahassehi.  At one time the Buddha was staying near Campā on the banks of the Gaggarā Lotus Pond, together with a large Saṅgha of five hundred mendicants, seven hundred male and seven hundred female lay followers, and many thousands of deities. 
“ayaṁ kho bhagavā campāyaṁ viharati gaggarāya pokkharaṇiyā tīre mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi sattahi ca upāsakasatehi sattahi ca upāsikāsatehi anekehi ca devatāsahassehi. 
“The Buddha is staying near Campā on the banks of the Gaggarā Lotus Pond, together with a large Saṅgha of five hundred mendicants, seven hundred male and seven hundred female lay followers, and many thousands of deities. 

Atha kho so bhikkhu vesāliyā tūriyatāḷitavāditanigghosasaddaṁ sutvā paridevamāno tāyaṁ velāyaṁ imaṁ gāthaṁ abhāsi:  Then that mendicant, groaning at the noise of musical instruments being beaten and played, on that occasion recited this verse: 

“aññatreva, āvuso musila, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato musilassa paccattameva ñāṇaṁ:  «Друг Мусила, не опираясь на веру, не опираясь на личные предпочтения, не опираясь на устную традицию, не опираясь на обоснованные рассмотрения, не опираясь на согласие с мнением после размышления над ним – имеет ли Достопочтенный Мусила такое личное знание: 
“Reverend Musīla, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation, do you know for yourself that 
“Aññatreva, āvuso musila, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato musilassa paccattameva ñāṇaṁ: 
«Друг Мусила, не опираясь на веру… – имеет ли Достопочтенный Мусила такое личное знание: 
“Reverend Musīla, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberateation, do you know for yourself that 
“Aññatreva, āvuso musila, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato musilassa paccattameva ñāṇaṁ: 
«Друг Мусила, не опираясь на веру… – имеет ли Достопочтенный Мусила такое личное знание: 
“Reverend Musīla, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation, do you know for yourself that 
“Aññatreva, āvuso musila, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato musilassa paccattameva ñāṇaṁ: 
 
“Reverend Musīla, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation, do you know for yourself that 
“Aññatreva, āvuso musila, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato musilassa paccattameva ñāṇaṁ: 
«Друг Мусила, не опираясь на веру, не опираясь на личные предпочтения, не опираясь на устную традицию, не опираясь на обоснованные рассмотрения, не опираясь на согласие с мнением после размышления над ним – имеет ли Достопочтенный Мусила такое личное знание: 
“Reverend Musīla, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation, do you know for yourself that 
Aññatreva, āvuso nārada, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato nāradassa paccattameva ñāṇaṁ: 
Друг Нарада, не опираясь на веру… – имеет ли Достопочтенный Нарада такое личное знание: 
(Saviṭṭha repeats exactly the same series of questions, and Nārada answers just as Musīla did.) 
“Aññatreva, āvuso nārada, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato nāradassa paccattameva ñāṇaṁ— 
 
 
“Aññatreva, āvuso nārada, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato nāradassa paccattameva ñāṇaṁ: 
 
 
“Aññatreva, āvuso nārada, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato nāradassa paccattameva ñāṇaṁ: 
 
 
“Aññatreva, āvuso nārada, saddhāya aññatra ruciyā aññatra anussavā aññatra ākāraparivitakkā aññatra diṭṭhinijjhānakkhantiyā atthāyasmato nāradassa paccattameva ñāṇaṁ: 
 
“Reverend Nārada, apart from faith, endorsement, oral transmission, reasoned train of thought, or acceptance of a view after deliberation, do you know for yourself that 

Yassa kassaci, bhante, saddhā natthi kusalesu dhammesu, hirī natthi kusalesu dhammesu, ottappaṁ natthi kusalesu dhammesu, vīriyaṁ natthi kusalesu dhammesu, paññā natthi kusalesu dhammesu, tassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāniyeva pāṭikaṅkhā kusalesu dhammesu, no vuddhi.  Учитель, ведь у того, в ком нет веры в отношении благих качеств, нет чувства стыда, нет боязни совершить проступок, нет усердия, нет мудрости – будь то день или ночь, [в нём] можно ожидать лишь упадка в отношении благих качеств, а не роста. 
Sir, whoever has no faith, conscience, prudence, energy, and wisdom when it comes to skillful qualities can expect decline, not growth, in skillful qualities, whether by day or by night. 
Yassa kassaci, bhante, saddhā atthi kusalesu dhammesu, hirī atthi kusalesu dhammesu, ottappaṁ atthi kusalesu dhammesu, vīriyaṁ atthi kusalesu dhammesu, paññā atthi kusalesu dhammesu, tassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vuddhiyeva pāṭikaṅkhā kusalesu dhammesu, no parihāni. 
Учитель, у того, в ком есть вера в отношении благих качеств, есть чувство стыда, есть боязнь совершить проступок, есть усердие, есть мудрость – будь то день или ночь, [в нём] можно ожидать лишь роста в отношении благих качеств, а не упадка. 
Sir, whoever has faith, conscience, prudence, energy, and wisdom when it comes to skillful qualities can expect growth, not decline, in skillful qualities, whether by day or by night. 

