И что такое осадок собрания? Собрание, в котором монахи берут неправильный курс из-за жажды, злобы, заблуждения, или страха, является осадками собрания.  И что такое сливки собрания? Собрание, в котором монахи не берут неправильный курс из-за жажды, злобы, заблуждения, или страха, является сливками собрания. 

Страх смерти и рождения одолели. 

Благословенный сказал: «Монахи, есть эти четыре способа взять неправильный курс. Какие четыре? Человек берёт неправильный курс из-за (1) желания, (2) из-за злобы, (3) из-за заблуждения, (4) из-за страха. Таковы четыре способа взять неправильный курс». И далее он добавил:  «Из-за желания, злобы, страха, заблуждения 

Благословенный сказал: «Монахи, есть эти четыре способа не брать неправильный курс. Какие четыре? Человек не берёт неправильный курс из-за (1) желания, (2) из-за злобы, (3) из-за заблуждения, (4) из-за страха. Таковы четыре способа не брать неправильный курс». И далее он добавил:  Из-за желания, злобы, страха, заблуждения, 

Благословенный сказал: «Монахи, есть эти четыре способа взять неправильный курс. Какие четыре? Человек берёт неправильный курс из-за (1) желания, (2) из-за злобы, (3) из-за заблуждения, (4) из-за страха. Таковы четыре способа взять неправильный курс.  «Из-за желания, злобы, страха, заблуждения 
Из-за желания, злобы, страха, заблуждения, 
Монахи, есть эти четыре способа не брать неправильный курс. Какие четыре? Человек не берёт неправильный курс из-за желания, из-за злобы, из-за заблуждения, из-за страха. Таковы четыре способа не брать неправильный курс». И далее он добавил: 

Благословенный сказал: «Монахи, монах, распределяющий обеды, который обладает четырьмя качествами, оказывается в аду, как если бы его туда затянули силой. Какими четырьмя? Он берёт неправильный курс из-за (1) жажды, (2) злобы, (3) заблуждения, (4) страха. Монах, распределяющий обеды, который обладает этими четырьмя качествами, оказывается в аду, как если бы его туда затянули силой.  Монахи, монах, распределяющий обеды, который обладает четырьмя качествами, оказывается в небесном мире, как если бы его туда затянули силой. Какими четырьмя? Он не берёт неправильный курс из-за жажды, злобы, заблуждения, страха. Монах, распределяющий обеды, который обладает этими четырьмя качествами, оказывается в небесном мире, как если бы его туда затянули силой». И далее он добавил: 
Не приклоняются пред жаждой, злобой, страхом, 
Те пропадают из-за жажды, страха, злобы, 

Ниббаны, там, где страха нет. 

Страхом поражены и трепетанием, 

(1) И каков, монахи, человек, который гневный к своему стаду, но не к чужому стаду? Бывает так, что некий человек наводит страх на свою собственную свиту, но не на свиты других. Вот каким образом человек гневный к своему стаду, но не к чужому стаду. Я говорю вам, этот человек подобен быку, который гневный к своему стаду, но не к чужому стаду.  (2) И каков человек, который гневный к чужому стаду, но не к своему? Бывает так, что некий человек наводит страх на свиты других, но не на свою собственную свиту. Вот каким образом человек гневный к чужому стаду, но не к своему. Я говорю вам, этот человек подобен быку, который гневный к чужому стаду, но не к своему. 
(3) И каков человек, который гневный и к своему стаду, и к чужому стаду? Бывает так, что некий человек наводит страх и на свиты других, и на свою собственную свиту. Вот каким образом человек гневный и к своему стаду, и к чужому стаду. Я говорю вам, этот человек подобен быку, который гневный и к своему стаду, и к чужому стаду. 
(4) И каков человек, который не гневный ни к своему стаду, ни к чужому стаду? Бывает так, что некий человек не наводит страх ни на свиты других, ни на свою собственную свиту. Вот каким образом человек не гневный ни к своему стаду, ни к чужому стаду. Я говорю вам, этот человек подобен быку, который не гневный ни к своему стаду, ни к чужому стаду. 

И он говорит: «Пусть столько-то быков будет зарезано для жертвоприношения. Пусть столько-то волов… пусть столько-то тёлок… пусть столько-то коз… пусть столько-то овец будет зарезано для жертвоприношения. Пусть столько-то деревьев будет срублено на жертвенные столбы. Пусть столько-то растений и травы будет скошено для жертвенной травы». И его рабы, посыльные и слуги занимаются приготовлением, рыдая, с лицами, полными слёз, гонимые наказанием, гонимые страхом. 

Живёт без страха, где б ни находился. 

Благословенный сказал: «(1) Монахи, монаха, обладающего пятью качествами, не следует ставить на должность распределяющего обеды. Какими пятью? Он пускается в неподобающее поведение из-за жажды. Он пускается в неподобающее поведение из-за злобы. Он пускается в неподобающее поведение из-за заблуждения. Он пускается в неподобающее поведение из-за страха. Он не знает, какой обед был распределён, а какой не был распределён. Монаха, обладающего этими пятью качествами, не следует ставить на должность распределяющего обеды.  Монахи, монаха, обладающего пятью качествами, можно ставить на должность распределяющего обеды. Какими пятью? Он не пускается в неподобающее поведение из-за жажды… злобы… заблуждения… страха. Он знает, какой обед был распределён, а какой не был распределён. Монаха, обладающего этими пятью качествами можно ставить на должность распределяющего обеды. 

Благословенный сказал: «Есть эти восемь даров. Какие восемь? (1) Обидев получателя, человек даёт ему дар. (2) Он даёт дар, исходя из страха. (3) Он даёт дар, думая: «Он давал дар мне». (4) Он даёт дар, думая: «Он мне тоже даст дар». (5) Он даёт дар, думая: «Дарение—это хорошо». (6) Он даёт дар, думая: «Я готовлю еду. Эти люди не готовят. Не подобает мне, тому, кто готовит, не давать тем, кто не готовит. (7) Он даёт дар, думая: «Поскольку я отдал этот дар, я обрету хорошую репутацию». (8) Он даёт дар ради украшения ума, ради снабжения ума». 

(1) Вот кто-либо даёт дар, исходя из желания. (2) Он даёт дар, исходя из ненависти. (3) Он даёт дар, исходя из заблуждения. (4) Он даёт дар, исходя из страха. (5) Он даёт дар, думая: «Даяние практиковали мои отцы и праотцы. Не стоит отбрасывать этого древнего семейного обычая». (6) Он даёт дар, думая: «Дав этот дар, после распада тела, после смерти, я перерожусь в благом уделе, в небесном мире». (7) Он даёт дар, думая: «Когда я даю этот дар, мой ум становится безмятежным, хорошее настроение и радость возникают». (8) Он даёт дар ради украшения ума, ради снабжения ума. 

(4) Вот ученик Благородных, отбросив уничтожение жизни, воздерживается от уничтожения жизни. Воздерживаясь от уничтожения жизни, ученик Благородных дарует неизмеримому числу существ свободу от страха, вражды, страданий. И в свою очередь он и сам наслаждается безмерной свободой от страха, вражды, страданий. Таков первый дар, великий дар, изначальный, продолжительный, традиционный, древний, неподдельный и никогда не являвшийся поддельным прежде, который не подделать сейчас и не подделать в будущем, который не отвергается мудрыми жрецами и отшельниками.  (8) Далее, ученик Благородных, отбросив спиртные напитки, вино, одурманивающие вещества, что создают беспечность, воздерживается от спиртных напитков, вина, одурманивающих веществ, что создают беспечность. Воздерживаясь… ученик Благородных дарует неизмеримому числу существ свободу от страха, вражды, страданий. И в свою очередь он и сам наслаждается безмерной свободой от страха, вражды, страданий. Таков пятый дар, великий дар, изначальный, продолжительный, традиционный, древний, неподдельный и никогда не являвшийся поддельным прежде, который не подделать сейчас и не подделать в будущем, который не отвергается мудрыми жрецами и отшельниками. 

(6) Он устранил страх и трепетание. Он одолевал страх и трепетание каждый раз, как они возникали. 

Он неспособен вступить на неправильный курс из-за страха. 

о царях, о ворах, о царских министрах; 

(8) Если монах желает: «Пусть я буду тем, кто покоряет ужас и страх, и пусть ужас и страх не покоряют меня. Пусть я сумею одолеть ужас и страх, как только они возникнут»—то тогда пусть он исполнит нравственное поведение… уединяется в пустых жилищах. 

Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман не понимает, что это в согласии с истиной хорошо, не понимает, что это в согласии с истиной нехорошо. Говорит себе так: «Ведь я не понимаю, что это в согласии с истиной хорошо, не понимаю, что это в согласии с истиной нехорошо. И вот если бы, не понимая, что это в согласии с истиной хорошо, не понимая, что это в согласии с истиной нехорошо, я стал бы разъяснять, что это хорошо, стал бы разъяснять, что это нехорошо, то меня охватило бы стремление или страсть, или ненависть, или отвращение. Если меня охватило бы стремление или страсть, или ненависть, или отвращение, то я был бы не прав. Если я был бы не прав, то у меня возникла бы тревога. Если у меня возникла бы тревога, то у меня возникло бы препятствие». Итак, в страхе перед неправильной речью, гнушаясь неправильной речи, он не разъясняет, что это хорошо, не разъясняет, что это нехорошо—и ведет уклончивую речь, когда ему задают тот или иной вопрос, уклончивую, словно скользкая рыба: «Я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет».  Вот, монахи, какой- нибудь отшельник или брахман не понимает, что это в согласии с истиной хорошо, не понимает, что это в согласии с истиной нехорошо. Говорит себе так: «Ведь я не понимаю, что это в согласии с истиной хорошо, не понимаю, что это в согласии с истиной нехорошо. И вот если бы, не понимая, что это в согласии с истиной хорошо, не понимая, что это в согласии с истиной нехорошо, я стал бы разъяснять, что это хорошо, стал бы разъяснять, что это нехорошо, то меня охватило бы стремление или страсть, или ненависть, или отвращение. Если меня охватило бы стремление или страсть, или ненависть, или отвращение, то я стал бы зависимым. Если я стал бы зависимым, то у меня возникла бы тревога. Если у меня возникла бы тревога, то у меня возникло бы препятствие». Итак, в страхе перед зависимостью, гнушаясь зависимостью, он не разъясняет, что это хорошо, не разъясняет, что это нехорошо—и ведет уклончивую речь, когда ему задают тот или иной вопрос, уклончивую, словно скользкая рыба: «Я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет». 
Вот, монахи, какой- нибудь отшельник или брахман не понимает, что это в согласии с истиной хорошо, не понимает, что это в согласии с истиной нехорошо. И он говорит себе так: «Ведь я не понимаю, что это в согласии с истиной хорошо, не понимаю, что это в согласии с истиной нехорошо. И вот, если бы, не понимая, что это в согласии с истиной хорошо, не понимая, что это в согласии с истиной нехорошо, я стал бы разъяснять, что это хорошо, стал бы разъяснять, что это нехорошо, то у меня стали бы последовательно расспрашивать, просить о доказательствах, оспаривать—есть ведь такие отшельники и брахманы, мудрые, изощренные, искусные в спорах, способные пронзить волос, которые, я бы сказал, движутся, расщепляя ложные взгляды ходом своего постижения. И если бы они стали последовательно расспрашивать меня, просить о доказательствах, оспаривать, то я не смог бы дать им объяснения. Если бы я не мог дать им объяснения, то у меня возникла бы тревога. Если у меня возникла бы тревога, то у меня возникло бы препятствие». Итак, в страхе перед расспросами, гнушаясь расспросов, он ни разъясняет, что это хорошо, ни разъясняет, что это нехорошо и ведет уклончивую речь, когда ему задают тот или иной вопрос,—уклончивую, словно скользкая рыба: «Я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет». 
Второе положение: (уклончивые из-за страха перед зависимостью) 
Первое положение: (уклончивые из-за страха перед неправильной речью) 
Третье положение: (уклончивые из страха перед расспросами) 

И вот неподалеку от манговой рощи царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта ощутил страх, ощутил оцепенение,—ощутил дрожь волосков. И вот царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта устрашенный, возбужденный, с поднявшимися на теле волосками, так сказал Дживаке Комарабхачче: «Не обманываешь ли ты меня, дорогой Дживака? Не вводишь ли ты меня в заблуждение, дорогой Дживака? Не предаешь ли ты меня недругам, дорогой Дживака? Как же это от столь большой толпы монахов, двенадцати с половиной сотен монахов, не слышно ни звуков чиханья, ни звуков кашля, ни шума?»  Подобно тому, великий царь, как если человек с богатством и имуществом будет следовать по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе и со временем оставит позади трудную дорогу, спокойно и без страха, здравым достигнет края деревни и сможет сказать себе: «Вот, прежде я с богатством и имуществом следовал по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе, и теперь же, оставит позади эту трудную дорогу, спокойно и без страха здравым достиг края деревни»,—он получит от этого радость, достигнет удовлетворения. 

Подобно тому, Амбаттха, как если человек с богатством и имуществом будет следовать по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе и со временем оставит позади трудную дорогу, спокойно и без страха, здравым достигнет края деревни и сможет сказать себе: «Вот, прежде я с богатством и имуществом следовал по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе, и теперь же, оставит позади эту трудную дорогу, спокойно и без страха здравым достиг края деревни»,—он получит от этого радость, достигнет удовлетворения.  Тогда юноши и приближенные обратились к Оккаке: «Оккака, направь стрелу в старшего сына—мальчик пребудет в благополучии и ни один волосок не упадет с его тела». И вот царь Оккака направил стрелу в старшего сына, и мальчик продолжал пребывать в благополучии, и ни один волосок не упал с его тела. Тогда устрашенный царь Оккака в страхе перед божественным наказанием отдал ему дочь. Не надо вам, юноши, чрезмерно унижать юного Амбаттху, говоря, что он сын рабыни. Этот Канха был великим мудрецом». 

Подобно тому, брахман, как если человек с богатством и имуществом будет следовать по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе и со временем оставит позади трудную дорогу, спокойно и без страха, здравым достигнет края деревни и сможет сказать себе: «Вот, прежде я с богатством и имуществом следовал по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе, и теперь же, оставит позади эту трудную дорогу, спокойно и без страха здравым достиг края деревни»,—он получит от этого радость, достигнет удовлетворения. 

И вот, брахман, зависимые кшатрии—горожане и деревенские жители—установили раздачу подаяний к востоку от ямы для царского жертвоприношения; приближенные и советники—горожане и деревенские жители—установили раздачу подаяний к югу от ямы для жертвоприношения; богатые брахманы-горожане и деревенские жители—установили раздачу подаяний к западу от ямы для жертвоприношений; домоправители-горожане и деревенские жители—установили раздачу подаяний к северу от ямы для жертвоприношения. И при этих жертвоприношениях, брахман, не убивали быков, не убивали коз и овец, не убивали петухов и свиней, не подвергали уничтожению каких-либо живых существ, не срубали деревьев для установления жертвенного столба, не срывали даббху для подстилки жертвенной травы, и бывшие там рабы, посланцы, слуги не были побуждаемы палками, не были побуждаемы страхом, не исполняли дел плача, со слезами на лице. Те, кто хотели, трудились; те, кто не хотели, не трудились; трудились над тем, чего хотели; не трудились над тем, чего не хотели. И эти жертвоприношения были совершены лишь очищенным маслом, сезамовым маслом, свежим маслом, творогом, медом и патокой.  И при этом жертвоприношении, брахман, не убивали быков, не убивали коз и овец, не убивали петухов и свиней, не повергали уничтожению каких-либо живых существ, не срубали деревьев для установления жертвенного столба, не срывали даббху для подстилки жертвенной травы, и бывшие там рабы, посланцы, слуги не были побуждаемы палками, не были побуждаемы страхом, не исполняли дел плача, со слезами на лице. Те, кто хотели, трудились; те, кто не хотели, не трудились; трудились над тем, чего хотели, не трудились над тем, чего не хотели. И это жертвоприношение было совершенно лишь очищенным маслом, сезамовым маслом, свежим маслом, творогом, медом и патокой. 
Подобно тому, брахман, как если человек с богатством и имуществом будет следовать по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе и со временем оставит позади трудную дорогу, спокойно и без страха, здравым достигнет края деревни и сможет сказать себе: «Вот, прежде я с богатством и имуществом следовал по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе, и теперь же, оставит позади эту трудную дорогу, спокойно и без страха здравым достиг края деревни»,—он получит от этого радость, достигнет удовлетворения. 

Подобно тому, достопочтенные, как если человек с богатством и имуществом будет следовать по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе и со временем оставит позади трудную дорогу, спокойно и без страха, здравым достигнет края деревни и сможет сказать себе: «Вот, прежде я с богатством и имуществом следовал по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе, и теперь же, оставит позади эту трудную дорогу, спокойно и без страха здравым достиг края деревни»,—он получит от этого радость, достигнет удовлетворения. 

Подобно тому, достопочтенные, как если человек с богатством и имуществом будет следовать по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе и со временем оставит позади трудную дорогу, спокойно и без страха, здравым достигнет края деревни и сможет сказать себе: «Вот, прежде я с богатством и имуществом следовал по труднопроходимой дороге в голоде и в страхе, и теперь же, оставит позади эту трудную дорогу, спокойно и без страха здравым достиг края деревни»,—он получит от этого радость, достигнет удовлетворения. 

И во второй раз великий брахма попросил… И в третий раз великий брахма попросил Благословенного Будду Випасси обучать. И тогда Благословенный Будда Випасси, признав просьбу брахмы, движимый состраданием к существам, окинул мир взором Будды. И он увидел существ, у которых было мало пыли в глазах, и много пыли в глазах; с сильными качествами и со слабыми; с хорошими возможностями и с плохими; тех, кого легко обучать и тех, кого трудно—и некоторые из них жили в страхе перед совершением проступков и в страхе перед следующим миром. И подобно тому, как в пруду с голубыми, розовыми и белыми лотосами, некоторые лотосы рождаются и растут в воде, и могут расцвести в воде, так и не выйдя на поверхность; некоторые могут подняться до поверхности воды; а некоторые могут приподняться над водой, не запятнанные ею—точно также, монахи, Благословенный Будда Випасси, окинув мир взором Будды, увидел существ, у которых было мало пыли в глазах, и много пыли в глазах; с сильными качествами и со слабыми; с хорошими возможностями и с плохими; тех, кого легко обучать и тех, кого трудно—и некоторые из них жили в страхе перед совершением проступков и в страхе перед следующим миром. 

в-четвертых, он истомлен страхом перед смертью;  в-четвертых, он умирает без страха перед смертью; 

Монах, который Арахант, уничтоживший загрязнения, кто завершил путь, сделал то, что должно было быть сделано, сбросил бремя, достиг высшей цели, полностью разорвал оковы существования и освобожден посредством прямого знания – не может совершить нарушение в девяти случаях. Монах без загрязнений, не может намеренно отнять жизнь у живого существа, взять что-либо с намерением украсть, вступить в половое сношение, намеренно солгать, накапливать вещи для собственного удовольствия, как это делают домохозяева. И он не может совершать действий, основанных на страсти, злобе, заблуждении и страхе. Монах, который Арахант, покончивший с загрязнениями, не может совершить нарушение в этих девяти случаях». 

«Кто из-за желания, ненависти или страха,  Кто из-за желания, ненависти или страха, 
«Но поскольку благородный ученик не подвержен влиянию желания, гнева, невежества, и страха, он не совершает никакого зла». 
он выполняет свои обязанности из страха, 
Он не совершает зла под влиянием страха. 

«Есть эти две вещи, которые вызывают сожаление. Какие две? Бывает так, что какой-нибудь человек, не делавший того, что вызывает восхищение, не делавший того, что является умелым, не укрывавший тех, кто окован страхом—наоборот, совершал то, что является злым, грубым, жестоким. Думая: «Я не делал того, что вызывает восхищение»—он чувствует сожаление. Думая: «Я делал плохое»—он чувствует сожаление. Таковы эти две вещи, которые вызывают сожаление». Таково значение того, что сказал Благословенный. И в отношении этого было сказано: 

«Есть эти две вещи, которые не вызывают сожаления. Какие две? Бывает так, что какой-нибудь человек делал то, что вызывает восхищение, делал то, что умело, укрывал тех, кто окован страхом—и не делал ничего злого, грубого, и жестокого. Вспоминая: «Я делал то, что вызывает восхищение»—он не чувствует сожаления. Вспоминая: «Я не делал плохого»—он не чувствует сожаления. Таковы эти две вещи, которые не вызывают угрызения совести». Таково значение того, что сказал Благословенный. И в отношении этого было сказано: 

«Наделённый двумя вещами, монах живёт спокойно в этой жизни и должным образом подготовлен к окончанию загрязнений. Какими двумя? Чувством безотлагательности и страха по отношению к тому, что должно внушать чувство безотлагательности и страх, а также должным усердием из-за ощущения безотлагательности и страха. Наделённый этими двумя вещами, монах живёт спокойно в этой жизни и должным образом подготовлен к окончанию загрязнений». Таково значение того, что сказал Благословенный. И в отношении этого было сказано:  «Чувствуя срочность, страх, к тому, 

Нет опасности и страха для тех, 

В том, у кого страх и враждебность 

«Это низший способ добывания средств к существованию—сбор подаяний. В мире обычно говорят в качестве оскорбления: «Ты ходишь как попрошайка, с чашей в руке!» И, всё же, благоразумные молодые люди из хороших семей начинают вести так свою жизнь, имея на то серьёзную причину. Их не принуждают к этому насильно ни цари, ни разбойники, ни [тяготы] долгов, ни страх, ни потеря [прежних] средств к существованию. Но [они делают так] с этой мыслью: «Мы осаждены рождением, старением, и смертью; печалями, стенаниями, болью, беспокойствами, и отчаянием; осаждены страданиями, одолены страданиями. Ох, нужно узнать, как положить конец этой груде страданий!» Но некий молодой человек из хорошей семьи, уйдя в бездомную жизнь таким образом, может желать чувственных удовольствий, иметь сильную страсть, злобу в уме, порочность в своих намерениях, замутнённую осознанность; он не бдительный, несосредоточенный, с рассеянным умом, и отсутствием контроля органов чувств. Подобно полену из погребального костра—обожжённому с обоих концов, а в середине измазанному нечистотами—которое нельзя использовать для розжига огня ни в деревне, ни в лесу—я говорю вам, именно таков и этот человек. Он упустил радости жизни домохозяина и не исполнил цели жизни отшельника». Таково значение того, что сказал Благословенный. И в отношении этого было сказано: 

Ниббаны, свободный от страха. 

4. Страх и ужас  До моего просветления, когда я всё ещё был непросветлённым бодхисаттой, я также рассуждал так: «Удалённые обиталища в лесных чащах трудно вытерпеть… лес украдёт ум монаха, если у него нет сосредоточения». Я рассуждал так: «Когда какие-либо жрецы и отшельники с неочищенным телесным поведением затворяются в удалённых обиталищах в лесных чащах, то из-за изъяна их неочищенного телесного поведения эти почтенные жрецы и отшельники пробуждают [в себе] неблагой страх и ужас. Но я не отправляюсь в удалённые обиталища в лесных чащах с неочищенным телесным поведением. Я чист в телесном поведении. Я отправляюсь в удалённые обиталища в лесных чащах как те благородные с очищенным телесным поведением». Видя в себе эту чистоту телесного поведения, я обнаружил великое утешение в пребывании в лесу. 
И какое-то время спустя, по особо благоприятным ночам восьмого, четырнадцатого, пятнадцатого дней половин месяца я пребывал во вселяющих страх, ужасающих обителях, таких как святилища в садах, святилища в лесах, святилища у дерева. И по мере того как я пребывал там, дикое животное подходило ко мне, или павлин отламывал ветку, или ветер шелестел листвой. Я думал: «Что если сейчас наступит страх и ужас?» Я думал: «Почему я пребываю в постоянном ожидании страха и ужаса? Что если я подавлю этот страх и ужас, находясь в этой самой позе, в которой я нахожусь, когда он возникнет во мне?» 
И по мере того как я ходил, страх и ужас возникал во мне. Я ни вставал, ни садился, ни ложился до тех пор, пока не подавлял этот страх и ужас. По мере того как я стоял, страх и ужас возникал во мне. Я ни ходил, ни садился, ни ложился до тех пор, пока не подавлял этот страх и ужас. По мере того как я сидел, страх и ужас возникал во мне. Я ни ходил, ни вставал, ни ложился до тех пор, пока не подавлял этот страх и ужас. По мере того как я лежал, страх и ужас возникал во мне. Я ни ходил, ни вставал, ни садился до тех пор, пока не подавлял этот страх и ужас. 
Я рассуждал так: «Есть особо благоприятные ночи восьмого, четырнадцатого, пятнадцатого дней половин месяца. Что если я по этим ночам буду пребывать во вселяющих страх, ужасающих обителях, таких как святилища в садах, святилища в лесах, святилища у дерева? Быть может, я повстречаю этот страх и ужас». 
Я рассуждал так: «Когда какие-либо жрецы и отшельники, лишённые мудрости, тупоумные, затворяются в удалённых обиталищах в лесных чащах, то из-за изъяна, состоящего в их отсутствии мудрости и [наличия] тупоумия, эти почтенные жрецы и отшельники пробуждают [в себе] неблагой страх и ужас. Но я не отправляюсь в удалённые обиталища в лесных чащах, будучи лишённым мудрости и тупоумным. Я наделён мудростью. Я отправляюсь в удалённые обиталища в лесных чащах как те благородные, наделённые мудростью». Видя в себе это обладание мудростью, я обнаружил великое утешение в пребывании в лесу. 
Я рассуждал так: «Когда какие-либо жрецы и отшельники, подверженные тревоге и страху… Я свободен от трепетания… 
Я рассуждал так: «Когда какие-либо жрецы и отшельники с неочищенным словесным поведением… с неочищенным умственным поведением… с неочищенными [способами добычи] средств к жизни затворяются в удалённых обиталищах в лесных чащах, то из-за изъяна их неочищенных средств к жизни эти почтенные жрецы и отшельники пробуждают [в себе] неблагой страх и ужас… Я чист в средствах к жизни. Я отправляюсь в удалённые обиталища в лесных чащах как те благородные с очищенными средствами к жизни». Видя в себе эту чистоту средств к жизни, я обнаружил великое утешение в пребывании в лесу. 

SC 8Nya 8Ms 9M_160Монахи, пожелай монах: «Пусть не поддамся я страху и ужасу, страх и ужас не одолеют меня и будут побеждаемы мной при каждом их появлении», он должен быть в добродетели полноценен, привержен внутреннему спокойствию ума, не пренебрегать джханой, обладать проникновением, быть пустых жилищ завсегдатаем. (6)  Если монах желает: «Пусть я стану покорителем страха и ужаса, и пусть страх и ужас не покоряют меня. Пусть я буду пребывать, преодолевая страх и ужас каждый раз, как только они возникают»—то тогда пусть он исполнит… 

Уединённый в рощах, что вселяют страх,  Я припоминаю, как подходил к многим сотням собраний знати… многим сотням собраний Брахм. И прежде я сидел там, беседовал с ними, вёл разговоры с ними, но я не вижу ни единого основания считать, что страх или застенчивость могли бы возникнуть во мне там и тогда. Не видя основания для этого, я пребываю в сохранности, бесстрашным, неустрашимым. 
Я уходил во вселяющие страх рощи и пребывал там—в рощи настолько вселяющие страх, что практически все волосы вставали бы дыбом у человека, не свободного от жажды. Когда наступали те холодные зимние ночи во время восьмидневного периода снегопада, я пребывал ночью на открытом пространстве, а днём—в роще. В последний месяц жаркого сезона я пребывал днём на открытом пространстве, а ночью—в роще. И там ко мне пришла строфа, никогда не слыханная прежде: 

И тогда я, услышав просьбу Брахмы, из сострадания к существам обозрел мир оком Будды. Обозрев мир оком Будды, я увидел существ, у которых мало пыли в глазах и много пыли в глазах, с яркими качествами и со слабыми качествами, с хорошими свойствами и с плохими свойствами, которых легко обучать, и которых трудно обучать, и некоторых, кто пребывал в видении неодобрения и страха перед иным миром. Подобно тому, как в пруду с голубыми, или с красными, или с белыми лотосами, некоторые лотосы могут родиться в воде, расти в воде, и расцвести будучи погружёнными в воду, так и не взойдя над поверхностью воды; некоторые лотосы могут родиться в воде, расти в воде и покоиться на уровне поверхности воды; некоторые лотосы могут родиться в воде, расти в воде, но они всходят над поверхностью воды и находятся там, не будучи замоченными водой—точно также, обозрев мир оком Будды, я увидел существ, у которых мало пыли в глазах и много пыли в глазах, с яркими качествами и со слабыми качествами, с хорошими свойствами и с плохими свойствами, которых легко обучать, и которых трудно обучать, и некоторых, кто пребывал в видении неодобрения и страха перед иным миром. Тогда я ответил Брахме Сахампати строфой: 

И теперь, монахи, если другие спросят этого монаха так: «Каковы доводы достопочтенного, каковы его свидетельства, что он утверждает так: «Этот достопочтенный сдерживает себя без страха, а не из-за страха, и он избегает потакания чувственным удовольствиям, поскольку с уничтожением жажды он не имеет жажды»?—то отвечая правдиво, этот монах должен ответить так: «Когда этот достопочтенный пребывает в Сангхе или в уединении, то хотя некоторые [монахи] ведут себя хорошо, некоторые ведут себя плохо, некоторые обучают группу [других монахов]; хотя в отношении некоторых можно увидеть, что они заинтересованы в материальных вещах, а некоторые незапятнаны материальными вещами—всё равно этот достопочтенный никого не презирает из-за этого. И вот как я услышал и заучил из уст самого Благословенного: «Я сдержан без страха, и не сдержан из-за страха, и я избегаю потакания чувственным удовольствиям, поскольку с уничтожением жажды я не имею жажды».  Когда он узнаёт об этом, он изучает его далее так: «Этот достопочтенный сдерживает себя без страха, или сдерживает себя из-за страха? Избегает ли он потакания чувственным удовольствиям, поскольку с уничтожением жажды он не имеет жажды?» Когда он изучает его, он узнаёт: «Этот достопочтенный сдерживает себя без страха, а не из-за страха, и он избегает потакания чувственным удовольствиям, поскольку с уничтожением жажды он не имеет жажды». 

И он говорит: «Пусть столько-то быков будет зарезано для жертвоприношения. Пусть столько-то волов… пусть столько-то тёлок… пусть столько-то коз… пусть столько-то овец будет зарезано для жертвоприношения. Пусть столько-то деревьев будет срублено на жертвенные столбы. Пусть столько-то растений и травы будет скошено для жертвенной травы». И его рабы, посыльные и слуги занимаются приготовлением, рыдая, с лицами, полными слёз, гонимые угрозами наказания и страхом. 

Когда живое существо испытывает боль и страх из-за того, что его тащат за шею [на бойню]—это второй случай, когда человек совершает абсолютно неблагой поступок. 

Он независим, страха не имеет. 

И тогда, вечером, Достопочтенный Удайи вышел из медитации, отправился к Благословенному, поклонился ему, сел рядом, и сказал ему: «Учитель, по мере того как я пребывал уединённым… Как много благих состояний принёс нам Благословенный!» Учитель, прежде мы ели вечером, утром, днём, вне положенного времени. И затем случилось так, что Благословенный обратился к монахам: «Монахи, будьте добры, отбросьте дневной приём пищи, ведь он вне положенного времени». Учитель, я был расстроен и опечален, думая: «Верующие домохозяева дают нам различные виды хорошей еды днём, вне положенного времени, но всё же Благословенный говорит нам отбросить её, Высочайший говорит нам оставить её». Исходя из нашей любви и уважения к Благословенному, исходя из стыда и страха совершить проступок, мы отбросили тот дневной приём пищи, ведь он был вне положенного времени.  И тогда мы ели только вечером и утром. И затем случилось так, что Благословенный обратился к монахам: «Монахи, будьте добры, отбросьте ночной приём пищи, ведь он вне положенного времени». Учитель, я был расстроен и опечален, думая: «Благословенный говорит нам отбросить наиболее пышный из наших двух приёмов пищи, Высочайший говорит нам оставить его». Однажды, Учитель, некий человек заполучил некий суп в течение дня и сказал: «Отставь его в сторону, и вечером мы все поедим его». [Почти] все блюда готовятся ночью, а не днём. Исходя из нашей любви и уважения к Благословенному, исходя из стыда и страха совершить проступок, мы отбросили тот ночной приём пищи, ведь он был вне положенного времени. 

«Хорошо, хорошо, Ануруддха! Подобает всем вам, представителям клана, которые благодаря вере оставили жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, радоваться святой жизни. Поскольку вы всё ещё юные, черноволосые молодые люди, наделённые благословением молодости на первом этапе жизни, вы могли бы потакать чувственным удовольствиям, но всё же вы оставили жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной. Не из-за царей вы оставили жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, не из-за воров, не из-за долгов, страха, или же потребности в средствах к жизни. Но вы ушли из жизни домохозяйской в жизнь бездомную благодаря вере после такого рассуждения: «Я жертва рождения, старения и смерти, печали, стенания, боли, горя, и отчаяния. Я жертва страданий, я добыча страдания. Но ведь как-то можно положить конец всей этой груде страданий?» 

Когда так было сказано, брахмана охватил благоговейный страх, его волосы встали дыбом, и он ответил: «Мы хотели рассказать Мастеру Готаме об этом, но Мастер Готама опередил нас». 

И тогда Достопочтенный Ананда отправился к Пруду Девакаты вместе с группой монахов. И в то время странник Сандака сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными. 

И тогда Благословенный отправился в Павлинье Святилище, в парк странников. В то время странник Сакулудайин сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными. 

В то время странник Уггахамана сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными. 

И тогда Благословенный отправился в Павлинье Святилище, в парк странников. В то время странник Сакулудайин сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными. 

И тут царю Пассенади Косальскому стало страшно, стало жутко, волосы у него встали дыбом. Блаженный заметил, что царю Пассенади Косальскому страшно, жутко, что у него волосы на голове дыбом встали, и сказал ему: «Не бойся, государь! Не бойся, государь! Его нечего бояться!» И этот страх, та жуть, тот мороз по коже, что нашли было на царя Пассенадиа Кошальского, отпустили его. И вот царь Пассенади Косальский направился к достопочтенному Ангулимале. Подойдя к нему, он обратился к достопочтенному Ангулимале: 

Возрадовался я, лишившись страха».  «Мы прибегаем к тебе, о ты, Яснозрящий, прибегаем к тебе на восьмой день; семь ночей, о Совершенный, мы ходили в твоем учении. Ты—Будда, ты—Учитель, Мудрец, сокрушивший Мару; отбросив все страсти, ты преодолел это течение и других ты перенес чрез него. Ты столкнул все подмостки жизни, ты развеял все страсти, ты как лев не влечешься ни к чему и отбросил все страхи и опасения!… Эти триста нищенствующих стоят здесь пред тобою с простертыми руками. О Победитель, дозволь им. Безгрешный, припасть к ноге твоей!» 

«Монахи, какие бы страхи ни возникали, все они возникают из-за глупца, а не из-за мудрого человека. Какие бы проблемы ни возникали, все они возникают из-за глупца, а не из-за мудрого человека. Какие бы беды ни возникали, все они возникают из-за глупца, а не из-за мудрого человека.  Подобно огню, начавшемуся в сарае, сделанном из тростника или травы, который сжигает дотла даже дома с остроконечными крышами, со стенами, покрытыми штукатуркой изнутри и снаружи, защищённые от ветра, охраняемые дверными засовами и ставнями на окнах—то точно также, монахи, какие бы страхи… проблемы… беды ни возникали, все они возникают из-за глупца, а не из-за мудрого человека. 
Так глупец приносит страх… проблемы… беду, мудрый человек не приносит беды. Страха… проблем… беды не приходит от мудрого человека. Поэтому, монахи, вот как вы должны тренироваться: «Мы будем мудрыми людьми, мы будем теми, кто вопрошает». 

[Практикующий] становится покорителем страха и ужаса, и страх и ужас не покоряют его. Он пребывает, одолевая страх и ужас каждый раз, как они возникают. 

Когда монах пребывает так, то если его ум склоняется к ходьбе, он ходит, думая: «Разговоры, которые низкие, вульгарные, грубые, постыдные, неполезные, которые не ведут к разочарованию, бесстрастию, прекращению, покою, прямому знанию, просветлению, ниббане, то есть, разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными—в такие разговоры я не буду пускаться». Подобным образом он полностью осознаёт это. 

10) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Восприятие множественности возникло во мне, и из-за восприятия множественности моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие, ни сильное стремление, ни восприятие множественности более не возникали во мне вновь».  11) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Чрезмерная медитация на формах возникла во мне, и из-за чрезмерной медитации на формах моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни бездействие, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие, ни сильное стремление, ни восприятие множественности, ни чрезмерная медитация на формах более не возникали во мне вновь». 
4) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Страх возник во мне, и из-за страха моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли». Представь, как если бы на путешественника с двух сторон напали бы убийцы. По этой причине страх возник бы в нём. Точно также, страх возник во мне, и из-за страха моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Тогда я подумал: «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх более не возникали во мне вновь». 
5) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Эйфория возникла во мне, и из-за эйфории моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли». Представь, как если бы человек искал [секретный] вход к спрятанным сокровищам, но обнаружил сразу пять [секретных] входов к спрятанным сокровищам, и по этой причине эйфория возникла бы в нём. Точно также, эйфория возникла во мне, и из-за эйфории моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Тогда я подумал: «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория более не возникали во мне вновь». 
6) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Инертность возникла во мне, и из-за инертности моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность более не возникали во мне вновь». 
7) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Чрезмерное усердие возникло во мне, и из-за чрезмерного усердия моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли». Представь, как если бы человек слишком крепко схватил бы перепёлку обеими руками. Она бы тут же умерла. Точно также, чрезмерное усердие возникло во мне, и из-за чрезмерного усердия моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Я понял: «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие более не возникали во мне вновь». 
8) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Слишком слабое усердие возникло во мне, и из-за слишком слабого усердия моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли». Представь, как если бы человек слишком слабо схватил бы перепёлку. Она бы выпорхнула из его рук. Точно также, слишком слабое усердие возникло во мне, и из-за слишком слабого усердия моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Я понял: «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие более не возникали во мне вновь». 
9) По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм. Но вскоре свет и видение форм исчезали. Я подумал: «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?» Тогда я подумал: «Сильное стремление возникло во мне, и из-за сильного стремления моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие, ни сильное стремление более не возникали во мне вновь». 
Когда, Ануруддха, я понял, что сомнение—это изъян ума, и [когда я] отбросил сомнение, [этот] изъян ума; когда я понял, что невнимательность—это изъян ума и [когда я] отбросил невнимательность… отбросил лень и апатию… страх… эйфорию… инертность… чрезмерное усердие… слишком слабое усердие… сильное стремление… восприятие множественности… чрезмерную медитацию на формах, [этот] изъян ума, то тогда я подумал: «Я отбросил эти изъяны ума. Теперь буду развивать сосредоточение тремя способами». 
Когда, Ануруддха, я понял, что сомнение—это изъян ума, я отбросил сомнение, [этот] изъян ума. Когда я понял, что невнимательность… лень и апатия… страх… эйфория… инертность… чрезмерное усердие… слишком слабое усердие… сильное стремление… восприятие множественности… чрезмерная медитация на формах—это изъян ума, я отбросил чрезмерную медитацию на формах, [этот] изъян ума. 

Всякую ненависть и страх преодолев,  Со страхом на цепляние зрят они, 

И в чём его самый великий страх?»  Страдание же—его величайший страх». 

И тогда повелитель асуров Раху освободил молодого дэву Чандиму и поспешил к Вепачитти, повелителю асуров. Подойдя в страхе и трепетании, он встал рядом. И затем, по мере того как он стоял там, Вепачитти, повелитель асуров, обратился к нему строфами:  Ты подошёл, как будто переполнен страхом, 

И тогда повелитель асуров Раху освободил молодого дэву Сурию и поспешил к Вепачитти, повелителю асуров. Подойдя в страхе и трепетании, он встал рядом. И затем, по мере того как он стоял там, Вепачитти, повелитель асуров, обратился к нему строфами:  Ты подошёл, как будто переполнен страхом, 

Если спасение от страха есть, 

В Саваттхи. И тогда великое жертвоприношение было устроено в честь царя Пасенади Косальского. Пятьсот быков, пятьсот волов, пятьсот тёлок, пятьсот коз, пятьсот баранов были приведены к жертвенному столбу. И его рабы, слуги, рабочие, подгоняемые наказанием и страхом, занимались приготовлениями, рыдающие, с полными слёз лицами.  И тогда, утром, группа монахов, одевшись, взяв чаши и одеяния, вошла в Саваттхи за подаяниями. Походив по Саваттхи в поисках подаяний, они вернулись с хождения за подаяниями, подошли к Благословенному, поклонились ему, сели рядом и сказали: «Так вот, Учитель, великое жертвоприношение устроено в честь царя Пасенади Косальского. Пятьсот быков… баранов были приведены к жертвенному столбу. И его рабы, слуги, рабочие, подгоняемые наказанием и страхом, занимались приготовлениями, рыдающие, с полными слёз лицами». 

И не имеет страха из-за своего рождения— 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, проявил себя в форме огромного царского слона и подошёл к Благословенному. Его голова была подобна огромному куску стеатита; его бивни были как будто из чистейшего серебра; его хобот—точно огромное дышло плуга. 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, подошёл к Благословенному, и неподалёку от него стал проявлять различные блестящие формы—красивые и ужасающие. 

А всех существ пускай охватит страх и ужас,  И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, проявил себя в форме огромного змеиного царя и подошёл к Благословенному. Его тело было подобно огромной лодке, сделанной из цельного ствола дерева; его капюшон был подобен большому ситу пивовара; его глаза—подобны большим бронзовым косальским тарелкам; его язык вырывался изо рта точно вспышки молнии на грозовом небе; звук от его дыхания был подобен шуму наполняемых воздухом кузнечных мехов. 

Так я слышал. Однажды Благословенный пребывал в Раджагахе в Бамбуковой Роще в Беличьем Святилище. И в то время Благословенный сидел на открытой местности в кромешной тьме ночи, и шёл моросящий дождь. И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, сотряс несколько огромных валунов неподалёку от него. 

Когда я бодрствую, в страхе не лежу, 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Алавике, желая нарушить её затворничество, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Алавике: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё затворничество». И тогда монахиня Алавика, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Соме, желая нарушить её сосредоточение, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Соме: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё сосредоточение». И тогда монахиня Сома, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Кисаготами, желая нарушить её сосредоточение, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Кисаготами: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё сосредоточение». И тогда монахиня Кисаготами, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Виджае, желая нарушить её сосредоточение, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Виджае: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё сосредоточение». И тогда монахиня Виджая, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Уппалаванне, желая нарушить её сосредоточение, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Уппалаванне: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё сосредоточение». И тогда монахиня Уппалаванна, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Селе, желая нарушить её сосредоточение, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Селе: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё сосредоточение». И тогда монахиня Села, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в монахине Ваджире, желая нарушить её сосредоточение, подошёл к ней и обратился к ней следующей строфой:  И тогда мысль пришла к монахине Ваджире: «Кто же произнёс эту строфу—человек или нечеловеческое существо?» И мысль пришла к ней: «Это Злой Мара произнёс эту строфу, желая породить страх, трепетание и ужас во мне, желая нарушить моё сосредоточение». И тогда монахиня Ваджира, осознав: «Это Злой Мара», ответила ему строфами: 

И тогда Благословенный, поняв просьбу Брахмы, из сострадания к существам обозрел мир оком Будды. И, сделав так, Благословенный увидел существ, у которых мало пыли в глазах и много пыли в глазах, с яркими качествами и со слабыми качествами, с хорошими свойствами и с плохими свойствами, которых легко обучать и которых трудно обучать, и немногих тех, кто пребывал в видении неодобрения и страха перед иным миром.  Подобно тому, как в пруду с голубыми или с красными или с белыми лотосами, некоторые лотосы могут родиться в воде, расти в воде и расцвести, будучи погружёнными в воду, так и не взойдя над поверхностью воды; некоторые лотосы могут родиться в воде, расти в воде и находиться чётко на уровне поверхности воды; некоторые лотосы могут родиться в воде, расти в воде, но они всходят над поверхностью воды и находятся там, не будучи замоченными водой—точно также, обозрев мир оком Будды, Благословенный увидел существ, у которых мало пыли в глазах и много пыли в глазах, с яркими качествами и со слабыми качествами, с хорошими свойствами и с плохими свойствами, которых легко обучать и которых трудно обучать, и немногих тех, кто пребывал в видении неодобрения и страха перед иным миром. Увидев это, он ответил Брахме Сахампати строфой: 

Без страха в бесстрашии освободись. 

Ниббане, страху не доступной. 

Вселяет страх это в меня!» 

И вот откуда—недовольство, наслаждение и страх;  Откуда возникают недовольство, наслаждение и страх? 

И тогда тьма рассеялась, и свет возник пред домохозяином Анатхапиндикой, а появившиеся в нём страх и трепет угасли. И во второй раз… и третий раз свет исчез, и тьма наступила пред домохозяином Анатхапиндикой. В нём возник страх и трепет, и он захотел вернуться назад. Но яккха Сивака, будучи сам невидимым, продекламировал:  И тогда тьма рассеялась, и свет возник пред домохозяином Анатхапиндикой, а появившиеся в нём страх и трепет угасли. И тогда домохозяин Анатхапиндика отправился к Благословенному в Прохладную Пещеру. И в то время Благословенный поднялся с первыми лучами солнца и, медитируя, ходил под открытым небом вперёд и назад. Издали увидев домохозяина Анатхапиндику, он сошёл с дорожки, где ходил вперёд и назад, и сел на подготовленное сиденье. И затем он обратился к домохозяину Анатхапиндике: «Подойди же, Судатта!» И тогда, Анатхапиндика, подумав: «Благословенный обратился ко мне по имени», упал в ноги Благословенному и сказал: «Надеюсь, Господин спал спокойно!» Будда ответил: 
Он лёг, памятуя о Будде, и три раза просыпался ночью, полагая, что уже наступил рассвет. И затем домохозяин Анатхапиндика подошёл к вратам кладбища. Нечеловеческие существа открыли врата. И затем, по мере того как домохозяин Анатхапиндика уходил всё дальше от города, свет исчез, и тьма наступила. В нём возник страх и трепет, и он захотел вернуться назад. Но яккха Сивака, будучи сам невидимым, продекламировал: 

Если вы не сможете обратить свой взор на навершие знамени божественного царя Паджапати, то вам следует обратить свой взор на навершие знамени божественного царя Варуны… Если вы не сможете обратить свой взор на навершие знамени божественного царя Варуны, то вам следует обратить свой взор на навершие знамени божественного царя Исаны. Если вы обратите свой взор на навершие знамени божественного царя Исаны, то всяческий трепет или страх в вас будет отброшен».  Если вы не сможете обратить свой взор на навершие моего знамени, то вам следует обратить свой взор на навершие знамени божественного царя Паджапати. Если вы обратите свой взор на навершие знамени божественного царя Паджапати, то всяческий трепет или страх в вас будет отброшен. 
Если вы не сможете памятовать обо мне, тогда вам следует памятовать о Дхамме: «Дхамма превосходно разъяснена Благословенным, напрямую видимая здесь и сейчас, не зависящая от времени, приглашающая пойти и увидеть, ведущая к цели, познаваемая мудрыми самостоятельно». Если вы будете памятовать о Дхамме так, то всяческий трепет или страх в вас будет отброшен. 
Если вы не сможете памятовать о Дхамме, тогда вам следует памятовать о Сангхе: «Сангха учеников Благословенного, идущих по хорошему пути, идущих по прямому пути, идущих по верному пути, идущих по совершенному пути, другими словами, четыре пары или восемь типов личностей—это Сангха учеников Благословенного: достойная даров, достойная гостеприимства, достойная подношений, достойная уважения, непревзойдённое поле заслуг для мира». Если вы будете памятовать о Сангхе так, то всяческий трепет или страх в вас будет отброшен. 
И не возникнет тогда у вас страха. 
Монахи, в том, кто обратит свой взор на навершие знамени царя Сакки… Паджапати… Варуны… Исаны, всяческий трепет или страх, может быть, будет отброшен или не отброшен. И почему? Потому что Сакка, царь дэвов, не лишён жажды, не лишён злобы, не лишён заблуждения. Он может испугаться, остолбенеть, вздрогнуть и убежать. 
«Монахи, как-то раз дэвы и асуры выстроились на битву. И тогда Сакка, царь дэвов, обратился к богам Таватимсы так: «Многоуважаемые, когда дэвы пойдут в бой, если трепет или страх возникнут, то в этом случае вам следует обратить свой взор на навершие моего знамени. Если вы обратите свой взор на навершие моего знамени, то всяческий трепет или страх в вас будет отброшен. 
Не проберёт до костей его страх». 
Но, монахи, я говорю вам следующее: Если, отправившись в лес или к подножью дерева или в пустую хижину, в вас возникнет трепет или страх, то в этом случае вам следует памятовать обо мне так: «В самом деле, Благословенный—достойный, всецело просветлённый, совершенный в истинном знании и поведении, достигший блага, знаток мира, непревзойдённый учитель тех, кто готов обучаться, учитель богов и людей, пробуждённый, благословенный». Если вы будете памятовать обо мне так, то всяческий трепет или страх в вас будет отброшен. 

«Не из-за страха или слабости  «Он терпит меня из-за собственного страха», 
То это, Магхава, от вашей слабости иль страха, 

«Он терпит меня из-за собственного страха», 

«Да, Ваше Величество»—ответил колесничий Матали, развернул колесницу с упряжкой из тысячи жеребцов. И тогда, монахи, асуры подумали: «Колесница Сакки с упряжкой из тысячи жеребцов развернулась. Дэвы ринутся в битву с асурами во второй раз». Поверженные страхом, они вошли в город асуров. Вот так, монахи, Сакка, царь дэвов, обрёл победу посредством праведности как таковой». 

Отбросив всякий страх и трепетание. 

Страхом поражены и трепетанием, 

«Монахи, это низший способ добывания средств к существованию—сбор подаяний. В мире обычно говорят в качестве оскорбления: «Ты ходишь как попрошайка с чашей в руке!» И, всё же, благоразумные сыны из хороших семей начинают вести так свою жизнь, имея на то серьёзную причину. Их не принуждают к этому насильно ни цари, ни разбойники, ни тяготы долгов, ни страх, ни потеря прежних средств к существованию. Но они делают так с этой мыслью: «Мы осаждены рождением, старением и смертью, печалями, стенаниями, болью, беспокойствами и отчаянием, осаждены страданиями, одолены страданиями. Ох, нужно узнать, как положить конец этой груде страданий!» 

«Ближний берег—опасный и вселяющий страх»—это обозначение личности.  И тогда, монахи, испугавшись этих четырёх гадюк с неистовой злобой и смертельным ядом, а также пяти кровожадных врагов, а также шестого убийцы—близкого товарища с оголённым мечом, а также бандитов, тот человек бросился бы наутёк в том направлении или в другом. И он бы увидел обширный участок воды, и ближний берег был опасным и вселяющим страх, а дальний берег был спасительным и безопасным. Но нигде не было бы парома или моста, чтобы перебраться с ближнего берега на дальний. 
И тот человек подумал бы: «Вот обширный участок воды, и ближний берег опасен и вселяет страх, а дальний берег спасительный и безопасный. Но нигде нет парома или моста, чтобы перебраться с ближнего берега на дальний. Что если я соберу травы, хвороста, ветвей и листьев и, связав всё это вместе, сооружу плот, с помощью которого доберусь до спасительного дальнего берега, помогая себе в этом своими руками и ногами?» 

Благословенный сказал: «Монахи, ученик Благородных, наделённый этими четырьмя вещами, преодолел всякий страх плохого удела. Какими четырьмя?  Ученик Благородных, наделённый этими четырьмя вещами, преодолел всякий страх плохого удела». 

Вот, домохозяин, необученный заурядный человек наделён недоверием к Будде, и когда он рассматривает в себе это недоверие к Будде, то возникает ужас, трепет, и страх перед неминуемой смертью.  Вот, домохозяин, ученик Благородных наделён подтверждённой верой в Будду: «В самом деле Благословенный—достойный, истинно самопробуждённый, совершенный в знании и поведении, достигший блага, знаток мира, непревзойдённый учитель тех, кто готов обучаться, учитель богов и людей, пробуждённый, благословенный». Когда он рассматривает в себе эту подтверждённую веру в Будду, то у него не возникает ужаса, трепета, и страха перед неминуемой смертью. 
Далее, домохозяин, необученный заурядный человек безнравственен, и когда он рассматривает в себе эту безнравственность, то возникает ужас, трепет, и страх перед неминуемой смертью. 
Далее, домохозяин, необученный заурядный человек наделён недоверием к Дхамме, и когда он рассматривает в себе это недоверие к Дхамме, то возникает ужас, трепет, и страх перед неминуемой смертью. 
Далее, домохозяин, необученный заурядный человек наделён недоверием к Сангхе, и когда он рассматривает в себе это недоверие к Сангхе, то возникает ужас, трепет, и страх перед неминуемой смертью. 
Далее, домохозяин, ученик Благородных наделён нравственными качествами, которые дороги Благородным: прочными, цельными, незапятнанными, освобождающими, восхваляемыми мудрецами, яркими, ведущими к сосредоточению. Когда он рассматривает в себе эти нравственные качества, которые дороги Благородным, то у него не возникает ужаса, трепета, и страха перед неминуемой смертью. 
Далее, домохозяин, ученик Благородных наделён подтверждённой верой в Дхамму: «Дхамма превосходно разъяснена Благословенным, видимая здесь и сейчас, не зависящая от времени, приглашающая пойти и увидеть, ведущая к цели, познаваемая мудрыми самостоятельно». Когда он рассматривает в себе эту подтверждённую веру в Дхамму, то у него не возникает ужаса, трепета, и страха перед неминуемой смертью. 
Далее, домохозяин, ученик Благородных наделён подтверждённой верой в Сангху: «Сангха учеников Благословенного, идущих по хорошему пути, идущих по прямому пути, идущих по верному пути, идущих по совершенному пути, другими словами, четыре пары или восемь типов личностей—это Сангха учеников Благословенного: достойная даров, достойная гостеприимства, достойная подношений, достойная уважения, непревзойдённое поле заслуг для мира». Когда он рассматривает в себе эту подтверждённую веру в Сангху, то у него не возникает ужаса, трепета, и страха перед неминуемой смертью. 
«Домохозяин, у необученного заурядного человека, который наделён этими четырьмя вещами, имеется ужас, трепет, и страх перед неминуемой смертью. Какими четырьмя? 
Домохозяин, у ученика Благородных, наделённого этими четырьмя вещами, не возникает ужаса, трепета, и страха перед неминуемой смертью. Какими четырьмя? 
У необученного заурядного человека, который наделён этими четырьмя вещами, имеется ужас, трепет, и страх перед неминуемой смертью. 
У ученика Благородных, наделённого этими четырьмя вещами, не возникает ужаса, трепета, и страха перед неминуемой смертью». 

о царях, о ворах, о царских министрах; 

В ком не возникнет вновь чувство страха,  В чьей груди уже нет чувства страха, 

Освободишься от страха и навсегда отдалишься от зла. 

Будда отвечал: «Страсти и ненависть коренятся в плоти: плотью же рождаются и отвращение, и страх, и наслаждение; возникая от плоти, сомнения смущают дух, как шалуны досаждают петуху. Страсти коренятся в плоти, они возникают в самом тебе, как в самом дереве зарождаются его ветви, и похотью к далекому и близкому они связывают человека, как повилика сплетает лесные деревья. Кто знает, где коренятся они, тот сумеет и вырвать их, и—внемли, о злой дух!—тот переплывет этот поток, труднопреоборимый, никем не переплытый доныне,—он переплывет его в великом решении не вступить вновь на этот путь возрождения».  Тогда злой дух Сучилома с такими словами обратился к Совершенному: «В чем начало страстей и ненависти, отвращения, страха и восхищения? Откуда возникают они? Почему сомнения, возникая, беспокоят разум, как мальчики беспокоят петуха?» 

«В страхе и сомнении я пришел сюда; я жажду вопросить тебя. Положи конец моим сомнениям,—спрошенный мною, разъясни мне мои вопросы в должном порядке».  Отбросивший все страхи и опасения. 

Возрадовался я, лишившись страха».  «Мы прибегаем к тебе, о ты, Яснозрящий, прибегаем к тебе на восьмой день; семь ночей, о Совершенный, мы ходили в твоем учении. Ты—Будда, ты—Учитель, Мудрец, сокрушивший Мару; отбросив все страсти, ты преодолел это течение и других ты перенес чрез него. Ты столкнул все подмостки жизни, ты развеял все страсти, ты как лев не влечешься ни к чему и отбросил все страхи и опасения!… Эти триста нищенствующих стоят здесь пред тобою с простертыми руками. О Победитель, дозволь им. Безгрешный, припасть к ноге твоей!» 

Свободный от гнева, свободный от страха, 

Страх, и ошибки, и сомнения?  Страх, сомнения и ошибки—всё это связано вместе; 

И к его намерениям всегда примешивается страх;  Как может зародиться в том влечение, как может зародиться в том страх? 

Страхи и злословие. 

Кто в руки взял жезл, тот нагоняет страх.  На меня напал страх. 

Свободный от страстей, отбросивший страхи,— 

Свободный от страстей, отбросивший страхи,— 

навязчивые страхи превозмог он. 

Его страхи рассеяны. 

Где опасность и страх не способны остаться:  Не боюсь я опасности, страха. 

от страха как лист на осине дрожали.  страха в момент умирания нету. 
страхи свои когда переборол он. 

Преграда, страх, угроза, 

Так я слышал: Однажды Благословенный пребывал вблизи Павы, возле Святилища Аджакалапаки, где обитал яккха Аджакалапака. Ночью Благословенный сидел на открытом воздухе и дэвы небес лили легкий, моросящий дождь. Тогда яккха Аджакалапака, желая породить страх, ужас и смятение в Благословенном, направился к нему, и подойдя близко к Благословенному, трижды прокричал: «Смятение, великое смятение!» Пытаясь привести его в смятение, он сказал: «Демон пришел к тебе отшельник!» 

«Раньше, Достопочтенный, в то время когда я жил мирской жизнью и правил, внутри дворца было много охраны и снаружи дворца было много охраны, внутри города было много охраны и снаружи города было много охраны, внутри страны было много охраны и на границах было много охраны. И хотя, Достопочтенный, меня таким образом охраняли и защищали, я жил в страхах и тревогах, с подозрениями и опасениями. Но в настоящее время, Достопочтенный, пребывая в безлюдной местности, у подножия дерева, в уединении, я живу одинокий, без страхов, без тревог, без подозрений, без опасений, беззаботный, умиротворенный, уверенный в полной безопасности, с умом, подобным свободной лани. Именно по этой причине, Достопочтенный, я, пребывая в безлюдной местности, у подножия дерева, в уединении, часто восклицаю: «Ах, счастье! Ах, счастье!»»  «Раньше, о достопочтенный, когда я был мирянином я наслаждался жизнью правителя, внутри и снаружи моих покоев стояла стража; внутри и снаружи моя столица охранялась; вся территория моего государства на границах и внутри была надежна охраняема. Но даже будучи столь надежно охраняемым я жил в страхе, беспокойстве, недоверии и боязни. Но сейчас, о Преподобныйй, когда я в лесу под кроной дерева во мне нет страха, беспокойства, недоверия и боязни. Я живу без забот: все мои нужды удовлетворены, с умом подобным уму оленя. Понимая это, я постоянно повторяю: «Какое блаженство! Ах какое блаженство!» 
Свободный от страха, счастливый, без горестей, 
Тот, кто без страха, счастливый и беспечальный — 

Рад бытию, но пред страданиями в страхе он дрожит». 

Когда Благословенный (Будда) пребывал в Раджагахе в Беличьем павильоне в бамбуковой роще. В то время члены одной семьи в Раджагахе были поражены холерой. Все люди там умерли, кроме одной женщины. Напуганная страхом смерти, она бросила дом, все свои деньги и зерно, которые были внутри него, и убежала через пролом в стене (таков был обычай во время эпидемий). Не имея никого, кто бы мог помочь ей, она пошла к дому другого семейства и остановились рядом с ним. Люди в этом доме, сжалились над ней и дали ей остатки рисовой каши и рисовую корочку, которая осталась на стенках котла, после варки риса. Посредством их щедрости она смогла там жить. 

И в это время один из слонов, принадлежащих царской свите, что явились на церемонию, побежал в сторону людей. Люди увидев это, испугались и в страхе побежали. Толпа насмерть затоптала Песавати, которая была сбита с ног. Она участвовала в церемонии почтения тхеры, и умерла с умом, преисполненным веры и радости, возродившись в мире (на небе) Таватимсы. Задумавшись над причиной своего блага и проникнув в его причину, она увидела, что это было участие в церемонии почтения тела тхеры, с умом наполненным верой и радостью по отношению к Трех Драгоценностям (Будде, Дхамме и Сангхе). И тогда она явилась [в земной мир] в своем дворце, чтобы почтить Благословенного (Будду). Спустившись из дворца, она встала перед ним в почтительной позе, со сложенными руками. 

И (теперь) я наслаждаюсь. Я играю, я радуюсь, не испытывая страха и угрозы ни с чьей стороны. Я ношу божественные одежды, как гирлянды, я пью сладкий (нектар), питающий меня.  Как льва, вызывающего страх и трепет, обитающего в своей неприступной пещере, как цветок Удумбара—такая же редкая возможность увидеть. 
Я увидела там Само-Пробужденного (Будду)—Мудреца, сострадательного по отношению ко всем в мире, сидящего у корней дерева, созерцающего, и не имеющего ни капли страха.