“Evañcetaṁ, kassapa, hoti sattesu hāyamānesu saddhamme antaradhāyamāne, bahutarāni ceva sikkhāpadāni honti appatarā ca bhikkhū aññāya saṇṭhahanti.  «Именно так, Кассапа. Когда [благородных] существ становится меньше и подлинная Дхамма исчезает, то появляется больше дисциплинарных правил, и, несмотря на это, меньше монахов достигает конечной цели. 
“That’s how it is, Kassapa. When sentient beings are in decline and the true teaching is disappearing there are more training rules and fewer enlightened mendicants. 

saddhā, bhikkhave, upāsikā ekaputtakaṁ piyaṁ manāpaṁ evaṁ sammā āyācamānā āyāceyya:  Преданная [Дхамме] мирянка, правильно убеждая своего дорого и любимого единственного сына, может убеждать его так: 
A faithful laywoman with a dear and beloved only son would rightly appeal to him, 

saddhā bhikkhave upāsikā ekaṁ dhītaraṁ piyaṁ manāpaṁ evaṁ sammā āyācamānā āyāceyya:  Преданная [Дхамме] мирянка, правильно убеждая свою дорогую и любимую единственную дочь, может убеждать её так: 
A faithful laywoman with a dear and beloved only daughter would rightly appeal to her, 

Cakkhuñceva rūpā ca, sotañceva saddā ca, ghānañceva gandhā ca, jivhā ceva rasā ca, kāyo ceva phoṭṭhabbā ca, mano ceva dhammā ca—  It’s just the eye and sights, the ear and sounds, the nose and smells, the tongue and tastes, the body and touches, and the mind and ideas. 

“Ahu pana bhoto kaccānassa tehi māṇavakehi saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti?  “But did you have some discussion with them?” 
“Ahu kho me, brāhmaṇa, tehi māṇavakehi saddhiṁ kocideva kathāsallāpo”ti. 
“I did.” 

Saddārāmā, bhikkhave, devamanussā saddaratā saddasammuditā.  Gods and humans like sounds … 
Saddavipariṇāmavirāganirodhā dukkhā, bhikkhave, devamanussā viharanti. 
 

‘ambho, kassa nu kho eso saddo evaṁrajanīyo evaṅkamanīyo evaṁmadanīyo evaṁmucchanīyo evambandhanīyo’ti?  «Почтенный, что издаёт этот звук – такой милый, приятный, чарующий, привлекательный, воспаляющий желание, соблазнительный?» 
‘My man, what is making this sound, so arousing, sensuous, intoxicating, infatuating, and captivating?’ 
‘esā, kho, bhante, vīṇā nāma, yassā eso saddo evaṁrajanīyo evaṅkamanīyo evaṁmadanīyo evaṁmucchanīyo evambandhanīyo’ti. 
«Ваше Величество, это вина издаёт этот звук – такой милый… соблазнительный». 
‘That, sir, is an arched harp.’ 
‘ayaṁ kho sā, bhante, vīṇā yassā eso saddo evaṁrajanīyo evaṅkamanīyo evaṁmadanīyo evaṁmucchanīyo evambandhanīyo’ti. 
«Ваше Величество, вот эта самая вина, звук которой такой милый… соблазнительный». 
‘This, sir, is that arched harp.’ 

“Saddhāya kho, gahapati, ñāṇaṁyeva paṇītataran”ti.  «Знание, домохозяин, превыше веры». 
“Knowledge is definitely better than faith, householder.” 

Saddhassa hi, bhante, ariyasāvakassa āraddhavīriyassa upaṭṭhitassatino samāhitacittassa etaṁ pāṭikaṅkhaṁ yaṁ evaṁ pajānissati—  You can expect that a faithful, energetic, mindful noble disciple with their mind immersed in samādhi will understand this: 
Saddho so, bhante, ariyasāvako evaṁ padahitvā padahitvā evaṁ saritvā saritvā evaṁ samādahitvā samādahitvā evaṁ pajānitvā pajānitvā evaṁ abhisaddahati: 
When a noble disciple has tried again and again, recollected again and again, entered immersion again and again, and understood with wisdom again and again, they will be confident of this: 
Saddhassa hi, sāriputta, ariyasāvakassa āraddhavīriyassa upaṭṭhitassatino samāhitacittassa etaṁ pāṭikaṅkhaṁ yaṁ evaṁ pajānissati— 
 
Saddho so, sāriputta, ariyasāvako evaṁ padahitvā padahitvā evaṁ saritvā saritvā evaṁ samādahitvā samādahitvā evaṁ pajānitvā pajānitvā evaṁ abhisaddahati: