Vaṇṇ 360 texts and 2156 matches in Suttanta Pali


Sutta Title Words Ct Mr Links Type Quote
an1.235-247uppalavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

… Iddhimantīnaṁ yadidaṁ uppalavaṇṇā.   … with psychic power is Uppalavaṇṇā.  

an1.316-332vaṇṇemi2Pi En Ru dhamma

evamevaṁ kho ahaṁ, bhikkhave, appamattakampi bhavaṁ na vaṇṇemi, antamaso accharāsaṅghātamattampi”.   so too I don’t approve of even a tiny bit of continued existence, not even as long as a finger-snap.”  
evamevaṁ kho ahaṁ, bhikkhave, appamattakampi bhavaṁ na vaṇṇemi, antamaso accharāsaṅghātamattampi”.  
so too I don’t approve of even a tiny bit of continued existence, not even as long as a finger-snap.” 

an1.378-393vaṇṇapokkharatā1Pi En Ru dhamma

vaṇṇapokkharatā …   being handsome …  

an1.394-574lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇāni odātavaṇṇāni pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni8Pi En Ru dhamma

Ajjhattaṁ rūpasaññī bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.   Perceiving form internally, they see forms externally, limited, both pretty and ugly.  
… ajjhattaṁ rūpasaññī bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Perceiving form internally, they see forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
… ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Not perceiving form internally, they see forms externally, limited, both pretty and ugly.  
… ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Not perceiving form internally, they see forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
… ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, they see forms externally that are blue, with blue color and blue appearance.  
… ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, they see forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
… ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, they see forms externally that are red, with red color and red appearance.  
… ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, they see forms externally that are white, with white color and white appearance.  

an2.32-41vaṇṇemi2Pi En Ru dhamma

“Dvinnāhaṁ, bhikkhave, micchāpaṭipattiṁ na vaṇṇemi, gihissa vā pabbajitassa vā.   “Mendicants, I don’t praise wrong practice for these two, for laypeople and renunciates.  
Dvinnāhaṁ, bhikkhave, sammāpaṭipattiṁ vaṇṇemi, gihissa vā pabbajitassa vā.  
I praise right practice for these two, for laypeople and renunciates.  

an2.42-51vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, yassaṁ parisāyaṁ bhikkhū gihīnaṁ odātavasanānaṁ sammukhā aññamaññassa vaṇṇaṁ bhāsanti:   It is an assembly where the mendicants praise each other in front of the white-clothed laypeople, saying:  
Idha, bhikkhave, yassaṁ parisāyaṁ bhikkhū gihīnaṁ odātavasanānaṁ sammukhā aññamaññassa vaṇṇaṁ na bhāsanti:  
It is an assembly where the mendicants don’t praise each other in front of the white-clothed laypeople, saying:  

an2.130-140avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa uppalavaṇṇā vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa10Pi En Ru dhamma

‘tādisī homi yādisī khemā ca bhikkhunī uppalavaṇṇā cā’ti.   ‘May I be like the nuns Khemā and Uppalavaṇṇā!’  
Esā, bhikkhave, tulā etaṁ pamāṇaṁ mama sāvikānaṁ bhikkhunīnaṁ yadidaṁ khemā ca bhikkhunī uppalavaṇṇā cā”ti.  
These are a standard and a measure for my nun disciples, that is, the nuns Khemā and Uppalavaṇṇā.”  
Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
Without examining or scrutinizing, they praise those deserving of criticism  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati.  
and they criticize those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, they criticize those deserving of criticism  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati.  
and they praise those deserving of praise.  

an3.18vaṇṇena1Pi En Ru dhamma

“Iti kira tumhe, bhikkhave, dibbena āyunā aṭṭīyatha harāyatha jigucchatha, dibbena vaṇṇena dibbena sukhena dibbena yasena dibbenādhipateyyena aṭṭīyatha harāyatha jigucchatha;   “So it seems that you are horrified, repelled, and disgusted by heavenly lifespan, beauty, happiness, fame, and sovereignty.  

an3.57vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

nāssa vaṇṇaṁ parikkhare.   regardless of his color.  

an3.58evaṁvaṇṇo suvaṇṇe vaṇṇaṁ5Pi En Ru dhamma

ekamantaṁ nisinno kho tikaṇṇo brāhmaṇo bhagavato sammukhā tevijjānaṁ sudaṁ brāhmaṇānaṁ vaṇṇaṁ bhāsati:   Seated to one side, in front of the Buddha, Tikaṇṇa praised the brahmins who were proficient in the three Vedas,  
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattārīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi, anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ. Tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
They recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā …pe… manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā, vacīsucaritena samannāgatā, manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an3.63chavivaṇṇo4Pi En Ru dhamma

Yāvañcidaṁ bhoto gotamassa vippasannāni indriyāni, parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.   how your faculties are so very clear, and the complexion of your skin is pure and bright.  
evamevaṁ bhoto gotamassa vippasannāni indriyāni parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.  
 
evamevaṁ bhoto gotamassa vippasannāni indriyāni parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.  
 
evamevaṁ bhoto gotamassa vippasannāni indriyāni parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.  
In the same way, your faculties are so very clear, and the complexion of your skin is pure and bright.  

an3.70suvaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Siṅgī suvaṇṇaṁ atha vāpi kañcanaṁ,   mountain gold or lustrous gold,  

an3.79vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

Tassa disāsu samaṇabrāhmaṇā vaṇṇaṁ bhāsanti:   Ascetics and brahmins everywhere praise them for these good qualities;  
Devatāpissa vaṇṇaṁ bhāsanti:  
even the deities praise them.  

an3.82vaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Tassa na tādiso vaṇṇo hoti seyyathāpi gunnaṁ, na tādiso saro hoti seyyathāpi gunnaṁ, na tādisaṁ padaṁ hoti seyyathāpi gunnaṁ.   But it doesn’t look like a cow, or sound like a cow, or leave a footprint like a cow.  

an3.91vaṇṇavādī vaṇṇaṁ20Pi En Ru dhamma

Thero cepi, kassapa, bhikkhu hoti na sikkhākāmo na sikkhāsamādānassa vaṇṇavādī, ye caññe bhikkhū na sikkhākāmā te ca na sikkhāya samādapeti, ye caññe bhikkhū sikkhākāmā tesañca na vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena, evarūpassāhaṁ, kassapa, therassa bhikkhuno na vaṇṇaṁ bhaṇāmi.   Kassapa, take the case of a senior mendicant who doesn’t want to train and doesn’t praise taking up the training. They don’t encourage other mendicants who don’t want to train to take up the training. And they don’t truthfully and correctly praise at the right time those mendicants who do want to train. I don’t praise that kind of senior mendicant.  
Satthā hissa vaṇṇaṁ bhaṇatīti aññe naṁ bhikkhū bhajeyyuṁ, ye naṁ bhajeyyuṁ tyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ, yyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ tesaṁ taṁ assa dīgharattaṁ ahitāya dukkhāyāti.  
Because, hearing that I praised that mendicant, other mendicants might want to keep company with them. Then they might follow their example, which would be for their lasting harm and suffering.  
Tasmāhaṁ, kassapa, evarūpassa therassa bhikkhuno na vaṇṇaṁ bhaṇāmi.  
That’s why I don’t praise that kind of senior mendicant.  
navo cepi, kassapa, bhikkhu hoti na sikkhākāmo na sikkhāsamādānassa vaṇṇavādī, ye caññe bhikkhū na sikkhākāmā te ca na sikkhāya samādapeti, ye caññe bhikkhū sikkhākāmā tesañca na vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena, evarūpassāhaṁ, kassapa, navassa bhikkhuno na vaṇṇaṁ bhaṇāmi.  
Take the case of a junior mendicant who doesn’t want to train …  
Satthā hissa vaṇṇaṁ bhaṇatīti aññe naṁ bhikkhū bhajeyyuṁ, ye naṁ bhajeyyuṁ tyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ, yyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ tesaṁ taṁ assa dīgharattaṁ ahitāya dukkhāyāti.  
 
Tasmāhaṁ, kassapa, evarūpassa navassa bhikkhuno na vaṇṇaṁ bhaṇāmi.  
That’s why I don’t praise that kind of junior mendicant.  
Thero cepi, kassapa, bhikkhu hoti sikkhākāmo sikkhāsamādānassa vaṇṇavādī, ye caññe bhikkhū na sikkhākāmā te ca sikkhāya samādapeti, ye caññe bhikkhū sikkhākāmā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena, evarūpassāhaṁ, kassapa, therassa bhikkhuno vaṇṇaṁ bhaṇāmi.  
Kassapa, take the case of a senior mendicant who does want to train and praises taking up the training. They encourage other mendicants who don’t want to train to take up the training. And they truthfully and correctly praise at the right time those mendicants who do want to train. I praise that kind of senior mendicant.  
Satthā hissa vaṇṇaṁ bhaṇatīti aññe naṁ bhikkhū bhajeyyuṁ, ye naṁ bhajeyyuṁ tyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ, yyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ tesaṁ taṁ assa dīgharattaṁ hitāya sukhāyāti.  
Because, hearing that I praised that mendicant, other mendicants might want to keep company with them. Then they might follow their example, which would be for their lasting welfare and happiness.  
Tasmāhaṁ, kassapa, evarūpassa therassa bhikkhuno vaṇṇaṁ bhaṇāmi.  
That’s why I praise that kind of senior mendicant.  
navo cepi, kassapa, bhikkhu hoti sikkhākāmo sikkhāsamādānassa vaṇṇavādī, ye caññe bhikkhū na sikkhākāmā te ca sikkhāya samādapeti, ye caññe bhikkhū sikkhākāmā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena, evarūpassāhaṁ, kassapa, navassa bhikkhuno vaṇṇaṁ bhaṇāmi.  
Take the case of a junior mendicant who wants to train …  
Satthā hissa vaṇṇaṁ bhaṇatīti aññe naṁ bhikkhū bhajeyyuṁ, ye naṁ bhajeyyuṁ tyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ, yyāssa diṭṭhānugatiṁ āpajjeyyuṁ tesaṁ taṁ assa dīgharattaṁ hitāya sukhāyāti.  
 
Tasmāhaṁ, kassapa, evarūpassa navassa bhikkhuno vaṇṇaṁ bhaṇāmī”ti.  
That’s why I praise that kind of junior mendicant.”  

an3.96vaṇṇasampanno4Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, rañño bhadro assājānīyo vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca.   It’s when a fine royal thoroughbred is beautiful, strong, and fast.  
Idha, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca.  
It’s when a mendicant is beautiful, strong, and fast.  
Kathañca, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti?  
And how is a mendicant beautiful?  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti.  
That’s how a mendicant is beautiful.  

an3.97vaṇṇasampanno4Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, rañño bhadro assājānīyo vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca.   It’s when a fine royal thoroughbred is beautiful, strong, and fast.  
Idha, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca.  
It’s when a mendicant is beautiful, strong, and fast.  
Kathañca, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti?  
And how is a mendicant beautiful?  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti.  
That’s how a mendicant is beautiful.  

an3.98vaṇṇasampanno4Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, rañño bhadro assājānīyo vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca.   It’s when a fine royal thoroughbred is beautiful, strong, and fast.  
Idha, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca.  
It’s when a mendicant is beautiful, strong, and fast.  
Kathañca, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti?  
And how is a mendicant beautiful?  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti.  
That’s how a mendicant is beautiful.  

an3.99suvaṇṇatāya vaṇṇavantañceva vaṇṇavantaṁ5Pi En Ru dhamma

Navampi, bhikkhave, kāsikaṁ vatthaṁ vaṇṇavantañceva hoti sukhasamphassañca mahagghañca; majjhimampi, bhikkhave, kāsikaṁ vatthaṁ vaṇṇavantañceva hoti sukhasamphassañca mahagghañca; jiṇṇampi, bhikkhave, kāsikaṁ vatthaṁ vaṇṇavantañceva hoti sukhasamphassañca mahagghañca.   Cloth from Kāsi is beautiful, pleasant to touch, and valuable whether it’s new, worn in, or worn out.  
Evamevaṁ kho, bhikkhave, navo cepi bhikkhu hoti sīlavā kalyāṇadhammo, idamassa suvaṇṇatāya vadāmi.  
In the same way, if a junior mendicant is ethical, of good character, this is how they’re beautiful, I say.  
Seyyathāpi taṁ, bhikkhave, kāsikaṁ vatthaṁ vaṇṇavantaṁ tathūpamāhaṁ, bhikkhave, imaṁ puggalaṁ vadāmi.  
That person is just as beautiful as cloth from Kāsi.  

an3.101evaṁvaṇṇo suvaṇṇajātarūpakāvasissanti suvaṇṇakārantevāsī suvaṇṇakāro suvaṇṇamālāya—tañcassa suvaṇṇasikatāvasissanti suvaṇṇe12Pi En Ru dhamma

Tasmiṁ pahīne tasmiṁ byantīkate athāparaṁ suvaṇṇasikatāvasissanti.   When that’s been eliminated, only golden flecks remain.  
suvaṇṇasikatāvasissanti → suvaṇṇajātarūpakāvasissanti (mr)  
Tamenaṁ suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā jātarūpaṁ mūsāyaṁ pakkhipitvā dhamati sandhamati niddhamati.  
A goldsmith or their apprentice places the native gold in a crucible where they blow, melt, and smelt it.  
Hoti so, bhikkhave, samayo yaṁ suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā taṁ jātarūpaṁ dhamati sandhamati niddhamati.  
But the goldsmith keeps on blowing, melting, and smelting it.  
Yassā yassā ca pilandhanavikatiyā ākaṅkhati—yadi paṭṭikāya, yadi kuṇḍalāya, yadi gīveyyake, yadi suvaṇṇamālāya—tañcassa atthaṁ anubhoti.  
Then the goldsmith can successfully create any kind of ornament they want, whether a bracelet, earrings, a necklace, or a golden garland.  
So sace ākaṅkhati: ‘anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyaṁ, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: “amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno”ti, iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyan’ti,  
If they wish: ‘May I recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. May I remember: “There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.” May I recollect my many past lives, with features and details.’  
So sace ākaṅkhati: ‘dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyaṁ: “ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā”ti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyan’ti,  
If they wish: ‘With clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds: “These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.” And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And may I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.’  

an3.102suvaṇṇakārantevāsī suvaṇṇakāro suvaṇṇamālāya—tañcassa11Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, bhikkhave, suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā ukkaṁ bandheyya, ukkaṁ bandhitvā ukkāmukhaṁ ālimpeyya, ukkāmukhaṁ ālimpetvā saṇḍāsena jātarūpaṁ gahetvā ukkāmukhe pakkhipeyya, ukkāmukhe pakkhipitvā kālena kālaṁ abhidhamati, kālena kālaṁ udakena paripphoseti, kālena kālaṁ ajjhupekkhati.   It’s like when a goldsmith or a goldsmith’s apprentice prepares a forge, fires the crucible, picks up some native gold with tongs and puts it in the crucible. From time to time they fan it, from time to time they sprinkle water on it, and from time to time they just watch over it.  
Sace, bhikkhave, suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā taṁ jātarūpaṁ ekantaṁ abhidhameyya, ṭhānaṁ taṁ jātarūpaṁ ḍaheyya.  
If they solely fanned it, the native gold would likely be scorched.  
Sace, bhikkhave, suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā taṁ jātarūpaṁ ekantaṁ udakena paripphoseyya, ṭhānaṁ taṁ jātarūpaṁ nibbāpeyya.  
If they solely sprinkled water on it, the native gold would likely cool down.  
Sace, bhikkhave, suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā taṁ jātarūpaṁ ekantaṁ ajjhupekkheyya, ṭhānaṁ taṁ jātarūpaṁ na sammā paripākaṁ gaccheyya.  
If they solely watched over it, the native gold would likely not be properly processed.  
Yato ca kho, bhikkhave, suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā taṁ jātarūpaṁ kālena kālaṁ abhidhamati, kālena kālaṁ udakena paripphoseti, kālena kālaṁ ajjhupekkhati, taṁ hoti jātarūpaṁ muduñca kammaniyañca pabhassarañca, na ca pabhaṅgu, sammā upeti kammāya.  
But when that goldsmith fans it from time to time, sprinkles water on it from time to time, and watches over it from time to time, that native gold becomes pliable, workable, and radiant, not brittle, and is ready to be worked.  
Yassā yassā ca pilandhanavikatiyā ākaṅkhati—yadi paṭṭikāya, yadi kuṇḍalāya, yadi gīveyyake, yadi suvaṇṇamālāya—tañcassa atthaṁ anubhoti.  
Then the goldsmith can successfully create any kind of ornament they want, whether a bracelet, earrings, a necklace, or a golden garland.  

an3.127abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho hatthako devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā:   Then, late at night, the glorious god Hatthaka, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha. Thinking,  

an3.140vaṇṇasampanno vaṇṇasmiṁ15Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, ekacco assakhaḷuṅko javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno.   One wild colt is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco assakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca; na ārohapariṇāhasampanno.  
Another wild colt is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco assakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
While another wild colt is fast, beautiful, and well proportioned.  
Idha, bhikkhave, ekacco purisakhaḷuṅko javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno.  
One wild person is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca; na ārohapariṇāhasampanno.  
Another wild person is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
While another wild person is fast, beautiful, and well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno na ārohapariṇāhasampanno?  
And how is a wild person fast, but not beautiful or well proportioned?  
Idamassa na vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re not beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno.  
This is how a wild person is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca; na ārohapariṇāhasampanno?  
And how is a wild person fast and beautiful, but not well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca; na ārohapariṇāhasampanno.  
This is how a wild person is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca?  
And how is a wild person fast, beautiful, and well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
This is how a wild person is fast, beautiful, and well proportioned.  

an3.141vaṇṇasampanno vaṇṇasmiṁ15Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, ekacco assaparasso javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno na ārohapariṇāhasampanno.   One excellent horse is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco assaparasso javasampanno hoti vaṇṇasampanno ca; na ārohapariṇāhasampanno.  
Another excellent horse is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco assaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
While another excellent horse is fast, beautiful, and well proportioned.  
Idha, bhikkhave, ekacco purisaparasso javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno na ārohapariṇāhasampanno.  
One excellent person is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco purisaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca; na ārohapariṇāhasampanno.  
Another excellent person is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco purisaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
While another excellent person is fast, beautiful, and well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisaparasso javasampanno hoti; na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno?  
And how is an excellent person fast, but not beautiful or well proportioned?  
Idamassa na vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re not beautiful, I say.  
na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno.  
but not beautiful or well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca, na ārohapariṇāhasampanno?  
And how is an excellent person fast and beautiful, but not well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisaparasso javasampanno ca hoti; vaṇṇasampanno ca, na ārohapariṇāhasampanno.  
This is how an excellent person is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca?  
And how is an excellent person fast, beautiful, and well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
This is how an excellent person is fast, beautiful, and well proportioned.  

an3.142vaṇṇasampanno vaṇṇasmiṁ5Pi En Ru dhamma

javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.   is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca?  
fast, beautiful, and well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhadro purisājānīyo javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
This is how a fine thoroughbred person is fast, beautiful, and well proportioned.  

an4.3avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa8Pi En Ru dhamma

Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,   Without examining or scrutinizing, they praise those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and they criticize those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, they criticize those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and they praise those deserving of praise.  

an4.28vaṇṇavādī3Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, bhikkhu santuṭṭho hoti itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, na ca cīvarahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati, aladdhā ca cīvaraṁ na paritassati, laddhā ca cīvaraṁ agadhito amucchito anajjhosanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati;   Firstly, a mendicant is content with any kind of robe, and praises such contentment. They don’t try to get hold of a robe in an improper way. They don’t get upset if they don’t get a robe. And if they do get a robe, they use it untied, uninfatuated, unattached, seeing the drawback, and understanding the escape.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu santuṭṭho hoti itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, na ca piṇḍapātahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati, aladdhā ca piṇḍapātaṁ na paritassati, laddhā ca piṇḍapātaṁ agadhito amucchito anajjhosanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati;  
Furthermore, a mendicant is content with any kind of almsfood …  
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu santuṭṭho hoti itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, na ca senāsanahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati, aladdhā ca senāsanaṁ na paritassati, laddhā ca senāsanaṁ agadhito amucchito anajjhosanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati;  
Furthermore, a mendicant is content with any kind of lodgings …  

an4.33vaṇṇavanto2Pi En Ru dhamma

Yepi te, bhikkhave, devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā uccesu vimānesu ciraṭṭhitikā, tepi tathāgatassa dhammadesanaṁ sutvā yebhuyyena bhayaṁ saṁvegaṁ santāsaṁ āpajjanti:   Now, there are gods who are long-lived, beautiful, and very happy, lasting long in their divine palaces. When they hear this teaching by the Realized One, they’re typically filled with fear, awe, and terror.  
vaṇṇavanto yasassino;  
so beautiful and famous,  

an4.34vaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Aggaṁ āyu ca vaṇṇo ca,   the best lifespan, beauty,  

an4.39vaṇṇemi vaṇṇetī’ti5Pi En Ru dhamma

“bhavampi no gotamo yaññaṁ vaṇṇetī”ti?   “Does Mister Gotama praise sacrifice?”  
“Na kho ahaṁ, brāhmaṇa, sabbaṁ yaññaṁ vaṇṇemi;  
“Brahmin, I don’t praise all sacrifices.  
na panāhaṁ, brāhmaṇa, sabbaṁ yaññaṁ na vaṇṇemi.  
Nor do I criticize all sacrifices.  
evarūpaṁ kho ahaṁ, brāhmaṇa, sārambhaṁ yaññaṁ na vaṇṇemi.  
I criticize that kind of violent sacrifice.  
evarūpaṁ kho ahaṁ, brāhmaṇa, nirārambhaṁ yaññaṁ vaṇṇemi, yadidaṁ niccadānaṁ anukulayaññaṁ.  
I praise that kind of non-violent sacrifice; for example, a regular gift as an ongoing family sacrifice.  

an4.40vaṇṇemi vaṇṇetī’ti5Pi En Ru dhamma

“bhavampi no gotamo yaññaṁ vaṇṇetī”ti?   “Does Mister Gotama praise sacrifice?”  
“Na kho ahaṁ, brāhmaṇa, sabbaṁ yaññaṁ vaṇṇemi;  
“Brahmin, I don’t praise all sacrifices.  
na panāhaṁ, brāhmaṇa, sabbaṁ yaññaṁ na vaṇṇemi.  
Nor do I criticize all sacrifices. …  
evarūpaṁ kho ahaṁ, brāhmaṇa, sārambhaṁ yaññaṁ na vaṇṇemi.  
I don’t praise that kind of violent sacrifice.  
evarūpaṁ kho ahaṁ, brāhmaṇa, nirārambhaṁ yaññaṁ vaṇṇemi, yadidaṁ niccadānaṁ anukulayaññaṁ.  
I do praise that kind of non-violent sacrifice; for example, a regular gift as an ongoing family sacrifice.  

an4.45abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho rohitasso devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho rohitasso devaputto bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, the glorious god Rohitassa, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him:  

an4.46abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ rohitasso devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho, bhikkhave, rohitasso devaputto maṁ etadavoca:   “Tonight, the glorious god Rohitassa, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side, and said to me:  

an4.57vaṇṇassa vaṇṇaṁ vaṇṇitā4Pi En Ru dhamma

Āyuṁ deti, vaṇṇaṁ deti, sukhaṁ deti, balaṁ deti.   Long life, beauty, happiness, and strength.  
Vaṇṇaṁ datvā vaṇṇassa bhāginī hoti dibbassa vā mānusassa vā.  
Giving beauty, she has beauty as a god or human.  
Mahapphalā lokavidūna vaṇṇitā.  
and is praised by those who know the world.  

an4.58sukhavaṇṇadado vaṇṇadāyī vaṇṇañca vaṇṇaṁ7Pi En Ru dhamma

Āyuṁ deti, vaṇṇaṁ deti, sukhaṁ deti, balaṁ deti.   Long life, beauty, happiness, and strength.  
Vaṇṇaṁ datvā … sukhaṁ datvā … balaṁ datvā balassa bhāgī hoti dibbassa vā mānusassa vā.  
Giving beauty … happiness … strength …  
Āyuñca vaṇṇañca sukhaṁ balañca.  
long life, beauty, happiness, and strength.  
So āyudāyī vaṇṇadāyī,  
A person who gives long life, beauty,  
vaṇṇadāyī → so āyudāyī baladāyī (bj, pts1ed); āyudāyī baladāyī (sya-all, km)  
sukhaṁ balaṁ dado naro;  
happiness, and strength,  
sukhaṁ balaṁ dado → sukhaṁ vaṇṇaṁ dado (bj, sya-all, km); sukhavaṇṇadado (pts1ed); sukhabaladado (mr) 

an4.59vaṇṇadāyī vaṇṇañca vaṇṇaṁ4Pi En Ru dhamma

Āyuṁ deti, vaṇṇaṁ deti, sukhaṁ deti, balaṁ deti.   Long life, beauty, happiness, and strength. …”  
Vaṇṇaṁ datvā … sukhaṁ datvā … balaṁ datvā balassa bhāgī hoti dibbassa vā mānusassa vā.  
 
Āyuñca vaṇṇañca sukhaṁ balañca.  
 
So āyudāyī vaṇṇadāyī,  
 

an4.70vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

Samapākāni, bhikkhave, sassāni manussā paribhuñjantā dīghāyukā ca honti vaṇṇavanto ca balavanto ca appābādhā cāti.   When people eat crops that have ripened well, they become long-lived, beautiful, strong, and healthy.  

an4.73avaṇṇaṁ avaṇṇo vaṇṇaṁ vaṇṇo16Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, asappuriso yo hoti parassa avaṇṇo taṁ apuṭṭhopi pātu karoti, ko pana vādo puṭṭhassa.   To start with, an untrue person speaks ill of another even when not asked, let alone when asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto ahāpetvā alambitvā paripūraṁ vitthārena parassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak ill of another in full detail, not leaving anything out.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, asappuriso yo hoti parassa vaṇṇo taṁ puṭṭhopi na pātu karoti, ko pana vādo apuṭṭhassa.  
Furthermore, an untrue person doesn’t speak well of another even when asked, let alone when not asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto hāpetvā lambitvā aparipūraṁ avitthārena parassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak well of another without giving the full details, leaving many things out.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, asappuriso yo hoti attano avaṇṇo taṁ puṭṭhopi na pātu karoti, ko pana vādo apuṭṭhassa.  
Furthermore, an untrue person doesn’t speak ill of themselves even when asked, let alone when not asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto hāpetvā lambitvā aparipūraṁ avitthārena attano avaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak ill of themselves without giving the full details, leaving many things out.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, asappuriso yo hoti attano vaṇṇo taṁ apuṭṭhopi pātu karoti, ko pana vādo puṭṭhassa.  
Furthermore, an untrue person speaks well of themselves even when not asked, let alone when asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto ahāpetvā alambitvā paripūraṁ vitthārena attano vaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak well of themselves in full detail, not leaving anything out.  
Idha, bhikkhave, sappuriso yo hoti parassa avaṇṇo taṁ puṭṭhopi na pātu karoti, ko pana vādo apuṭṭhassa.  
To start with, a true person doesn’t speak ill of another even when asked, let alone when not asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto hāpetvā lambitvā aparipūraṁ avitthārena parassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak ill of another without giving the full details, leaving many things out.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, sappuriso yo hoti parassa vaṇṇo taṁ apuṭṭhopi pātu karoti, ko pana vādo puṭṭhassa.  
Furthermore, a true person speaks well of another even when not asked, let alone when asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto ahāpetvā alambitvā paripūraṁ vitthārena parassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak well of another in full detail, not leaving anything out.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, sappuriso yo hoti attano avaṇṇo taṁ apuṭṭhopi pātu karoti, ko pana vādo puṭṭhassa.  
Furthermore, a true person speaks ill of themselves even when not asked, let alone when asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto ahāpetvā alambitvā paripūraṁ vitthārena attano avaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when led on by questions they speak ill of themselves in full detail, not leaving anything out.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, sappuriso yo hoti attano vaṇṇo taṁ puṭṭhopi na pātu karoti, ko pana vādo apuṭṭhassa.  
Furthermore, a true person doesn’t speak well of themselves even when asked, let alone when not asked.  
Puṭṭho kho pana pañhābhinīto hāpetvā lambitvā aparipūraṁ avitthārena attano vaṇṇaṁ bhāsitā hoti.  
But when summoned for questioning they speak well of themselves without giving the full details, leaving many things out.  

an4.83avaṇṇasuttaṁ avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa avaṇṇārahasutta vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa11Pi En Ru dhamma

Avaṇṇārahasutta   Where Criticism Takes You  
Avaṇṇārahasutta → avaṇṇasuttaṁ (bj) 
Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
Without examining or scrutinizing, they praise those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and they criticize those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, they criticize those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and they praise those deserving of praise.  

an4.85vaṇṇapokkharatāya2Pi En Ru dhamma

so ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.   And they’re attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. They get to have food, drink, clothes, and vehicles; garlands, fragrance, and makeup; and bed, house, and lighting.  
so ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.  
 

an4.90avaṇṇakodhatamoṇatā1Pi En Ru dhamma

avaṇṇakodhatamoṇatā;    

an4.100avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa44Pi En Ru dhamma

Idha, potaliya, ekacco puggalo avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca kho vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.   One person criticizes those deserving of criticism at the right time, truthfully and correctly. But they don’t praise those deserving of praise at the right time, truthfully and correctly.  
Idha pana, potaliya, ekacco puggalo vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca kho avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
Another person praises those deserving of praise … But they don’t criticize those deserving of criticism …  
Idha pana, potaliya, ekacco puggalo neva avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
Another person doesn’t praise those deserving of praise … Nor do they criticize those deserving of criticism …  
Idha pana, potaliya, ekacco puggalo avaṇṇārahassa ca avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, vaṇṇārahassa ca vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
Another person criticizes those deserving of criticism at the right time, truthfully and correctly. And they praise those deserving of praise at the right time, truthfully and correctly.  
Idha, bho gotama, ekacco puggalo avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca kho vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
 
Idha pana, bho gotama, ekacco puggalo vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca kho avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
 
Idha pana, bho gotama, ekacco puggalo neva avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
 
Idha pana, bho gotama, ekacco puggalo avaṇṇārahassa ca avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, vaṇṇārahassa ca vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
 
Imesaṁ, bho gotama, catunnaṁ puggalānaṁ yvāyaṁ puggalo neva avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, no ca vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena;  
“Mister Gotama, of these four people, it is the person who neither praises those deserving of praise at the right time, truthfully and correctly; nor criticizes those deserving of criticism at the right time, truthfully and correctly.  
Imesaṁ kho, potaliya, catunnaṁ puggalānaṁ yvāyaṁ puggalo avaṇṇārahassa ca avaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena, vaṇṇārahassa ca vaṇṇaṁ bhāsitā hoti bhūtaṁ tacchaṁ kālena;  
“Potaliya, of these four people, it is the person who criticizes those deserving of criticism at the right time, truthfully and correctly; and praises those deserving of praise at the right time, truthfully and correctly.  
Imesaṁ, bho gotama, catunnaṁ puggalānaṁ yvāyaṁ puggalo avaṇṇārahassa ca avaṇṇaṁ bhāsitā bhūtaṁ tacchaṁ kālena, vaṇṇārahassa ca vaṇṇaṁ bhāsitā bhūtaṁ tacchaṁ kālena;  
“Mister Gotama, of these four people, it is the person who criticizes those deserving of criticism at the right time, truthfully and correctly; and praises those deserving of praise at the right time, truthfully and correctly.  

an4.105pakkavaṇṇi pakkavaṇṇī āmavaṇṇi āmavaṇṇī28Pi En Ru dhamma

Āmaṁ pakkavaṇṇi,   One is unripe but seems ripe,  
pakkavaṇṇi → pakkavaṇṇī (bj, sya1ed, sya2ed, km) | āmavaṇṇi → āmavaṇṇī (bj, sya1ed, sya2ed, km) | āmavaṇṇi → āmavaṇṇī (bj, sya1ed, sya2ed, km) | pakkavaṇṇi → pakkavaṇṇī (bj, sya1ed, sya2ed, km)  
pakkaṁ āmavaṇṇi,  
one is ripe but seems unripe,  
āmaṁ āmavaṇṇi,  
one is unripe and seems unripe, and  
pakkaṁ pakkavaṇṇi— 
one is ripe and seems ripe.  
Āmo pakkavaṇṇī,  
One is unripe but seems ripe,  
pakko āmavaṇṇī,  
one is ripe but seems unripe,  
āmo āmavaṇṇī,  
one is unripe and seems unripe, and  
pakko pakkavaṇṇī.  
one is ripe and seems ripe.  
Kathañca, bhikkhave, puggalo āmo hoti pakkavaṇṇī?  
And how is a person unripe but seems ripe?  
Evaṁ kho, bhikkhave, puggalo āmo hoti pakkavaṇṇī.  
That’s how a person is unripe but seems ripe.  
Seyyathāpi taṁ, bhikkhave, ambaṁ āmaṁ pakkavaṇṇi;  
That person is like a mango that’s unripe but seems ripe, I say.  
Kathañca, bhikkhave, puggalo pakko hoti āmavaṇṇī?  
And how is a person ripe but seems unripe?  
Evaṁ kho, bhikkhave, puggalo pakko hoti āmavaṇṇī.  
 
Seyyathāpi taṁ, bhikkhave, ambaṁ pakkaṁ āmavaṇṇi;  
 
Kathañca, bhikkhave, puggalo āmo hoti āmavaṇṇī?  
And how is a person unripe and seems unripe?  
Evaṁ kho, bhikkhave, puggalo āmo hoti āmavaṇṇī.  
 
Seyyathāpi taṁ, bhikkhave, ambaṁ āmaṁ āmavaṇṇi;  
 
Kathañca, bhikkhave, puggalo pakko hoti pakkavaṇṇī?  
And how is a person ripe and seems ripe?  
Evaṁ kho, bhikkhave, puggalo pakko hoti pakkavaṇṇī.  
 
Seyyathāpi taṁ, bhikkhave, ambaṁ pakkaṁ pakkavaṇṇi;  
 

an4.111avaṇṇo1Pi En Ru dhamma

‘Mā me ācariyakulassa avaṇṇo ahosī’ti.   So that I don’t disgrace my tradition.  

an4.176uppalavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

‘tādisā homi yādisā khemā ca bhikkhunī uppalavaṇṇā cā’ti.   ‘May I be like the nuns Khemā and Uppalavaṇṇā!’  
Esā, bhikkhave, tulā etaṁ pamāṇaṁ mama sāvikānaṁ bhikkhunīnaṁ, yadidaṁ khemā ca bhikkhunī uppalavaṇṇā ca.  
These are a standard and a measure for my nun disciples, that is, the nuns Khemā and Uppalavaṇṇā.  

an4.197vaṇṇapokkharatāya6Pi En Ru dhamma

Ko nu kho, bhante, hetu ko paccayo, yena midhekacco mātugāmo abhirūpā ca hoti dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā;   And why are some females attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty;  
Ko pana, bhante, hetu ko paccayo, yena midhekacco mātugāmo abhirūpā ca hoti dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā, aḍḍhā ca hoti mahaddhanā mahābhogā mahesakkhā cā”ti?  
And why are some females attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty; and rich, affluent, wealthy, and illustrious?”  
Sā ce tato cutā itthattaṁ āgacchati, sā yattha yattha paccājāyati abhirūpā ca hoti dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā;  
If she comes back to this place after passing away, wherever she is reborn she’s attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty;  
Sā ce tato cutā itthattaṁ āgacchati, sā yattha yattha paccājāyati abhirūpā ca hoti dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā;  
If she comes back to this place after passing away, wherever she is reborn she’s attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty;  
Ayaṁ kho, mallike, hetu ayaṁ paccayo, yena midhekacco mātugāmo abhirūpā ca hoti dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā;  
And some females are attractive …  
Ayaṁ pana, mallike, hetu ayaṁ paccayo, yena midhekacco mātugāmo abhirūpā ca hoti dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā;  
And some females are attractive …  

an4.259vaṇṇasampanno4Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, rañño bhadro assājānīyo vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.   It’s when a fine royal thoroughbred is beautiful, strong, fast, and well-proportioned.  
Idha, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno ca hoti balasampanno ca javasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
It’s when a mendicant is beautiful, strong, fast, and well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti?  
And how is a mendicant beautiful?  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti.  
That’s how a mendicant is beautiful.  

an4.260vaṇṇasampanno4Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, rañño bhadro assājānīyo vaṇṇasampanno ca hoti, balasampanno ca, javasampanno ca, ārohapariṇāhasampanno ca.   It’s when a fine royal thoroughbred is beautiful, strong, fast, and well-proportioned.  
Idha, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno ca hoti, balasampanno ca, javasampanno ca, ārohapariṇāhasampanno ca.  
It’s when a mendicant is beautiful, strong, fast, and well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti?  
And how is a mendicant beautiful?  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu vaṇṇasampanno hoti.  
That’s how a mendicant is beautiful.  

an4.264vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

Attanā ca pāṇātipātī hoti, parañca pāṇātipāte samādapeti, pāṇātipāte ca samanuñño hoti, pāṇātipātassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—  They themselves kill living creatures; they encourage others to kill living creatures; they approve of killing living creatures; and they praise killing living creatures.  
Attanā ca pāṇātipātā paṭivirato hoti, parañca pāṇātipātā veramaṇiyā samādapeti, pāṇātipātā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, pāṇātipātā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati— 
They don’t themselves kill living creatures; they encourage others to not kill living creatures; they approve of not killing living creatures; and they praise not killing living creatures.  

an4.265vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

Attanā ca adinnādāyī hoti, parañca adinnādāne samādapeti, adinnādāne ca samanuñño hoti, adinnādānassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—  They themselves steal …  
Attanā ca adinnādānā paṭivirato hoti, parañca adinnādānā veramaṇiyā samādapeti, adinnādānā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, adinnādānā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho, bhikkhave …pe….  
They don’t themselves steal … ” 

an4.266vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca kāmesumicchācārī hoti, parañca kāmesumicchācāre samādapeti, kāmesumicchācāre ca samanuñño hoti, kāmesumicchācārassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho …pe….   “… They themselves commit sexual misconduct …  
Attanā ca kāmesumicchācārā paṭivirato hoti, parañca kāmesumicchācārā veramaṇiyā samādapeti, kāmesumicchācārā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, kāmesumicchācārā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho …pe….  
They themselves don’t commit sexual misconduct …” 

an4.267vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca musāvādī hoti, parañca musāvāde samādapeti, musāvāde ca samanuñño hoti, musāvādassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho …pe….   “… They themselves lie …  
Attanā ca musāvādā paṭivirato hoti, parañca musāvādā veramaṇiyā samādapeti, musāvādā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, musāvādā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….  
… They themselves don’t lie …” 

an4.268vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca pisuṇavāco hoti, parañca pisuṇāya vācāya samādapeti, pisuṇāya vācāya ca samanuñño hoti, pisuṇāya vācāya ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….   “… They themselves speak divisively …  
Attanā ca pisuṇāya vācāya paṭivirato hoti, parañca pisuṇāya vācāya veramaṇiyā samādapeti, pisuṇāya vācāya veramaṇiyā ca samanuñño hoti, pisuṇāya vācāya veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….  
… They themselves don’t speak divisively …” 

an4.269vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca pharusavāco hoti, parañca pharusāya vācāya samādapeti, pharusāya vācāya ca samanuñño hoti, pharusāya vācāya ca vaṇṇaṁ bhāsati …pe….   “… They themselves speak harshly …  
Attanā ca pharusāya vācāya paṭivirato hoti, parañca pharusāya vācāya veramaṇiyā samādapeti, pharusāya vācāya veramaṇiyā ca samanuñño hoti, pharusāya vācāya veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho …pe….  
… They themselves don’t speak harshly …” 

an4.270vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca samphappalāpī hoti, parañca samphappalāpe samādapeti, samphappalāpe ca samanuñño hoti, samphappalāpassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….   “… They themselves talk nonsense …  
Attanā ca samphappalāpā paṭivirato hoti, parañca samphappalāpā veramaṇiyā samādapeti, samphappalāpā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, samphappalāpā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho, bhikkhave …pe….  
… They themselves don’t talk nonsense …” 

an4.271vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca abhijjhālu hoti, parañca abhijjhāya samādapeti, abhijjhāya ca samanuñño hoti, abhijjhāya ca vaṇṇaṁ bhāsati …pe….   “… They themselves are covetous …  
Attanā ca anabhijjhālu hoti, parañca anabhijjhāya samādapeti, anabhijjhāya ca samanuñño hoti, anabhijjhāya ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi kho …pe….  
… They themselves are content …” 

an4.272vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca byāpannacitto hoti, parañca byāpāde samādapeti, byāpāde ca samanuñño hoti, byāpādassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….   “… They themselves have ill will …  
Attanā ca abyāpannacitto hoti, parañca abyāpāde samādapeti, abyāpāde ca samanuñño hoti, abyāpādassa ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….  
… They themselves have good will …” 

an4.273vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

…pe… Attanā ca micchādiṭṭhiko hoti, parañca micchādiṭṭhiyā samādapeti, micchādiṭṭhiyā ca samanuñño hoti, micchādiṭṭhiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati—imehi …pe….   “… They themselves have wrong view …  
Attanā ca sammādiṭṭhiko hoti, parañca sammādiṭṭhiyā samādapeti, sammādiṭṭhiyā ca samanuñño hoti, sammādiṭṭhiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati— 
They themselves have right view; they encourage others to have right view; they approve of right view; and they praise right view.  

an5.23evaṁvaṇṇo suvaṇṇamālāya—tañcassa suvaṇṇe5Pi En Ru dhamma

Yassā yassā ca piḷandhanavikatiyā ākaṅkhati—yadi muddikāya yadi kuṇḍalāya yadi gīveyyakāya yadi suvaṇṇamālāya—tañcassa atthaṁ anubhoti.   Then the goldsmith can successfully create any kind of ornament they want, whether a ring, earrings, a necklace, or a golden garland.  
So sace ākaṅkhati: ‘anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyaṁ, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattārīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe—amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapannoti, iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyan’ti,  
If you wish: ‘May I recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. May I remember: “There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.” May I recollect my many past lives, with features and details.’  
So sace ākaṅkhati: ‘dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyaṁ—ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannāti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyan’ti,  
If you wish: ‘With clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds: “These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.” And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And may I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.’  

an5.31vaṇṇena3Pi En Ru dhamma

dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena.   heavenly lifespan, beauty, happiness, fame, and sovereignty.  
mānusakena āyunā, mānusakena vaṇṇena, mānusakena sukhena, mānusakena yasena, mānusakena ādhipateyyena.  
human lifespan, beauty, happiness, fame, and sovereignty.  
vaṇṇena ca sukhena ca;  
beauty and happiness.  

an5.32vaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Aggaṁ āyu ca vaṇṇo ca,   the best lifespan, beauty,  

an5.37vaṇṇado vaṇṇassa vaṇṇaṁ5Pi En Ru dhamma

Āyuṁ deti, vaṇṇaṁ deti, sukhaṁ deti, balaṁ deti, paṭibhānaṁ deti.   Long life, beauty, happiness, strength, and eloquence.  
vaṇṇaṁ datvā vaṇṇassa bhāgī hoti dibbassa vā mānusassa vā;  
Giving beauty, they have beauty as a god or human.  
vaṇṇado paṭibhānado;  
beauty, and eloquence.  
Āyuṁ datvā balaṁ vaṇṇaṁ,  
Giving life, strength, beauty,  

an5.43vaṇṇakāmena vaṇṇakāmo vaṇṇapaṭilābhāya vaṇṇasaṁvattanikā vaṇṇassa vaṇṇaṁ vaṇṇo10Pi En Ru dhamma

vaṇṇo iṭṭho kanto manāpo dullabho lokasmiṁ;   beauty,  
Na kho, gahapati, arahati ariyasāvako vaṇṇakāmo vaṇṇaṁ āyācituṁ vā abhinandituṁ vā vaṇṇassa vāpi hetu.  
A noble disciple who wants to be beautiful ought not pray for it, or hope for it, or pine for it.  
Vaṇṇakāmena, gahapati, ariyasāvakena vaṇṇasaṁvattanikā paṭipadā paṭipajjitabbā.  
Instead, they should practice the way that leads to beauty.  
Vaṇṇasaṁvattanikā hissa paṭipadā paṭipannā vaṇṇapaṭilābhāya saṁvattati.  
For by practicing that way they gain beauty  
So lābhī hoti vaṇṇassa dibbassa vā mānusassa vā.  
as a god or a human being.  
Āyuṁ vaṇṇaṁ yasaṁ kittiṁ,  
For one who desires a continuous flow  

an5.44abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho uggo devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitaṁ kho uggaṁ devaputtaṁ bhagavā etadavoca:   Then, late at night, the glorious god Ugga, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side. The Buddha said to him,  

an5.75vaṇṇapokkharatāya3Pi En Ru dhamma

‘amukasmiṁ nāma gāme vā nigame vā itthī vā kumārī vā abhirūpā dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā’ti.   ‘In such and such a village or town there’s a women or a girl who is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.’  
‘amukasmiṁ nāma gāme vā nigame vā itthī vā kumārī vā abhirūpā dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā’ti;  
‘In such and such a village or town there’s a women or a girl who is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.’  
api ca kho sāmaṁ passati itthiṁ vā kumāriṁ vā abhirūpaṁ dassanīyaṁ pāsādikaṁ paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgataṁ.  
But he sees for himself a women or a girl who is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.  

an5.115vaṇṇamaccharinī2Pi En Ru dhamma

Āvāsamaccharinī hoti, kulamaccharinī hoti, lābhamaccharinī hoti, vaṇṇamaccharinī hoti, dhammamaccharinī hoti.   She is stingy with dwellings, families, material things, praise, and the teaching.  
Na āvāsamaccharinī hoti, na kulamaccharinī hoti, na lābhamaccharinī hoti, na vaṇṇamaccharinī hoti, na dhammamaccharinī hoti.  
She is not stingy with dwellings, families, material things, praise, or the teaching.  

an5.116avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇanāsutta vaṇṇasuttaṁ vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa11Pi En Ru dhamma

Vaṇṇanāsutta   Praise  
Vaṇṇanāsutta → vaṇṇasuttaṁ (bj) 
Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
Without examining or scrutinizing, she praises those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and criticizes those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, she criticizes those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and praises those deserving of praise.  

an5.117avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa8Pi En Ru dhamma

Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,   Without examining or scrutinizing, she praises those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and criticizes those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, she criticizes those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and praises those deserving of praise.  

an5.118avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa8Pi En Ru dhamma

Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,   Without examining or scrutinizing, she praises those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and criticizes those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, she criticizes those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and praises those deserving of praise.  

an5.119avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa8Pi En Ru dhamma

Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,   Without examining or scrutinizing, she praises those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and criticizes those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, she criticizes those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and praises those deserving of praise.  

an5.120avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa vaṇṇanā vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa9Pi En Ru dhamma

Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,   Without examining or scrutinizing, she praises those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
and criticizes those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati,  
After examining and scrutinizing, she criticizes those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati,  
and praises those deserving of praise.  
Maccharī vaṇṇanā issā,  
" 

an5.135vaṇṇapokkharatāya2Pi En Ru dhamma

abhirūpo hoti dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato;   He is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.  
Ahaṁ khomhi abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato.  
I’m attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.  

an5.136vaṇṇapokkharatāya2Pi En Ru dhamma

abhirūpo hoti dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato;   He is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.  
Ahaṁ khomhi abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato.  
attractive …  

an5.141avaṇṇe vaṇṇe2Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, ekacco puggalo parassa vaṇṇe vā avaṇṇe vā bhāsiyamāne taṁ khippaññeva adhimuccitā hoti.   It’s when they’re very quick to believe what a certain person says in praise or criticism of another.  

an5.148vaṇṇapokkharatāya1Pi En Ru dhamma

Saddhāya kho pana, bhikkhave, dānaṁ datvā yattha yattha tassa dānassa vipāko nibbattati, aḍḍho ca hoti mahaddhano mahābhogo, abhirūpo ca hoti dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato.   Having given a gift out of faith, in whatever place the result of that gift manifests they become rich, affluent, and wealthy. And they’re attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty.  

an5.179vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

nāssa vaṇṇaṁ parikkhare.   regardless of his color.  

an5.181vaṇṇitaṁ1Pi En Ru dhamma

Mandattā momūhattā āraññiko hoti, pāpiccho icchāpakato āraññiko hoti, ummādā cittakkhepā āraññiko hoti, vaṇṇitaṁ buddhehi buddhasāvakehīti āraññiko hoti, appicchataṁyeva nissāya santuṭṭhiṁyeva nissāya sallekhaṁyeva nissāya pavivekaṁyeva nissāya idamatthitaṁyeva nissāya āraññiko hoti.   A person may be wilderness dweller because of stupidity and folly. Or because of corrupt wishes, being of wishful temperament. Or because of madness and mental disorder. Or because it is praised by the Buddhas and their disciples. Or for the sake of having few wishes, for the sake of contentment, self-effacement, seclusion, and simplicity.  

an5.190vaṇṇitaṁ1Pi En Ru dhamma

Mandattā momūhattā pattapiṇḍiko hoti, pāpiccho icchāpakato pattapiṇḍiko hoti, ummādā cittakkhepā pattapiṇḍiko hoti, ‘vaṇṇitaṁ buddhehi buddhasāvakehī’ti pattapiṇḍiko hoti, appicchataṁyeva nissāya santuṭṭhiṁyeva nissāya sallekhaṁyeva nissāya pavivekaṁyeva nissāya idamatthitaṁyeva nissāya pattapiṇḍiko hoti.   A person may eat only from the almsbowl because of stupidity and folly. Or because of corrupt wishes, being of wishful temperament. Or because of madness and mental disorder. Or because it is praised by the Buddhas and their disciples. Or for the sake of having few wishes, for the sake of contentment, self-effacement, seclusion, and simplicity.  

an5.195lohitakavaṇṇā nīlavaṇṇā odātavaṇṇā pītavaṇṇā vaṇṇena5Pi En Ru dhamma

Appekacce licchavī nīlā honti nīlavaṇṇā nīlavatthā nīlālaṅkārā, appekacce licchavī pītā honti pītavaṇṇā pītavatthā pītālaṅkārā, appekacce licchavī lohitakā honti lohitakavaṇṇā lohitakavatthā lohitakālaṅkārā, appekacce licchavī odātā honti odātavaṇṇā odātavatthā odātālaṅkārā.   Some of the Licchavis were in blue, of blue color, clad in blue, adorned with blue. And some were similarly colored in yellow, red, or white.  
Tyassudaṁ bhagavā atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.  
But the Buddha outshone them all in beauty and glory.  

an5.196nānāvaṇṇā vaṇṇā3Pi En Ru dhamma

Puna caparaṁ, bhikkhave, tathāgatassa arahato sammāsambuddhassa pubbeva sambodhā anabhisambuddhassa bodhisattasseva sato cattāro sakuṇā nānāvaṇṇā catūhi disāhi āgantvā pādamūle nipatitvā sabbasetā sampajjiṁsu.   Next, four birds of different colors came from the four quarters. They fell at his feet, turning pure white.  
Yampi, bhikkhave, tathāgatassa arahato sammāsambuddhassa pubbeva sambodhā anabhisambuddhassa bodhisattasseva sato cattāro sakuṇā nānāvaṇṇā catūhi disāhi āgantvā pādamūle nipatitvā sabbasetā sampajjiṁsu;  
As to when four birds of different colors came from the four quarters. They fell at his feet, turning pure white.  
cattārome, bhikkhave, vaṇṇā khattiyā brāhmaṇā vessā suddā te tathāgatappavedite dhammavinaye agārasmā anagāriyaṁ pabbajitvā anuttaraṁ vimuttiṁ sacchikaronti.  
This was fulfilled when members of the four classes—aristocrats, brahmins, peasants, and menials—went forth from the lay life to homelessness in the teaching and training proclaimed by the Realized One and realized supreme freedom.  

an5.224vaṇṇamaccharī2Pi En Ru dhamma

Āvāsamaccharī hoti, kulamaccharī hoti, lābhamaccharī hoti, vaṇṇamaccharī hoti, dhammamaccharī hoti.   You become stingy with dwellings, families, material things, praise, and the teaching.  
Na āvāsamaccharī hoti, na kulamaccharī hoti, na lābhamaccharī hoti, na vaṇṇamaccharī hoti, na dhammamaccharī hoti.  
You’re not stingy with dwellings, families, material things, praise, and the teaching.  

an5.236avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa paṭhamaavaṇṇārahasutta vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa9Pi En Ru dhamma

Paṭhamaavaṇṇārahasutta   Deserving Criticism (1st)  
Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati;  
Without examining or scrutinizing, they praise those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
and they criticize those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
After examining and scrutinizing, they criticize those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati;  
and they praise those deserving of praise.  

an5.237avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa dutiyaavaṇṇārahasutta vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa9Pi En Ru dhamma

Dutiyaavaṇṇārahasutta   Deserving Criticism (2nd)  
Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati;  
Without examining or scrutinizing, they praise those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
and they criticize those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
After examining and scrutinizing, they criticize those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati;  
and they praise those deserving of praise.  

an5.238avaṇṇaṁ avaṇṇārahassa tatiyaavaṇṇārahasutta vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa9Pi En Ru dhamma

Tatiyaavaṇṇārahasutta   Deserving Criticism (3rd)  
Ananuvicca apariyogāhetvā avaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati;  
Without examining or scrutinizing, they praise those deserving of criticism,  
ananuvicca apariyogāhetvā vaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
and they criticize those deserving of praise.  
Anuvicca pariyogāhetvā avaṇṇārahassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
After examining and scrutinizing, they criticize those deserving of criticism,  
anuvicca pariyogāhetvā vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ bhāsati;  
and they praise those deserving of praise.  

an5.239vaṇṇamaccharī3Pi En Ru dhamma

vaṇṇamaccharī hoti;   and praise.  
vaṇṇamaccharī → dhammamaccharī (mr) 
na vaṇṇamaccharī hoti;  
and praise.  

an5.240avaṇṇārahā vaṇṇamaccharī4Pi En Ru dhamma

vaṇṇamaccharī hoti;   praise,  
na vaṇṇamaccharī hoti;  
praise,  
Tayo avaṇṇārahā ceva,  
" 
Macchariyā duvepi cāti. 
Macchariyā duvepi cāti → yathābhataṁ cādi tayo avaṇṇārahā duve macchariyā ca vuttā (bj); catukkamaccherapañcakena cāti (si, sya-all); catukkamacchariyena cāti (pts1ed); catuko macchariyena cāti (mr) 

an5.254vaṇṇamacchariyaṁ1Pi En Ru dhamma

Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ—  Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teachings.  

an5.255vaṇṇamacchariyassa1Pi En Ru dhamma

kulamacchariyassa … lābhamacchariyassa … vaṇṇamacchariyassa … dhammamacchariyassa pahānāya samucchedāya brahmacariyaṁ vussati.    

an5.256vaṇṇamacchariyaṁ2Pi En Ru dhamma

Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ.   Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teachings.  
Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ.  
Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teachings.  

an5.257-263vaṇṇamacchariyaṁ2Pi En Ru dhamma

Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ.   Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teachings.  
Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ.  
Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teachings.  

an5.264vaṇṇamacchariyaṁ2Pi En Ru dhamma

Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, akataññutaṁ akataveditaṁ.   Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and lack of gratitude and thankfulness.  
Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, akataññutaṁ akataveditaṁ.  
Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and lack of gratitude and thankfulness.  

an5.265-271vaṇṇamacchariyaṁ2Pi En Ru dhamma

Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, akataññutaṁ akataveditaṁ.   Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and lack of gratitude and thankfulness.  
Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, akataññutaṁ akataveditaṁ.  
Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and lack of gratitude and thankfulness.  

an6.2suvaṇṇe2Pi En Ru dhamma

Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.   With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an6.5vaṇṇasampanno1Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, rañño bhadro assājānīyo khamo hoti rūpānaṁ, khamo saddānaṁ, khamo gandhānaṁ, khamo rasānaṁ, khamo phoṭṭhabbānaṁ, vaṇṇasampanno ca hoti.   It’s when a fine royal thoroughbred can endure sights, sounds, smells, tastes, and touches. And it’s beautiful.  

an6.21abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ pokkharaṇiyaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire lotus pond, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ pokkharaṇiyaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, sā devatā maṁ etadavoca:  
 

an6.29saṅkhavaṇṇappaṭibhāgāni saṅkhavaṇṇūpanibhāni3Pi En Ru dhamma

Aṭṭhikāni apagatasambandhāni disāvidisāvikkhittāni, aññena hatthaṭṭhikaṁ aññena pādaṭṭhikaṁ aññena jaṅghaṭṭhikaṁ aññena ūruṭṭhikaṁ aññena kaṭiṭṭhikaṁ aññena phāsukaṭṭhikaṁ aññena piṭṭhikaṇṭakaṭṭhikaṁ aññena khandhaṭṭhikaṁ aññena gīvaṭṭhikaṁ aññena hanukaṭṭhikaṁ aññena dantakaṭṭhikaṁ aññena sīsakaṭāhaṁ, aṭṭhikāni setāni saṅkhavaṇṇappaṭibhāgāni aṭṭhikāni puñjakitāni terovassikāni aṭṭhikāni pūtīni cuṇṇakajātāni.   Bones rid of sinews scattered in every direction. Here a hand-bone, there a foot-bone, here a shin-bone, there a thigh-bone, here a hip-bone, there a rib-bone, here a back-bone, there an arm-bone, here a neck-bone, there a jaw-bone, here a tooth, there the skull … White bones, the color of shells … Decrepit bones, heaped in a pile … Bones rotted and crumbled to powder.  
disāvidisāvikkhittāni → disāvidisāsu vikkhittāni (bj) | kaṭiṭṭhikaṁ → kaṭaṭṭhikaṁ (bj) | phāsukaṭṭhikaṁ aññena piṭṭhikaṇṭakaṭṭhikaṁ aññena khandhaṭṭhikaṁ aññena gīvaṭṭhikaṁ aññena hanukaṭṭhikaṁ aññena dantakaṭṭhikaṁ aññena sīsakaṭāhaṁ → piṭṭhikaṇḍakaṁ aññena sīsakaṭāhaṁ (si, pts1ed) | piṭṭhikaṇṭakaṭṭhikaṁ aññena sīsakaṭāhaṁ (sya-all, km) | saṅkhavaṇṇappaṭibhāgāni → saṅkhavaṇṇūpanibhāni (bj, sya-all, pts1ed) | puñjakitāni → puñjakatāni (pts1ed) 

an6.32abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him:  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, sā devatā maṁ etadavoca:  
 

an6.33abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

“Imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, sā devatā maṁ etadavoca:   “Tonight, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side, and said to me:  

an6.46vaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

Idha panāvuso, dhammayogā bhikkhū dhammayogānaññeva bhikkhūnaṁ vaṇṇaṁ bhāsanti, no jhāyīnaṁ bhikkhūnaṁ vaṇṇaṁ bhāsanti.   Now, take a case where mendicants who practice discernment of principles praise only others like them, not mendicants who practice absorption meditation.  
Idha panāvuso, jhāyī bhikkhū jhāyīnaññeva bhikkhūnaṁ vaṇṇaṁ bhāsanti, no dhammayogānaṁ bhikkhūnaṁ vaṇṇaṁ bhāsanti.  
And take a case where mendicants who practice absorption meditation praise only others like them, not mendicants who practice discernment of principles.  
‘dhammayogā samānā jhāyīnaṁ bhikkhūnaṁ vaṇṇaṁ bhāsissāmā’ti.  
‘As mendicants who practice discernment of principles, we will praise mendicants who practice absorption meditation.’  
‘jhāyī samānā dhammayogānaṁ bhikkhūnaṁ vaṇṇaṁ bhāsissāmā’ti.  
‘As mendicants who practice absorption meditation, we will praise mendicants who practice discernment of principles.’  

an6.57vaṇṇapokkharatāya2Pi En Ru dhamma

So ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.   And they’re attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. They get to have food, drink, clothes, and vehicles; garlands, fragrance, and makeup; and bed, house, and lighting.  
So ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.  
 

an6.69abhikkantavaṇṇā vaṇṇavādī vaṇṇaṁ10Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him:  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, sā devatā maṁ etadavoca:  
“Tonight, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side, and said to me:  
Idha, bhante, bhikkhu attanā ca satthugāravo hoti satthugāravatāya ca vaṇṇavādī.  
It’s when a mendicant personally respects the Teacher and praises such respect.  
Ye caññe bhikkhū satthugāravā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
And they praise other mendicants who respect the Teacher at the right time, truthfully and correctly.  
kalyāṇamitto hoti kalyāṇamittatāya ca vaṇṇavādī.  
They personally have good friends, and praise such friendship.  
Ye caññe bhikkhū kalyāṇamittā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
And they praise other mendicants who have good friends at the right time, truthfully and correctly.  
Idha, sāriputta, bhikkhu attanā ca satthugāravo hoti satthugāravatāya ca vaṇṇavādī.  
It’s when a mendicant personally respects the Teacher …  
Ye caññe bhikkhū satthugāravā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
 
kalyāṇamitto hoti kalyāṇamittatāya ca vaṇṇavādī.  
They personally have good friends, and praise such friendship.  
Ye caññe bhikkhū kalyāṇamittā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
And they praise other mendicants who have good friends at the right time, truthfully and correctly.  

an6.70suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

‘Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passissati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānissatī’ti ṭhānametaṁ vijjati.   It’s possible that with clairvoyance that is purified and superhuman, they’ll understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an7.32abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him:  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, sā devatā maṁ etadavoca:  
 

an7.33abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

“Imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, sā devatā maṁ etadavoca:   “Mendicants, tonight, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side, and said to me:  

an7.35abhikkantavaṇṇā vaṇṇavādī vaṇṇaṁ9Pi En Ru dhamma

“Imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā …pe…   “Mendicants, tonight a deity … said to me:  
Idha, bhante, bhikkhu attanā ca satthugāravo hoti, satthugāravatāya ca vaṇṇavādī.  
It’s when a mendicant personally respects the Teacher and praises such respect.  
Ye caññe bhikkhū satthugāravā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
And they praise other mendicants who respect the Teacher at the right time, truthfully and correctly.  
kalyāṇamitto hoti, kalyāṇamittatāya ca vaṇṇavādī.  
They personally have good friends, and praise such friendship.  
Ye caññe bhikkhū kalyāṇamittā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālenāti.  
And they praise other mendicants who have good friends at the right time, truthfully and correctly.  
Idha, sāriputta, bhikkhu attanā ca satthugāravo hoti, satthugāravatāya ca vaṇṇavādī.  
It’s when a mendicant personally respects the Teacher …  
Ye caññe bhikkhū satthugāravā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālena.  
And they praise other mendicants who respect the Teacher at the right time, truthfully and correctly.  
kalyāṇamitto hoti, kalyāṇamittatāya ca vaṇṇavādī.  
They personally have good friends, and praise such friendship.  
Ye caññe bhikkhū kalyāṇamittā tesañca vaṇṇaṁ bhaṇati bhūtaṁ tacchaṁ kālenāti.  
And they praise other mendicants who have good friends at the right time, truthfully and correctly.  

an7.56abhikkantavaṇṇā vaṇṇena4Pi En Ru dhamma

Atha kho dve devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu. Ekamantaṁ ṭhitā kho ekā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, two glorious deities, lighting up the entire Vulture’s Peak, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side. One deity said to him,  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ dve devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, ekā devatā maṁ etadavoca:  
 
Ye kho te, mārisa moggallāna, brahmakāyikā devā brahmena āyunā santuṭṭhā brahmena vaṇṇena brahmena sukhena brahmena yasena brahmena ādhipateyyena santuṭṭhā, te uttari nissaraṇaṁ yathābhūtaṁ nappajānanti.  
Those gods of Brahmā’s Host who are content with the lifespan of Brahmā, with the beauty, happiness, fame, and sovereignty of Brahmā, and who don’t truly understand any escape beyond:  
Ye ca kho te, mārisa moggallāna, brahmakāyikā devā brahmena āyunā asantuṭṭhā, brahmena vaṇṇena brahmena sukhena brahmena yasena brahmena ādhipateyyena asantuṭṭhā, te ca uttari nissaraṇaṁ yathābhūtaṁ pajānanti.  
But those gods of Brahmā’s Host who are not content with the lifespan of Brahmā, with the beauty, happiness, fame, and sovereignty of Brahmā, and who do truly understand any escape beyond:  

an7.61vaṇṇayāmi vaṇṇayāmī’ti7Pi En Ru dhamma

Nāhaṁ, moggallāna, sabbeheva saṁsaggaṁ vaṇṇayāmi.   Moggallāna, I don’t praise all kinds of closeness.  
Nāhaṁ, moggallāna, sabbeheva saṁsaggaṁ vaṇṇayāmi → nāhaṁ moggalāna sabbeheva samaggaṁ vaṇṇayāmi gahaṭṭhehi pabbajitehi kho ahaṁ moggallāna samaggaṁ vaṇṇayāmi (mr)  
Na panāhaṁ, moggallāna, sabbeheva saṁsaggaṁ na vaṇṇayāmi.  
Nor do I criticize all kinds of closeness.  
Sagahaṭṭhapabbajitehi kho ahaṁ, moggallāna, saṁsaggaṁ na vaṇṇayāmi.  
I don’t praise closeness with laypeople and renunciates.  
Yāni ca kho tāni senāsanāni appasaddāni appanigghosāni vijanavātāni manussarāhasseyyakāni paṭisallānasāruppāni tathārūpehi senāsanehi saṁsaggaṁ vaṇṇayāmī”ti.  
I do praise closeness with those lodgings that are quiet and still, far from the madding crowd, remote from human settlements, and fit for retreat.”  

an7.64vaṇṇavatāya1Pi En Ru dhamma

Na, bhikkhave, sapatto sapattassa vaṇṇavatāya nandati.   Because an enemy doesn’t like to have a beautiful enemy.  

an7.70suvaṇṇanikkhaṁ suvaṇṇanikkho8Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi nāma puriso suvaṇṇanikkhaṁ adhigaccheyya parisuddhaṁ pariyodātaṁ.   Suppose a man were to acquire a gold ingot, pure and bright.  
‘ayaṁ kho me suvaṇṇanikkho parisuddho pariyodāto, yannūnāhaṁ imaṁ suvaṇṇanikkhaṁ gantvā kammārānaṁ dasseyyaṁ.  
‘My gold ingot is pure and bright. Why don’t I take it to show the smiths?  
Evaṁ me ayaṁ suvaṇṇanikkho sakammāragato parisuddho ceva bhavissati parisuddhasaṅkhātataro ca.  
Then it will not only be purified, but will be better known as purified.’  
Seyyathāpi nāma puriso suvaṇṇanikkhaṁ adhigaccheyya parisuddhaṁ pariyodātaṁ.  
 
ayaṁ kho me suvaṇṇanikkho parisuddho pariyodāto, yannūnāhaṁ imaṁ suvaṇṇanikkhaṁ gantvā kammārānaṁ dasseyyaṁ.  
 
Evaṁ me ayaṁ suvaṇṇanikkho sakammāragato parisuddho ceva bhavissati parisuddhasaṅkhātataro ca.  
 

an8.11evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto. So tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto. So tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.   I recollected many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. I remembered: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so I recollected my many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā, vacīduccaritena samannāgatā, manoduccaritena samannāgatā, ariyānaṁ upavādakā, micchādiṭṭhikā, micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannāti. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā, vacīsucaritena samannāgatā, manosucaritena samannāgatā, ariyānaṁ anupavādakā, sammādiṭṭhikā, sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an8.12avaṇṇakāmā vaṇṇaṁ16Pi En Ru dhamma

Tena kho pana samayena sambahulā abhiññātā abhiññātā licchavī santhāgāre sannisinnā sannipatitā anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsanti, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsanti, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsanti.   Now at that time several very prominent Licchavis were sitting together at the town hall, praising the Buddha, his teaching, and the Saṅgha in many ways.  
“nissaṁsayaṁ kho so bhagavā arahaṁ sammāsambuddho bhavissati, tathā hime sambahulā abhiññātā abhiññātā licchavī santhāgāre sannisinnā sannipatitā anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsanti, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsanti, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsanti.  
“That Blessed One must without a doubt be a perfected one, a fully awakened Buddha. For several very prominent Licchavis are praising the Buddha, his teaching, and the Saṅgha in many ways.  
Dutiyampi kho sambahulā abhiññātā abhiññātā licchavī santhāgāre sannisinnā sannipatitā anekapariyāyena buddhassa …pe… dhammassa …pe… saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsanti.  
For a second time, several prominent Licchavis were sitting together at the town hall, praising the Buddha, his teaching, and the Saṅgha in many ways.  
“nissaṁsayaṁ kho so bhagavā arahaṁ sammāsambuddho bhavissati, tathā hime sambahulā abhiññātā abhiññātā licchavī santhāgāre sannisinnā sannipatitā anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsanti, dhammassa …pe… saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsanti.  
 
Tatiyampi kho sambahulā abhiññātā abhiññātā licchavī santhāgāre sannisinnā sannipatitā anekapariyāyena buddhassa …pe… dhammassa …pe… saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsanti.  
For a third time, several prominent Licchavis were sitting together at the town hall, praising the Buddha, his teaching, and the Saṅgha in many ways.  
“nissaṁsayaṁ kho so bhagavā arahaṁ sammāsambuddho bhavissati, tathā hime sambahulā abhiññātā abhiññātā licchavī santhāgāre sannisinnā sannipatitā anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsanti, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsanti, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsanti.  
“That Blessed One must without a doubt be a perfected one, a fully awakened Buddha. For several very prominent Licchavis are praising the Buddha, his teaching, and the Saṅgha in many ways.  
Alaṁ ayyo dīgharattañhi te āyasmanto avaṇṇakāmā buddhassa avaṇṇakāmā dhammassa avaṇṇakāmā saṅghassa.  
“Enough, master. For a long time those venerables have wanted to discredit the Buddha, his teaching, and his Saṅgha.  

an8.15vaṇṇassa2Pi En Ru dhamma

malaṁ, bhikkhave, vaṇṇassa kosajjaṁ;   Laziness is the stain of beauty.  
Malaṁ vaṇṇassa kosajjaṁ,  
Laziness is the stain of beauty.  

an8.19vaṇṇā—khattiyā2Pi En Ru dhamma

evamevaṁ kho, pahārāda, cattārome vaṇṇā—khattiyā, brāhmaṇā, vessā, suddā, te tathāgatappavedite dhammavinaye agārasmā anagāriyaṁ pabbajitvā jahanti purimāni nāmagottāni, ‘samaṇā sakyaputtiyā’ tveva saṅkhaṁ gacchanti.   In the same way, when they go forth from the lay life to homelessness, all four classes—aristocrats, brahmins, peasants, and menials—lose their former names and clans and are simply considered ‘Sakyan ascetics’.  
Yampi, pahārāda, cattārome vaṇṇā—khattiyā, brāhmaṇā, vessā, suddā, te tathāgatappavedite dhammavinaye agārasmā anagāriyaṁ pabbajitvā jahanti purimāni nāmagottāni, ‘samaṇā sakyaputtiyā’ tveva saṅkhaṁ gacchanti;  
 

an8.35vaṇṇavanto ṭīkāsaṁvaṇṇanā4Pi En Ru dhamma

Tassa taṁ cittaṁ hīne vimuttaṁ, uttari abhāvitaṁ, tatrūpapattiyā saṁvattati.   As they’ve settled for less and not developed further, their thought leads to rebirth there.  
hīne vimuttaṁ → hīnedhimuttaṁ (sya-all, pts1ed); vimuttanti vā vissaṭṭhaṁ (ṭīkāsaṁvaṇṇanā) | uttari → uttariṁ (bj, pts1ed)  
‘cātumahārājikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.  
‘The gods of the four great kings are long-lived, beautiful, and very happy.’  
paranimmitavasavattī devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulāti.  
‘The gods who control what is imagined by others are long-lived, beautiful, and very happy.’  
‘brahmakāyikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.  
‘The gods of Brahmā’s host are long-lived, beautiful, and very happy.’  

an8.36vaṇṇena2Pi En Ru dhamma

dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehi.   heavenly life span, beauty, happiness, glory, sovereignty, sights, sounds, smells, tastes, and touches.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehi.  
heavenly life span, beauty, happiness, glory, sovereignty, sights, sounds, smells, tastes, and touches.  

an8.37vaṇṇayanti1Pi En Ru dhamma

vaṇṇayanti vipassino.   giving such gifts.  

an8.42siṅgīsuvaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Siṅgīsuvaṇṇaṁ atha vāpi kañcanaṁ,   mountain gold or lustrous gold,  

an8.43siṅgīsuvaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Siṅgīsuvaṇṇaṁ atha vāpi kañcanaṁ,   mountain gold or lustrous gold,  

an8.45siṅgīsuvaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Siṅgīsuvaṇṇaṁ atha vāpi kañcanaṁ,   mountain gold or pure gold,  

an8.46nīlavaṇṇā odātavaṇṇā vaṇṇaṁ12Pi En Ru dhamma

Mayaṁ, bhante anuruddha, yādisakaṁ vaṇṇaṁ ākaṅkhāma tādisakaṁ vaṇṇaṁ ṭhānaso paṭilabhāma;   We can turn any color we want on the spot.  
“aho vatimā devatā sabbāva nīlā assu nīlavaṇṇā nīlavatthā nīlālaṅkārā”ti.  
“If only these deities would all turn blue, of blue color, clad in blue, adorned with blue!”  
Atha kho tā devatā āyasmato anuruddhassa cittamaññāya sabbāva nīlā ahesuṁ nīlavaṇṇā nīlavatthā nīlālaṅkārā.  
Then those deities, knowing Anuruddha’s thought, all turned blue.  
sabbāva odātā assu odātavaṇṇā odātavatthā odātālaṅkārā”ti.  
“If only these gods would all turn white …”  
Atha kho tā devatā āyasmato anuruddhassa cittamaññāya sabbāva odātā ahesuṁ odātavaṇṇā odātavatthā odātālaṅkārā.  
Then those deities, knowing Anuruddha’s thought, all turned white.  
Mayaṁ, bhante anuruddha, yādisakaṁ vaṇṇaṁ ākaṅkhāma tādisakaṁ vaṇṇaṁ ṭhānaso paṭilabhāma;  
 
‘aho vatimā devatā sabbāva nīlā assu nīlavaṇṇā nīlavatthā nīlālaṅkārā’ti.  
 
Atha kho, bhante, tā devatā mama cittamaññāya sabbāva nīlā ahesuṁ nīlavaṇṇā nīlavatthā nīlālaṅkārā.  
 
sabbāva odātā assu odātavaṇṇā odātavatthā odātālaṅkārā’ti.  
 
Atha kho, bhante, tā devatā mama cittamaññāya sabbāva odātā ahesuṁ odātavaṇṇā odātavatthā odātālaṅkārā.  
 

an8.65lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇāni odātavaṇṇāni pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni8Pi En Ru dhamma

Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.   Perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, blue, with blue color and blue appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, red, with red color and red appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, white, with white color and white appearance.  

an8.69vaṇṇo4Pi En Ru dhamma

Tattha yādisako tesaṁ vaṇṇo hoti tādisako mayhaṁ vaṇṇo hoti, yādisako tesaṁ saro hoti tādisako mayhaṁ saro hoti.   And my appearance and voice became just like theirs.  
Tattha yādisako tesaṁ vaṇṇo hoti tādisako mayhaṁ vaṇṇo hoti, yādisako tesaṁ saro hoti tādisako mayhaṁ saro hoti.  
And my appearance and voice became just like theirs.  

an8.87avaṇṇaṁ vaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

Bhikkhūnaṁ alābhāya parisakkati, bhikkhūnaṁ anatthāya parisakkati, bhikkhūnaṁ avāsāya parisakkati, bhikkhū akkosati paribhāsati, bhikkhū bhikkhūhi bhedeti, buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati.   They try to prevent the mendicants from getting material things. They try to harm mendicants. They try to drive mendicants from a monastery. They insult and abuse mendicants. They divide mendicants against each other. They criticize the Buddha, the teaching, and the Saṅgha.  
Na bhikkhūnaṁ alābhāya parisakkati, na bhikkhūnaṁ anatthāya parisakkati, na bhikkhūnaṁ avāsāya parisakkati, na bhikkhū akkosati paribhāsati, na bhikkhū bhikkhūhi bhedeti, buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati.  
They don’t try to prevent the mendicants from getting material things. They don’t try to harm mendicants. They don’t try to drive mendicants from a monastery. They don’t insult and abuse mendicants. They don’t divide mendicants against each other. They don’t criticize the Buddha, the teaching, and the Saṅgha.  

an8.88avaṇṇaṁ vaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

Gihīnaṁ alābhāya parisakkati, gihīnaṁ anatthāya parisakkati, gihī akkosati paribhāsati, gihī gihīhi bhedeti, buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati, agocare ca naṁ passanti.   They try to prevent the lay people from getting material things. They try to harm lay people. They insult and abuse lay people. They divide lay people against each other. They criticize the Buddha, the teaching, and the Saṅgha. They’re seen at an inappropriate place for collecting alms.  
Na gihīnaṁ alābhāya parisakkati, na gihīnaṁ anatthāya parisakkati, na gihī akkosati paribhāsati, na gihī gihīhi bhedeti, buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati, gocare ca naṁ passanti.  
They don’t try to prevent the lay people from getting material things. They don’t try to harm lay people. They don’t insult and abuse lay people. They don’t divide lay people against each other. They don’t criticize the Buddha, the teaching, and the Saṅgha. They’re not seen at an inappropriate place for collecting alms.  

an8.89avaṇṇaṁ vaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

Gihīnaṁ alābhāya parisakkati, gihīnaṁ anatthāya parisakkati, gihī akkosati paribhāsati, gihī gihīhi bhedeti, buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammikañca gihipaṭissavaṁ na saccāpeti.   They try to prevent the lay people from getting material things. They try to harm lay people. They insult and abuse lay people. They divide lay people against each other. They criticize the Buddha, the teaching, and the Saṅgha. They don’t keep a legitimate promise made to a lay person.  
Na gihīnaṁ alābhāya parisakkati, na gihīnaṁ anatthāya parisakkati, na gihī akkosati paribhāsati, na gihī gihīhi bhedeti, buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammikañca gihipaṭissavaṁ saccāpeti.  
They don’t try to prevent the lay people from getting material things. They don’t try to harm lay people. They don’t insult and abuse lay people. They don’t divide lay people against each other. They don’t criticize the Buddha, the teaching, and the Saṅgha. They keep a legitimate promise made to a lay person.  

an8.119lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇāni odātavaṇṇāni pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni8Pi En Ru dhamma

Ajjhattaṁ rūpasaññī bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni,   Perceiving form internally, they see forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, tāni abhibhuyya ‘jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
Perceiving form internally, they see forms externally, limitless, both pretty and ugly. …  
Ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, tāni abhibhuyya ‘jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
Not perceiving form internally, they see forms externally, limited, both pretty and ugly. …  
Ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, tāni abhibhuyya ‘jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
Not perceiving form internally, they see forms externally, limitless, both pretty and ugly. …  
Ajjhattaṁ arūpasaññī bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni  
Not perceiving form internally, they see forms externally, blue, with blue color and blue appearance. …  
pītāni pītavaṇṇāni …pe…  
yellow …  
lohitakāni lohitakavaṇṇāni …pe…  
red …  
odātāni odātavaṇṇāni …pe… odātanibhāsāni,  
Not perceiving form internally, they see forms externally, white, with white color and white appearance.  

an9.19abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

“Imañca, bhikkhave, rattiṁ sambahulā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhikkhave, tā devatā maṁ etadavocuṁ:   “Mendicants, tonight, several glorious deities, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side, and said to me:  

an9.20sovaṇṇadhajāni sovaṇṇālaṅkārāni suvaṇṇapātisahassāni suvaṇṇapūrāni6Pi En Ru dhamma

Caturāsīti suvaṇṇapātisahassāni adāsi rūpiyapūrāni, caturāsīti rūpiyapātisahassāni adāsi suvaṇṇapūrāni, caturāsīti kaṁsapātisahassāni adāsi hiraññapūrāni, caturāsīti hatthisahassāni adāsi sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālappaṭicchannāni, caturāsīti rathasahassāni adāsi sīhacammaparivārāni byagghacammaparivārāni dīpicammaparivārāni paṇḍukambalaparivārāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālappaṭicchannāni, caturāsīti dhenusahassāni adāsi dukūlasandhanāni kaṁsūpadhāraṇāni, caturāsīti kaññāsahassāni adāsi āmuttamaṇikuṇḍalāyo, caturāsīti pallaṅkasahassāni adāsi gonakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni, caturāsīti vatthakoṭisahassāni adāsi khomasukhumānaṁ koseyyasukhumānaṁ kambalasukhumānaṁ kappāsikasukhumānaṁ, ko pana vādo annassa pānassa khajjassa bhojjassa leyyassa peyyassa, najjo maññe vissandanti.   84,000 gold pots filled with silver. 84,000 silver pots filled with gold. 84,000 bronze pots filled with gold coins. 84,000 elephants with gold adornments and banners, covered with snow gold netting. 84,000 chariots upholstered with the hide of lions, tigers, and leopards, and cream rugs, with gold adornments and banners, covered with gold netting. 84,000 milk cows with silken reins and bronze pails. 84,000 maidens bedecked with jeweled earrings. 84,000 couches spread with woolen covers—shag-piled, pure white, or embroidered with flowers—and spread with a fine deer hide, with canopies above and red pillows at both ends. 8,400,000,000 fine cloths of linen, cotton, silk, and wool. And who can say how much food, drink, snacks, meals, refreshments, and beverages? It seemed like an overflowing river.  

an9.21vaṇṇena1Pi En Ru dhamma

Dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena—  Heavenly life span, beauty, and happiness.  

an9.22vaṇṇasampanno vaṇṇasmiṁ25Pi En Ru dhamma

Idha, bhikkhave, ekacco assakhaḷuṅko javasampanno hoti, na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno.   One wild colt is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco assakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca, na ārohapariṇāhasampanno.  
Another wild colt is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco assakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
While another wild colt is fast, beautiful, and well proportioned.  
Idha, bhikkhave, ekacco purisakhaḷuṅko javasampanno hoti, na vaṇṇasampanno, na ārohapariṇāhasampanno.  
One wild person is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca, na ārohapariṇāhasampanno.  
Another wild person is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Idha pana, bhikkhave, ekacco purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
While another wild person is fast, beautiful, and well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno hoti, na vaṇṇasampanno na ārohapariṇāhasampanno?  
And how is a wild person fast, but not beautiful or well proportioned?  
Idamassa na vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re not beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno hoti, na vaṇṇasampanno na ārohapariṇāhasampanno.  
This is how a wild person is fast, but not beautiful or well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca, na ārohapariṇāhasampanno?  
And how is a wild person fast and beautiful, but not well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca, na ārohapariṇāhasampanno.  
This is how a wild person is fast and beautiful, but not well proportioned.  
Kathañca, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca?  
And how is a wild person fast, beautiful, and well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisakhaḷuṅko javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
This is how a wild person is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca?  
fast, beautiful, and well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, purisaparasso javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
This is how an excellent person fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
is fast, beautiful, and well proportioned.  
javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca?  
fast, beautiful, and well proportioned?  
Idamassa vaṇṇasmiṁ vadāmi.  
This is how they’re beautiful, I say.  
Evaṁ kho, bhikkhave, bhaddo purisājānīyo javasampanno ca hoti vaṇṇasampanno ca ārohapariṇāhasampanno ca.  
This is how a fine thoroughbred person is fast, beautiful, and well proportioned.  

an9.69vaṇṇamacchariyaṁ1Pi En Ru dhamma

Āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ—  Stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teaching.  

an10.14vaṇṇena2Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, bhikkhave, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena hāyati maṇḍalena hāyati ābhāya hāyati ārohapariṇāhena;   It’s like the moon in the waning fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only decline.  
Seyyathāpi, bhikkhave, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena vaḍḍhati maṇḍalena vaḍḍhati ābhāya vaḍḍhati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waxing fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only grow.  

an10.21evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

Puna caparaṁ, bhikkhave, tathāgato anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe, ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti, iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   Furthermore, the Realized One recollects many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. He remembers: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ Thus he recollects his many past lives, with features and details.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, tathāgato dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Furthermore, with clairvoyance that is purified and superhuman, the Realized One sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. He understands how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, he sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. He understands how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an10.29lohitakavaṇṇaṁ lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇaṁ nīlavaṇṇāni odātavaṇṇaṁ odātavaṇṇā odātavaṇṇāni pītavaṇṇaṁ pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni21Pi En Ru dhamma

Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni;   Perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni;  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni;  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni;  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, blue, with blue color and blue appearance.  
Seyyathāpi nāma umāpupphaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ;  
They’re like a flax flower that’s blue, with blue color and blue appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, blue, with blue color and blue appearance.  
evamevaṁ ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni;  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally, blue, with blue color and blue appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Seyyathāpi nāma kaṇikārapupphaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ;  
They’re like a champak flower that’s yellow, with yellow color and yellow appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
evamevaṁ ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni;  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, red, with red color and red appearance.  
Seyyathāpi nāma bandhujīvakapupphaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ;  
They’re like a scarlet mallow flower that’s red, with red color and red appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, red, with red color and red appearance.  
evamevaṁ ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni;  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally, red, with red color and red appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, white, with white color and white appearance.  
Seyyathāpi nāma osadhitārakā odātā odātavaṇṇā odātanidassanā odātanibhāsā, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ odātaṁ odātavaṇṇaṁ odātanidassanaṁ odātanibhāsaṁ;  
They’re like the morning star that’s white, with white color and white appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, white, with white color and white appearance.  
evamevaṁ ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni;  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally, white, with white color and white appearance.  
Etadaggaṁ, bhikkhave, imesaṁ aṭṭhannaṁ abhibhāyatanānaṁ yadidaṁ ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni;  
The best of these dimensions of mastery is when someone, not perceiving form internally, sees forms externally, white, with white color and white appearance.  

an10.30evaṁvaṇṇo suvaṇṇe3Pi En Ru dhamma

Puna caparaṁ, bhante, bhagavā anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   Furthermore, the Buddha recollects many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. He remembers: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so he recollects his many kinds of past lives, with features and details.  
Puna caparaṁ, bhante, bhagavā dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati …pe… yathākammūpage satte pajānāti.  
Furthermore, with clairvoyance that is purified and superhuman, the Buddha sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. He understands how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ He understands how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an10.48vevaṇṇiyamhi1Pi En Ru dhamma

‘Vevaṇṇiyamhi ajjhupagato’ti pabbajitena abhiṇhaṁ paccavekkhitabbaṁ.   One who has gone forth should often review this: ‘I have secured freedom from class.’  

an10.53vaṇṇayāmi2Pi En Ru dhamma

“Ṭhitimpāhaṁ, bhikkhave, na vaṇṇayāmi kusalesu dhammesu, pageva parihāniṁ.   “Mendicants, I don’t praise stagnation in skillful qualities, let alone decline.  
Vuḍḍhiñca kho ahaṁ, bhikkhave, vaṇṇayāmi kusalesu dhammesu, no ṭhitiṁ no hāniṁ.  
I praise growth in skillful qualities, not stagnation or decline.  

an10.67vaṇṇena4Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, āvuso, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena hāyati maṇḍalena hāyati ābhāya hāyati ārohapariṇāhena;   It’s like the moon in the waning fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only decline.  
Seyyathāpi, āvuso, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena vaḍḍhati maṇḍalena vaḍḍhati ābhāya vaḍḍhati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waxing fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only grow.  
Seyyathāpi, sāriputta, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena hāyati maṇḍalena hāyati ābhāya hāyati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waning fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only decline.  
Seyyathāpi, sāriputta, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena vaḍḍhati maṇḍalena vaḍḍhati ābhāya vaḍḍhati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waxing fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only grow.  

an10.68vaṇṇena4Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, āvuso, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena hāyati maṇḍalena hāyati ābhāya hāyati ārohapariṇāhena;   It’s like the moon in the waning fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only decline.  
Seyyathāpi, āvuso, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena vaḍḍhati maṇḍalena vaḍḍhati ābhāya vaḍḍhati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waxing fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only grow.  
Seyyathāpi, sāriputta, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena hāyati maṇḍalena hāyati ābhāya hāyati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waning fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only decline.  
Seyyathāpi, sāriputta, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena vaḍḍhati maṇḍalena vaḍḍhati ābhāya vaḍḍhati ārohapariṇāhena;  
It’s like the moon in the waxing fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only grow.  

an10.73vaṇṇassa vaṇṇo3Pi En Ru dhamma

vaṇṇo iṭṭho kanto manāpo dullabho lokasmiṁ;   beauty,  
ālasyaṁ anuṭṭhānaṁ bhogānaṁ paripantho, amaṇḍanā avibhūsanā vaṇṇassa paripantho, asappāyakiriyā ārogyassa paripantho, pāpamittatā sīlānaṁ paripantho, indriyaasaṁvaro brahmacariyassa paripantho, visaṁvādanā mittānaṁ paripantho, asajjhāyakiriyā bāhusaccassa paripantho, asussūsā aparipucchā paññāya paripantho, ananuyogo apaccavekkhaṇā dhammānaṁ paripantho, micchāpaṭipatti saggānaṁ paripantho.  
Sloth and lack of initiative hinder wealth. Lack of adornment and decoration hinder beauty. Unsuitable activity hinders health. Bad friendship hinders ethical conduct. Lack of sense restraint hinders the spiritual life. Dishonesty hinders friends. Not reciting hinders learning. Not wanting to listen and ask questions hinders wisdom. Lack of commitment and reviewing hinder good qualities. Wrong practice hinders heaven.  
uṭṭhānaṁ anālasyaṁ bhogānaṁ āhāro, maṇḍanā vibhūsanā vaṇṇassa āhāro, sappāyakiriyā ārogyassa āhāro, kalyāṇamittatā sīlānaṁ āhāro, indriyasaṁvaro brahmacariyassa āhāro, avisaṁvādanā mittānaṁ āhāro, sajjhāyakiriyā bāhusaccassa āhāro, sussūsā paripucchā paññāya āhāro, anuyogo paccavekkhaṇā dhammānaṁ āhāro, sammāpaṭipatti saggānaṁ āhāro.  
Application and initiative nourish wealth. Adornment and decoration nourish beauty. Suitable activity nourishes health. Good friendship nourishes ethical conduct. Sense restraint nourishes the spiritual life. Honesty nourishes friends. Reciting nourishes learning. Eagerness to listen and ask questions nourishes wisdom. Commitment and reviewing nourish good qualities. Right practice nourishes heaven.  

an10.87vaṇṇavādī40Pi En Ru dhamma

“Idha, bhikkhave, bhikkhu adhikaraṇiko hoti, adhikaraṇasamathassa na vaṇṇavādī.   “Firstly, a mendicant raises disciplinary issues and doesn’t praise the settlement of disciplinary issues.  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu adhikaraṇiko hoti adhikaraṇasamathassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
This quality doesn’t conduce to fondness, respect, esteem, harmony, and unity.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu na sikkhākāmo hoti, sikkhāsamādānassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant doesn’t want to train, and doesn’t praise taking up the training. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu na sikkhākāmo hoti sikkhāsamādānassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu pāpiccho hoti, icchāvinayassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant has corrupt wishes, and doesn’t praise getting rid of wishes. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu pāpiccho hoti icchāvinayassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu kodhano hoti, kodhavinayassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is irritable, and doesn’t praise getting rid of anger. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu kodhano hoti kodhavinayassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu makkhī hoti, makkhavinayassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant denigrates others, and doesn’t praise getting rid of denigration. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu makkhī hoti makkhavinayassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu saṭho hoti, sāṭheyyavinayassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is devious, and doesn’t praise getting rid of deviousness. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu saṭho hoti sāṭheyyavinayassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu māyāvī hoti, māyāvinayassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is deceitful, and doesn’t praise getting rid of deceitfulness. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu māyāvī hoti māyāvinayassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu dhammānaṁ na nisāmakajātiko hoti, dhammanisantiyā na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant doesn’t pay attention to the teachings, and doesn’t praise attending to the teachings. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu dhammānaṁ na nisāmakajātiko hoti dhammanisantiyā na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu na paṭisallīno hoti, paṭisallānassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is not in retreat, and doesn’t praise retreat. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu na paṭisallīno hoti paṭisallānassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu sabrahmacārīnaṁ na paṭisanthārako hoti, paṭisanthārakassa na vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is inhospitable to their spiritual companions, and doesn’t praise hospitality.  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu sabrahmacārīnaṁ na paṭisanthārako hoti paṭisanthārakassa na vaṇṇavādī, ayampi dhammo na piyatāya na garutāya na bhāvanāya na sāmaññāya na ekībhāvāya saṁvattati.  
This quality doesn’t conduce to fondness, respect, esteem, harmony, and unity.  
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu na adhikaraṇiko hoti, adhikaraṇasamathassa vaṇṇavādī.  
Next, a mendicant doesn’t raise disciplinary issues and praises the settlement of disciplinary issues.  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu na adhikaraṇiko hoti adhikaraṇasamathassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo piyatāya garutāya bhāvanāya sāmaññāya ekībhāvāya saṁvattati.  
This quality conduces to fondness, respect, esteem, harmony, and unity.  
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu sikkhākāmo hoti, sikkhāsamādānassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant wants to train, and praises taking up the training. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu sikkhākāmo hoti sikkhāsamādānassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo piyatāya garutāya bhāvanāya sāmaññāya ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu appiccho hoti, icchāvinayassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant has few desires, and praises getting rid of desires. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu appiccho hoti icchāvinayassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu akkodhano hoti, kodhavinayassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is not irritable, and praises getting rid of anger. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu akkodhano hoti kodhavinayassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu amakkhī hoti, makkhavinayassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant doesn’t denigrate others, and praises getting rid of denigration. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu amakkhī hoti makkhavinayassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu asaṭho hoti, sāṭheyyavinayassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant isn’t devious, and praises getting rid of deviousness. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu asaṭho hoti sāṭheyyavinayassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu amāyāvī hoti, māyāvinayassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant isn’t deceitful, and praises getting rid of deceitfulness. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu amāyāvī hoti māyāvinayassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu dhammānaṁ nisāmakajātiko hoti, dhammanisantiyā vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant pays attention to the teachings, and praises attending to the teachings. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu dhammānaṁ nisāmakajātiko hoti dhammanisantiyā vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu paṭisallīno hoti, paṭisallānassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is in retreat, and praises retreat. …  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu paṭisallīno hoti paṭisallānassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo …pe… ekībhāvāya saṁvattati.  
 
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu sabrahmacārīnaṁ paṭisanthārako hoti, paṭisanthārakassa vaṇṇavādī.  
Furthermore, a mendicant is hospitable to their spiritual companions, and praises hospitality.  
Yampi, bhikkhave, bhikkhu sabrahmacārīnaṁ paṭisanthārako hoti paṭisanthārakassa vaṇṇavādī, ayampi dhammo piyatāya garutāya bhāvanāya sāmaññāya ekībhāvāya saṁvattati.  
This quality conduces to fondness, respect, esteem, harmony, and unity.  

an10.89abhikkantavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Atha kho brahmā sahampati abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho brahmā sahampati bhagavantaṁ etadavoca:   Then, late at night, the beautiful Brahmā Sahampati, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ brahmā sahampati abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho, bhikkhave, brahmā sahampati maṁ etadavoca:  
 

an10.93vaṇṇavādino1Pi En Ru dhamma

Appasaddakāmā kho pana te āyasmanto appasaddavinītā appasaddassa vaṇṇavādino.   Such venerables like the quiet, are educated to be quiet, and praise the quiet.  

an10.94vaṇṇavādino vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

Appasaddakāmā kho pana te āyasmanto appasaddavinītā appasaddassa vaṇṇavādino.   Such venerables like the quiet, are educated to be quiet, and praise the quiet.  
“āgamehi tvaṁ, gahapati, yassa tvaṁ samaṇassa gotamassa vaṇṇaṁ bhāsati, samaṇo gotamo venayiko appaññattiko”ti?  
“Hold on, householder! That ascetic Gotama who you praise is an exterminator who refrains from making statements.”  

an10.97evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

Anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhapaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhapaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti, iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   They recollect many kinds of past lives, that is, one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ Thus they recollect their many past lives, with features and details.  
Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata kho bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an10.101vevaṇṇiyamhi1Pi En Ru dhamma

Vevaṇṇiyamhi ajjhupagato, parapaṭibaddhā me jīvikā, añño me ākappo karaṇīyoti—  ‘I have secured freedom from class.’ ‘My livelihood is tied up with others.’ ‘My behavior should be different.’  

an10.115saṁvaṇṇito4Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.   “This Venerable Ānanda is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
Api cāyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
Still, Venerable Ānanda is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 

an10.172saṁvaṇṇito4Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.   “This Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
Api cāyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
Still, Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 

an10.217saṁvaṇṇanā1Pi En Ru dhamma

Sattamaṁ.  Sattamaṁ → aṭṭhakathāyaṁ pana aṭṭhamasuttampi ettheva pariyāpannaṁ viya saṁvaṇṇanā 

an10.224vaṇṇaṁ20Pi En Ru dhamma

Attanā ca pāṇātipātī hoti, parañca pāṇātipāte samādapeti, pāṇātipāte ca samanuñño hoti, pāṇātipātassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;   They kill living creatures, steal, and commit sexual misconduct. They use speech that’s false, divisive, harsh, or nonsensical. They’re covetous, malicious, with wrong view. They encourage others to do these things. They approve of these things. And they praise these things.  
attanā ca adinnādāyī hoti, parañca adinnādāne samādapeti, adinnādāne ca samanuñño hoti, adinnādānassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca kāmesumicchācārī hoti, parañca kāmesumicchācāre samādapeti, kāmesumicchācāre ca samanuñño hoti, kāmesumicchācārassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca musāvādī hoti, parañca musāvāde samādapeti, musāvāde ca samanuñño hoti, musāvādassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca pisuṇavāco hoti, parañca pisuṇāya vācāya samādapeti, pisuṇāya vācāya ca samanuñño hoti, pisuṇāya vācāya ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca pharusavāco hoti, parañca pharusāya vācāya samādapeti, pharusāya vācāya ca samanuñño hoti, pharusāya vācāya ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca samphappalāpī hoti, parañca samphappalāpe samādapeti, samphappalāpe ca samanuñño hoti, samphappalāpassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca abhijjhālu hoti, parañca abhijjhāya samādapeti, abhijjhāya ca samanuñño hoti, abhijjhāya ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca byāpannacitto hoti, parañca byāpāde samādapeti, byāpāde ca samanuñño hoti, byāpādassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca micchādiṭṭhiko hoti, parañca micchādiṭṭhiyā samādapeti, micchādiṭṭhiyā ca samanuñño hoti, micchādiṭṭhiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati— 
 
Attanā ca pāṇātipātā paṭivirato hoti, parañca pāṇātipātā veramaṇiyā samādapeti, pāṇātipātā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, pāṇātipātā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
They don’t kill living creatures, steal, or commit sexual misconduct. They don’t use speech that’s false, divisive, harsh, or nonsensical. They’re contented, kind-hearted, with right view. They encourage others to do these things. They approve of these things. And they praise these things.  
attanā ca adinnādānā paṭivirato hoti, parañca adinnādānā veramaṇiyā samādapeti, adinnādānā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, adinnādānā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca kāmesumicchācārā paṭivirato hoti, parañca kāmesumicchācārā veramaṇiyā samādapeti, kāmesumicchācārā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, kāmesumicchācārā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca musāvādā paṭivirato hoti, parañca musāvādā veramaṇiyā samādapeti, musāvādā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, musāvādā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca pisuṇāya vācāya paṭivirato hoti, parañca pisuṇāya vācāya veramaṇiyā samādapeti, pisuṇāya vācāya veramaṇiyā ca samanuñño hoti, pisuṇāya vācāya veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca pharusāya vācāya paṭivirato hoti, parañca pharusāya vācāya veramaṇiyā ca samādapeti, pharusāya vācāya veramaṇiyā ca samanuñño hoti, pharusāya vācāya veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca samphappalāpā paṭivirato hoti, parañca samphappalāpā veramaṇiyā samādapeti, samphappalāpā veramaṇiyā ca samanuñño hoti, samphappalāpā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca anabhijjhālu hoti, parañca anabhijjhāya samādapeti, anabhijjhāya ca samanuñño hoti, anabhijjhāya ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca abyāpannacitto hoti, parañca abyāpāde samādapeti, abyāpāde ca samanuñño hoti, abyāpādassa ca vaṇṇaṁ bhāsati;  
 
attanā ca sammādiṭṭhiko hoti, parañca sammādiṭṭhiyā samādapeti, sammādiṭṭhiyā ca samanuñño hoti, sammādiṭṭhiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati— 
 

an11.14evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattārīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Puna caparaṁ, subhūti, bhikkhu dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Furthermore, with clairvoyance that is purified and superhuman, a mendicant sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

an11.15mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Sukhaṁ supati, sukhaṁ paṭibujjhati, na pāpakaṁ supinaṁ passati, manussānaṁ piyo hoti, amanussānaṁ piyo hoti, devatā rakkhanti, nāssa aggi vā visaṁ vā satthaṁ vā kamati, tuvaṭaṁ cittaṁ samādhiyati, mukhavaṇṇo vippasīdati, asammūḷho kālaṁ karoti, uttari appaṭivijjhanto brahmalokūpago hoti.   You sleep at ease. You wake happily. You don’t have bad dreams. Humans love you. Non-humans love you. Deities protect you. You can’t be harmed by fire, poison, or blade. Your mind quickly enters immersion. Your face is clear and bright. You don’t feel lost when you die. If you don’t penetrate any higher, you’ll be reborn in a Brahmā realm.  

dn1avaṇṇaṁ evaṁvaṇṇo vaṇṇavantataro vaṇṇaṁ101Pi En Ru dhamma

Tatra sudaṁ suppiyo paribbājako anekapariyāyena buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati;   И вот странствующий аскет Суппия на все лады порицал Будду, порицал дхамму, порицал сангху;  
Meanwhile, Suppiya criticized the Buddha, the teaching, and the Saṅgha in many ways,  
suppiyassa pana paribbājakassa antevāsī brahmadatto māṇavo anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati.  
Брахмадатта же, юный ученик странствующего аскета Суппии, на все лады восхвалял Будду, восхвалял дхамму, восхвалял сангху.  
but his pupil Brahmadatta praised them in many ways.  
Tatrapi sudaṁ suppiyo paribbājako anekapariyāyena buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
И там странствующий аскет Суппия снова на все лады порицал Будду, порицал дхамму, порицал сангху.  
There too, Suppiya criticized the Buddha, the teaching, and the Saṅgha in many ways,  
suppiyassa pana paribbājakassa antevāsī brahmadatto māṇavo anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati.  
Брахмадатта же, юный ученик странствующего аскета Суппии, на все лады восхвалял Будду, восхвалял дхамму, восхвалял сангху.  
but his pupil Brahmadatta praised them in many ways.  
Ayañhi suppiyo paribbājako anekapariyāyena buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
Ведь вот странствующий аскет Суппия на все лады порицает Будду, порицает дхамму, порицает сангху:  
For this Suppiya criticizes the Buddha, the teaching, and the Saṅgha in many ways,  
suppiyassa pana paribbājakassa antevāsī brahmadatto māṇavo anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati.  
Брахмадатта же, юный ученик странствующего аскета Суппии, на все лады восхваляет Будду, восхваляет дхамму, восхваляет сангху.  
while his pupil Brahmadatta praises them in many ways.  
Ayañhi suppiyo paribbājako anekapariyāyena buddhassa avaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa avaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa avaṇṇaṁ bhāsati;  
Ведь вот странствующий аскет Суппия на все лады порицает Будду, порицает дхамму, порицает сангху;  
 
suppiyassa pana paribbājakassa antevāsī brahmadatto māṇavo anekapariyāyena buddhassa vaṇṇaṁ bhāsati, dhammassa vaṇṇaṁ bhāsati, saṅghassa vaṇṇaṁ bhāsati.  
Брахмадатта же, юный ученик странствующего аскета Суппии, на все лады восхваляет Будду, восхваляет дхамму, восхваляет сангху.  
 
“Mamaṁ vā, bhikkhave, pare avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra tumhehi na āghāto na appaccayo na cetaso anabhiraddhi karaṇīyā.  
«Когда другие порицают меня, или порицают дхамму, или порицают сангху, то вы, монахи, не должны испытывать ни гнева, ни недовольства, ни неприязни в сердце.  
“Mendicants, if others criticize me, the teaching, or the Saṅgha, don’t make yourselves resentful, bitter, and exasperated.  
Mamaṁ vā, bhikkhave, pare avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra ce tumhe assatha kupitā vā anattamanā vā, tumhaṁ yevassa tena antarāyo.  
Если вы, монахи, будете сердиться или горевать, когда другие порицают меня, или порицают дхамму, или порицают сангху, то вам же будет от этого ущерб.  
You’ll get angry and upset, which would be an obstacle for you alone.  
Mamaṁ vā, bhikkhave, pare avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra ce tumhe assatha kupitā vā anattamanā vā, api nu tumhe paresaṁ subhāsitaṁ dubbhāsitaṁ ājāneyyāthā”ti?  
Если вы, монахи, будете сердиться или горевать, когда другие порицают меня, или порицают дхамму, или порицают сангху, то сможете ли вы судить, справедливо или несправедливо говорят другие?»  
If others were to criticize me, the teaching, or the Saṅgha, and you got angry and upset, would you be able to understand whether they spoke well or poorly?”  
“Mamaṁ vā, bhikkhave, pare avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra tumhehi abhūtaṁ abhūtato nibbeṭhetabbaṁ:  
— «Когда другие порицают меня, или порицают дхамму, или порицают сангху, то вы, монахи, должны разъяснять как неверное то, что неверно:  
“If others criticize me, the teaching, or the Saṅgha, you should explain that what is untrue is in fact untrue:  
Mamaṁ vā, bhikkhave, pare vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra tumhehi na ānando na somanassaṁ na cetaso uppilāvitattaṁ karaṇīyaṁ.  
Когда же другие восхваляют меня, или восхваляют дхамму, или восхваляют сангху, то вы, монахи, не должны испытывать ни радости, ни удовлетворения, ни веселья в сердце.  
If others praise me, the teaching, or the Saṅgha, don’t make yourselves thrilled, elated, and excited.  
Mamaṁ vā, bhikkhave, pare vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra ce tumhe assatha ānandino sumanā uppilāvitā tumhaṁ yevassa tena antarāyo.  
Если вы, монахи, будете радостны, довольны, веселы, когда другие восхваляют меня, или восхваляют дхамму, или восхваляют сангху, то вам же будет от этого ущерб.  
You’ll get thrilled, elated, and excited, which would be an obstacle for you alone.  
Mamaṁ vā, bhikkhave, pare vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra tumhehi bhūtaṁ bhūtato paṭijānitabbaṁ:  
Когда другие восхваляют меня, или восхваляют дхамму, или восхваляют сангху, то вы, монахи, должны разъяснить как верное то, что верно:  
If others praise me, the teaching, or the Saṅgha, you should acknowledge that what is true is in fact true:  
Appamattakaṁ kho panetaṁ, bhikkhave, oramattakaṁ sīlamattakaṁ, yena puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
Столь незначительно, монахи, столь ничтожно и связано лишь с нравственностью то, что способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
When an ordinary person speaks praise of the Realized One, they speak only of trivial, insignificant details of mere ethics.  
Katamañca taṁ, bhikkhave, appamattakaṁ oramattakaṁ sīlamattakaṁ, yena puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya?  
Что же это такое, монахи, — столь незначительное, столь ничтожное и связанное лишь с нравственностью, что способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате?  
And what are the trivial, insignificant details of mere ethics that an ordinary person speaks of?  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате».  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
iti vā hi, bhikkhave, puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
вот что, монахи, способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате.  
Such is an ordinary person’s praise of the Realized One.  
Idaṁ kho, bhikkhave, appamattakaṁ oramattakaṁ sīlamattakaṁ, yena puthujjano tathāgatassa vaṇṇaṁ vadamāno vadeyya.  
Вот, монахи, то, столь незначительное, столь ничтожное и связанное лишь с нравственностью, что способен произнести мирской человек, произнося хвалу Татхагате».  
These are the trivial, insignificant details of mere ethics that an ordinary person speaks of when they speak praise of the Realized One.  
Atthi, bhikkhave, aññeva dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
«„Есть, монахи, и другие предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
There are other principles—deep, hard to see, hard to understand, peaceful, sublime, beyond the scope of logic, subtle, comprehensible to the astute—which the Realized One makes known after realizing them with his own insight. Those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
Katame ca te, bhikkhave, dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ?  
Каковы же, монахи, эти предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате?  
And what are these principles?  
Seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekānipi jātisatāni anekānipi jātisahassāni anekānipi jātisatasahassāni: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений, во многих сотнях рождений, во многих тысячах рождений, во многих сотнях тысяч рождений: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“, — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekānipi jātisatāni anekānipi jātisahassāni anekānipi jātisatasahassāni: “amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno”ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.  
with features and details.  
Seyyathidaṁ—ekampi saṁvaṭṭavivaṭṭaṁ dvepi saṁvaṭṭavivaṭṭāni tīṇipi saṁvaṭṭavivaṭṭāni cattāripi saṁvaṭṭavivaṭṭāni pañcapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni dasapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
а именно: в одном [периоде] свертывания и развертывания [мира], в двух [периодах] свертывания и развертывания [мира], в трех [периодах] свертывания и развертывания [мира], в четырех [периодах] свертывания и развертывания [мира], в пяти [периодах] свертывания и развертывания [мира], в десяти [периодах] свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“, — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
That is: one eon of the cosmos contracting and expanding; two, three, four, five, or ten eons of the cosmos contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Seyyathidaṁ—ekampi saṁvaṭṭavivaṭṭaṁ dvepi saṁvaṭṭavivaṭṭāni tīṇipi saṁvaṭṭavivaṭṭāni cattāripi saṁvaṭṭavivaṭṭāni pañcapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni dasapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni: “amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno”ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.  
Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь’, — так вспоминаю я во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
with features and details.  
Seyyathidaṁ—dasapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni vīsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni tiṁsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni cattālīsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
а именно: в десяти [периодах] свертывания и развертывания [мира], в двадцати [периодах] свертывания и развертывания [мира], в тридцати [периодах] свертывания и развертывания [мира], в сорока [периодах] свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“, — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
That is: ten eons of the cosmos contracting and expanding; twenty, thirty, or forty eons of the cosmos contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Seyyathidaṁ—dasapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni vīsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni tiṁsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni cattālīsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni: “amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno”ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.  
with features and details.  
Ime kho te, bhikkhave, dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
Таковы, монахи, эти предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате».  
These are the principles—deep, hard to see, hard to understand, peaceful, sublime, beyond the scope of logic, subtle, comprehensible to the astute—which the Realized One makes known after realizing them with his own insight. And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
Tatra, bhikkhave, yo so satto paṭhamaṁ upapanno, so dīghāyukataro ca hoti vaṇṇavantataro ca mahesakkhataro ca.  
И вот, монахи, то существо, которое первым родилось вновь, становится более долгоживущим, красивым и могущественным. 
And the being who was reborn first is more long-lived, beautiful, and illustrious than those who arrived later.  
Ime kho te, bhikkhave, dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
Таковы, монахи, эти предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
These are the principles—deep, hard to see, hard to understand, peaceful, sublime, beyond the scope of logic, subtle, comprehensible to the astute—which the Realized One makes known after realizing them with his own insight. And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
Ime kho te, bhikkhave, dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
Таковы, монахи, эти предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
These are the principles—deep, hard to see, hard to understand, peaceful, sublime, beyond the scope of logic, subtle, comprehensible to the astute—which the Realized One makes known after realizing them with his own insight. And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
Ime kho te, bhikkhave, dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
Таковы, монахи, эти предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
These are the principles—deep, hard to see, hard to understand, peaceful, sublime, beyond the scope of logic, subtle, comprehensible to the astute—which the Realized One makes known after realizing them with his own insight. And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  
Ime kho te, bhikkhave, dhammā gambhīrā duddasā duranubodhā santā paṇītā atakkāvacarā nipuṇā paṇḍitavedanīyā, ye tathāgato sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti, yehi tathāgatassa yathābhuccaṁ vaṇṇaṁ sammā vadamānā vadeyyuṁ.  
Таковы, монахи, эти предметы — глубокие, трудные для рассмотрения, трудные для постижения, несущие покой, возвышенные, недоступные рассудку, тонкие, ведомые лишь мудрецам, — которые возглашает сам Татхагата, познав их и увидев собственными глазами, и, поистине, ради которых следует произносить надлежащую хвалу Татхагате.  
These are the principles—deep, hard to see, hard to understand, peaceful, sublime, beyond the scope of logic, subtle, comprehensible to the astute—which the Realized One makes known after realizing them with his own insight. And those who genuinely praise the Realized One would rightly speak of these things.  

dn2evaṁvaṇṇo suvaṇṇakārantevāsī suvaṇṇakāro suvaṇṇasmiṁ suvaṇṇavikatiṁ suvaṇṇe12Pi En Ru dhamma

Seyyathā vā pana, mahārāja, dakkho suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā suparikammakatasmiṁ suvaṇṇasmiṁ yaṁ yadeva suvaṇṇavikatiṁ ākaṅkheyya, taṁ tadeva kareyya abhinipphādeyya.   или же подобно тому, великий царь, как искусный золотых дел мастер или ученик золотых дел мастера может сделать и изготовить из хорошо обработанного золота такой золотой сосуд, какой пожелает,  
Or suppose a deft goldsmith or their apprentice had some well-prepared gold. They could produce any kind of gold item that they like.  
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe, ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Он вспоминает различные места, где пребывал в прежних [существованиях], а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений, во многих периодах свертывания [мира], во многих периодах развертывания [мира], во многих периодах свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом мире. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь рожден здесь“ — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
They recollect many kinds of past lives, that is, one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe, ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Он вспоминает различные места, где пребывал в прежних [существованиях], а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений, во многих периодах свертывания [мира], во многих периодах развертывания [мира], во многих периодах свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“, — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
 
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate; yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.  
 

dn3vaṇṇā vaṇṇānaṁ3Pi En Ru dhamma

“Cattārome, bho gotama, vaṇṇā—  «Существуют четыре варны, почтенный Готама:  
“Mister Gotama, there are these four classes:  
Imesañhi, bho gotama, catunnaṁ vaṇṇānaṁ tayo vaṇṇā— 
Из этих четырех варн, почтенный Готама, три варны —  
Three of these classes— 

dn4aparimāṇavaṇṇo brahmavaṇṇī ettakavaṇṇo hiraññasuvaṇṇaṁ vaṇṇapokkharatāya vaṇṇaṁ vaṇṇe vaṇṇena vaṇṇo20Pi En Ru dhamma

Bhavañhi soṇadaṇḍo abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya …pe…   Ведь досточтимый Сонаданда прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор. А раз досточтимый Сонаданда прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор, то по этой причине не досточтимый Сонаданда должен приблизиться, чтобы увидеть отшельника Готаму, но отшельник Готама должен приблизиться, чтобы увидеть досточтимого Сонаданду.  
You are attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. You are magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. …  
Samaṇo khalu, bho, gotamo pahūtaṁ hiraññasuvaṇṇaṁ ohāya pabbajito bhūmigatañca vehāsaṭṭhaṁ ca …pe…  
Ведь досточтимый Готама, почтенные, странствует, оставив много золота и денег, — и скрытых под землей, и находящихся на поверхности [земли]. А раз отшельник Готама, почтенные, странствует, оставив много золота и денег, — и скрытых под землей, и находящихся на поверхности [земли], — то по этой причине не досточтимый Готама должен приблизиться, чтобы увидеть нас, но мы должны приблизиться, чтобы увидеть досточтимого Готаму.  
When he went forth he abandoned abundant gold, both coined and uncoined, stored in dungeons and towers. …  
Samaṇo khalu, bho, gotamo abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, brahmavaṇṇī, brahmavacchasī, akhuddāvakāso dassanāya …pe…  
Ведь отшельник Готама, почтенные, прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор. А раз отшельник Готама, почтенные, прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор, то по этой причине не досточтимый Готама должен приблизиться, чтобы увидеть нас, но мы должны приблизиться, чтобы увидеть досточтимого Готаму.  
He is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. He is magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. …  
Ettake kho ahaṁ, bho, tassa bhoto gotamassa vaṇṇe pariyāpuṇāmi, no ca kho so bhavaṁ gotamo ettakavaṇṇo.  
Таковы, почтенные, известные мне преимущества досточтимого Готамы, но преимущества досточтимого Готамы даже не таковы,  
This is the extent of Mister Gotama’s praise that I have memorized. But his praises are not confined to this,  
Aparimāṇavaṇṇo hi so bhavaṁ gotamo”ti.  
ибо преимущества досточтимого Готамы неизмеримы».  
for the praise of Mister Gotama is limitless.”  
“yathā kho bhavaṁ soṇadaṇḍo samaṇassa gotamassa vaṇṇe bhāsati ito cepi so bhavaṁ gotamo yojanasate viharati, alameva saddhena kulaputtena dassanāya upasaṅkamituṁ api puṭosenā”ti.  
«Досточтимый Сонаданда так говорит о преимуществах отшельника Готамы, что даже если бы этот досточтимый Готама остановился в ста йоджанах, верующий из славного семейства, даже [неся] котомку с едой, должен был бы приблизиться, чтобы увидеть его.  
“According to Soṇadaṇḍa’s praises, if Mister Gotama were staying within a hundred leagues, it’d be worthwhile for a faithful gentleman to go to see him, even if he had to carry his own provisions in a knapsack.”  
abhirūpo hoti dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya;  
Он прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор.  
He is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. He is magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold.  
Imesañhi, bho gotama, pañcannaṁ aṅgānaṁ vaṇṇaṁ ṭhapayāma.  
Отнимем, почтенный Готама, от этих пяти признаков [внешнюю] красоту.  
We could leave appearance out of the five factors.  
Kiñhi vaṇṇo karissati?  
Ибо что значит красота?  
For what does appearance matter?  
Apavadateva bhavaṁ soṇadaṇḍo vaṇṇaṁ, apavadati mante, apavadati jātiṁ, ekaṁsena bhavaṁ soṇadaṇḍo samaṇasseva gotamassa vādaṁ anupakkhandatī”ti.  
Ведь раз досточтимый Сонаданда отвергает красоту, отвергает священные тексты, отвергает происхождение, то, несомненно, досточтимый Сонаданда присоединяется к учению отшельника Готамы».  
You’re just condemning appearance, the hymns, and birth! You’re totally going over to the ascetic Gotama’s doctrine!”  
‘apavadateva bhavaṁ soṇadaṇḍo vaṇṇaṁ, apavadati mante, apavadati jātiṁ, ekaṁsena bhavaṁ soṇadaṇḍo samaṇasseva gotamassa vādaṁ anupakkhandatī’ti.  
„Ведь раз досточтимый Сонаданда отвергает красоту, отвергает священные тексты, отвергает происхождение, то, несомненно, досточтимый Сонаданда присоединяется к учению отшельника Готамы“.  
‘You’re just condemning appearance, the hymns, and birth! You’re totally going over to the ascetic Gotama’s doctrine!’  
Nāhaṁ, bho, apavadāmi vaṇṇaṁ vā mante vā jātiṁ vā”ti.  
Я не отвергаю, почтенные, ни красоты, ни священных текстов, ни происхождения».  
I’m not condemning appearance, hymns, or birth.”  
“Aṅgako kho, bho, māṇavako abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya, nāssa imissaṁ parisāyaṁ samasamo atthi vaṇṇena ṭhapetvā samaṇaṁ gotamaṁ.  
«Вот юноша Ангака, почтенные, прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор, и нет в этом окружении равного ему по красоте, за исключением отшельника Готамы.  
“Aṅgaka is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. He is magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. There’s no-one in this assembly so good-looking, apart from the ascetic Gotama.  
Aṅgako kho māṇavako pāṇampi haneyya, adinnampi ādiyeyya, paradārampi gaccheyya, musāvādampi bhaṇeyya, majjampi piveyya, ettha dāni, bho, kiṁ vaṇṇo karissati, kiṁ mantā, kiṁ jāti?  
Но если бы юноша Ангака, почтенные, убивал живых существ, брал то, что [ему] не отдано, ходил к чужой жене, говорил ложь, пил хмельное, то что пользы было бы ему от красоты, от священных текстов, от происхождения?  
But if Aṅgaka were to kill living creatures, steal, commit adultery, lie, and drink alcohol, then what’s the use of his appearance, his hymns, or his birth?  

dn5aparimāṇavaṇṇo brahmavaṇṇī ettakavaṇṇo hiraññasuvaṇṇaṁ vaṇṇapokkharatāya vaṇṇe13Pi En Ru dhamma

Bhavañhi kūṭadanto abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya …pe…   Ведь досточтимый Кутаданта прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор. А раз досточтимый Кутаданта прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор, то по этой причине не досточтимый Кутаданта должен приблизиться, чтобы увидеть отшельника Готаму, но отшельник Готама должен приблизиться, чтобы увидеть досточтимого Кутаданту.  
You are attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. You are magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. …  
Samaṇo khalu, bho, gotamo pahūtaṁ hiraññasuvaṇṇaṁ ohāya pabbajito bhūmigatañca vehāsaṭṭhaṁ ca …pe…  
Ведь досточтимый Готама, почтенные, странствует, оставив много золота и денег, — и скрытых под землей, и находящихся на поверхности [земли]. А раз отшельник Готама, почтенные, странствует, оставив много золота и денег, — и скрытых под землей, и находящихся на поверхности [земли], — то по этой причине не досточтимый Готама должен приблизиться, чтобы увидеть нас, но мы должны приблизиться, чтобы увидеть досточтимого Готаму.  
When he went forth he abandoned abundant gold, both coined and uncoined, stored in dungeons and towers. …  
Samaṇo khalu, bho, gotamo abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya …pe…  
Ведь отшельник Готама, почтенные, прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор. А раз отшельник Готама, почтенные, прекрасен, приятен для глаз, доставляет отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходен, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор, то по этой причине не досточтимый Готама должен приблизиться, чтобы увидеть нас, но мы должны приблизиться, чтобы увидеть досточтимого Готаму.  
He is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. He is magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. …  
Ettake kho ahaṁ, bho, tassa bhoto gotamassa vaṇṇe pariyāpuṇāmi, no ca kho so bhavaṁ gotamo ettakavaṇṇo.  
Таковы, почтенные, известные мне преимущества досточтимого Готамы, но преимущества досточтимого Готамы даже не таковы,  
This is the extent of Mister Gotama’s praise that I have memorized. But his praises are not confined to this,  
Aparimāṇavaṇṇo hi so bhavaṁ gotamo”ti.  
ибо преимущества досточтимого Готамы неизмеримы».  
for the praise of Mister Gotama is limitless.”  
“yathā kho bhavaṁ kūṭadanto samaṇassa gotamassa vaṇṇe bhāsati, ito cepi so bhavaṁ gotamo yojanasate viharati, alameva saddhena kulaputtena dassanāya upasaṅkamituṁ api puṭosenā”ti.  
«Досточтимый Кутаданта так говорит о преимуществах отшельника Готамы, что, даже если бы этот досточтимый Готама остановился в ста йоджанах, верующий из славного семейства, даже [неся] котомку с едой, должен был бы приблизиться, чтобы увидеть его.  
“According to Kūṭadanta’s praises, if Mister Gotama were staying within a hundred leagues, it’d be worthwhile for a faithful gentleman to go to see him, even if he had to carry his own provisions in a knapsack.”  
abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya;  
Прекрасный, приятный на глаз, доставляющий отраду, наделенный высшей красотой телосложения, превосходный, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор.  
He was attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. He was magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold.  
‘rājā kho mahāvijito mahāyaññaṁ yajati no ca kho abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya …pe…  
‘Вот царь Махавиджита совершает великое жертвоприношение, — не будучи прекрасным, приятным для глаз, доставляющим отраду, наделенным высшей красотой телосложения, превосходным, как Брахма, с телом, как у Брахмы, с обликом, великим на взор …  
 

dn8vaṇṇaṁ4Pi En Ru dhamma

Te anekapariyāyena sīlassa vaṇṇaṁ bhāsanti.   На все лады они воздают хвалу нравственности.  
They praise ethical conduct in many ways.  
Te anekapariyāyena tapojigucchāya vaṇṇaṁ bhāsanti.  
На все лады они воздают хвалу подвижничеству и отвращению [к миру].  
They praise fervent mortification in disgust of sin in many ways.  
Te anekapariyāyena paññāya vaṇṇaṁ bhāsanti.  
На все лады они воздают хвалу постижению.  
They praise wisdom in many ways.  
Te anekapariyāyena vimuttiyā vaṇṇaṁ bhāsanti.  
На все лады они воздают хвалу освобождению.  
They praise freedom in many ways.  

dn9vaṇṇavādī1Pi En Ru dhamma

Appasaddakāmo kho so āyasmā appasaddassa vaṇṇavādī.   любя бесшумность, этот достопочтенный восхваляет бесшумность и,  
The venerable likes quiet and praises quiet.  

dn10evaṁvaṇṇo suvaṇṇakārantevāsī suvaṇṇakāro suvaṇṇasmiṁ suvaṇṇavikatiṁ suvaṇṇe vaṇṇavādī19Pi En Ru dhamma

Bhavametaṁ ānando jāneyya, yesaṁ so bhavaṁ gotamo dhammānaṁ vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesi.   И досточтимый Ананда должен знать, какие вещи хвалил досточтимый Готама, какими он побуждал, в каких наставлял и утверждал людей.  
You ought to know what things Mister Gotama praised, and in which he encouraged, settled, and grounded all these people.  
Katamesānaṁ kho, bho ānanda, dhammānaṁ so bhavaṁ gotamo vaṇṇavādī ahosi; kattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesī”ti?  
Каковы же, почтенный Ананда, те вещи, которые хвалил досточтимый Готама, которыми он побуждал, в которых наставлял и утверждал людей?»  
What were those things?”  
“Tiṇṇaṁ kho, māṇava, khandhānaṁ so bhagavā vaṇṇavādī ahosi; ettha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesi.  
«Существует, юноша, три свода предписаний, которые хвалил Благостный, и здесь он побуждал, наставлял, утверждал людей.  
“Student, the Buddha praised three spectrums of practice, and that’s what he encouraged, settled, and grounded all these people in.  
Imesaṁ kho, māṇava, tiṇṇaṁ khandhānaṁ so bhagavā vaṇṇavādī ahosi; ettha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesī”ti.  
Эти три свода предписаний, юноша, и хвалил Благостный, и здесь он побуждал, наставлял, утверждал людей».  
These are the three spectrums of practice that the Buddha praised.”  
“Katamo pana so, bho ānanda, ariyo sīlakkhandho, yassa so bhavaṁ gotamo vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesī”ti?  
«Каков же, почтенный Ананда, этот праведный свод нравственных предписаний, который хвалил досточтимый Готама, которым он побуждал, в котором наставлял и утверждал людей?»  
“But what was that entire spectrum of noble ethics that the Buddha praised?”  
Ayaṁ kho so, māṇava, ariyo sīlakkhandho yassa so bhagavā vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesi.  
Таков, юноша, этот праведный свод нравственных предписаний, который хвалил Благостный, которым он побуждал, в котором наставлял и утверждал людей.  
This is that entire spectrum of noble ethics that the Buddha praised.  
“Katamo pana so, bho ānanda, ariyo samādhikkhandho, yassa so bhavaṁ gotamo vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesī”ti?  
«Каков же, почтенный Ананда, этот праведный свод предписаний о сосредоточенности, который хвалил досточтимый Готама, которым он побуждал, в котором наставлял и утверждал людей?»  
But what, Mister Ānanda, was that noble spectrum of immersion that the Buddha praised?”  
Ayaṁ kho so, māṇava, ariyo samādhikkhandho yassa so bhagavā vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesi.  
Таков, юноша, этот праведный свод предписаний о сосредоточенности, который хвалил Благостный, которым он побуждал, в котором наставлял и утверждал людей.  
This is that noble spectrum of immersion that the Buddha praised.  
Katamo pana so, bho ānanda, ariyo paññākkhandho, yassa bho bhavaṁ gotamo vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesī”ti?  
Каков же, почтенный Ананда, этот праведный свод предписаний о постижении, который хвалил досточтимый Готама, которым он побуждал, в котором наставлял и утверждал людей?»  
But what, Mister Ānanda, was that spectrum of noble wisdom that the Buddha praised?”  
Seyyathā vā pana, māṇava, dakkho suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā suparikammakatasmiṁ suvaṇṇasmiṁ yaññadeva suvaṇṇavikatiṁ ākaṅkheyya, taṁ tadeva kareyya abhinipphādeyya.  
Или же подобно тому, юноша, как искусный золотых дел мастер или ученик золотых дел мастера может сделать и изготовить из хорошо обработанного золота такой золотой сосуд, какой пожелает.  
Or suppose a deft goldsmith or their apprentice had some well-prepared gold. They could produce any kind of gold item that they like.  
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati. Seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto. So tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto; so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Он вспоминает различные места, где пребывал в прежних [существованиях], а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений, во многих периодах свертывания [мира], во многих периодах развертывания [мира], во многих периодах свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом мире. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь рожден здесь“ — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
They recollect many kinds of past lives, that is, one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.  
Ayaṁ kho so, māṇava, ariyo paññākkhandho yassa so bhagavā vaṇṇavādī ahosi, yattha ca imaṁ janataṁ samādapesi nivesesi patiṭṭhāpesi.  
Таков, юноша, этот праведный свод предписаний о постижении, который хвалил Благостный, которым он побуждал, в котором наставлял и утверждал людей.  
This is that spectrum of noble wisdom that the Buddha praised.  

dn14añjanavaṇṇāni suvaṇṇavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Ayañhi, deva, kumāro suvaṇṇavaṇṇo kañcanasannibhattaco …pe…   У этого царевича, Божественный, [тело] золотистого цвета, кожа — словно золото…  
He is golden colored; his skin shines like lustrous gold.  
Ayañhi, deva, kumāro uddhaggalomo; uddhaggāni lomāni jātāni nīlāni añjanavaṇṇāni kuṇḍalāvaṭṭāni dakkhiṇāvaṭṭakajātāni …pe…  
У этого царевича, Божественный, волоски [на теле] направлены вверх, и волоски, направленные вверх — темно-синие, цвета глазной мази, завиваются в кольца, растут, завиваясь, в правую сторону…  
His hairs stand up; they’re blue-black and curl clockwise.  

dn16chavivaṇṇo hemavaṇṇo lohitakavaṇṇaṁ lohitakavaṇṇāni lohitavaṇṇā nīlavaṇṇaṁ nīlavaṇṇā nīlavaṇṇāni odātavaṇṇaṁ odātavaṇṇā odātavaṇṇāni pītavaṇṇaṁ pītavaṇṇā pītavaṇṇāni siṅgīvaṇṇaṁ suvaṇṇadubbaṇṇāni vaṇṇakaṁ vaṇṇasaṁvattanikaṁ vaṇṇo41Pi En Ru dhamma

Tatra ekacce licchavī nīlā honti nīlavaṇṇā nīlavatthā nīlālaṅkārā, ekacce licchavī pītā honti pītavaṇṇā pītavatthā pītālaṅkārā, ekacce licchavī lohitā honti lohitavaṇṇā lohitavatthā lohitālaṅkārā, ekacce licchavī odātā honti odātavaṇṇā odātavatthā odātālaṅkārā.   Некоторые личчхавы были там темносиние — темно-синего цвета, в темно-синих одеяниях, темно-синих украшениях; некоторые личчхавы были желтые — желтого цвета, в желтых одеяниях, желтых украшениях; некоторые личчхавы были красные — красного цвета, в красных одеяниях, красных украшениях; некоторые личчхавы были белые — белого цвета, в белых одеяниях, белых украшениях.  
Some of the Licchavis were in blue, of blue color, clad in blue, adorned with blue. And some were similarly colored in yellow, red, or white.  
Tattha yādisako tesaṁ vaṇṇo hoti, tādisako mayhaṁ vaṇṇo hoti. Yādisako tesaṁ saro hoti, tādisako mayhaṁ saro hoti.  
Какой цвет был там у них, такой цвет был и у меня; какой голос был у них, такой голос был и у меня;  
And my appearance and voice became just like theirs.  
Tattha yādisako tesaṁ vaṇṇo hoti, tādisako mayhaṁ vaṇṇo hoti.  
Какой цвет был там у них, такой цвет был и у меня;  
And my appearance and voice became just like theirs.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Человек, внутренне осознавая формы, видит внешние формы как ограниченные, приятные или неприятные  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Человек, внутренне осознавая формы, видит внешние формы как безграничные, приятные или неприятные  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как ограниченные, приятные или неприятные  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как безграничные, приятные или неприятные  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как темно-синие, темно-синего цвета, темно-синие на вид, светящиеся темно-синим —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are blue, with blue color and blue appearance.  
Seyyathāpi nāma umāpupphaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ. Seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ.  
подобно тому как цветок льна бывает темно-синим, темно-синего цвета, темносиним на вид, светящимся темно-синим или подобно тому, как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает темно-синей, темно-синего цвета, темно-синей на вид, светящейся темно-синим,  
They’re like a flax flower that’s blue, with blue color and blue appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, blue, with blue color and blue appearance.  
Evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как темно-синие, темно-синего цвета, темносиние на вид, светящиеся темно-синим  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally, blue, with blue color and blue appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как желтые, желтого цвета, желтые на вид, светящиеся желтым —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Seyyathāpi nāma kaṇikārapupphaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ. Seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ.  
подобно тому как цветок каникары бывает как желтым, желтого цвета, желтым на вид, светящимся желтым или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает желтой, желтого цвета, желтой на вид, светящейся желтым,  
They’re like a champak flower that’s yellow, with yellow color and yellow appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как желтые, желтого цвета, желтые на вид, светящиеся желтым  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как красные, красного цвета, красные на вид, светящиеся красным —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are red, with red color and red appearance.  
Seyyathāpi nāma bandhujīvakapupphaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ. Seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ.  
подобно тому как цветок бандхудживаки бывает красным, красного цвета, красным на вид, светящимся красным или подобно тому, как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает красной, красного цвета, красной на вид, светящейся красным,  
They’re like a scarlet mallow flower that’s red, with red color and red appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, red, with red color and red appearance.  
Evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как красные, красного цвета, красные на вид, светящиеся красным  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally that are red, with red color and red appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как белые, белого цвета, белые на вид, светящиеся белым —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are white, with white color and white appearance.  
Seyyathāpi nāma osadhitārakā odātā odātavaṇṇā odātanidassanā odātanibhāsā. Seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ odātaṁ odātavaṇṇaṁ odātanidassanaṁ odātanibhāsaṁ.  
подобно тому как звезда Осадхи бывает белой, белого цвета, белой на вид, светящейся белым или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает белой, белого цвета, белой на вид, светящейся белым,  
They’re like the morning star that’s white, with white color and white appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, white, with white color and white appearance.  
Evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как белые, белого цвета, белые на вид, светящиеся белым  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally that are white, with white color and white appearance.  
“iṅgha me tvaṁ, bhaṇe, siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ dhāraṇīyaṁ āharā”ti.  
«Принеси-ка ты мне пару чистых златоцветных [одежд], пригодных для ношения».  
“Please, my man, fetch a pair of ready to wear garments the color of mountain gold.”  
“Evaṁ, bhante”ti kho so puriso pukkusassa mallaputtassa paṭissutvā taṁ siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ dhāraṇīyaṁ āhari.  
«Хорошо, господин», — согласился с Пуккусой Маллапуттой этот человек и принес ему пару чистых златоцветных [одежд], пригодных для ношения.  
“Yes, sir,” replied that man, and did as he was asked.  
Atha kho pukkuso mallaputto taṁ siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ dhāraṇīyaṁ bhagavato upanāmesi:  
И тогда Пуккуса Маллапутта поднес Благостному эту пару чистых златоцветных [одежд], пригодных для ношения, [со словами]:  
Then Pukkusa brought the garments to the Buddha,  
“idaṁ, bhante, siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ dhāraṇīyaṁ, taṁ me bhagavā paṭiggaṇhātu anukampaṁ upādāyā”ti.  
«Вот, господин, пара чистых златоцветных [одежд], пригодных для ношения; пусть, господин, Благостный окажет милость мне и примет их».  
“Sir, please accept this pair of ready to wear garments the color of mountain gold from me out of sympathy.”  
Atha kho āyasmā ānando acirapakkante pukkuse mallaputte taṁ siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ dhāraṇīyaṁ bhagavato kāyaṁ upanāmesi.  
И вот, вскоре после того как Пуккуса Маллапутта удалился, достопочтенный Ананда одел тело Благостного в эту пару чистых златоцветных [одежд], пригодных для ношения,  
Then, not long after Pukkusa had left, Ānanda placed the pair of garments the color of mountain gold by the Buddha’s body.  
“acchariyaṁ, bhante, abbhutaṁ, bhante, yāva parisuddho, bhante, tathāgatassa chavivaṇṇo pariyodāto.  
«Чудесно, господин, необычайно, господин, что столь чист, господин, и ясен цвет кожи Благостного!  
“It’s incredible, sir, it’s amazing, how pure and bright is the color of the Realized One’s skin.  
Idaṁ, bhante, siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ dhāraṇīyaṁ bhagavato kāyaṁ upanāmitaṁ hataccikaṁ viya khāyatī”ti.  
Вот, господин, я одел тело Благостного в пару чистых златоцветных [одежд], пригодных для ношения, и, когда тело Благостного было одето в эти [одежды, они] словно лишились блеска».  
When this pair of ready to wear garments the color of mountain gold is placed by the Buddha’s body they seem to lose their lustre.”  
“Evametaṁ, ānanda, evametaṁ, ānanda, dvīsu kālesu ativiya tathāgatassa kāyo parisuddho hoti chavivaṇṇo pariyodāto.  
«Это так, Ананда. В двух случаях, Ананда, цвет кожи Татхагаты становится необычайно чистым и ясным.  
“That’s so true, Ānanda, that’s so true! There are two times when the color of the Realized One’s skin becomes extra pure and bright.  
Imesu kho, ānanda, dvīsu kālesu ativiya tathāgatassa kāyo parisuddho hoti chavivaṇṇo pariyodāto.  
в этих двух случаях, Ананда, цвет кожи Татхагаты становится необычайно чистым и ясным.  
These are the are two times when the color of the Realized One’s skin becomes extra pure and bright.  
Siṅgīvaṇṇaṁ yugamaṭṭhaṁ,  
Пуккуса приказал принести  
A pair of garments the color of mountain gold  
hemavaṇṇo asobhathāti.  
засиял золотым цветом.  
his golden skin glowed bright.  
Āyusaṁvattanikaṁ āyasmatā cundena kammāraputtena kammaṁ upacitaṁ, vaṇṇasaṁvattanikaṁ āyasmatā cundena kammāraputtena kammaṁ upacitaṁ, sukhasaṁvattanikaṁ āyasmatā cundena kammāraputtena kammaṁ upacitaṁ, yasasaṁvattanikaṁ āyasmatā cundena kammāraputtena kammaṁ upacitaṁ, saggasaṁvattanikaṁ āyasmatā cundena kammāraputtena kammaṁ upacitaṁ, ādhipateyyasaṁvattanikaṁ āyasmatā cundena kammāraputtena kammaṁ upacitan’ti.  
Заслуги, накопленные достопочтенным сыном кузнеца Чундой приносят долгую жизнь; заслуги, накопленные достопочтенным сыном кузнеца Чундой приносят благородное рождение; заслуги, накопленные достопочтенным сыном кузнеца Чундой приносят счастье; заслуги, накопленные достопочтенным сыном кузнеца Чундой приносят славу; заслуги, накопленные достопочтенным сыном кузнеца Чундой приносят небесный мир; заслуги, накопленные достопочтенным сыном кузнеца Чундой приносят владычество’. —  
You’ve accumulated a deed that leads to long life, beauty, happiness, fame, heaven, and sovereignty.’  
Tattha ye mālaṁ vā gandhaṁ vā cuṇṇakaṁ vā āropessanti vā abhivādessanti vā cittaṁ vā pasādessanti tesaṁ taṁ bhavissati dīgharattaṁ hitāya sukhāya.  
И те, кто возложат там венок, или благовоние, или красочное [украшение], или произнесут приветствие, или умиротворятся сердцем, надолго обретут благополучие и счастье.  
When someone there lifts up garlands or fragrance or powder, or bows, or inspires confidence in their heart, that will be for their lasting welfare and happiness.  
cuṇṇakaṁ → vaṇṇakaṁ (pts1ed)  

dn17chavivaṇṇo dibbavaṇṇaṁ hiraññasuvaṇṇassa hiraññasuvaṇṇenā’ti mānusivaṇṇaṁ mānussīvaṇṇaṁ sabbasovaṇṇamayaṁ sabbasovaṇṇamaye sovaṇṇadhajāni sovaṇṇamayassa sovaṇṇamayaṁ sovaṇṇamaye sovaṇṇamayo sovaṇṇamayā sovaṇṇamayāni sovaṇṇamayāya sovaṇṇālaṅkārāni suvaṇṇabhiṅkāraṁ suvaṇṇaṁ suvaṇṇaṭṭhikassa suvaṇṇaṭṭhikassā’ti vaṇṇapokkharatāya vaṇṇaṁ vaṇṇānaṁ120Pi En Ru dhamma

Eko pākāro sovaṇṇamayo, eko rūpiyamayo, eko veḷuriyamayo, eko phalikamayo, eko lohitaṅkamayo, eko masāragallamayo, eko sabbaratanamayo.   Одна стена там [была] из золота, одна — из серебра, одна — из бериллов, одна — из хрусталя, одна — из рубинов, одна — из изумрудов, одна — из всех [видов] драгоценностей.  
one made of gold, one made of silver, one made of beryl, one made of crystal, one made of ruby, one made of emerald, and one made of all precious things.  
Kusāvatiyā, ānanda, rājadhāniyā catunnaṁ vaṇṇānaṁ dvārāni ahesuṁ.  
В царской столице Кусавати, Ананда, были врата четырех родов:  
It had four gates,  
Ekaṁ dvāraṁ sovaṇṇamayaṁ, ekaṁ rūpiyamayaṁ, ekaṁ veḷuriyamayaṁ, ekaṁ phalikamayaṁ.  
одни — из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Ekā esikā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā, ekā veḷuriyamayā, ekā phalikamayā, ekā lohitaṅkamayā, ekā masāragallamayā, ekā sabbaratanamayā.  
Одна колонна из золота, одна — из серебра, одна — из бериллов, одна — из хрусталя, одна — из рубинов, одна — из изумрудов, одна — из всех [видов] драгоценностей.  
made of gold, silver, beryl, crystal, ruby, emerald, and all precious things.  
Ekā tālapanti sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā, ekā veḷuriyamayā, ekā phalikamayā, ekā lohitaṅkamayā, ekā masāragallamayā, ekā sabbaratanamayā.  
Один ряд пальм из золота, один — из серебра, один — из бериллов, один — из хрусталя, один — из рубинов, один — из изумрудов, один — из всех [видов] драгоценностей.  
made of gold, silver, beryl, crystal, ruby, emerald, and all precious things.  
Sovaṇṇamayassa tālassa sovaṇṇamayo khandho ahosi, rūpiyamayāni pattāni ca phalāni ca.  
У пальм из золота были стволы из золота, а листья и плоды из серебра.  
The golden palms had trunks of gold, and leaves and fruits of silver.  
Rūpiyamayassa tālassa rūpiyamayo khandho ahosi, sovaṇṇamayāni pattāni ca phalāni ca.  
У пальм из серебра были стволы из серебра, а листья и плоды — из золота.  
The silver palms had trunks of silver, and leaves and fruits of gold.  
Atha kho, ānanda, rājā mahāsudassano uṭṭhāyāsanā ekaṁsaṁ uttarāsaṅgaṁ karitvā vāmena hatthena suvaṇṇabhiṅkāraṁ gahetvā dakkhiṇena hatthena cakkaratanaṁ abbhukkiri:  
1.8. И тогда, Ананда, царь Махасудассана, поднявшись с сиденья, перекинул верхнюю одежду через плечо, взял левой рукой чашу и окропил правой рукой колесо-сокровище [со словами]:  
Then King Mahāsudassana, rising from his seat and arranging his robe over one shoulder, took a ceremonial vase in his left hand and besprinkled the wheel-treasure with his right hand, saying:  
abhirūpā dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā nātidīghā nātirassā nātikisā nātithūlā nātikāḷikā nāccodātā atikkantā mānusivaṇṇaṁ appattā dibbavaṇṇaṁ.  
прекрасная, приятная для глаз, доставляющая отраду, наделенная высшей красотой телосложения, ни слишком высокая, ни слишком низкая, ни слишком худая, ни слишком полная, ни слишком темная, ни слишком светлая, превзошедшая человеческую красоту, достигшая божественной красоты.  
She was attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. She was neither too tall nor too short; neither too thin nor too fat; neither too dark nor too light. She outdid human beauty without reaching heavenly beauty.  
mānusivaṇṇaṁ → mānusaṁ vaṇṇaṁ (bj, pts1ed); mānussīvaṇṇaṁ (sya-all, km)  
‘attho me, gahapati, hiraññasuvaṇṇenā’ti.  
„Домоправитель, мне нужны золото и деньги“.  
‘Householder, I need gold, both coined and uncoined.’  
‘Idheva me, gahapati, attho hiraññasuvaṇṇenā’ti.  
„Домоправитель мне именно здесь нужны золото и деньги“.  
‘It’s right here, householder, that I need gold, both coined and uncoined.’  
Atha kho taṁ, ānanda, gahapatiratanaṁ ubhohi hatthehi udakaṁ omasitvā pūraṁ hiraññasuvaṇṇassa kumbhiṁ uddharitvā rājānaṁ mahāsudassanaṁ etadavoca:  
И тогда, Ананда, этот домоправитель-сокровище, опустил обе руки в воду и, вытащив сосуд, полный золота и денег, сказал царю Махасудассане:  
Then that householder-treasure, immersing both hands in the water, pulled up a pot full of gold, both coined and uncoined, and said to the king,  
Idhānanda, rājā mahāsudassano abhirūpo ahosi dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato ativiya aññehi manussehi.  
Вот, Ананда, царь Махасудассана был прекрасен, приятен для глаз, доставлял отраду, наделен высшей красотой телосложения, превосходя прочих людей.  
He was attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty, more so than other people.  
Tā kho panānanda, pokkharaṇiyo catunnaṁ vaṇṇānaṁ iṭṭhakāhi citā ahesuṁ— 
И эти лотосовые пруды, Ананда, были выложены плитками четырех родов:  
The lotus ponds were lined with tiles of four colors,  
ekā iṭṭhakā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā, ekā veḷuriyamayā, ekā phalikamayā.  
одни плитки — из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Tāsu kho panānanda, pokkharaṇīsu cattāri cattāri sopānāni ahesuṁ catunnaṁ vaṇṇānaṁ,  
И в каждом из прудов, Ананда, было по четыре лестницы четырех родов:  
And four flights of stairs of four colors descended into each lotus pond,  
ekaṁ sopānaṁ sovaṇṇamayaṁ ekaṁ rūpiyamayaṁ ekaṁ veḷuriyamayaṁ ekaṁ phalikamayaṁ.  
одна лестница из золота, одна — из серебра, одна — из бериллов, одна — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Sovaṇṇamayassa sopānassa sovaṇṇamayā thambhā ahesuṁ, rūpiyamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У лестниц из золота были колонны из золота, а перила и верхние украшения — из серебра.  
The golden stairs had posts of gold, and banisters and finials of silver.  
Rūpiyamayassa sopānassa rūpiyamayā thambhā ahesuṁ, sovaṇṇamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У лестниц из серебра были колонны из серебра, а перила и верхние украшения — из золота.  
The silver stairs had posts of silver, and banisters and finials of gold.  
Tā kho panānanda, pokkharaṇiyo dvīhi vedikāhi parikkhittā ahesuṁ ekā vedikā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā.  
И эти лотосовые пруды, Ананда, были окружены двумя решетками, одна решетка из золота, одна — из серебра.  
Those lotus ponds were surrounded by two balustrades, made of gold and silver.  
Sovaṇṇamayāya vedikāya sovaṇṇamayā thambhā ahesuṁ, rūpiyamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У решетки из золота были колонны из золота, а перила и верхние украшения из серебра.  
The golden balustrades had posts of gold, and banisters and finials of silver.  
Rūpiyamayāya vedikāya rūpiyamayā thambhā ahesuṁ, sovaṇṇamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У решетки из серебра были колонны из серебра, а перила и верхние украшения — из золота.  
The silver balustrades had posts of silver, and banisters and finials of gold.  
annaṁ annaṭṭhikassa, pānaṁ pānaṭṭhikassa, vatthaṁ vatthaṭṭhikassa, yānaṁ yānaṭṭhikassa, sayanaṁ sayanaṭṭhikassa, itthiṁ itthiṭṭhikassa, hiraññaṁ hiraññaṭṭhikassa, suvaṇṇaṁ suvaṇṇaṭṭhikassā’ti.  
еду нуждающемуся в еде, питье нуждающемуся в питье, одежду нуждающемуся в одежде, повозку нуждающемуся в повозке, ложе нуждающемуся в ложе, жену нуждающемуся в жене, золото нуждающемуся в золоте, деньги нуждающемуся в деньгах“.  
so that those in need of food, drink, clothes, vehicles, beds, women, coined gold, or uncoined gold can get what they need?’  
annaṁ annaṭṭhikassa, pānaṁ pānaṭṭhikassa, vatthaṁ vatthaṭṭhikassa, yānaṁ yānaṭṭhikassa, sayanaṁ sayanaṭṭhikassa, itthiṁ itthiṭṭhikassa, hiraññaṁ hiraññaṭṭhikassa, suvaṇṇaṁ suvaṇṇaṭṭhikassa.  
еду нуждающемуся в еде, питье нуждающемуся в питье, одежду нуждающемуся в одежде, повозку нуждающемуся в повозке, ложе нуждающемуся в ложе, жену нуждающемуся в жене, золото нуждающемуся в золоте, деньги нуждающемуся в деньгах.  
 
Dhammassa, ānanda, pāsādassa tiporisaṁ uccatarena vatthu citaṁ ahosi catunnaṁ vaṇṇānaṁ iṭṭhakāhi— 
Во дворце Дхамма, Ананда, пол в три раза превосходил высотой [уровня] рост человека и был выложен плитками четырех родов:  
It was lined with tiles of four colors, three fathoms high,  
ekā iṭṭhakā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā, ekā veḷuriyamayā, ekā phalikamayā.  
одни плитки из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Dhammassa, ānanda, pāsādassa caturāsītithambhasahassāni ahesuṁ catunnaṁ vaṇṇānaṁ— 
Во дворце Дхамма, Ананда, было восемьдесят четыре тысячи колонн четырех родов:  
It had 84,000 pillars of four colors,  
eko thambho sovaṇṇamayo, eko rūpiyamayo, eko veḷuriyamayo, eko phalikamayo.  
одни колонны из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Dhammo, ānanda, pāsādo catunnaṁ vaṇṇānaṁ phalakehi santhato ahosi— 
Дворец Дхамма, Ананда, был покрыт подстилками четырех родов:  
It was covered with panels of four colors,  
ekaṁ phalakaṁ sovaṇṇamayaṁ, ekaṁ rūpiyamayaṁ, ekaṁ veḷuriyamayaṁ, ekaṁ phalikamayaṁ.  
одни подстилки из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Dhammassa, ānanda, pāsādassa catuvīsati sopānāni ahesuṁ catunnaṁ vaṇṇānaṁ— 
Во дворце Дхамма, Ананда, было двадцать четыре лестницы четырех родов:  
It had twenty-four staircases of four colors,  
ekaṁ sopānaṁ sovaṇṇamayaṁ, ekaṁ rūpiyamayaṁ, ekaṁ veḷuriyamayaṁ, ekaṁ phalikamayaṁ.  
одни лестницы из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Sovaṇṇamayassa sopānassa sovaṇṇamayā thambhā ahesuṁ rūpiyamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У лестниц из золота были колонны из золота, а перила и верхние украшения — из серебра.  
The golden stairs had posts of gold, and banisters and finials of silver.  
Rūpiyamayassa sopānassa rūpiyamayā thambhā ahesuṁ sovaṇṇamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У лестниц из серебра были колонны из серебра, а перила и верхние украшения — из золота.  
The silver stairs had posts of silver, and banisters and finials of gold.  
Dhamme, ānanda, pāsāde caturāsītikūṭāgārasahassāni ahesuṁ catunnaṁ vaṇṇānaṁ— 
Во дворце Дхамма, Ананда, было восемьдесят четыре тысячи покоев четырех родов:  
It had 84,000 chambers of four colors,  
ekaṁ kūṭāgāraṁ sovaṇṇamayaṁ, ekaṁ rūpiyamayaṁ, ekaṁ veḷuriyamayaṁ, ekaṁ phalikamayaṁ.  
одни покои из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Sovaṇṇamaye kūṭāgāre rūpiyamayo pallaṅko paññatto ahosi, rūpiyamaye kūṭāgāre sovaṇṇamayo pallaṅko paññatto ahosi, veḷuriyamaye kūṭāgāre dantamayo pallaṅko paññatto ahosi, phalikamaye kūṭāgāre sāramayo pallaṅko paññatto ahosi.  
В покоях из золота стояли ложа из серебра, в покоях из серебра стояли ложа из золота, в покоях из бериллов стояли ложа из слоновой кости, в покоях из хрусталя стояло ложе из превосходного дерева.  
In each chamber a couch was spread: in the golden chamber a couch of silver; in the silver chamber a couch of gold; in the beryl chamber a couch of ivory; in the crystal chamber a couch of hardwood.  
Sovaṇṇamayassa kūṭāgārassa dvāre rūpiyamayo tālo ṭhito ahosi, tassa rūpiyamayo khandho sovaṇṇamayāni pattāni ca phalāni ca.  
У входа в покои из золота стояла пальма из серебра; у нее был ствол из серебра, а листья и плоды из золота.  
At the door of the golden chamber stood a palm tree of silver, with trunk of silver, and leaves and fruits of gold.  
Rūpiyamayassa kūṭāgārassa dvāre sovaṇṇamayo tālo ṭhito ahosi, tassa sovaṇṇamayo khandho, rūpiyamayāni pattāni ca phalāni ca.  
У входа в покои из серебра стояла пальма из золота; у нее был ствол из золота, а листья и плоды из серебра.  
At the door of the silver chamber stood a palm tree of gold, with trunk of gold, and leaves and fruits of silver.  
‘yannūnāhaṁ mahāviyūhassa kūṭāgārassa dvāre sabbasovaṇṇamayaṁ tālavanaṁ māpeyyaṁ, yattha divāvihāraṁ nisīdissāmī’ti.  
„Что же — теперь я сооружу у входа в покои Махавьюха рощу пальм — целиком из золота, чтобы проводить там, сидя [в их тени], дневное время“.  
‘Why don’t I build a grove of golden palm trees at the door to the great foyer, where I can sit for the day?’  
Māpesi kho, ānanda, rājā mahāsudassano mahāviyūhassa kūṭāgārassa dvāre sabbasovaṇṇamayaṁ tālavanaṁ, yattha divāvihāraṁ nisīdi.  
И вот, Ананда, царь Махасудассана соорудил у входа в покои Махавьюха рощу пальм — целиком из золота, чтобы проводить там, сидя [в их тени], дневное время.  
So that’s what he did.  
Dhammo, ānanda, pāsādo dvīhi vedikāhi parikkhitto ahosi, ekā vedikā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā.  
Дворец Дхамма, Ананда, был окружен двумя решетками, одна решетка из золота, одна — из серебра.  
The Palace of Principle was surrounded by two balustrades, made of gold and silver.  
Sovaṇṇamayāya vedikāya sovaṇṇamayā thambhā ahesuṁ, rūpiyamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У решетки из золота были колонны из золота, а перила и верхние украшения — из серебра.  
The golden balustrades had posts of gold, and banisters and finials of silver.  
Rūpiyamayāya vedikāya rūpiyamayā thambhā ahesuṁ, sovaṇṇamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У решетки из серебра были колонны из серебра, а перила и верхние украшения — из золота.  
The silver balustrades had posts of silver, and banisters and finials of gold.  
ekaṁ jālaṁ sovaṇṇamayaṁ ekaṁ rūpiyamayaṁ.  
одна сеть из золота, одна — из серебра.  
made of gold and silver.  
Sovaṇṇamayassa jālassa rūpiyamayā kiṅkiṇikā ahesuṁ, rūpiyamayassa jālassa sovaṇṇamayā kiṅkiṇikā ahesuṁ.  
У сети из золота были колокольчики из серебра, у сети из серебра были колокольчики из золота.  
The golden net had bells of silver, and the silver net had bells of gold.  
Dhammā, ānanda, pokkharaṇī catunnaṁ vaṇṇānaṁ iṭṭhakāhi citā ahosi— 
Лотосовый пруд Дхамма, Ананда, был выложен плитками четырех родов:  
It was lined with tiles of four colors,  
ekā iṭṭhakā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā, ekā veḷuriyamayā, ekā phalikamayā.  
одни плитки из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Dhammāya, ānanda, pokkharaṇiyā catuvīsati sopānāni ahesuṁ catunnaṁ vaṇṇānaṁ— 
В лотосовом пруду, Ананда, было двадцать четыре лестницы четырех родов:  
It had twenty-four staircases of four colors,  
ekaṁ sopānaṁ sovaṇṇamayaṁ, ekaṁ rūpiyamayaṁ, ekaṁ veḷuriyamayaṁ, ekaṁ phalikamayaṁ.  
одни лестницы из золота, одни — из серебра, одни — из бериллов, одни — из хрусталя.  
made of gold, silver, beryl, and crystal.  
Sovaṇṇamayassa sopānassa sovaṇṇamayā thambhā ahesuṁ rūpiyamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У лестниц из золота были колонны из золота, а перила и верхние украшения — из серебра.  
The golden stairs had posts of gold, and banisters and finials of silver.  
Rūpiyamayassa sopānassa rūpiyamayā thambhā ahesuṁ sovaṇṇamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У лестниц из серебра были колонны из серебра, а перила и верхние украшения — из золота.  
The silver stairs had posts of silver, and banisters and finials of gold.  
Dhammā, ānanda, pokkharaṇī dvīhi vedikāhi parikkhittā ahosi—ekā vedikā sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā.  
Лотосовый пруд Дхамма, Ананда, был окружен двумя решетками: одна решетка из золота, одна — из серебра.  
It was surrounded by two balustrades, made of gold and silver.  
Sovaṇṇamayāya vedikāya sovaṇṇamayā thambhā ahesuṁ rūpiyamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У решетки из золота были колонны из золота, а перила и верхние украшения — из серебра.  
The golden balustrades had posts of gold, and banisters and finials of silver.  
Rūpiyamayāya vedikāya rūpiyamayā thambhā ahesuṁ sovaṇṇamayā sūciyo ca uṇhīsañca.  
У решетки из серебра были колонны из серебра, а перила и верхние украшения — из золота.  
The silver balustrades had posts of silver, and banisters and finials of gold.  
ekā tālapanti sovaṇṇamayā, ekā rūpiyamayā, ekā veḷuriyamayā, ekā phalikamayā, ekā lohitaṅkamayā, ekā masāragallamayā, ekā sabbaratanamayā.  
Один ряд пальм из золота, один — из серебра, один — из бериллов, один — из хрусталя, один — из рубинов, один — из изумрудов, один — из всех [видов] драгоценностей.  
made of gold, silver, beryl, crystal, ruby, emerald, and all precious things.  
Sovaṇṇamayassa tālassa sovaṇṇamayo khandho ahosi rūpiyamayāni pattāni ca phalāni ca.  
У пальм из золота были стволы из золота, а листья и плоды — из серебра.  
The golden palms had trunks of gold, and leaves and fruits of silver.  
Rūpiyamayassa tālassa rūpiyamayo khandho ahosi sovaṇṇamayāni pattāni ca phalāni ca.  
У пальм из серебра были стволы из серебра, а листья и плоды — из золота.  
The silver palms had trunks of silver, and leaves and fruits of gold.  
Atha kho, ānanda, rājā mahāsudassano mahāviyūhaṁ kūṭāgāraṁ pavisitvā sovaṇṇamaye pallaṅke nisinno vivicceva kāmehi vivicca akusalehi dhammehi savitakkaṁ savicāraṁ vivekajaṁ pītisukhaṁ paṭhamaṁ jhānaṁ upasampajja vihāsi.  
И тогда, Ананда, царь Махасудассана вступил в покои Махавьюха, уселся на ложе из золота и, освободившись от чувственных удовольствий, освободившись от нехороших свойств, достиг первой ступени созерцания — связанной с устремленным рассудком и углубленным рассуждением, рожденной уединенностью, дарующей радость и счастье, — и стал пребывать [в ней].  
Then he entered the great foyer and sat on the golden couch. Quite secluded from sensual pleasures, secluded from unskillful qualities, he entered and remained in the first absorption, which has the rapture and bliss born of seclusion, while placing the mind and keeping it connected.  
Atha kho, ānanda, rājā mahāsudassano mahāviyūhā kūṭāgārā nikkhamitvā sovaṇṇamayaṁ kūṭāgāraṁ pavisitvā rūpiyamaye pallaṅke nisinno  
И затем, Ананда, царь Махасудассана, вышел из покоев Махавьюха, вступил в покои из золота, уселся на ложе из серебра и так пребывал, пронизывая  
Then King Mahāsudassana left the great foyer and entered the golden chamber, where he sat on the golden couch.  
caturāsīti pallaṅkasahassāni ahesuṁ sovaṇṇamayāni rūpiyamayāni dantamayāni sāramayāni gonakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni;  
было восемьдесят четыре тысячи лож — из золота, из серебра, из слоновой кости, из превосходного дерева, устланных пышным руном, устланных шерстяными покрывалами, украшенными цветами, с подстилками из кожи антилопы кадали, покрывалами с балдахином, с красными подушками у изголовья и в ногах;  
He had 84,000 couches made of gold, silver, ivory, and hardwood. They were spread with woollen covers—shag-piled, pure white, or embroidered with flowers—and spread with a fine deer hide, with a canopy above and red pillows at both ends.  
caturāsīti nāgasahassāni ahesuṁ sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni uposathanāgarājappamukhāni;  
было восемьдесят четыре тысячи слонов с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем слонов Упосатхой;  
He had 84,000 bull elephants with gold adornments and banners, covered with snow gold netting, with the royal bull elephant named Sabbath foremost.  
caturāsīti assasahassāni ahesuṁ sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni valāhakaassarājappamukhāni;  
было восемьдесят четыре тысячи коней с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем коней Валахакой;  
He had 84,000 horses with gold adornments and banners, covered with snow gold netting, with the royal steed named Thundercloud foremost.  
caturāsīti rathasahassāni ahesuṁ sīhacammaparivārāni byagghacammaparivārāni dīpicammaparivārāni paṇḍukambalaparivārāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni vejayantarathappamukhāni;  
было восемьдесят четыре тысячи колесниц, устланных львиными шкурами, устланных тигровыми шкурами, устланных леопардовыми шкурами, устланных желтыми покрывалами, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с колесницей Веджаянта;  
He had 84,000 chariots upholstered with the hide of lions, tigers, and leopards, and cream rugs, with gold adornments and banners, covered with snow gold netting, with the chariot named Triumph foremost.  
‘ehi tvaṁ, ambho purisa, mahāviyūhā kūṭāgārā sovaṇṇamayaṁ pallaṅkaṁ nīharitvā sabbasovaṇṇamaye tālavane paññapehī’ti.  
„Эй, слуга, иди, принеси из покоев Махавьюха ложе из золота и приготовь его в пальмовой роще, что вся из золота“.  
‘Come, mister, bring the golden couch from the great foyer and set it up in the golden palm grove.’  
‘Evaṁ, devā’ti kho, ānanda, so puriso rañño mahāsudassanassa paṭissutvā mahāviyūhā kūṭāgārā sovaṇṇamayaṁ pallaṅkaṁ nīharitvā sabbasovaṇṇamaye tālavane paññapesi.  
„Хорошо, Божественный“, — так, Ананда, согласился с царем Махасудассаной этот слуга, принес из покоев Махавьюха ложе из золота и приготовил его в пальмовой роще, что была вся из золота.  
‘Yes, Your Majesty,’ that man replied, and did as he was asked.  
‘vippasannāni kho rañño mahāsudassanassa indriyāni, parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto, mā heva kho rājā mahāsudassano kālamakāsī’ti rājānaṁ mahāsudassanaṁ etadavoca:  
„Как спокойны жизненные силы царя Махасудассаны, как чист и светел цвет кожи. Да не окончит свои дни царь Махасудассана!“ И она так сказала царю Махасудассане:  
‘The king’s faculties are so very clear, and the complexion of his skin is pure and bright. Let him not pass away!’ She said to him,  
Imāni te, deva, caturāsīti pallaṅkasahassāni sovaṇṇamayāni rūpiyamayāni dantamayāni sāramayāni gonakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи лож — из золота, из серебра, из слоновой кости, из превосходного дерева, — устланных пышным руном, устланных шерстяными покрывалами, украшенными цветами, с подстилками из кожи антилопы кадали, покрывалами с балдахином, с красными подушками у изголовья и в ногах.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti nāgasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni uposathanāgarājappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи слонов с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем слонов Упосатхой.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti assasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni valāhakaassarājappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи коней, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем коней Валахакой.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti rathasahassāni sīhacammaparivārāni byagghacammaparivārāni dīpicammaparivārāni paṇḍukambalaparivārāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni vejayantarathappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи колесниц, устланных львиными шкурами, устланных тигровыми шкурами, устланных леопардовыми шкурами, устланных желтыми покрывалами, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с колесницей Веджаянта.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti pallaṅkasahassāni sovaṇṇamayāni rūpiyamayāni dantamayāni sāramayāni gonakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи лож — из золота, из серебра, из слоновой кости, из превосходного дерева, — устланных пышным руном, устланных шерстяными покрывалами, украшенными цветами, с подстилками из кожи антилопы кадали, покрывалами с балдахином, с красными подушками у изголовья и в ногах.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti nāgasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni uposathanāgarājappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи слонов с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем слонов Упосатхой.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti assasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni valāhakaassarājappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи коней, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем коней Валахакой.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti rathasahassāni sīhacammaparivārāni byagghacammaparivārāni dīpicammaparivārāni paṇḍukambalaparivārāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni vejayantarathappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи колесниц, устланных львиными шкурами, устланных тигровыми шкурами, устланных леопардовыми шкурами, устланных желтыми покрывалами, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с колесницей Веджаянта.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti pallaṅkasahassāni sovaṇṇamayāni rūpiyamayāni dantamayāni sāramayāni gonakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи лож — из золота, из серебра, из слоновой кости, из превосходного дерева, — устланных пышным руном, устланных шерстяными покрывалами, украшенными цветами, с подстилками из кожи антилопы кадали, покрывалами с балдахином, с красными подушками у изголовья и в ногах.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti nāgasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni uposathanāgarājappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи слонов с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем слонов Упосатхой.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti assasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni valāhakaassarājappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи коней, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем коней Валахакой.  
 
Imāni te, deva, caturāsīti rathasahassāni sīhacammaparivārāni byagghacammaparivārāni dīpicammaparivārāni paṇḍukambalaparivārāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni vejayantarathappamukhāni.  
Твои, Божественный, эти восемьдесят четыре тысячи колесниц, устланных львиными шкурами, устланных тигровыми шкурами, устланных леопардовыми шкурами, устланных желтыми покрывалами, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с колесницей Веджаянта —  
 
Mama tāni caturāsīti nagarasahassāni kusāvatīrājadhānippamukhāni, mama tāni caturāsīti pāsādasahassāni dhammapāsādappamukhāni, mama tāni caturāsīti kūṭāgārasahassāni mahāviyūhakūṭāgārappamukhāni, mama tāni caturāsīti pallaṅkasahassāni sovaṇṇamayāni rūpiyamayāni dantamayāni sāramayāni gonakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni, mama tāni caturāsīti nāgasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni uposathanāgarājappamukhāni, mama tāni caturāsīti assasahassāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni valāhakaassarājappamukhāni, mama tāni caturāsīti rathasahassāni sīhacammaparivārāni byagghacammaparivārāni dīpicammaparivārāni paṇḍukambalaparivārāni sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇadhajāni hemajālapaṭicchannāni vejayantarathappamukhāni, mama tāni caturāsīti maṇisahassāni maṇiratanappamukhāni, mama tāni caturāsīti itthisahassāni subhaddādevippamukhāni, mama tāni caturāsīti gahapatisahassāni gahapatiratanappamukhāni, mama tāni caturāsīti khattiyasahassāni anuyantāni pariṇāyakaratanappamukhāni, mama tāni caturāsīti dhenusahassāni duhasandanāni kaṁsūpadhāraṇāni, mama tāni caturāsīti vatthakoṭisahassāni khomasukhumānaṁ kappāsikasukhumānaṁ koseyyasukhumānaṁ kambalasukhumānaṁ, mama tāni caturāsīti thālipākasahassāni sāyaṁ pātaṁ bhattābhihāro abhihariyittha.  
Моими были те восемьдесят четыре тысячи городов во главе с царской столицей Кусавати. Моими были те восемьдесят четыре тысячи дворцов во главе с дворцом Дхамма. Моими были те восемьдесят четыре тысячи покоев во главе с покоями Махавьюха. Моими были те восемьдесят четыре тысячи лож — из золота, из серебра, из слоновой кости, из превосходного дерева, устланных пышных руном, устланных шерстяными покрывалами, украшенными цветами, с подстилками из кожи антилопы кадали, покрывалами с балдахином, с красными подушками у изголовья и в ногах. Моими были те восемьдесят четыре тысячи слонов с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем слонов Упосатхой. Моими были те восемьдесят четыре тысячи коней с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с царем коней Валахакой. Моими были те восемьдесят четыре тысячи колесниц, устланных львиными шкурами, устланных тигровыми шкурами, устланных леопардовыми шкурами, устланных желтыми покрывалами, с украшениями из золота, со стягами из золота, покрытых позолоченными сетками, во главе с колесницей Веджаянта. Моими были те восемьдесят четыре тысячи драгоценностей во главе с драгоценностью-сокровищем. Моими были те восемьдесят четыре тысячи женщин во главе с царицей Субхаддой. Моими были те восемьдесят четыре тысячи домоправителей во главе с домоправителем-сокровищем. Моими были те восемьдесят четыре тысячи подчиненных [мне] кшатриев во главе с наставником-сокровищем. Моими были те восемьдесят четыре тысячи коров в убранстве из дукулы, с бронзовыми подойниками. Моими были те восемьдесят четыре тысячи мириад одежд из тонкого льна, из тонкого хлопка, из тонкого шелка, из тонкой шерсти. Моими были те восемьдесят четыре тысячи блюд, в которых утром и вечером подавался в пищу рис с молоком.  
Mine were the 84,000 cities, with the royal capital of Kusāvatī foremost. And mine were all the other possessions.  
Tesaṁ kho panānanda, caturāsīti pallaṅkasahassānaṁ ekoyeva so pallaṅko hoti, yaṁ tena samayena paribhuñjāmi yadidaṁ sovaṇṇamayo vā rūpiyamayo vā dantamayo vā sāramayo vā.  
Из тех восьмидесяти четырех тысяч лож, Ананда, было [всякий раз какое-нибудь] одно ложе, которым я в то время наслаждался, — это [было ложе] из золота, или из серебра, или из слоновой кости, или из превосходного дерева.  
Of those 84,000 couches, I only used one, made of gold or silver or ivory or heartwood.  

dn18kumāravaṇṇo kumāravaṇṇī mukhavaṇṇo pakativaṇṇo sovaṇṇo uḷāravaṇṇo vaṇṇavante vaṇṇena14Pi En Ru dhamma

“upasantapadisso, bhante, bhagavā bhātiriva bhagavato mukhavaṇṇo vippasannattā indriyānaṁ.   «Господин, Благостный выглядит успокоенным, черты лица Благостного словно излучают сияние благодаря удовлетворенности жизненных сил.  
“Sir, you look so serene; your face seems to shine owing to the clarity of your faculties.  
“Anantarā kho, ānanda, saddapātubhāvā uḷāravaṇṇo me yakkho sammukhe pāturahosi.  
10. «После того, Ананда, как послышался голос, передо мной явился этот яккха, превосходный обликом.  
“After making himself heard while vanished, Ānanda, a very beautiful spirit appeared in front of me.  
Ye te, bhante, devā bhagavati brahmacariyaṁ caritvā adhunūpapannā tāvatiṁsakāyaṁ, te aññe deve atirocanti vaṇṇena ceva yasasā ca.  
И те боги, господин, которые, ведя целомудренную жизнь, недавно родились в сонме тридцати трех, затмевали других богов красотой и славой.  
Sir, those gods who had been recently reborn in the company of the thirty-three after leading the spiritual life under the Buddha outshone the other gods in beauty and glory.  
vaṇṇavante yasassine;  
прекрасных, славных,  
so beautiful and glorious,  
vaṇṇena yasasāyunā;  
красотой, славой, долголетием —  
in beauty, glory, and lifespan.  
Yo kho pana, bhante, brahmuno pakativaṇṇo anabhisambhavanīyo so devānaṁ tāvatiṁsānaṁ cakkhupathasmiṁ.  
Ведь естественный вид Брахмы, господин, не достигает пределов зрения тридцати трех богов.  
For a Brahmā’s normal appearance is imperceptible in the visual range of the gods of the thirty-three.  
Yadā, bhante, brahmā sanaṅkumāro devānaṁ tāvatiṁsānaṁ pātubhavati, so aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.  
Когда, господин, Брахма Сананкумара открывается тридцати трем богам, он затмевает других богов красотой и славой.  
When Brahmā Sanaṅkumāra appears to the gods of the thirty-three, he outshines the other gods in beauty and glory,  
Seyyathāpi, bhante, sovaṇṇo viggaho mānusaṁ viggahaṁ atirocati;  
Подобно тому, господин, как золотая фигура затмевает человеческую фигуру,  
as a golden statue outshines the human form.  
evameva kho, bhante, yadā brahmā sanaṅkumāro devānaṁ tāvatiṁsānaṁ pātubhavati, so aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.  
так же точно, господин, когда Брахма Сананкумара открывается тридцати трем богам, он затмевает других богов красотой и славой.  
 
Atha, bhante, brahmā sanaṅkumāro oḷārikaṁ attabhāvaṁ abhinimminitvā kumāravaṇṇī hutvā pañcasikho devānaṁ tāvatiṁsānaṁ pāturahosi.  
И вот, господин, Брахма Сананкумара, приняв грубый облик, в виде юноши Панчасикхи, открылся тридцати трем богам.  
Then Brahmā Sanaṅkumāra manifested in a solid life-form, taking on the appearance of the youth Pañcasikha, and appeared to the gods of the thirty-three.  
kumāravaṇṇī → kumāravaṇṇo (sya-all, mr)  
vaṇṇavante yasassine;  
прекрасных, славных,  
so beautiful and glorious,  
vaṇṇena yasasāyunā;  
красотой, славой, долголетием —  
in beauty, glory, and lifespan.  

dn19abhikkantavaṇṇo aṭṭhayathābhuccavaṇṇa kathaṁvaṇṇo kumāravaṇṇī pakativaṇṇo saṁvaṇṇitapāṭhantaraṁ vaṇṇavante vaṇṇavā vaṇṇe vaṇṇena vaṇṇo vaṇṇā26Pi En Ru dhamma

Atha kho pañcasikho gandhabbaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ pabbataṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho pañcasikho gandhabbaputto bhagavantaṁ etadavoca:   И вот с исходом ночи превосходный видом отпрыск гандхаббов Панчасикха, озарив сиянием всю Гиджджхакуту, приблизился к Благостному. Приблизившись, он приветствовал Благостного и стал в стороне. И, стоя в стороне, отпрыск гандхаббов Панчасикха так сказал Благостному:  
Then, late at night, the centaur Pañcasikha, lighting up the entire Vulture’s Peak, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  
Ye te, bhante, devā bhagavati brahmacariyaṁ caritvā adhunūpapannā tāvatiṁsakāyaṁ, te aññe deve atirocanti vaṇṇena ceva yasasā ca.  
И те боги, господин, которые, ведя целомудренную жизнь, недавно родились в сонме тридцати трех, затмевали других богов красотой и славой.  
Sir, those gods who had been recently reborn in the company of the thirty-three after leading the spiritual life under the Buddha outshine the other gods in beauty and glory.  
vaṇṇavante yasassine;  
прекрасных, славных;  
so beautiful and glorious,  
vaṇṇena yasasāyunā;  
красотой, славой, долголетием;  
in beauty, glory, and lifespan.  
2. Aṭṭhayathābhuccavaṇṇa  
2. Восемь заявлений, согласных с истиной  
2. Eight Genuine Praises  
‘iccheyyātha no tumhe, mārisā, tassa bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe sotun’ti?  
„Не хотите ли вы, досточтимые, услышать восемь согласных с истиной восхвалений этого Благостного?“  
‘Gentlemen, would you like to hear eight genuine praises of the Buddha?’  
‘Icchāma mayaṁ, mārisa, tassa bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe sotun’ti.  
„Мы хотим, досточтимый, услышать восемь согласных с истиной восхвалений этого Благостного“.  
‘Indeed we would, sir.’  
Atha kho, bhante, sakko devānamindo devānaṁ tāvatiṁsānaṁ bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe payirudāhāsi:  
И тогда, господин, повелитель богов Сакка произнес перед тридцатью тремя богами восемь согласных с истиной восхвалений Благостного:  
Then Sakka proffered these eight genuine praises of the Buddha:  
Ime kho, bhante, sakko devānamindo devānaṁ tāvatiṁsānaṁ bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe payirudāhāsi.  
Так, господин, повелитель богов Сакка произнес перед тридцатью тремя богами восемь согласных с истиной восхвалений Благостного.  
These are the eight genuine praises of the Buddha proffered by Sakka.  
Tena sudaṁ, bhante, devā tāvatiṁsā bhiyyoso mattāya attamanā honti pamuditā pītisomanassajātā bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe sutvā.  
И вот, господин, услышав восемь согласных с истиной восхвалений Благостного, тридцать три бога были еще в большей мере удовлетворены этим, довольны, исполнены радости и веселья.  
Hearing them, the gods of the thirty-three became even more uplifted and overjoyed.  
Yo kho pana, bhante, brahmuno pakativaṇṇo, anabhisambhavanīyo so devānaṁ tāvatiṁsānaṁ cakkhupathasmiṁ.  
Ведь естественный вид Брахмы, господин, не достигает пределов зрения тридцати трех богов.  
For a Brahmā’s normal appearance is imperceptible in the visual range of the gods of the thirty-three.  
Yadā, bhante, brahmā sanaṅkumāro devānaṁ tāvatiṁsānaṁ pātubhavati, so aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.  
Когда, господин, Брахма Сананкумара открывается тридцати трем богам, он затмевает других богов красотой и славой.  
When Brahmā Sanaṅkumāra appears to the gods of the thirty-three, he outshines the other gods in beauty and glory,  
Seyyathāpi, bhante, so vaṇṇo viggaho mānusaṁ viggahaṁ atirocati;  
Подобно тому, господин, как золотая фигура затмевает человеческую фигуру;  
as a golden statue outshines the human form.  
evameva kho, bhante, yadā brahmā sanaṅkumāro devānaṁ tāvatiṁsānaṁ pātubhavati, so aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.  
так же точно, господин, когда Брахма Сананкумара открывается тридцати трем богам, он затмевает других богов красотой и славой.  
 
vaṇṇavante yasassine;  
прекрасных, славных;  
so beautiful and glorious,  
vaṇṇena yasasāyunā;  
красотой, славой, долголетием;  
in beauty, glory, and lifespan.  
atthi ca sakkena devānamindena tassa bhagavato aṭṭha yathābhuccā vaṇṇā bhāsitā;  
и мы радуемся, рассуждая о восьми согласных с истиной восхвалениях этого Благостного;  
And there are the eight genuine praises of the Buddha spoken by Sakka— 
4. Aṭṭhayathābhuccavaṇṇa  
4. Восемь заявлений, согласных с истиной  
4. Eight Genuine Praises  
‘sādhu, devānaminda, mayampi tassa bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe suṇeyyāmā’ti.  
„Хорошо, владыка богов, и мы тоже хотим услышать восемь согласных с истиной восхвалений этого Благостного“.  
‘It would be good, lord of gods, if I could also hear the eight genuine praises of the Buddha.’  
‘Evaṁ, mahābrahme’ti kho, bhante, sakko devānamindo brahmuno sanaṅkumārassa bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe payirudāhāsi.  
„Хорошо, великий Брахма“, — [сказав] так, господин, повелитель богов Сакка произнес перед Брахмой Сананкумарой восемь согласных с истиной восхвалений Благостного.  
Saying, ‘Yes, Great Brahmā,’ Sakka repeated the eight genuine praises for him.  
Ime kho, bhante, sakko devānamindo brahmuno sanaṅkumārassa bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe payirudāhāsi.  
Так, господин, повелитель богов Сакка произнес перед Брахмой Сананкумарой восемь согласных с истиной восхвалений Благостного.  
 
Tena sudaṁ, bhante, brahmā sanaṅkumāro attamano hoti pamudito pītisomanassajāto bhagavato aṭṭha yathābhucce vaṇṇe sutvā.  
И вот, господин, услышав восемь согласных с истиной восхвалений Благостного, Брахма Сананкумара был удовлетворен этим, доволен, исполнен радости и веселья.  
Hearing them, Brahmā Sanaṅkumāra was uplifted and overjoyed, full of rapture and happiness.  
Atha, bhante, brahmā sanaṅkumāro oḷārikaṁ attabhāvaṁ abhinimminitvā kumāravaṇṇī hutvā pañcasikho devānaṁ tāvatiṁsānaṁ pāturahosi.  
И вот, господин, Брахма Сананкумара, приняв грубый облик в виде юноши Панчасикхи, открылся тридцати трем богам.  
Then Brahmā Sanaṅkumāra manifested in a solid corporeal form, taking on the appearance of the youth Pañcasikha, and appeared to the gods of the thirty-three.  
“Vaṇṇavā yasavā sirimā,  
„Прекрасный, славный, величественный  
“Who might you be, sir,  
mā no govinda pājahi”.  
не оставляй нас, [Маха]говинда!‘‘  
O Steward, please don’t leave!”  
pājahi → pājehi (aṭṭhakathāyaṁ saṁvaṇṇitapāṭhantaraṁ)  
“Amanusso kathaṁvaṇṇo,  
„Каков этот не-человек,  
“What was that non-human like?  

dn20nānattavaṇṇino vaṇṇavanto26Pi En Ru dhamma

vaṇṇavanto yasassino;   блеском, красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
yakkhā nānattavaṇṇino;  
разного вида у Хемаваты —  
spirits of different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
блеском, красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
yakkhā nānattavaṇṇino;  
разного вида у Сатагиры —  
spirits of different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
yakkhā nānattavaṇṇino;  
разного вида —  
spirits of different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
yakkhā nānattavaṇṇino;  
разного вида у Вессамитты —  
spirits of different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino.  
все разного вида,  
shone in all different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino.  
все разного вида.  
shone in all different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino.  
все разного вида.  
shone in all different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino.  
все разного вида.  
shone in all different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino;  
все разного вида,  
shone in all different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino;  
все разного вида,  
shone in all different colors.  
vaṇṇavanto yasassino;  
красотой, славой,  
so beautiful and glorious.  
sabbe nānattavaṇṇino;  
все разного вида,  
shone in all different colors.  

dn22saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni taṁsaṁvaṇṇanā2Pi En Ru dhamma

Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu seyyathāpi passeyya sarīraṁ sivathikāya chaḍḍitaṁ aṭṭhikāni setāni saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni …pe…   И снова, монахи, монах подобно тому, как увидел бы останки оставленные на кладбище белые кости, цвета морской раковины …  
White bones, the color of shells …  
Jātipi dukkhā, jarāpi dukkhā, maraṇampi dukkhaṁ, sokaparidevadukkhadomanassupāyāsāpi dukkhā, appiyehi sampayogopi dukkho, piyehi vippayogopi dukkho, yampicchaṁ na labhati tampi dukkhaṁ, saṅkhittena pañcupādānakkhandhā dukkhā.  
Зарождение - рождение, в том числе болезненно, старость, в том числе болезненна, умирание в том числе болезненно, страдание, плач, боль, недовольство, тоска в том числе болезненны, соединение с нелюбимыми, в том числе болезненно, разъединение с любимыми, в том числе болезненно, не обретать желанное это, в том числе болезненно, сжато, пять групп поддерживания болезненны.  
Rebirth is suffering; old age is suffering; death is suffering; sorrow, lamentation, pain, sadness, and distress are suffering; association with the disliked is suffering; separation from the liked is suffering; not getting what you wish for is suffering. In brief, the five grasping aggregates are suffering.  
dukkho → appiyehi …pe… vippayogo dukkhotipāṭho ceva taṁniddeso ca katthaci na dissati, aṭṭhakathāyampi taṁsaṁvaṇṇanā  

dn23suvaṇṇabhāraṁ suvaṇṇaṁ5Pi En Ru dhamma

pahūtaṁ suvaṇṇaṁ chaḍḍitaṁ, disvā sahāyako sahāyakaṁ āmantesi:   они увидели большую [груду] выброшенного золота. Видя [ее], он обратился к товарищу:  
and gold abandoned. Seeing it, one friend said to the other,  
‘yassa kho, samma, atthāya iccheyyāma sāṇaṁ vā sāṇasuttaṁ vā sāṇiyo vā khomaṁ vā khomasuttaṁ vā khomadussaṁ vā kappāsaṁ vā kappāsikasuttaṁ vā kappāsikadussaṁ vā ayaṁ vā lohaṁ vā tipuṁ vā sīsaṁ vā sajjhaṁ vā, idaṁ pahūtaṁ suvaṇṇaṁ chaḍḍitaṁ.  
„Вот, дорогой, много выброшенного золота, ради которого мы хотели и пеньку, и пеньковую нить, и пеньковую одежду, и лен, и льняную нить, и льняную одежду, и хлопок, и хлопчатую нить, и хлопчатую одежду, и железо, и медь, и олово, и свинец, и серебро.  
‘This pile of gold is just what we wanted all those other things for!  
Tena hi, samma, tvañca sāṇabhāraṁ chaḍḍehi, ahañca sajjhabhāraṁ chaḍḍessāmi, ubho suvaṇṇabhāraṁ ādāya gamissāmā’ti.  
Поэтому, дорогой, брось ношу пеньки, я брошу ношу серебра, и мы оба пойдем, взяв ношу золота“. —  
Well then, my friend, let’s abandon our bundles, and both take a bundle of gold and go on.’  
Atha kho so sahāyako sajjhabhāraṁ chaḍḍetvā suvaṇṇabhāraṁ ādiyi.  
И тогда он бросил ношу серебра и взял ношу золота.  
So one friend abandoned their bundle of silver and picked up a bundle of gold.  
Yo pana so sahāyako suvaṇṇabhāraṁ ādāya agamāsi, tassa mātāpitaropi abhinandiṁsu, puttadārāpi abhinandiṁsu, mittāmaccāpi abhinandiṁsu, tatonidānañca sukhaṁ somanassaṁ adhigacchi.  
Тот же товарищ, который пришел, взяв ношу золота, порадовал мать и отца, порадовал сына и жену, порадовал друзей и близких и вследствие этого достиг счастья и удовлетворения.  
But when the other friend returned with a bundle of gold, they pleased their parents, their partners and children, and their friends and colleagues. And they got much pleasure and happiness on that account.  

dn24vaṇṇavantataro vaṇṇo7Pi En Ru dhamma

Anekapariyāyena kho te, sunakkhatta, mama vaṇṇo bhāsito vajjigāme—  На много ладов ты, Сунаккхатта, возглашал мне хвалу в селении ваджджийцев:  
In many ways, Sunakkhatta, you have praised me like this in the Vajjian capital:  
Iti kho te, sunakkhatta, anekapariyāyena mama vaṇṇo bhāsito vajjigāme.  
так, Сунаккхатта, ты на много ладов возглашал мне хвалу в селении ваджджийцев.  
 
Anekapariyāyena kho te, sunakkhatta, dhammassa vaṇṇo bhāsito vajjigāme— 
На много ладов ты, Сунаккхатта, возглашал хвалу дхамме в селении ваджджийцев:  
In many ways you have praised the teaching like this in the Vajjian capital:  
Iti kho te, sunakkhatta, anekapariyāyena dhammassa vaṇṇo bhāsito vajjigāme.  
так, Сунаккхатта, ты на много ладов возглашал хвалу дхамме в селении ваджджийцев.  
 
Anekapariyāyena kho te, sunakkhatta, saṅghassa vaṇṇo bhāsito vajjigāme— 
На много ладов ты, Сунаккхатта, возглашал славу сангхе в селении ваджджийцев:  
In many ways you have praised the Saṅgha like this in the Vajjian capital:  
Iti kho te, sunakkhatta, anekapariyāyena saṅghassa vaṇṇo bhāsito vajjigāme.  
так, Сунаккхатта, ты на много ладов возглашал хвалу сангхе в селении ваджджийцев.  
 
Tatrāvuso, yo so satto paṭhamaṁ upapanno, so dīghāyukataro ca hoti vaṇṇavantataro ca mahesakkhataro ca.  
И вот, почтенные, то существо, которое первым родилось вновь, бывает долговечнее, и красивее, и сильнее.  
And the being who was reborn first is more long-lived, beautiful, and illustrious than those who arrived later.  

dn25evaṁvaṇṇo suvaṇṇe vaṇṇavādino vaṇṇavādī6Pi En Ru dhamma

Appasaddakāmā kho panete āyasmanto appasaddavinītā, appasaddassa vaṇṇavādino.   Любя бесшумность, воспитанные в бесшумности, эти достопочтенные восхваляют бесшумность  
Such venerables like the quiet, are educated to be quiet, and praise the quiet.  
Appasaddakāmo kho pana so āyasmā, appasaddassa vaṇṇavādī.  
Любя бесшумность, этот достопочтенный восхваляет бесшумность  
The venerable likes quiet and praises quiet.  
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ, tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Он вспоминает различные места, где пребывал в прежних [существованиях], а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, во многих периодах свертывания [мира], во многих периодах развертывания [мира], во многих периодах свертывания и развертывания мира: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом мире. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“ — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
They recollect many kinds of past lives, that is, one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются, он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, наделены действиями, [проистекающими из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены добрым поведением тела, наделены добрым поведением в речи, наделены добрым поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, наделены действиями, [проистекающими из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так, божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются, он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

dn26bhikkhunoāyuvaṇṇādivaḍḍhanakathā vaṇṇasmiṁ vaṇṇavante vaṇṇavanto vaṇṇenapi vaṇṇopi āyuvaṇṇādiparihānikathā āyuvaṇṇādivaḍḍhanakathā31Pi En Ru dhamma

4. Āyuvaṇṇādiparihānikathā   4. Рассказ о том, как уменьшается продолжительность жизни и красота  
4. On the Period of Decline  
Iti kho, bhikkhave, adhanānaṁ dhane ananuppadiyamāne dāliddiyaṁ vepullamagamāsi, dāliddiye vepullaṁ gate adinnādānaṁ vepullamagamāsi, adinnādāne vepullaṁ gate satthaṁ vepullamagamāsi, satthe vepullaṁ gate pāṇātipāto vepullamagamāsi, pāṇātipāte vepullaṁ gate tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
Итак, монахи, у неимущих, не наделенных имуществом, возросла бедность, с возрастанием бедности возросло присвоение того, что не дано, с присвоением того, что не дано, возросло [употребление] оружия, с возрастанием [употребления] оружия возросло убийство, с возрастанием убийства возросла лживая речь, с возрастанием лживой речи у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
And so, mendicants, from not providing money to the penniless, poverty became widespread. When poverty was widespread, theft became widespread. When theft was widespread, swords became widespread. When swords were widespread, killing living creatures became widespread. And for the sentient beings among whom killing was widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ asītivassasahassāyukānaṁ manussānaṁ cattārīsavassasahassāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни и уменьшением красоты дети у людей, живших восемьдесят тысяч лет, стали жить сорок тысяч лет.  
Those people lived for 80,000 years, but their children lived for 40,000 years.  
Iti kho, bhikkhave, adhanānaṁ dhane ananuppadiyamāne dāliddiyaṁ vepullamagamāsi. Dāliddiye vepullaṁ gate adinnādānaṁ vepullamagamāsi, adinnādāne vepullaṁ gate satthaṁ vepullamagamāsi. Satthe vepullaṁ gate pāṇātipāto vepullamagamāsi, pāṇātipāte vepullaṁ gate musāvādo vepullamagamāsi, musāvāde vepullaṁ gate tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
Итак, монахи, у неимущих, не наделенных имуществом, возросла бедность, с возрастанием бедности возросло присвоение того, что не дано, с присвоением того, что не дано, возросло [употребление] оружия, с возрастанием [употребления] оружия возросло убийство, с возрастанием убийства возросла лживая речь, с возрастанием лживой речи у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
And so, mendicants, from not providing money to the penniless, poverty, theft, swords, and killing became widespread. When killing was widespread, lying became widespread. And for the sentient beings among whom lying was widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ cattārīsavassasahassāyukānaṁ manussānaṁ vīsativassasahassāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни, уменьшением красоты дети людей, живших сорок тысяч лет, стали жить двадцать тысяч лет.  
Those people who lived for 40,000 years had children who lived for 20,000 years.  
Iti kho, bhikkhave, adhanānaṁ dhane ananuppadiyamāne dāliddiyaṁ vepullamagamāsi. Dāliddiye vepullaṁ gate adinnādānaṁ vepullamagamāsi, adinnādāne vepullaṁ gate satthaṁ vepullamagamāsi, satthe vepullaṁ gate pāṇātipāto vepullamagamāsi, pāṇātipāte vepullaṁ gate musāvādo vepullamagamāsi, musāvāde vepullaṁ gate pisuṇā vācā vepullamagamāsi, pisuṇāya vācāya vepullaṁ gatāya tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
Итак, монахи, у неимущих, не наделенных имуществом, возросла бедность, с возрастанием бедности возросло присвоение того, что не дано, с присвоением того, что не дано, возросло [употребление] оружия, с возрастанием [употребления] оружия возросло убийство, с возрастанием убийства возросла лживая речь, с возрастанием лживой речи возросла дурная речь, с возрастанием дурной речи у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
And so, mendicants, from not providing money to the penniless, poverty, theft, swords, killing, and lying became widespread. When lying was widespread, backbiting became widespread. And for the sentient beings among whom backbiting was widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ vīsativassasahassāyukānaṁ manussānaṁ dasavassasahassāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни и уменьшением красоты дети людей, живших двадцать тысяч лет, стали жить десять тысяч лет.  
Those people who lived for 20,000 years had children who lived for 10,000 years.  
Dasavassasahassāyukesu, bhikkhave, manussesu ekidaṁ sattā vaṇṇavanto honti, ekidaṁ sattā dubbaṇṇā.  
И вот, монахи, среди людей, живших десять тысяч лет, некоторые существа были красивы, некоторые существа были некрасивы.  
Among the people who lived for 10,000 years, some were beautiful, some were ugly.  
Tattha ye te sattā dubbaṇṇā, te vaṇṇavante satte abhijjhāyantā paresaṁ dāresu cārittaṁ āpajjiṁsu.  
И те существа, которые были некрасивы, возжаждали красивых существ и вступили в связь с чужими женами.  
And the ugly beings, coveting the beautiful ones, committed adultery with the wives of others.  
Iti kho, bhikkhave, adhanānaṁ dhane ananuppadiyamāne dāliddiyaṁ vepullamagamāsi. Dāliddiye vepullaṁ gate …pe… kāmesumicchācāro vepullamagamāsi, kāmesumicchācāre vepullaṁ gate tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
Итак, монахи, у неимущих, не наделенных имуществом, возросла бедность, с возрастанием бедности … возросло неправедное поведение в области чувственного, с возрастанием неправедного поведения в области чувственного у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
And so, mendicants, from not providing money to the penniless, poverty, theft, swords, killing, lying, and backbiting became widespread. When backbiting was widespread, sexual misconduct became widespread. And for the sentient beings among whom sexual misconduct was widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ dasavassasahassāyukānaṁ manussānaṁ pañcavassasahassāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни, уменьшением красоты дети людей, живших десять тысяч лет, стали жить пять тысяч лет.  
Those people who lived for 10,000 years had children who lived for 5,000 years.  
Dvīsu dhammesu vepullaṁ gatesu tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
С возрастанием [этих] двух обычаев у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
For the sentient beings among whom these two things were widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ pañcavassasahassāyukānaṁ manussānaṁ appekacce aḍḍhateyyavassasahassāyukā, appekacce dvevassasahassāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни, уменьшением красоты, дети людей, живших пять тысяч лет, стали жить — некоторые две с половиной тысячи лет, некоторые — лишь две тысячи лет.  
Those people who lived for 5,000 years had some children who lived for 2,500 years, while others lived for 2,000 years.  
Abhijjhābyāpādesu vepullaṁ gatesu tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
С возрастанием алчности и злонамеренности у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
For the sentient beings among whom desire and ill will were widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ aḍḍhateyyavassasahassāyukānaṁ manussānaṁ vassasahassāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни, уменьшением красоты дети людей, живших две с половиной тысячи лет, стали жить одну тысячу лет.  
Those people who lived for 2,500 years had children who lived for 1,000 years.  
Micchādiṭṭhiyā vepullaṁ gatāya tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
„Что же, давайте и мы станем брать у других то, что не дано [нам], то есть красть“.  
For the sentient beings among whom wrong view was widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ vassasahassāyukānaṁ manussānaṁ pañcavassasatāyukā puttā ahesuṁ.  
С возрастанием неправедных воззрений у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
Those people who lived for 1,000 years had children who lived for five hundred years.  
Tīsu dhammesu vepullaṁ gatesu tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
С возрастанием [этих] трех обычаев у этих существ уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
For the sentient beings among whom these three things were widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ pañcavassasatāyukānaṁ manussānaṁ appekacce aḍḍhateyyavassasatāyukā, appekacce dvevassasatāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни, уменьшением красоты дети людей, живших пятьсот лет, стали жить — некоторые двести пятьдесят лет, некоторые — лишь двести лет.  
Those people who lived for five hundred years had some children who lived for two hundred and fifty years, while others lived for two hundred years.  
Imesu dhammesu vepullaṁ gatesu tesaṁ sattānaṁ āyupi parihāyi, vaṇṇopi parihāyi.  
С возрастанием этих обычаев у этих людей уменьшился срок жизни, уменьшилась красота.  
For the sentient beings among whom these things were widespread, their lifespan and beauty declined.  
Tesaṁ āyunāpi parihāyamānānaṁ vaṇṇenapi parihāyamānānaṁ aḍḍhateyyavassasatāyukānaṁ manussānaṁ vassasatāyukā puttā ahesuṁ.  
С уменьшением их срока жизни, уменьшением красоты дети людей, живших двести пятьдесят лет, стали жить сотню лет.  
Those people who lived for two hundred and fifty years had children who lived for a hundred years.  
6. Āyuvaṇṇādivaḍḍhanakathā  
6. Рассказ о том, как увеличивается продолжительность жизни и красота  
6. The Period of Growth  
Te kusalānaṁ dhammānaṁ samādānahetu āyunāpi vaḍḍhissanti, vaṇṇenapi vaḍḍhissanti.  
Из-за того, что они предадутся хорошим свойствам, у них увеличится срок жизни, увеличится красота.  
Because of undertaking this skillful thing, their lifespan and beauty will grow.  
Tesaṁ āyunāpi vaḍḍhamānānaṁ vaṇṇenapi vaḍḍhamānānaṁ dasavassāyukānaṁ manussānaṁ vīsativassāyukā puttā bhavissanti.  
С увеличением их срока жизни, увеличением красоты дети людей, живущих десять лет, станут жить двадцать лет.  
Those people who live for ten years will have children who live for twenty years.  
‘mayaṁ kho kusalānaṁ dhammānaṁ samādānahetu āyunāpi vaḍḍhāma, vaṇṇenapi vaḍḍhāma.  
„Ведь из-за того, что мы предались хорошим свойствам, у нас увеличился срок жизни, увеличилась красота.  
‘Because of undertaking this skillful thing, our lifespan and beauty are growing.  
Te kusalānaṁ dhammānaṁ samādānahetu āyunāpi vaḍḍhissanti, vaṇṇenapi vaḍḍhissanti.  
Из-за того, что они предаются хорошим свойствам, у них увеличится срок жизни, увеличится красота.  
Because of undertaking this skillful thing, their lifespan and beauty will grow.  
Tesaṁ āyunāpi vaḍḍhamānānaṁ vaṇṇenapi vaḍḍhamānānaṁ vīsativassāyukānaṁ manussānaṁ cattārīsavassāyukā puttā bhavissanti …  
С увеличением срока жизни, увеличением красоты дети людей, живущих двадцать лет, станут жить сорок лет …  
Those people who live for twenty years will have children who live for forty years.  
9. Bhikkhunoāyuvaṇṇādivaḍḍhanakathā  
9. О том, как у монаха увеличивается продолжительность жизни, красота и прочее  
9. On Long Life and Beauty for Mendicants  
Gocare, bhikkhave, carantā sake pettike visaye āyunāpi vaḍḍhissatha, vaṇṇenapi vaḍḍhissatha, sukhenapi vaḍḍhissatha, bhogenapi vaḍḍhissatha, balenapi vaḍḍhissatha.  
Кто, монахи, ищет средств к жизни в местах, унаследованных от отцов, у тех увеличится срок жизни, увеличится красота, увеличится счастье, увеличится богатство, увеличится сила.  
Doing so, you will grow in life span, beauty, happiness, wealth, and power.  
Kiñca, bhikkhave, bhikkhuno vaṇṇasmiṁ?  
Что же, монахи, для монахов в этой красоте?  
And what is beauty for a mendicant?  
Idaṁ kho, bhikkhave, bhikkhuno vaṇṇasmiṁ.  
Вот что, монахи, для монахов в этой красоте.  
This is beauty for a mendicant.  

dn27catuvaṇṇasuddhi evaṁvaṇṇo evaṁvaṇṇā vaṇṇasampanno vaṇṇasampannā vaṇṇavantatarā vaṇṇavanto vaṇṇavevajjatā vaṇṇavevaṇṇatā vaṇṇaṁ vaṇṇesu vaṇṇo vaṇṇā vaṇṇānaṁ vaṇṇātimānapaccayā52Pi En Ru dhamma

‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīnā aññe vaṇṇā.   „Брахманы — высшего разряда, прочие — низшего разряда.  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
Brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇhā aññe vaṇṇā.  
Брахманы — чистого разряда, прочие — темного разряда.  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  
Te tumhe seṭṭhaṁ vaṇṇaṁ hitvā hīnamattha vaṇṇaṁ ajjhupagatā, yadidaṁ muṇḍake samaṇake ibbhe kaṇhe bandhupādāpacce.  
Вы же, оставив высший разряд, присоединились к низшему разряду — негодным бритоголовым отшельникам, прислужникам, нечистым, происшедшим от стоп родичей.  
You’ve both abandoned the best class to join an inferior class, namely these shavelings, fake ascetics, primitives, black spawn from the feet of our kinsman.  
Tayidaṁ na sādhu, tayidaṁ nappatirūpaṁ, yaṁ tumhe seṭṭhaṁ vaṇṇaṁ hitvā hīnamattha vaṇṇaṁ ajjhupagatā yadidaṁ muṇḍake samaṇake ibbhe kaṇhe bandhupādāpacce’ti.  
Это нехорошо, это неподобающе, что, оставив высший разряд, вы присоединились к низшему разряду — негодным бритоголовым отшельникам, прислужникам, нечистым, происшедшим от стоп родичей“.  
This is not right, it’s not proper!’  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīnā aññe vaṇṇā;  
„Брахманы — высшего разряда, прочие — низшего разряда;  
 
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇhā aññe vaṇṇā;  
брахманы — чистого разряда, прочие — темного разряда;  
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīnā aññe vaṇṇā;  
„Брахманы — высшего разряда, прочие — низшего разряда;  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇhā aññe vaṇṇā;  
брахманы — чистого разряда, прочие — темного разряда;  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  
1. Catuvaṇṇasuddhi  
1. О чистоте четырёх каст  
1. Purification in the Four Classes  
Cattārome, vāseṭṭha, vaṇṇā— 
Есть, Васеттха, четыре разряда 
Vāseṭṭha, there are these four classes:  
Imesu kho, vāseṭṭha, catūsu vaṇṇesu evaṁ ubhayavokiṇṇesu vattamānesu kaṇhasukkesu dhammesu viññugarahitesu ceva viññuppasatthesu ca yadettha brāhmaṇā evamāhaṁsu:  
И вот, Васеттха, поскольку в четырех разрядах находятся и те и другие, различные, и темные, и чистые свойства, и порицаемые мудрыми, и восхваляемые мудрыми, то если брахманы говорят так:  
Both these things occur like this, mixed up in these four classes—the dark and the bright, that which is praised and that which is criticized by sensible people. Yet of this the brahmins say:  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīnā aññe vaṇṇā;  
„Брахманы — высшего разряда, прочие — низшего разряда;  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇhā aññe vaṇṇā;  
брахманы — чистого разряда, прочие — темного разряда;  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  
Imesañhi, vāseṭṭha, catunnaṁ vaṇṇānaṁ yo hoti bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññāvimutto, so nesaṁ aggamakkhāyati dhammeneva, no adhammena.  
Ведь кто в этих четырех разрядах, Васеттха, становится монахом, архатом, уничтожившим порочные свойства, достигшим совершенства, сделавшим то, что надлежит сделать, сложившим [с себя] бремя, достигшим своей цели, разрушившим узы бытия, освободившимся благодаря должному знанию, — тот истинно, а не неистинно провозглашается первым в этих разрядах.  
Because any mendicant from these four classes who is perfected—with defilements ended, who has completed the spiritual journey, done what had to be done, laid down the burden, achieved their own true goal, utterly ended the fetter of continued existence, and is rightly freed through enlightenment—is said to be foremost by virtue of principle, not against principle.  
Sā ahosi vaṇṇasampannā gandhasampannā rasasampannā, seyyathāpi nāma sampannaṁ vā sappi sampannaṁ vā navanītaṁ evaṁvaṇṇā ahosi.  
Он был наделен цветом, наделен запахом, наделен вкусом, цвет его был подобен хорошему очищенному маслу, хорошему свежему маслу.  
It was beautiful, fragrant, and delicious, like ghee or butter.  
Yathā yathā kho te, vāseṭṭha, sattā rasapathaviṁ paribhuñjantā tambhakkhā tadāhārā ciraṁ dīghamaddhānaṁ aṭṭhaṁsu tathā tathā tesaṁ sattānaṁ rasapathaviṁ paribhuñjantānaṁ kharattañceva kāyasmiṁ okkami, vaṇṇavevaṇṇatā ca paññāyittha.  
И по мере того, Васеттха, как эти существа, поедая сок земли, питаясь им, живя им, проводили долгое, длительное время, у этих существ вошла в тело грубость и красота поблекла.  
But so long as they ate that earth’s nectar, their bodies became more solid and they diverged in appearance;  
rasapathaviṁ paribhuñjantānaṁ → etthantare pāṭho sya-all, pts1ed potthakesu natthi | vaṇṇavevaṇṇatā → vaṇṇavevajjatā (ṭīkā)  
Ekidaṁ sattā vaṇṇavanto honti, ekidaṁ sattā dubbaṇṇā.  
Некоторые существа были [еще] красивыми, некоторые существа [стали] некрасивыми.  
some beautiful, some ugly.  
Tattha ye te sattā vaṇṇavanto, te dubbaṇṇe satte atimaññanti:  
И те существа, которые были красивыми, стали презирать некрасивые существа:  
And the beautiful beings looked down on the ugly ones:  
‘mayametehi vaṇṇavantatarā, amhehete dubbaṇṇatarā’ti.  
„Мы красивее их, они некрасивее нас“.  
‘We’re more beautiful, they’re the ugly ones!’  
Tesaṁ vaṇṇātimānapaccayā mānātimānajātikānaṁ rasapathavī antaradhāyi.  
И вследствие гордости своей красотой у этих созданий, охваченных гордыней, исчез сок земли.  
And the vanity of the beautiful ones made the earth’s nectar vanish.  
So ahosi vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno, seyyathāpi nāma sampannaṁ vā sappi sampannaṁ vā navanītaṁ evaṁvaṇṇo ahosi.  
Он был наделен цветом, наделен запахом, наделен вкусом, цвет его был подобен хорошему очищенному маслу, хорошему свежему маслу.  
It was beautiful, fragrant, and delicious, like ghee or butter.  
Yathā yathā kho te, vāseṭṭha, sattā bhūmipappaṭakaṁ paribhuñjantā tambhakkhā tadāhārā ciraṁ dīghamaddhānaṁ aṭṭhaṁsu tathā tathā tesaṁ sattānaṁ bhiyyoso mattāya kharattañceva kāyasmiṁ okkami, vaṇṇavevaṇṇatā ca paññāyittha.  
И по мере того, Васеттха, как эти существа, поедая земляной нарост, питаясь им, живя им, проводили долгое, длительное время, у этих существ еще в большей мере вошла в тело грубость и красота поблекла.  
But so long as they ate that ground-fungus, their bodies became more solid and they diverged in appearance;  
Ekidaṁ sattā vaṇṇavanto honti, ekidaṁ sattā dubbaṇṇā.  
Некоторые существа были [еще] красивыми, некоторые существа [стали] некрасивыми.  
some beautiful, some ugly.  
Tattha ye te sattā vaṇṇavanto, te dubbaṇṇe satte atimaññanti:  
И те существа, которые были красивыми, стали презирать некрасивые существа:  
And the beautiful beings looked down on the ugly ones:  
‘mayametehi vaṇṇavantatarā, amhehete dubbaṇṇatarā’ti.  
„Мы красивее их, они некрасивее нас“.  
‘We’re more beautiful, they’re the ugly ones!’  
Tesaṁ vaṇṇātimānapaccayā mānātimānajātikānaṁ bhūmipappaṭako antaradhāyi.  
И вследствие гордости своей красотой у этих созданий, охваченных гордыней, исчез земляной нарост.  
And the vanity of the beautiful ones made the ground-fungus vanish.  
Sā ahosi vaṇṇasampannā gandhasampannā rasasampannā, seyyathāpi nāma sampannaṁ vā sappi sampannaṁ vā navanītaṁ evaṁvaṇṇā ahosi.  
Оно было наделено цветом, наделено запахом, наделено вкусом, цвет его был подобен хорошему очищенному маслу, хорошему свежему маслу.  
They were beautiful, fragrant, and delicious, like ghee or butter.  
Yathā yathā kho te, vāseṭṭha, sattā padālataṁ paribhuñjantā tambhakkhā tadāhārā ciraṁ dīghamaddhānaṁ aṭṭhaṁsu tathā tathā tesaṁ sattānaṁ bhiyyoso mattāya kharattañceva kāyasmiṁ okkami, vaṇṇavevaṇṇatā ca paññāyittha.  
И по мере того, Васеттха, как эти существа, поедая ползучее растение, питаясь им, живя им, проводили долгое время, длительное время, у этих существ еще в большей мере вошла в тело грубость и красота поблекла.  
But so long as they ate those bursting pods, their bodies became more solid and they diverged in appearance;  
Ekidaṁ sattā vaṇṇavanto honti, ekidaṁ sattā dubbaṇṇā.  
Некоторые существа были [еще] красивыми, некоторые существа [стали] некрасивыми.  
some beautiful, some ugly.  
Tattha ye te sattā vaṇṇavanto, te dubbaṇṇe satte atimaññanti:  
И те существа, которые были красивыми, стали презирать некрасивые существа:  
And the beautiful beings looked down on the ugly ones:  
‘mayametehi vaṇṇavantatarā, amhehete dubbaṇṇatarā’ti.  
„Мы красивее их, они некрасивее нас“.  
‘We’re more beautiful, they’re the ugly ones!’  
Tesaṁ vaṇṇātimānapaccayā mānātimānajātikānaṁ padālatā antaradhāyi.  
И вследствие гордости своей красотой у этих созданий, охваченных гордыней, исчезло ползучее растение.  
And the vanity of the beautiful ones made the bursting pods vanish.  
Yathā yathā kho te, vāseṭṭha, sattā akaṭṭhapākaṁ sāliṁ paribhuñjantā tambhakkhā tadāhārā ciraṁ dīghamaddhānaṁ aṭṭhaṁsu tathā tathā tesaṁ sattānaṁ bhiyyoso mattāya kharattañceva kāyasmiṁ okkami, vaṇṇavevaṇṇatā ca paññāyittha, itthiyā ca itthiliṅgaṁ pāturahosi purisassa ca purisaliṅgaṁ.  
И по мере того, Васеттха, как эти существа, поедая растущий на невозделанной [земле] рис, питаясь им, живя им, проводили долгое, длительное время, у этих существ еще в большей мере вошла в тело грубость и красота поблекла. У женщины появились женские органы, у мужчины — мужские органы.  
But so long as they ate that ripe untilled rice, their bodies became more solid and they diverged in appearance. And female characteristics appeared on women, while male characteristics appeared on men.  
Sā ahosi vaṇṇasampannā gandhasampannā rasasampannā.  
Он был наделен цветом, наделен запахом, наделен вкусом.  
 
So ahosi vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno.  
Он был наделен цветом, наделен запахом, наделен вкусом.  
 
Sā ahosi vaṇṇasampannā gandhasampannā rasasampannā.  
Оно было наделено цветом, наделено запахом, наделено вкусом.  
 
Imesañhi, vāseṭṭha, catunnaṁ vaṇṇānaṁ yo hoti bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññāvimutto, so nesaṁ aggamakkhāyati dhammeneva, no adhammena.  
Ведь кто в этих четырех разрядах, Васеттха, становится монахом, архатом, уничтожившим порочные свойства, достигшим совершенства, сделавшим то, что надлежит сделать, сложившим [с себя] бремя, достигшим своей цели, разрушившим узы бытия, освободившимся благодаря должному знанию — тот истинно, а не неистинно провозглашается первым в этих [разрядах].  
Any mendicant from these four classes who is perfected—with defilements ended, who has completed the spiritual journey, done what had to be done, laid down the burden, achieved their own true goal, utterly ended the fetter of continued existence, and is rightly freed through enlightenment—is said to be the foremost by virtue of principle, not against principle.  

dn28evaṁvaṇṇo suvaṇṇe10Pi En Ru dhamma

Seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekānipi jātisatāni anekānipi jātisahassāni anekānipi jātisatasahassāni, ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений, во многих сотнях рождений, во многих тысячах рождений, во многих сотнях тысяч рождений: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“ — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
with features and details.  
Seyyathidaṁ—ekampi saṁvaṭṭavivaṭṭaṁ dvepi saṁvaṭṭavivaṭṭāni tīṇipi saṁvaṭṭavivaṭṭāni cattāripi saṁvaṭṭavivaṭṭāni pañcapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni dasapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni, ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
а именно: в одном [периоде] свертывания и развертывания [мира], в двух [периодах] свертывания и развертывания [мира], в трех [периодах] свертывания и развертывания [мира], в четырех [периодах] свертывания и развертывания [мира], в пяти [периодах] свертывания и развертывания [мира], в десяти [периодах] свертывания и развертывания [мира], в двадцати [периодах] свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“ — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
with features and details.  
Seyyathidaṁ—dasapi saṁvaṭṭavivaṭṭāni vīsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni tiṁsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni cattālīsampi saṁvaṭṭavivaṭṭāni, ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
а именно: в десяти [периодах] свертывания и развертывания [мира], в двадцати [периодах] свертывания и развертывания [мира], в тридцати [периодах] свертывания и развертывания [мира], в сорока [периодах] свертывания и развертывания [мира]: „Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“ — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].  
with features and details.  
‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
„Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь“ —  
‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, — с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, — с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.  
inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

dn30añjanavaṇṇāni suvaṇṇavaṇṇalakkhaṇaṁ suvaṇṇavaṇṇo vaṇṇena vaṇṇitāni8Pi En Ru dhamma

suvaṇṇavaṇṇo hoti kañcanasannibhattaco …   [тело] золотистого цвета, кожа — словно золото …  
He is golden colored; his skin shines like lustrous gold.  
uddhaggalomo hoti, uddhaggāni lomāni jātāni nīlāni añjanavaṇṇāni kuṇḍalāvaṭṭāni dakkhiṇāvaṭṭakajātāni …  
волоски [на теле] направлены вверх, и волоски, направленные вверх — темно-синие, цвета глазной мази, завиваются в кольца, растут, завиваясь, в правую сторону …  
His hairs stand up; they’re blue-black and curl clockwise.  
So tattha aññe deve dasahi ṭhānehi adhiggaṇhāti dibbena āyunā dibbena vaṇṇena dibbena sukhena dibbena yasena dibbena ādhipateyyena dibbehi rūpehi dibbehi saddehi dibbehi gandhehi dibbehi rasehi dibbehi phoṭṭhabbehi.  
Там он превосходит других богов в десяти вещах: божественном сроке жизни, божественной красоте, божественном счастье, божественной славе, божественном владычестве, божественных видах, божественных звуках, божественных запахах, божественных вкусах, божественных осязаниях.  
There he surpassed the other gods in ten respects: heavenly life span, beauty, happiness, glory, sovereignty, sights, sounds, smells, tastes, and touches.  
13. Suvaṇṇavaṇṇalakkhaṇaṁ  
13. Suvaṇṇavaṇṇalakkhaṇaṁ  
13. Golden Skin  
Suvaṇṇavaṇṇo hoti kañcanasannibhattaco.  
[тело его] золотистого цвета, кожа — словно золото.  
he is golden colored; his skin shines like lustrous gold.  
Balena vaṇṇena sukhena cūbhayaṁ;  
В силе, красоте и счастье;  
in family, friends, and kin,  
So tattha aññe deve dasahi ṭhānehi adhigaṇhāti dibbena āyunā dibbena vaṇṇena dibbena sukhena dibbena yasena dibbena ādhipateyyena dibbehi rūpehi dibbehi saddehi dibbehi gandhehi dibbehi rasehi dibbehi phoṭṭhabbehi.  
Там он превосходит других богов в десяти вещах: божественном сроке жизни, божественной красоте, божественном счастье, божественной славе, божественном владычестве, божественных видах, божественных звуках, божественных запахах, божественных вкусах, божественных осязаниях.  
There he surpassed the other gods in ten respects: heavenly life span, beauty, happiness, glory, sovereignty, sights, sounds, smells, tastes, and touches.  
Vaṇṇitāni tidivapuravarasamo,  
Подобный лучшему в граде трех небес  
Equal to the best in the heaven of Three and Thirty,  

dn31avaṇṇaṁ kittivaṇṇaharā vaṇṇaṁ5Pi En Ru dhamma

Pāpakampissa anujānāti, kalyāṇampissa anujānāti, sammukhāssa vaṇṇaṁ bhāsati, parammukhāssa avaṇṇaṁ bhāsati.   он соглашается на дурное, не соглашается на хорошее, говорит [о тебе] в глаза хорошее и говорит за глаза нехорошее.  
They support you equally in doing bad and doing good. They praise you to your face, and put you down behind your back.  
Abhavenassa na nandati, bhavenassa nandati, avaṇṇaṁ bhaṇamānaṁ nivāreti, vaṇṇaṁ bhaṇamānaṁ pasaṁsati.  
он не радуется твоей неудаче, радуется удаче, удерживает говорящих недостойно [о тебе], соглашается с говорящими достойно.  
They don’t delight in your misfortune. They delight in your good fortune. They keep others from criticizing you. They encourage praise of you.  
pubbuṭṭhāyino ca honti, pacchā nipātino ca, dinnādāyino ca, sukatakammakarā ca, kittivaṇṇaharā ca.  
рабам, исполняющим работы, и пятью путями [те] сострадают праведному хозяину: они встают раньше [его], ложатся позже, берут [лишь то, что им] дано, хорошо исполняют дела, приносят славу и похвалу.  
They get up first, and go to bed last. They don’t steal. They do their work well. And they promote a good reputation.  

dn32abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho cattāro mahārājā mahatiyā ca yakkhasenāya mahatiyā ca gandhabbasenāya mahatiyā ca kumbhaṇḍasenāya mahatiyā ca nāgasenāya catuddisaṁ rakkhaṁ ṭhapetvā catuddisaṁ gumbaṁ ṭhapetvā catuddisaṁ ovaraṇaṁ ṭhapetvā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ pabbataṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdiṁsu.   И вот четыре Великих царя с великим войском гандхаббов и великим войском яккхов, и великим войском кумбхандов, и великим войском нагов, установив охрану над четырьмя сторонами света, установил заслон с четырех сторон света, установил преграду в четырех сторонах света, на исходе ночи озарив всю Гиджджхакуту чудесным блеском, приблизились к Благостному; приблизившись, они приветствовали Благостного и сели в стороне.  
Then, late at night, the four great kings—with large armies of spirits, centaurs, goblins, and dragons—set guards, troops, and wards at the four quarters and then, lighting up the entire Vulture’s Peak with their beauty, went up to the Buddha, bowed, and sat down to one side.  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ cattāro mahārājā mahatiyā ca yakkhasenāya mahatiyā ca gandhabbasenāya mahatiyā ca kumbhaṇḍasenāya mahatiyā ca nāgasenāya catuddisaṁ rakkhaṁ ṭhapetvā catuddisaṁ gumbaṁ ṭhapetvā catuddisaṁ ovaraṇaṁ ṭhapetvā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ pabbataṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdiṁsu.  
«Этой ночью, монахи, четыре Великих царя с великим войском гандхаббов …  
 

dn33lohitakavaṇṇaṁ lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇaṁ nīlavaṇṇāni odātavaṇṇaṁ odātavaṇṇā odātavaṇṇāni pītavaṇṇaṁ pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni vaṇṇamacchariyaṁ vaṇṇavanto vaṇṇavādī27Pi En Ru dhamma

Idhāvuso, bhikkhu santuṭṭho hoti itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, na ca cīvarahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati; aladdhā ca cīvaraṁ na paritassati, laddhā ca cīvaraṁ agadhito amucchito anajjhāpanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati; tāya ca pana itarītaracīvarasantuṭṭhiyā nevattānukkaṁseti na paraṁ vambheti.   Вот, друзья, монах удовлетворен любой верхней одеждой; удовлетворенный любой верхней одеждой он произносит [ей] хвалу и не прибегает ради верхней одежды к негодным, неподобающим средствам; не получив верхней одежды, он не беспокоится, получив же верхнюю одежду, нежадный, неодурманенный, не совершая проступков, видя опасность и осознавая бесплодность [подобного поведения], пользуется [ею]; удовлетворенный любой верхней одеждой, он не превозносит себя и не унижает других.  
A mendicant is content with any kind of robe, and praises such contentment. They don’t try to get hold of a robe in an improper way. They don’t get upset if they don’t get a robe. And if they do get a robe, they use it untied, uninfatuated, unattached, seeing the drawback, and understanding the escape. And on account of that they don’t glorify themselves or put others down.  
Puna caparaṁ, āvuso, bhikkhu santuṭṭho hoti itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, na ca piṇḍapātahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati; aladdhā ca piṇḍapātaṁ na paritassati, laddhā ca piṇḍapātaṁ agadhito amucchito anajjhāpanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati; tāya ca pana itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā nevattānukkaṁseti na paraṁ vambheti.  
И далее, друзья, монах удовлетворен любой чашей с милостыней; удовлетворенный любой чашей с милостыней он произносит [ей] хвалу и не прибегает ради чаши с милостыней к негодным, неподобающим средствам; не получив чаши с милостыней, он не беспокоится; получив же чашу с милостыней, нежадный, неодурманенный, не совершая проступков, видя опасность и осознавая бесплодность [подобного поведения], пользуется [ею]; удовлетворенный любой чашей с милостыней он не превозносит себя и не унижает других.  
Furthermore, a mendicant is content with any kind of almsfood …  
Puna caparaṁ, āvuso, bhikkhu santuṭṭho hoti itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, na ca senāsanahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati; aladdhā ca senāsanaṁ na paritassati, laddhā ca senāsanaṁ agadhito amucchito anajjhāpanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati; tāya ca pana itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā nevattānukkaṁseti na paraṁ vambheti.  
И далее, друзья, монах удовлетворен любой обителью; удовлетворенный любой обителью он произносит [ей] хвалу и не прибегает ради обители к негодным, неподобающим средствам; не получив обители, он не беспокоится; получив же обитель, нежадный, неодурманенный, не совершая проступков, видя опасность и осознавая бесплодность [подобного поведения], пользуется [ею]; удовлетворенный любой обителью он не превозносит себя и не унижает других.  
Furthermore, a mendicant is content with any kind of lodgings …  
āvāsamacchariyaṁ, kulamacchariyaṁ, lābhamacchariyaṁ, vaṇṇamacchariyaṁ, dhammamacchariyaṁ.  
жадность в жилье, жадность в семействе, жадность в приобретениях, жадность в красоте, жадность в [приобретении] истины.  
stinginess with dwellings, families, material things, praise, and the teachings.  
‘cātumahārājikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.  
„Четыре Великих царя — долговечные, прекрасные, наделенные великим счастьем боги”.  
‘The gods of the four great kings are long-lived, beautiful, and very happy.’  
paranimmitavasavattī devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.  
Боги параниммита-васаватти — долговечны, прекрасны, наделены великим счастьем“.  
the gods who control what is imagined by others are long-lived, beautiful, and very happy.’  
‘brahmakāyikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.  
„Боги, принадлежащие к свите Брахмы, — долговечны, прекрасны, наделены великим счастьем“.  
‘The gods of Brahmā’s host are long-lived, beautiful, and very happy.’  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
Человек, внутренне осознавая формы, видит внешние формы как ограниченные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti— 
Человек, внутренне осознавая формы, видит внешние формы как безграничные, приятные или неприятные: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как ограниченные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как безграничные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как темно-синие, темно-синего цвета, темно-синие на вид, светящиеся темно-синим —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are blue, with blue color and blue appearance.  
Seyyathāpi nāma umāpupphaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ;  
подобно тому как цветок льна бывает темно-синим, темно-синего цвета, темно-синим на вид, светящимся темно-синим или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает темно-синей, темно-синего цвета, темно-синей на вид, светящейся темно-синим,  
They’re like a flax flower that’s blue, with blue color and blue appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, blue, with blue color and blue appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как темно-синие, темносинего цвета, темно-синие на вид, светящиеся темно-синим и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я вижу и знаю их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как желтые, желтого цвета, желтые на вид, светящиеся желтым —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Seyyathāpi nāma kaṇikārapupphaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ;  
подобно тому как цветок каникары бывает желтым, желтого цвета, желтым на вид, светящимся желтым или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает желтой, желтого цвета, желтой на вид, светящейся желтым,  
They’re like a champak flower that’s yellow, with yellow color and yellow appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как желтые, желтого цвета, желтые на вид, светящиеся желтым и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как красные, красного цвета, красные на вид, светящиеся красным —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are red, with red color and red appearance.  
Seyyathāpi nāma bandhujīvakapupphaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ;  
подобно тому как цветом бандхудживаки бывает красным, красного цвета, красным на вид, светящимся красным или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает красной, красного цвета, красной на вид, светящейся красным,  
They’re like a scarlet mallow flower that’s red, with red color and red appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, red, with red color and red appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как красные, красного цвета, красные на вид, светящиеся красным и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как белые, белого цвета, белые на вид, светящиеся белым —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are white, with white color and white appearance.  
Seyyathāpi nāma osadhitārakā odātā odātavaṇṇā odātanidassanā odātanibhāsā, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ odātaṁ odātavaṇṇaṁ odātanidassanaṁ odātanibhāsaṁ;  
подобно тому как звезда Осадхи бывает белой, белого цвета, белой на вид, светящейся белым или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает белой, белого цвета, белой на вид, светящийся белым,  
They’re like the morning star that’s white, with white color and white appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, white, with white color and white appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как белые, белого цвета, белые на вид, светящиеся белым и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  

dn34lohitakavaṇṇaṁ lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇaṁ nīlavaṇṇāni odātavaṇṇaṁ odātavaṇṇā odātavaṇṇāni pītavaṇṇaṁ pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni suvaṇṇe21Pi En Ru dhamma

Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti …pe…   Очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными …  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti— 
человек, внутренне осознавая формы, видит внешние формы как ограниченные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании:  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti— 
Человек, внутренне осознавая формы, видит внешние формы как безграничные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании:  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti— 
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как ограниченные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании:  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti— 
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как безграничные, приятные или неприятные и пребывает в таком осознавании:  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly. Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как темно-синие, темно-синего цвета, темно-синие на вид, светящиеся темно-синим —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are blue, with blue color and blue appearance.  
Seyyathāpi nāma umāpupphaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ;  
подобно тому как цветок льна бывает темно-синим, темно-синего цвета, темно-синим на вид, светящимся темно-синим или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает темно-синей, темно-синего цвета, темно-синей на вид, светящейся темно-синим,  
They’re like a flax flower that’s blue, with blue color and blue appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, blue, with blue color and blue appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как темно-синие, темно-синего цвета, темно-синие на вид, светящиеся темно-синим и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я вижу и знаю их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как желтые, желтого цвета, желтые на вид, светящиеся желтым —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Seyyathāpi nāma kaṇikārapupphaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ;  
подобно тому как цветок каникары бывает желтым, желтого цвета, желтым на вид, светящимся желтым  
They’re like a champak flower that’s yellow, with yellow color and yellow appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает желтой, желтого цвета, желтой на вид, светящейся желтым, так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как желтые, желтого цвета, желтые на вид, светящиеся желтым и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как красные, красного цвета, красные на вид, светящиеся красным —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are red, with red color and red appearance.  
Seyyathāpi nāma bandhujīvakapupphaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ;  
подобно тому как цветок бандхудживаки бывает красным, красного цвета, красным на вид, светящимся красным или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает красной, красного цвета, красной на вид, светящейся красным,  
They’re like a scarlet mallow flower that’s red, with red color and red appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, red, with red color and red appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как красные, красного цвета, красные на вид, светящиеся красным и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как белые, белого цвета, белые на вид, светящиеся белым —  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are white, with white color and white appearance.  
Seyyathāpi nāma osadhitārakā odātā odātavaṇṇā odātanidassanā odātanibhāsā, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ odātaṁ odātavaṇṇaṁ odātanidassanaṁ odātanibhāsaṁ;  
подобно тому как звезда Осадхи бывает белой, белого цвета, белой на вид, светящейся белым или подобно тому как одежда из Баранаси, гладкая с обеих сторон, бывает белая, белого цвета, белой на вид, светящийся белым,  
They’re like the morning star that’s white, with white color and white appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, white, with white color and white appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni, ‘tāni abhibhuyya jānāmi passāmī’ti evaṁsaññī hoti.  
так же точно и человек, внутренне не осознавая форм, видит внешние формы как белые, белого цвета, белые на вид, светящиеся белым и пребывает в таком осознавании: „Преодолев, я знаю и вижу их“.  
Mastering them, they perceive: ‘I know and see.’  

mn4evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.   одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира, [вспоминая]: «Там у меня было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь также у меня также было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился здесь». Так я вспомнил свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях. 
That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. I remembered: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so I recollected my many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi.  
Божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увидел умирающих и перерождающихся существ. [Я распознал] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти достойные существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорблявшие благородных, придерживавшиеся неправильных воззрений и действовавшие под влиянием неправильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в состоянии лишений, в плохих местах, в погибели, даже в аду. Но эти достойные существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавшие под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в благих местах, даже в небесном мире». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увидел умирающих и перерождающихся существ, [распознал] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn6evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

Ākaṅkheyya ce, bhikkhave, bhikkhu: ‘anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyaṁ, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jāti satasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe—amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapannoti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyan’ti,   Если монах желает: «Пусть я буду вспоминать свои многочисленные прошлые жизни – одну жизнь, две жизни, три жизни, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира [вспоминая:] «Там у меня было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь у меня также было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился здесь». Так я буду вспоминать свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях» –  
A mendicant might wish: ‘May I recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. May I remember: “There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.” May I thus recollect my many kinds of past lives, with features and details.’  
Ākaṅkheyya ce, bhikkhave, bhikkhu: ‘dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyaṁ—ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannāti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyan’ti,  
Если монах желает: «Пусть божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увижу умирающих и перерождающихся существ. [Я увижу] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я пойму, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти достойные существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорблявшие благородных, придерживавшиеся неправильных воззрений и действовавшие под влиянием неправильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в состоянии лишений, в плохих местах, в погибели, даже в аду. Но эти достойные существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавшие под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в благих местах, даже в небесном мире». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увижу умирающих и перерождающихся существ. [Я увижу] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я пойму, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками» –  
A mendicant might wish: ‘With clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds: “These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.” And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And may I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.’  

mn7aparisuddhavaṇṇamevassa durattavaṇṇamevassa parisuddhavaṇṇamevassa surattavaṇṇamevassa4Pi En Ru dhamma

tamenaṁ rajako yasmiṁ yasmiṁ raṅgajāte upasaṁhareyya—yadi nīlakāya yadi pītakāya yadi lohitakāya yadi mañjiṭṭhakāya durattavaṇṇamevassa aparisuddhavaṇṇamevassa.   и красильщик обмакнул бы её в ту или иную краску – голубую или жёлтую, красную или карминовую. И краска легла бы плохо, цвет был бы грязным.  
No matter what dye the dyer applied—whether blue or yellow or red or magenta—it would look poorly dyed and impure in color.  
tamenaṁ rajako yasmiṁ yasmiṁ raṅgajāte upasaṁhareyya—yadi nīlakāya yadi pītakāya yadi lohitakāya yadi mañjiṭṭhakāya—surattavaṇṇamevassa parisuddhavaṇṇamevassa.  
и красильщик обмакнул бы её в ту или иную краску – голубую или жёлтую, красную или карминовую. И краска легла бы хорошо, цвет был бы чистым.  
No matter what dye the dyer applied—whether blue or yellow or red or magenta—it would look well dyed and pure in color.  

mn10saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni1Pi En Ru dhamma

Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu seyyathāpi passeyya sarīraṁ sivathikāya chaḍḍitaṁ, aṭṭhikāni setāni saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni …pe…   Далее, как если бы он увидел труп, брошенный на кладбище, с побелевшими костями, цвета морской раковины 
White bones, the color of shells …  

mn12avaṇṇaṁ evaṁvaṇṇo suvaṇṇe vaṇṇaṁyeva vaṇṇo9Pi En Ru dhamma

‘Avaṇṇaṁ bhāsissāmī’ti kho, sāriputta, sunakkhatto moghapuriso vaṇṇaṁyeva tathāgatassa bhāsati.   Думая о том, чтобы обесчестить Татхагату, он в действительности лишь восхваляет его.  
Thinking he criticizes the Realized One, in fact he just praises him.  
Vaṇṇo heso, sāriputta, tathāgatassa yo evaṁ vadeyya:  
Ведь это является похвалой Татхагате, когда кто-либо говорит о нём:  
For it is praise of the Realized One to say:  
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Далее, Татхагата вспоминает свои многочисленные прошлые жизни – одну жизнь, две жизни, три жизни, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира [вспоминая:] «Там у меня было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь у меня также было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился здесь». Так он вспоминает свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях»  
Furthermore, the Realized One recollects many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. He remembers: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so he recollects his many kinds of past lives, with features and details.  
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Далее, за счёт божественного глаза, очищенного и превосходящего человеческий, Татхагата видит смерть и перерождение существ. [Он видит] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти достойные существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорблявшие благородных, придерживавшиеся неправильных воззрений и действовавшие под влиянием неправильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в состоянии лишений, в плохих местах, в погибели, даже в аду. Но эти достойные существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавшие под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в благих местах, даже в небесном мире». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, Татхагата видит умирающих и перерождающихся существ. [Он видит] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками».  
Furthermore, with clairvoyance that is purified and superhuman, the Realized One sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. He understands how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, he sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. He understands how sentient beings are reborn according to their deeds.  
Yampi, sāriputta, tathāgato dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti. Idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti.  
Это также сила Татхагаты …  
Since he truly understands this, this is a power of the Realized One. …  

mn13saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni vaṇṇanibhaṁ vaṇṇanibhā vaṇṇanibhāti9Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, bhikkhave, khattiyakaññā vā brāhmaṇakaññā vā gahapatikaññā vā pannarasavassuddesikā vā soḷasavassuddesikā vā, nātidīghā nātirassā nātikisā nātithūlā nātikāḷī nāccodātā paramā sā, bhikkhave, tasmiṁ samaye subhā vaṇṇanibhāti?   Представьте пятнадцатилетнюю или шестнадцатилетнюю девушку из варны знати или варны брахманов или из домохозяйства – ни слишком высокую, ни слишком низкую, ни слишком худую, ни слишком толстую, ни слишком тёмную, ни слишком светлую. Не была бы её красота и миловидность в таком случае наибольшей?  
Suppose there was a girl of the brahmins, aristocrats, or householders in her fifteenth or sixteenth year, neither too tall nor too short, neither too thin nor too fat, neither too dark nor too fair. Is she not at the height of her beauty and prettiness?”  
Yaṁ kho, bhikkhave, subhaṁ vaṇṇanibhaṁ paṭicca uppajjati sukhaṁ somanassaṁ— 
– Удовольствие и радость, возникающие из-за этой красоты и миловидности,  
“The pleasure and happiness that arise from this beauty and prettiness  
yā purimā subhā vaṇṇanibhā sā antarahitā, ādīnavo pātubhūtoti?  
Не исчезла ли её красота и миловидность, и не стала ли видна опасность?  
Has not that former beauty vanished and the drawback become clear?”  
yā purimā subhā vaṇṇanibhā sā antarahitā, ādīnavo pātubhūtoti?  
Не исчезла ли её красота и миловидность, и не стала ли видна опасность?  
Has not that former beauty vanished and the drawback become clear?”  
yā purimā subhā vaṇṇanibhā sā antarahitā, ādīnavo pātubhūtoti?  
Не исчезла ли её красота и миловидность, и не стала ли видна опасность?  
Has not that former beauty vanished and the drawback become clear?”  
Taṁ kiṁ maññatha, bhikkhave, yā purimā subhā vaṇṇanibhā sā antarahitā, ādīnavo pātubhūtoti?  
 
 
Taṁ kiṁ maññatha, bhikkhave, yā purimā subhā vaṇṇanibhā sā antarahitā, ādīnavo pātubhūtoti?  
 
 
aṭṭhikāni setāni saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni, aṭṭhikāni puñjakitāni terovassikāni, aṭṭhikāni pūtīni cuṇṇakajātāni.  
[скелет] с побелевшими костями, цвета морской раковины… кости, собранные в кучу… кости, которым больше сотни лет, сгнившие и стёршиеся в пыль.  
And it had been reduced to white bones, the color of shells … decrepit bones, heaped in a pile … bones rotted and crumbled to powder.  
yā purimā subhā vaṇṇanibhā sā antarahitā, ādīnavo pātubhūtoti?  
Не исчезла ли её красота и миловидность, и не стала ли видна опасность?  
Has not that former beauty vanished and the drawback become clear?”  

mn18saṁvaṇṇito4Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.   «Достопочтенный Махакаччана восхваляем Учителем и уважаем его мудрыми товарищами по святой жизни.  
“This Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ, pahoti cāyasmā mahākaccāno imassa bhagavatā saṅkhittena uddesassa uddiṭṭhassa vitthārena atthaṁ avibhattassa vitthārena atthaṁ vibhajituṁ.  
 
 
Api cāyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ,  
Но всё же достопочтенный Махакаччана восхваляем Учителем и почитаем его мудрыми товарищами по святой жизни.  
Still, Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ, pahoti cāyasmā mahākaccāno imassa bhagavatā saṅkhittena uddesassa uddiṭṭhassa vitthārena atthaṁ avibhattassa vitthārena atthaṁ vibhajituṁ, yannūna mayaṁ yenāyasmā mahākaccāno tenupasaṅkameyyāma; upasaṅkamitvā āyasmantaṁ mahākaccānaṁ etamatthaṁ paṭipuccheyyāmā’ti.  
 
 

mn19suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne …pe… ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā …pe… iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāmi.   Божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увидел умирающих и перерождающихся существ. [Я распознал] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти достойные существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорблявшие благородных, придерживавшиеся неправильных воззрений и действовавшие под влиянием неправильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в состоянии лишений, в плохих местах, в погибели, даже в аду. Но эти достойные существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавшие под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в благих местах, даже в небесном мире». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увидел умирающих и перерождающихся существ, [распознал] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn21avaṇṇaṁ8Pi En Ru dhamma

sace koci bhikkhu āyasmato moḷiyaphaggunassa sammukhā tāsaṁ bhikkhunīnaṁ avaṇṇaṁ bhāsati, tenāyasmā moḷiyaphagguno kupito anattamano adhikaraṇampi karoti.   что если какой-либо монах порицал этих монахинь в его присутствии, он становился злым и недовольным, заводил дисциплинарные разбирательства.  
if any mendicant criticized those nuns in his presence, Phagguna of the Top-Knot got angry and upset, and even instigated disciplinary proceedings.  
Sace pana koci bhikkhu tāsaṁ bhikkhunīnaṁ sammukhā āyasmato moḷiyaphaggunassa avaṇṇaṁ bhāsati, tena tā bhikkhuniyo kupitā anattamanā adhikaraṇampi karonti.  
Если какой-либо монах упрекал достопочтенного Молию Пхаггуну в присутствии тех монахинь, они становились злыми и недовольными, заводили дисциплинарные разбирательства.  
And if any mendicant criticized Phagguna of the Top-Knot in their presence, those nuns got angry and upset, and even instigated disciplinary proceedings.  
sace koci bhikkhu āyasmato moḷiyaphaggunassa sammukhā tāsaṁ bhikkhunīnaṁ avaṇṇaṁ bhāsati, tenāyasmā moḷiyaphagguno kupito anattamano adhikaraṇampi karoti.  
 
 
Sace pana koci bhikkhu tāsaṁ bhikkhunīnaṁ sammukhā āyasmato moḷiyaphaggunassa avaṇṇaṁ bhāsati, tena tā bhikkhuniyo kupitā anattamanā adhikaraṇampi karonti.  
 
 
sace koci bhikkhu tuyhaṁ sammukhā tāsaṁ bhikkhunīnaṁ avaṇṇaṁ bhāsati, tena tvaṁ kupito anattamano adhikaraṇampi karosi.  
что если какой-либо монах порицает этих монахинь в твоём присутствии, ты становишься злым и недовольным, заводишь дисциплинарные разбирательства?  
if any mendicant criticizes those nuns in your presence, you get angry and upset, and even instigate disciplinary proceedings?  
Sace pana koci bhikkhu tāsaṁ bhikkhunīnaṁ sammukhā tuyhaṁ avaṇṇaṁ bhāsati, tena tā bhikkhuniyo kupitā anattamanā adhikaraṇampi karonti.  
Если какой-либо монах упрекает тебя в присутствии тех монахинь, они становятся злыми и недовольными, заводят дисциплинарные разбирательства?  
And if any mendicant criticizes you in those nuns’ presence, they get angry and upset, and even instigate disciplinary proceedings?  
Tasmātiha, phagguna, tava cepi koci sammukhā tāsaṁ bhikkhunīnaṁ avaṇṇaṁ bhāseyya, tatrāpi tvaṁ, phagguna, ye gehasitā chandā ye gehasitā vitakkā te pajaheyyāsi.  
Поэтому, если кто-либо упрекает тех монахинь в твоём присутствии, тебе следует отбросить любые желания и любые мысли, основанные на домохозяйской жизни.  
So if anyone criticizes those nuns in your presence, you should give up any desires or thoughts of the lay life.  
Tasmātiha, phagguna, tava cepi koci sammukhā avaṇṇaṁ bhāseyya, tatrāpi tvaṁ, phagguna, ye gehasitā chandā ye gehasitā vitakkā te pajaheyyāsi.  
Если кто-либо упрекает [тебя] в твоём присутствии, тебе следует отбросить любые желания и любые мысли, основанные на домохозяйской жизни.  
So if anyone criticizes you in your presence, you should give up any desires or thoughts of the lay life.  

mn23abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ andhavanaṁ obhāsetvā yenāyasmā kumārakassapo tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā āyasmantaṁ kumārakassapaṁ etadavoca:   И когда наступила глубокая ночь, некое божество, [обладающее] прекрасным обликом, осветив всю рощу Слепых, подошло к достопочтенному Кумара Кассапе и встало рядом. Стоя там, божество сказало ему:  
Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Dark Forest, went up to Kassapa the Prince, stood to one side, and said:  
“imaṁ, bhante, rattiṁ aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ andhavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho, bhante, sā devatā maṁ etadavoca:  
 
 

mn24vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

yassa viññū sabrahmacārī satthu sammukhā anumassa anumassa vaṇṇaṁ bhāsanti, tañca satthā abbhanumodati.   что его мудрые товарищи по святой жизни восхваляют его то за одно, то за другое, в присутствии Учителя.  
in that his sensible spiritual companions praise him point by point in the presence of the Teacher, and that the Teacher seconds that appreciation.  

mn25vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘imaṁ me nivāpaṁ nivuttaṁ migajātā paribhuñjantā dīghāyukā vaṇṇavanto ciraṁ dīghamaddhānaṁ yāpentū’ti.   «Пусть оленье стадо наслаждается этой наживкой, которую я разместил, и будет долгоживущим, прекрасным, и будет таковым долгое время».  
‘May the deer, enjoying this seed, be healthy and in good condition. May they live long and prosper!’  

mn26chavivaṇṇo1Pi En Ru dhamma

‘vippasannāni kho te, āvuso, indriyāni, parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.   «Друг, черты [твоего лица] чисты, цвет твоей кожи чистый и яркий.  
‘Reverend, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

mn32vaṇṇavādī vaṇṇavādī’ti30Pi En Ru dhamma

“Idhāvuso sāriputta, bhikkhu attanā ca āraññiko hoti āraññikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca piṇḍapātiko hoti piṇḍapātikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca paṁsukūliko hoti paṁsukūlikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca tecīvariko hoti tecīvarikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca appiccho hoti appicchatāya ca vaṇṇavādī, attanā ca santuṭṭho hoti santuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, attanā ca pavivitto hoti pavivekassa ca vaṇṇavādī, attanā ca asaṁsaṭṭho hoti asaṁsaggassa ca vaṇṇavādī, attanā ca āraddhavīriyo hoti vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī, attanā ca sīlasampanno hoti sīlasampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca samādhisampanno hoti samādhisampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca paññāsampanno hoti paññāsampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca vimuttisampanno hoti vimuttisampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca vimuttiñāṇadassanasampanno hoti vimuttiñāṇadassanasampadāya ca vaṇṇavādī.   – Вот, друг Сарипутта, монах сам является тем, кто проживает в лесу, и восхваляет проживание в лесу. Он сам ест [только ту] еду, что получена с хождения за подаяниями и восхваляет употребление [только той] еды, что получена с хождения за подаяниями. Он сам носит одеяние из обносков и восхваляет ношение одеяния из обносков. Он сам является тем, кто использует комплект [только] из трёх одежд и восхваляет использование комплекта из трёх одежд. У него самого мало желаний, и он восхваляет малое количество желаний. Он сам довольствуется [тем, что есть] и восхваляет [такое] довольствование. Он сам проживает в затворничестве и восхваляет затворничество. Он сам сторонится общества и восхваляет отчуждённость от общества. Он сам усердный и восхваляет зарождение усердия. Он сам достиг нравственности и восхваляет достижение нравственности. Он сам достиг сосредоточения и восхваляет достижение сосредоточения. Он сам достиг мудрости и восхваляет достижение мудрости. Он сам достиг освобождения и восхваляет достижение освобождения. Он сам достиг знания и видения освобождения и восхваляет достижение знания и видения освобождения.  
“Reverend Sāriputta, it’s a mendicant who lives in the wilderness, eats only almsfood, wears rag robes, and owns just three robes; and they praise these things. They are of few wishes, content, secluded, aloof, and energetic; and they praise these things. They are accomplished in ethics, immersion, wisdom, freedom, and the knowledge and vision of freedom; and they praise these things.  
‘idhāvuso sāriputta, bhikkhu attanā ca āraññiko hoti āraññikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca piṇḍapātiko hoti …pe… attanā ca paṁsukūliko hoti …pe… attanā ca tecīvariko hoti …pe… attanā ca appiccho hoti …pe… attanā ca santuṭṭho hoti …pe… attanā ca pavivitto hoti …pe… attanā ca asaṁsaṭṭho hoti …pe… attanā ca āraddhavīriyo hoti …pe… attanā ca sīlasampanno hoti …pe… attanā ca samādhisampanno hoti …pe… attanā ca paññāsampanno hoti … attanā ca vimuttisampanno hoti … attanā ca vimuttiñāṇadassanasampanno hoti vimuttiñāṇadassanasampadāya ca vaṇṇavādī.  
«Вот, друг Сарипутта, монах сам является тем, кто проживает в лесу…  
‘It’s a mendicant who lives in the wilderness … and is accomplished in the knowledge and vision of freedom; and they praise these things.  
Kassapo hi, sāriputta, attanā ca āraññiko āraññikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca piṇḍapātiko piṇḍapātikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca paṁsukūliko paṁsukūlikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca tecīvariko tecīvarikattassa ca vaṇṇavādī, attanā ca appiccho appicchatāya ca vaṇṇavādī, attanā ca santuṭṭho santuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, attanā ca pavivitto pavivekassa ca vaṇṇavādī, attanā ca asaṁsaṭṭho asaṁsaggassa ca vaṇṇavādī, attanā ca āraddhavīriyo vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī, attanā ca sīlasampanno sīlasampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca samādhisampanno samādhisampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca paññāsampanno paññāsampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca vimuttisampanno vimuttisampadāya ca vaṇṇavādī, attanā ca vimuttiñāṇadassanasampanno vimuttiñāṇadassanasampadāya ca vaṇṇavādī”ti.  
Ведь Кассапа сам является тем, кто проживает в лесу… Он сам достиг знания и видения освобождения и восхваляет достижение знания и видения освобождения.  
For Kassapa lives in the wilderness … and is accomplished in the knowledge and vision of freedom; and he praises these things.”  

mn34saṁvaṇṇetabbapāṭho1Pi En Ru dhamma

Khemaṁ pattattha bhikkhavo”ti.   Свои сердца к спасению направьте. 
set your heart on sanctuary!” 
pattattha → patthetha (bj, sya-all, km, mr aṭṭhakathāyaṁ saṁvaṇṇetabbapāṭho) 

mn35suvaṇṇavaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Iti bhagavā tasmiṁ parisati suvaṇṇavaṇṇaṁ kāyaṁ vivari.   И Благословенный раскрыл своё золотистое тело собранию.  
So the Buddha revealed his golden body to the assembly.  

mn36avaṇṇakāmo chavivaṇṇo mukhavaṇṇo suvaṇṇe11Pi En Ru dhamma

Eso kho, bhante, avaṇṇakāmo buddhassa, avaṇṇakāmo dhammassa, avaṇṇakāmo saṅghassa.   Он хочет опозорить Будду, Дхамму, Сангху.  
He wants to discredit the Buddha, the teaching, and the Saṅgha.  
Yāvassu me, aggivessana, tāva parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto upahato hoti tāyevappāhāratāya.  
Вот как сильно испортился чистый и яркий цвет моей кожи – из-за того, что я так мало ел.  
That’s how far the pure, bright complexion of my skin had been ruined by taking so little food.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi …pe…  
Божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увидел умирающих и перерождающихся существ. [Я распознал] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками. 
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds.  
Yāvañcidaṁ bhoto gotamassa evaṁ āsajja āsajja vuccamānassa, upanītehi vacanappathehi samudācariyamānassa, chavivaṇṇo ceva pariyodāyati, mukhavaṇṇo ca vippasīdati, yathā taṁ arahato sammāsambuddhassa.  
что, когда к господину Готаме обращаются грубо вновь и вновь, нападают с дерзкими течениями речи, цвет его кожи становится ярче, а цвет лица – чище, как и должно быть в случае с тем, кто совершенен и полностью просветлён.  
How when Mister Gotama is repeatedly attacked with inappropriate and intrusive criticism, the complexion of his skin brightens and the color of his face becomes clear, just like a perfected one, a fully awakened Buddha!  
Bhoto pana gotamassa evaṁ āsajja āsajja vuccamānassa, upanītehi vacanappathehi samudācariyamānassa, chavivaṇṇo ceva pariyodāyati, mukhavaṇṇo ca vippasīdati, yathā taṁ arahato sammāsambuddhassa.  
о когда к господину Готаме обращаются грубо вновь и вновь, нападают с дерзкими течениями речи, цвет его кожи становится ярче, цвет лица – чище, как и должно быть в случае с тем, кто совершенен и полностью просветлён.  
But when Mister Gotama is repeatedly attacked with inappropriate and intrusive criticism, the complexion of his skin brightens and the color of his face becomes clear, just like a perfected one, a fully awakened Buddha.  
Bhoto pana gotamassa evaṁ āsajja āsajja vuccamānassa, upanītehi vacanappathehi samudācariyamānassa, chavivaṇṇo ceva pariyodāyati, mukhavaṇṇo ca vippasīdati, yathā taṁ arahato sammāsambuddhassa.  
Но когда к господину Готаме обращаются грубо вновь и вновь, нападают с дерзкими течениями речи, цвет его кожи становится ярче, цвет лица – чище, как и должно быть в случае с тем, кто совершенен и полностью просветлён.  
But when Mister Gotama is repeatedly attacked with inappropriate and intrusive criticism, the complexion of his skin brightens and the color of his face becomes clear, just like a perfected one, a fully awakened Buddha.  

mn39suvaṇṇe2Pi En Ru dhamma

So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti …pe…   Божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, он видит умирающих и перерождающихся существ… в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
Evameva kho, bhikkhave, bhikkhu dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti …pe….  
то точно также, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, монах видит смерть и перерождение существ… и он понимает, как существа скитаются в соответствии с их деяниями.  
In the same way, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn40mukhavaṇṇapasīdanatāpindo1Pi En Ru dhamma

Mukhavaṇṇapasīdanatāpindo,   " 
" 

mn46vaṇṇasampanno vaṇṇenapi10Pi En Ru dhamma

Tassa te pivato ceva nacchādessati vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana maraṇaṁ vā nigacchasi maraṇamattaṁ vā dukkhan’ti.   Когда будешь пить, цвет, запах и вкус не придутся тебе по вкусу, а после того, как выпьешь, ты повстречаешь смерть или смертельные муки».  
If you drink it, the color, aroma, and flavor will be unappetizing, and it will result in death or deadly pain.’  
Tassa taṁ pivato ceva nacchādeyya vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana maraṇaṁ vā nigaccheyya maraṇamattaṁ vā dukkhaṁ.  
По мере того как он бы пил, цвет, запах и вкус не пришлись бы ему по вкусу, а после того, как он выпил, он бы повстречал смерть или смертельные муки.  
The color, aroma, and flavor would be unappetizing, and it would result in death or deadly pain.  
Seyyathāpi, bhikkhave, āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno.  
Представьте бронзовую чашу с напитком, обладающим хорошим цветом, вкусом и запахом,  
Suppose there was a bronze cup of beverage that had a nice color, aroma, and flavor.  
‘ambho purisa, ayaṁ āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno.  
«Почтенный, это бронзовая чаша с напитком, обладающим хорошим цветом, вкусом и запахом,  
‘Here, mister, this bronze cup of beverage has a nice color, aroma, and flavor.  
Tassa te pivatohi kho chādessati vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana maraṇaṁ vā nigacchasi maraṇamattaṁ vā dukkhan’ti.  
Когда будешь пить, цвет, запах и вкус придутся тебе по вкусу, но после того, как выпьешь, ты повстречаешь смерть или смертельные муки».  
If you drink it, the color, aroma, and flavor will be appetizing, but it will result in death or deadly pain.’  
Tassa taṁ pivatohi kho chādeyya vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana maraṇaṁ vā nigaccheyya maraṇamattaṁ vā dukkhaṁ.  
По мере того как он пил, цвет, запах и вкус пришлись бы ему по вкусу, но после того как он выпил, он бы повстречал смерть или смертельные муки.  
The color, aroma, and flavor would be appetizing, but it would result in death or deadly pain.  
Tassa te pivatohi kho nacchādessati vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana sukhī bhavissasī’ti.  
Когда будешь пить, цвет, запах и вкус не придутся тебе по вкусу, но после того, как выпьешь, тебе станет хорошо».  
If you drink it, the color, aroma, and flavor will be unappetizing, but after drinking it you will be happy.’  
Tassa taṁ pivatohi kho nacchādeyya vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana sukhī assa.  
По мере того как он пил, цвет, запах и вкус не пришлись бы ему по вкусу, но после того, как он выпил, ему бы стало хорошо.  
The color, aroma, and flavor would be unappetizing, but after drinking it he would be happy.  
Tassa te pivato ceva chādessati vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana sukhī bhavissasī’ti.  
Когда будешь пить, цвет, запах и вкус придутся тебе по вкусу, и после того, как выпьешь, тебе станет хорошо».  
If you drink it, the color, aroma, and flavor will be appetizing, and after drinking it you will be happy.’  
Tassa taṁ pivato ceva chādeyya vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana sukhī assa.  
По мере того как он бы пил, цвет, запах и вкус пришлись бы ему по вкусу, и после того как он бы выпил, ему бы стало хорошо.  
The color, aroma, and flavor would be appetizing, and after drinking it he would be happy.  

mn50nānattavaṇṇiyo veḷuriyavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Veḷuriyavaṇṇā rucirā,   Сапфиром, пламенем лучатся,  
Sapphire-colored, brilliant,  
puthu nānattavaṇṇiyo.  
Танцуют ритмом своих сложным.  
shining in all different colors.  

mn51evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   Он вспоминает множество своих прошлых жизней – одну, две… пять… десять… пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, за многие эпохи сжатия мира, за многие эпохи расширения мира, за многие эпохи сжатия и расширения мира. Он вспоминает: «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Покинув это состояние, затем я появился тут. Тут тоже я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Покинув это состояние, затем я появился тут». Так я вспомнил множество своих жизней во всех их вариациях и деталях.  
They recollect many kinds of past lives, that is, one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, которые не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с остановкой жизнедеятельности тела, после смерти, возрождаются в хороших участях, в небесных мирах». Так, посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и различает, как они становятся низменными и высокими, прекрасными и уродливыми, удачливыми и неудачливыми в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn53suvaṇṇe2Pi En Ru dhamma

Sa kho so, mahānāma, ariyasāvako imaṁyeva anuttaraṁ upekkhāsatipārisuddhiṁ āgamma dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti,   Основываясь на этой самой высочайшей осознанности, что очищена невозмутимостью, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, благородный ученик видит умирающих и перерождающихся существ распознаёт низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
Relying on this supreme purity of mindfulness and equanimity, that noble disciple, with clairvoyance that is purified and superhuman, sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. … They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
yampi, mahānāma, ariyasāvako dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti, idampissa hoti vijjāya.  
Когда он видит божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, умирающих и перерождающихся существ…  
clairvoyance that is purified and superhuman,  

mn54suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

Sa kho so, gahapati, ariyasāvako imaṁyeva anuttaraṁ upekkhāsatipārisuddhiṁ āgamma dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti.   Основываясь на этой самой высочайшей осознанности, что очищена невозмутимостью, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, благородный ученик видит умирающих и перерождающихся существ распознаёт низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
Relying on this supreme purity of mindfulness and equanimity, that noble disciple, with clairvoyance that is purified and superhuman, sees sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. … They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn56anekasatavaṇṇo anekavaṇṇo vaṇṇaṁ vaṇṇārahassa vaṇṇā’ti5Pi En Ru dhamma

“Kadā saññūḷhā pana te, gahapati, ime samaṇassa gotamassa vaṇṇā”ti?   [Нигантха Натапутта ответил]: «И когда ты [только успел] сочинить этот гимн восхваления отшельника Готамы, домохозяин?»  
“But when did you compose these praises of the ascetic Gotama’s beautiful qualities, householder?”  
evameva kho, bhante, so bhagavā anekavaṇṇo anekasatavaṇṇo.  
Очно также, уважаемый, у Благословенного много похвальных качеств, много сотен похвальных качеств.  
In the same way, the Buddha has many beautiful qualities to praise, many hundreds of such qualities.  
Ko hi, bhante, vaṇṇārahassa vaṇṇaṁ na karissatī”ti?  
Кто, уважаемый, не стал бы восхвалять достойного похвалы?»  
Who, sir, would not praise the praiseworthy?”  

mn60suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti.   Основываясь на этой самой высочайшей осознанности, что очищена невозмутимостью, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, благородный ученик видит умирающих и перерождающихся существ распознаёт низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. … They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn65suvaṇṇe vaṇṇiyañca2Pi En Ru dhamma

So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā …pe… vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā …pe… sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena …pe… yathākammūpage satte pajānāti.   Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях,… после смерти, родились в состоянии лишений, в плохих местах, в погибели, даже в аду. Но эти достойные существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавшие под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в благих местах, даже в небесном мире.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. … They’re reborn in the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. … they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman … they understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
Yato kho, bhaddāli, bhadro assājānīyo abhiṇhakāraṇā anupubbakāraṇā tasmiṁ ṭhāne parinibbuto hoti, tamenaṁ assadamako uttari vaṇṇiyañca pāṇiyañca anuppavecchati.  
Когда жеребёнок стал спокойным в этих действиях, объездчик лошадей далее вознаграждает его растиранием и разглаживанием.  
When it has done this, the horse trainer next rewards it with a grooming and a rub down.  

mn71suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

Ahañhi, vaccha, yāvadeva ākaṅkhāmi dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāmi.   До той степени, до которой я пожелаю, посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, я вижу как существа покидают жизнь и перерождаются, и я распознаю низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Я понимаю, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
And whenever I want, with clairvoyance that is purified and superhuman, I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn73evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

‘anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyaṁ, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi; anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe—amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapannoti; iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussareyyan’ti,   «Пусть я буду вспоминать свои многочисленные прошлые жизни – Одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира. [вспоминая:] «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился здесь». Так я буду вспоминать свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях».  
‘May I recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. May I remember: “There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.” May I recollect my many past lives, with features and details.’  
‘dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyaṁ—ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannāti; iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyan’ti,  
«Пусть божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увижу умирающих и перерождающихся существ. [Я увижу] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я пойму, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти достойные существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с распадом тела, после смерти, он возникает в счастливом уделе, даже в небесном мире. Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я увижу умирающих и перерождающихся существ. [Я увижу] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных, в счастливых уделах и в несчастливых уделах. Я пойму, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками».  
‘With clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds: “These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.” And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And may I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.’  

mn76suvaṇṇe vaṇṇavādino2Pi En Ru dhamma

Appasaddakāmā kho pana te āyasmanto appasaddavinītā appasaddassa vaṇṇavādino;   Эти достопочтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину.  
Such venerables like the quiet, are educated to be quiet, and praise the quiet.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti.  
Основываясь на этой самой высочайшей осознанности, что очищена невозмутимостью, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, благородный ученик видит умирающих и перерождающихся существ распознаёт низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. … They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn77evaṁvaṇṇo lohitakavaṇṇaṁ lohitakavaṇṇāni nīlavaṇṇaṁ nīlavaṇṇāni odātavaṇṇaṁ odātavaṇṇā odātavaṇṇāni pītavaṇṇaṁ pītavaṇṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni suvaṇṇakārantevāsī suvaṇṇakāro suvaṇṇasmiṁ suvaṇṇavikatiṁ suvaṇṇe vaṇṇavādino vaṇṇavādī vaṇṇavādī’ti53Pi En Ru dhamma

appasaddakāmo kho pana so āyasmā appasaddassa vaṇṇavādī.   Этот достопочтенный любит тишину, дисциплинирован в тишине, восхваляет тишину.  
The venerable likes quiet and praises quiet.  
Yepi samaṇassa gotamassa sāvakā sabrahmacārīhi sampayojetvā sikkhaṁ paccakkhāya hīnāyāvattanti tepi satthu ceva vaṇṇavādino honti, dhammassa ca vaṇṇavādino honti, saṅghassa ca vaṇṇavādino honti, attagarahinoyeva honti anaññagarahino, “mayamevamhā alakkhikā mayaṁ appapuññā te mayaṁ evaṁ svākkhāte dhammavinaye pabbajitvā nāsakkhimhā yāvajīvaṁ paripuṇṇaṁ parisuddhaṁ brahmacariyaṁ caritun”ti.  
И даже те ученики, которые ссорятся со своими товарищами по святой жизни, оставляют [монашескую] тренировку, чтобы вернуться к низшей [домохозяйской] жизни – даже они восхваляют и Учителя, и Дхамму, и Сангху. Они обвиняют себя вместо других, говоря: «Нам не повезло, у нас мало заслуг. Ведь хотя мы и ушли в жизнь бездомную в такой хорошо провозглашённой Дхамме, мы не смогли жить совершенной и чистой святой жизнью до конца своих дней».  
Even when disciples of the ascetic Gotama, having clashed with their spiritual companions, reject the training and return to a lesser life, they speak only praise of the teacher, the teaching, and the Saṅgha. They blame only themselves, not others: “We were unlucky, we had little merit. For even after going forth in such a well explained teaching and training we weren’t able to practice for life the perfectly full and pure spiritual life.”  
Bhagavā hi, bhante, appāhāro, appāhāratāya ca vaṇṇavādī.  
Во-первых, Уважаемый, Благословенный мало ест и восхваляет малое потребление еды.  
The Buddha eats little and praises eating little.  
Yampi, bhante, bhagavā appāhāro, appāhāratāya ca vaṇṇavādī imaṁ kho ahaṁ, bhante, bhagavati paṭhamaṁ dhammaṁ samanupassāmi yena bhagavantaṁ sāvakā sakkaronti garuṁ karonti mānenti pūjenti, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya viharanti.  
В этом я вижу первое качество Благословенного, из-за которого его ученики чтят, уважают, ценят… почитая его.  
This is the first such quality I see in the Buddha.  
Puna caparaṁ, bhante, bhagavā santuṭṭho itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī.  
Далее, уважаемый, Благословенный довольствуется любым одеянием и восхваляет довольствование любым одеянием.  
Furthermore, the Buddha is content with any kind of robe, and praises such contentment.  
Yampi, bhante, bhagavā santuṭṭho itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, imaṁ kho ahaṁ, bhante, bhagavati dutiyaṁ dhammaṁ samanupassāmi yena bhagavantaṁ sāvakā sakkaronti garuṁ karonti mānenti pūjenti, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya viharanti.  
В этом я вижу второе качество Благословенного, из-за которого его ученики чтят, уважают, ценят… почитая его.  
This is the second such quality I see in the Buddha.  
Puna caparaṁ, bhante, bhagavā santuṭṭho itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī.  
Далее, уважаемый, Благословенный довольствуется любой едой с подаяний и восхваляет довольствование любой едой с подаяний…  
Furthermore, the Buddha is content with any kind of almsfood, and praises such contentment.  
Yampi, bhante, bhagavā santuṭṭho itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, imaṁ kho ahaṁ, bhante, bhagavati tatiyaṁ dhammaṁ samanupassāmi yena bhagavantaṁ sāvakā sakkaronti garuṁ karonti mānenti pūjenti, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya viharanti.  
В этом я вижу третье качество Благословенного, из-за которого его ученики чтят, уважают, ценят… почитая его.  
This is the third such quality I see in the Buddha.  
Puna caparaṁ, bhante, bhagavā santuṭṭho itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī.  
Далее, уважаемый, Благословенный довольствуется любым жилищем и восхваляет довольствование любым жилищем…  
Furthermore, the Buddha is content with any kind of lodging, and praises such contentment.  
Yampi, bhante, bhagavā santuṭṭho itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, imaṁ kho ahaṁ, bhante, bhagavati catutthaṁ dhammaṁ samanupassāmi yena bhagavantaṁ sāvakā sakkaronti garuṁ karonti mānenti pūjenti, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya viharanti.  
В этом я вижу четвертое качество Благословенного, из-за которого его ученики чтят, уважают, ценят… почитая его.  
This is the fourth such quality I see in the Buddha.  
Puna caparaṁ, bhante, bhagavā pavivitto, pavivekassa ca vaṇṇavādī.  
Далее, Благословенный затворяется и восхваляет затворничество.  
Furthermore, the Buddha is secluded, and praises seclusion.  
Yampi, bhante, bhagavā pavivitto, pavivekassa ca vaṇṇavādī, imaṁ kho ahaṁ, bhante, bhagavati pañcamaṁ dhammaṁ samanupassāmi yena bhagavantaṁ sāvakā sakkaronti garuṁ karonti mānenti pūjenti, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya viharanti.  
В этом я вижу пятое качество Благословенного, из-за которого его ученики чтят, уважают, ценят… почитая его.  
This is the fifth such quality I see in the Buddha.  
“‘Appāhāro samaṇo gotamo, appāhāratāya ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, santi kho pana me, udāyi, sāvakā kosakāhārāpi aḍḍhakosakāhārāpi beluvāhārāpi aḍḍhabeluvāhārāpi.  
«Удайин, представь, как если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама мало ест и восхваляет малое потребление еды». Но есть мои ученики, которые живут на чашке еды или половине чашки еды, на порции еды с один плод баэля или с половину плода баэля,  
“Suppose, Udāyī, my disciples were loyal to me because I eat little. Well, there are disciples of mine who eat a cupful of food, or half a cupful; they eat a wood apple, or half a wood apple.  
‘Appāhāro samaṇo gotamo, appāhāratāya ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, ye te, udāyi, mama sāvakā kosakāhārāpi aḍḍhakosakāhārāpi beluvāhārāpi aḍḍhabeluvāhārāpi na maṁ te iminā dhammena sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ.  
Поэтому, если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама мало ест и восхваляет малое потребление еды», то тогда те мои ученики, которые живут на чашке еды или половине… не должны были бы меня чтить, уважать, ценить, и почитать за это качество, как и не жили бы в зависимости от меня, уважая и почитая меня.  
So if it were the case that my disciples are loyal to me because I eat little, then those disciples who eat even less would not be loyal to me.  
‘Santuṭṭho samaṇo gotamo itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, santi kho pana me, udāyi, sāvakā paṁsukūlikā lūkhacīvaradharā te susānā vā saṅkārakūṭā vā pāpaṇikā vā nantakāni uccinitvā saṅghāṭiṁ karitvā dhārenti.  
Удайин, представь, как если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама довольствуется любым одеянием и восхваляет довольствование любым одеянием». Но есть мои ученики, которые носят одеяния из обносков, носят грубые одежды. Они подбирают лохмотья с кладбищ, мусорных куч, у лавок, сшивают их в одежду из лоскутов, и носят её.  
Suppose my disciples were loyal to me because I’m content with any kind of robe. Well, there are disciples of mine who have rag robes, wearing shabby robes. They gather scraps from charnel grounds, rubbish dumps, and shops, make them into a patchwork robe and wear it.  
‘Santuṭṭho samaṇo gotamo itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, ye te, udāyi, mama sāvakā paṁsukūlikā lūkhacīvaradharā te susānā vā saṅkārakūṭā vā pāpaṇikā vā nantakāni uccinitvā saṅghāṭiṁ karitvā dhārenti, na maṁ te iminā dhammena sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ.  
Поэтому, если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама довольствуется любым одеянием и восхваляет довольствование любым одеянием», то тогда те мои ученики, которые носят одеяния из обносков… не жили бы в зависимости от меня, уважая и почитая меня.  
So if it were the case that my disciples are loyal to me because I’m content with any kind of robe, then those disciples who wear rag robes would not be loyal to me.  
‘Santuṭṭho samaṇo gotamo itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, santi kho pana me, udāyi, sāvakā piṇḍapātikā sapadānacārino uñchāsake vate ratā, te antaragharaṁ paviṭṭhā samānā āsanenapi nimantiyamānā na sādiyanti.  
Удайин, представь, как если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама довольствуется любой едой с подаяний и восхваляет довольствование любой едой с подаяний». Но есть мои ученики, которые едят только полученное с хождения за подаяниями, которые ходят за подаяниями без пропусков [домов], от дома к дому, которые радуются сбору своей еды. Когда они вошли в жилой квартал, они не согласятся [присесть], даже если их пригласят присесть.  
Suppose my disciples were loyal to me because I’m content with any kind of almsfood. Well, there are disciples of mine who eat only almsfood, wander indiscriminately for almsfood, happy to eat whatever they glean. When they’ve entered an inhabited area, they don’t consent when invited to sit down.  
‘Santuṭṭho samaṇo gotamo itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, ye te, udāyi, mama sāvakā piṇḍapātikā sapadānacārino uñchāsake vate ratā te antaragharaṁ paviṭṭhā samānā āsanenapi nimantiyamānā na sādiyanti, na maṁ te iminā dhammena sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ.  
Поэтому, если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама довольствуется любой едой с подаяний и восхваляет довольствование любой едой с подаяний», то тогда те мои ученики, которые едят только полученное с хождения за подаяниями… не жили бы в зависимости от меня, уважая и почитая меня.  
So if it were the case that my disciples are loyal to me because I’m content with any kind of almsfood, then those disciples who eat only almsfood would not be loyal to me.  
‘Santuṭṭho samaṇo gotamo itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, santi kho pana me, udāyi, sāvakā rukkhamūlikā abbhokāsikā, te aṭṭhamāse channaṁ na upenti.  
Удайин, представь, как если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама довольствуется любым жилищем и восхваляет довольствование любым жилищем». Но есть мои ученики, которые живут у подножья дерева или под открытым небом, которые не используют крышу в течение восьми месяцев [в году],  
Suppose my disciples were loyal to me because I’m content with any kind of lodging. Well, there are disciples of mine who stay at the root of a tree, in the open air. For eight months they don’t go under a roof.  
‘Santuṭṭho samaṇo gotamo itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, ye te, udāyi, mama sāvakā rukkhamūlikā abbhokāsikā te aṭṭhamāse channaṁ na upenti, na maṁ te iminā dhammena sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ.  
Поэтому, если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама довольствуется любым жилищем и восхваляет довольствование любым жилищем», то тогда те мои ученики, которые живут у подножья дерева… не жили бы в зависимости от меня, уважая и почитая меня.  
So if it were the case that my disciples are loyal to me because I’m content with any kind of lodging, then those disciples who stay at the root of a tree would not be loyal to me.  
‘Pavivitto samaṇo gotamo, pavivekassa ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ, santi kho pana me, udāyi, sāvakā āraññikā pantasenāsanā araññavanapatthāni pantāni senāsanāni ajjhogāhetvā viharanti, te anvaddhamāsaṁ saṅghamajjhe osaranti pātimokkhuddesāya.  
Удайин, представь, как если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама затворяется и восхваляет затворничество». Но есть мои ученики, которые живут в лесах, живут в уединённых обиталищах, живут, затворившись в уединённых обиталищах в лесных чащах, и которые возвращаются в общину раз в полмесяца на декламацию Патимоккхи.  
Suppose my disciples were loyal to me because I’m secluded and I praise seclusion. Well, there are disciples of mine who live in the wilderness, in remote lodgings. Having ventured deep into remote lodgings in the wilderness and the forest, they live there, coming down to the midst of the Saṅgha each fortnight for the recitation of the monastic code.  
‘Pavivitto samaṇo gotamo, pavivekassa ca vaṇṇavādī’ti, iti ce maṁ, udāyi, sāvakā sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ. Ye te, udāyi, mama sāvakā āraññakā pantasenāsanā araññavanapatthāni pantāni senāsanāni ajjhogāhetvā viharanti te anvaddhamāsaṁ saṅghamajjhe osaranti pātimokkhuddesāya, na maṁ te iminā dhammena sakkareyyuṁ garuṁ kareyyuṁ māneyyuṁ pūjeyyuṁ, sakkatvā garuṁ katvā upanissāya vihareyyuṁ.  
Поэтому, если бы мои ученики меня чтили, уважали… с мыслью: «Отшельник Готама затворяется и восхваляет затворничество», то тогда те мои ученики, которые проживают в лесах… не жили бы в зависимости от меня, уважая и почитая меня.  
So if it were the case that my disciples are loyal to me because I’m secluded and praise seclusion, then those disciples who live in the wilderness would not be loyal to me.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Вот [практикующий], воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – ограниченные, красивые или уродливые.  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ rūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Вот [практикующий], воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – безмерные, красивые или уродливые.  
Perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati parittāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Вот [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – ограниченные, красивые или уродливые.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limited, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati appamāṇāni suvaṇṇadubbaṇṇāni.  
Вот [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – безмерные, красивые или уродливые.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, limitless, both pretty and ugly.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
Вот [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – голубые, голубого цвета, с голубой наружностью, с голубым свечением.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally, blue, with blue color and blue appearance.  
Seyyathāpi nāma umāpupphaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ nīlaṁ nīlavaṇṇaṁ nīlanidassanaṁ nīlanibhāsaṁ;  
Подобно голубому цветку льна, который голубого цвета, с голубой наружностью, с голубым свечением, Или же точно ткань из Варанаси, что разглажена с обоих концов, голубая, голубого цвета, с голубой наружностью, с голубым свечением –  
They’re like a flax flower that’s blue, with blue color and blue appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, blue, with blue color and blue appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati nīlāni nīlavaṇṇāni nīlanidassanāni nīlanibhāsāni.  
то точно также [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – голубые, голубого цвета, с голубой наружностью, с голубым свечением.  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally, blue, with blue color and blue appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
Вот [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – жёлтые, жёлтого цвета, с жёлтой наружностью, с жёлтым свечением.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Seyyathāpi nāma kaṇikārapupphaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ pītaṁ pītavaṇṇaṁ pītanidassanaṁ pītanibhāsaṁ;  
Подобно жёлтому цветку канникары, который жёлтого цвета, с жёлтой наружностью, с жёлтым свечением, Или же точно ткань из Варанаси, что разглажена с обоих концов, жёлтая, жёлтого цвета, с жёлтой наружностью, с жёлтым свечением –  
They’re like a champak flower that’s yellow, with yellow color and yellow appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, yellow, with yellow color and yellow appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati pītāni pītavaṇṇāni pītanidassanāni pītanibhāsāni.  
То точно также [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – жёлтые, жёлтого цвета, с жёлтой наружностью, с жёлтым свечением.  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally that are yellow, with yellow color and yellow appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
Вот [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – красные, красного цвета, с красной наружностью, с красным свечением.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are red, with red color and red appearance.  
Seyyathāpi nāma bandhujīvakapupphaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ lohitakaṁ lohitakavaṇṇaṁ lohitakanidassanaṁ lohitakanibhāsaṁ;  
Подобно красному цветку бандхудживаки, который красного цвета, с красной наружностью, с красным свечением, или же точно ткань из Варанаси, что разглажена с обоих концов, красная, красного цвета, с красной наружностью, с красным свечением –  
They’re like a scarlet mallow flower that’s red, with red color and red appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, red, with red color and red appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati lohitakāni lohitakavaṇṇāni lohitakanidassanāni lohitakanibhāsāni.  
то точно также [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – красные, красного цвета, с красной наружностью, с красным свечением.  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally that are red, with red color and red appearance.  
Ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
Вот [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – белые, белого цвета, с белой наружностью, с белым свечением.  
Not perceiving form internally, someone sees forms externally that are white, with white color and white appearance.  
Seyyathāpi nāma osadhitārakā odātā odātavaṇṇā odātanidassanā odātanibhāsā, seyyathā vā pana taṁ vatthaṁ bārāṇaseyyakaṁ ubhatobhāgavimaṭṭhaṁ odātaṁ odātavaṇṇaṁ odātanidassanaṁ odātanibhāsaṁ;  
Подобно белой утренней звезде, которая белого цвета, с белой наружностью, с белым свечением, или же точно ткань из Варанаси, что разглажена с обоих концов, белая, белого цвета, с белой наружностью, с белым свечением –  
They’re like the morning star that’s white, with white color and white appearance. Or a cloth from Varanasi that’s smoothed on both sides, white, with white color and white appearance.  
evameva ajjhattaṁ arūpasaññī eko bahiddhā rūpāni passati odātāni odātavaṇṇāni odātanidassanāni odātanibhāsāni.  
то точно также [практикующий], не воспринимая формы внутренне, видит формы внешне – белые, белого цвета, с белой наружностью, с белым свечением.  
In the same way, not perceiving form internally, someone sees forms externally that are white, with white color and white appearance.  
seyyathā vā panudāyi, dakkho suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā suparikammakatasmiṁ suvaṇṇasmiṁ yaṁ yadeva suvaṇṇavikatiṁ ākaṅkheyya taṁ tadeva kareyya abhinipphādeyya.  
или подобно тому, как умелый золотых дел мастер или его ученик мог бы создать и сформировать любое золотое изделие, какое бы он ни пожелал;  
Or suppose a deft goldsmith or their apprentice had some well-prepared gold. They could produce any kind of gold item that they like.  
Puna caparaṁ, udāyi, akkhātā mayā sāvakānaṁ paṭipadā, yathāpaṭipannā me sāvakā anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussaranti, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi, anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Далее, Удайин, я провозгласил своим ученикам путь к воспоминанию их многочисленных прошлых жизней. [Они вспоминают] одну жизнь, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира [вспоминая:] «Там у меня было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, Таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, Таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился тут». Так они вспоминают множество своих жизней во всех их вариациях и деталях.  
Furthermore, I have explained to my disciples a practice that they use to recollect the many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Puna caparaṁ, udāyi, akkhātā mayā sāvakānaṁ paṭipadā, yathāpaṭipannā me sāvakā dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passanti cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānanti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passanti cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānanti.  
Далее, Удайин, я провозгласил своим ученикам путь, посредством которого они видят за счёт божественного глаза, очищенного и превосходящего человеческий, умирающих и перерождающихся существ. [Они распознают] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Они понимают, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с остановкой жизнедеятельности тела, после смерти, возрождаются в хороших участях, в небесных мирах». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, они видят умирающих и перерождающихся существ, [распознают] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Они понимают, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
Furthermore, I have explained to my disciples a practice that they use so that, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
evameva kho, udāyi, akkhātā mayā sāvakānaṁ paṭipadā, yathāpaṭipannā me sāvakā dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passanti cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānanti …pe…  
Точно так же я провозгласил своим ученикам путь, посредством которого они видят за счёт божественного глаза...  
In the same way, I have explained to my disciples a practice that they use so that, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn …  

mn78vaṇṇavādino1Pi En Ru dhamma

Appasaddakāmā kho pana te āyasmanto appasaddavinītā appasaddassa vaṇṇavādino;   Эти достопочтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину.  
Such venerables like the quiet, are educated to be quiet, and praise the quiet.  

mn79suvaṇṇe vaṇṇavādī vaṇṇaṁ vaṇṇo vaṇṇo’ti vaṇṇo’’ti vaṇṇā vaṇṇānaṁ52Pi En Ru dhamma

appasaddakāmo kho pana so āyasmā appasaddassa vaṇṇavādī.   Этот достопочтенный любит тишину, дисциплинирован в тишине, восхваляет тишину.  
The venerable likes quiet and praises quiet.  
Yo kho, udāyi, dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyya cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyya, so vā maṁ aparantaṁ ārabbha pañhaṁ puccheyya, taṁ vāhaṁ aparantaṁ ārabbha pañhaṁ puccheyyaṁ;  
Если кто-либо видел бы божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий,.. понимал, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками… то тогда либо он мог бы задать мне вопрос о будущем, либо я мог бы задать ему вопрос о будущем,  
Someone who, with clairvoyance that is purified and superhuman, understands how sentient beings are reborn according to their deeds might ask me a question about the future, or I might ask them a question about the future.  
kuto panāhaṁ dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passissāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānissāmi, seyyathāpi bhagavā?  
так как же я могу божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, видеть смерть и перерождение существ… счастливых и несчастных, в соответствии с их поступками, как это делает Благословенный?  
How should I possibly, with clairvoyance that is purified and superhuman, see sentient beings passing away and being reborn, like the Buddha?  
‘ayaṁ paramo vaṇṇo, ayaṁ paramo vaṇṇo’”ti.  
«Это совершенное сверкание, это совершенное сверкание!»  
‘This is the ultimate splendor, this is the ultimate splendor.’”  
‘ayaṁ paramo vaṇṇo, ayaṁ paramo vaṇṇo’ti, katamo so paramo vaṇṇo”ti?  
 
 
“Yasmā, bhante, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo”ti.  
«Уважаемый, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее».  
“Sir, the ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.”  
“Katamo pana so paramo vaṇṇo yasmā vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthī”ti?  
«Но, Удайин, что это за сверкание, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее?»  
“But what is that ultimate splendor compared to which no other splendor is finer?”  
“Yasmā, bhante, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo”ti.  
«Уважаемый, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее».  
“Sir, the ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.”  
‘yasmā, bhante, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo’ti vadesi, tañca vaṇṇaṁ na paññapesi.  
Ты говоришь: «Уважаемый, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее», но всё же ты не обозначаешь, что это за сверкание.  
You say, ‘The ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.’ But you don’t describe that splendor.  
“Evameva kho tvaṁ, udāyi, ‘yasmā, bhante, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo’ti vadesi, tañca vaṇṇaṁ na paññapesī”ti.  
«Точно также, Удайин, ты говоришь: «Уважаемый, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее», но всё же ты не обозначаешь, что это за сверкание».  
“In the same way, you say, ‘The ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.’ But you don’t describe that splendor.”  
“Seyyathāpi, bhante, maṇi veḷuriyo subho jātimā aṭṭhaṁso suparikammakato paṇḍukambale nikkhitto bhāsate ca tapate ca virocati ca, evaṁ vaṇṇo attā hoti arogo paraṁ maraṇā”ti.  
«Уважаемый, словно берилл, прекрасный драгоценный камень чистой воды, с восемью гранями, хорошо обработанный, лежащий на красной парче, сияющий, сверкающий, лучащийся, точно такое сверкание имеет «я», которое [остаётся] нетронутым после смерти».  
“Sir, suppose there was a beryl gem that was naturally beautiful, eight-faceted, well-worked. When placed on a cream rug it would shine and glow and radiate. Such is the splendor of the self that is free of disease after death.”  
yo vā maṇi veḷuriyo subho jātimā aṭṭhaṁso suparikammakato paṇḍukambale nikkhitto bhāsate ca tapate ca virocati ca, yo vā rattandhakāratimisāya kimi khajjopanako—imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Этот берилл, прекрасный драгоценный камень чистой воды… а также светлячок в кромешной тьме ночи – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: such a beryl gem, or a firefly in the dark of night?”  
“Yvāyaṁ, bhante, rattandhakāratimisāya kimi khajjopanako—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Светлячок в кромешной тьме ночи, уважаемый».  
“A firefly in the dark of night, sir.”  
yo vā rattandhakāratimisāya kimi khajjopanako, yo vā rattandhakāratimisāya telappadīpo—imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Этот светлячок в кромешной тьме ночи, а также масляная лампа в кромешной тьме ночи – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: a firefly in the dark of night, or an oil lamp in the dark of night?”  
“Yvāyaṁ, bhante, rattandhakāratimisāya telappadīpo—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Масляная лампа, уважаемый».  
“An oil lamp in the dark of night, sir.”  
yo vā rattandhakāratimisāya telappadīpo, yo vā rattandhakāratimisāya mahāaggikkhandho—imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Эта масляная лампа в кромешной тьме ночи, а также огромный пожар в кромешной тьме ночи – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: an oil lamp in the dark of night, or a great mass of fire in the dark of night?”  
“Yvāyaṁ, bhante, rattandhakāratimisāya mahāaggikkhandho—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Огромный пожар, уважаемый».  
“A great mass of fire in the dark of night, sir.”  
yo vā rattandhakāratimisāya mahāaggikkhandho, yā vā rattiyā paccūsasamayaṁ viddhe vigatavalāhake deve osadhitārakā—imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Этот огромный пожар в кромешной тьме ночи, а также утренняя звезда на рассвете в чистом безоблачном небе – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: a great mass of fire in the dark of night, or the Morning Star in the clear and cloudless heavens at the crack of dawn?”  
“Yvāyaṁ, bhante, rattiyā paccūsasamayaṁ viddhe vigatavalāhake deve osadhitārakā—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Утренняя звезда на рассвете в чистом безоблачном небе, уважаемый».  
“The Morning Star in the clear and cloudless heavens at the crack of dawn, sir.”  
yā vā rattiyā paccūsasamayaṁ viddhe vigatavalāhake deve osadhitārakā, yo vā tadahuposathe pannarase viddhe vigatavalāhake deve abhido aḍḍharattasamayaṁ cando—imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Утренняя звезда на рассвете в чистом безоблачном небе, а также полная луна в полночь в чистом безоблачном небе на пятнадцатый день в Упосатху – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: the Morning Star in the clear and cloudless heavens at the crack of dawn, or the full moon at midnight in the clear and cloudless heavens on the fifteenth day sabbath?”  
“Yvāyaṁ, bhante, tadahuposathe pannarase viddhe vigatavalāhake deve abhido aḍḍharattasamayaṁ cando—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Полная луна в полночь… уважаемый».  
“The full moon at midnight in the clear and cloudless heavens on the fifteenth day sabbath, sir.”  
yo vā tadahuposathe pannarase viddhe vigatavalāhake deve abhido aḍḍharattasamayaṁ cando, yo vā vassānaṁ pacchime māse saradasamaye viddhe vigatavalāhake deve abhido majjhanhikasamayaṁ sūriyo—imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Полная луна в полночь в чистом безоблачном небе на пятнадцатый день в Упосатху, а также полный солнечный диск в полдень в чистом безоблачном небе осенью в последний месяц сезона дождей – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: the full moon at midnight in the clear and cloudless heavens on the fifteenth day sabbath, or the sun at midday in the clear and cloudless heavens in the last month of the rainy season, in autumn?”  
“Yvāyaṁ, bhante, vassānaṁ pacchime māse saradasamaye viddhe vigatavalāhake deve abhido majjhanhikasamayaṁ sūriyo—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Полный солнечный диск… уважаемый».  
“The sun at midday in the clear and cloudless heavens in the last month of the rainy season, in autumn, sir.”  
‘yasmā vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthī’ti.  
что нет другого сверкания, которое наиболее возвышенное и высочайшее, нежели это сверкание.  
‘The splendor compared to which no other splendor is finer.’  
Atha ca pana tvaṁ, udāyi, ‘yvāyaṁ vaṇṇo kiminā khajjopanakena nihīnataro ca patikiṭṭhataro ca so paramo vaṇṇo’ti vadesi, tañca vaṇṇaṁ na paññapesī”ti.  
Но ты, Удайин, говоришь, что это [твоё] сверкание ниже и хуже, чем сверкание у светлячка: «Это совершенное», но всё же ты не обозначаешь, что это за сверкание».  
But of the splendor inferior to a firefly you say, ‘This is the ultimate splendor.’ And you don’t describe that splendor.”  
‘ayaṁ paramo vaṇṇo, ayaṁ paramo vaṇṇo’ti.  
«Это совершенное сверкание, это совершенное сверкание!»  
‘This is the ultimate splendor, this is the ultimate splendor.’  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti.  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn80vaṇṇaṁ vaṇṇo vaṇṇo’ti vaṇṇā vaṇṇānaṁ46Pi En Ru dhamma

“ayaṁ paramo vaṇṇo, ayaṁ paramo vaṇṇo”ti.   «Это совершенное сверкание, это совершенное сверкание!»  
“This is the ultimate splendor, this is the ultimate splendor.”  
‘ayaṁ paramo vaṇṇo, ayaṁ paramo vaṇṇo’ti?  
«Это совершенное сверкание, это совершенное сверкание!»  
‘This is the ultimate splendor, this is the ultimate splendor.’  
Katamo, kaccāna, so paramo vaṇṇo”ti?  
Что это за совершенное сверкание?»  
What is that ultimate splendor?”  
“Yasmā, bho gotama, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo”ti.  
«Господин Готама, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее».  
“Mister Gotama, the ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.”  
“Katamo pana so, kaccāna, vaṇṇo yasmā vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthī”ti?  
«Но, Каччана, что это за сверкание, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее?»  
“But what is that ultimate splendor compared to which no other splendor is finer?”  
“Yasmā, bho gotama, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo”ti.  
«Господин Готама, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее».  
“Mister Gotama, the ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.”  
‘yasmā, bho gotama, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo’ti vadesi, tañca vaṇṇaṁ na paññapesi.  
Ты говоришь: «Уважаемый, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее», но всё же ты не обозначаешь, что это за сверкание.  
You say, ‘The ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.’ But you don’t describe that splendor.  
“Evameva kho tvaṁ, kaccāna, ‘yasmā, bho gotama, vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro vā paṇītataro vā natthi so paramo vaṇṇo’ti vadesi; tañca vaṇṇaṁ na paññapesī”ti.  
«Точно также, Каччана, ты говоришь: «Уважаемый, это сверкание является совершенным сверканием, которого не может превзойти любое другое сверкание, возвышенное и высочайшее», но всё же ты не обозначаешь, что это за сверкание».  
“In the same way, you say, ‘The ultimate splendor is the splendor compared to which no other splendor is finer.’ But you don’t describe that splendor.”  
“Seyyathāpi, bho gotama, maṇi veḷuriyo subho jātimā aṭṭhaṁso suparikammakato paṇḍukambale nikkhitto bhāsate ca tapate ca virocati ca, evaṁ vaṇṇo attā hoti arogo paraṁ maraṇā”ti.  
«Господин Готама, словно берилл, прекрасный драгоценный камень чистой воды, с восемью гранями, хорошо обработанный, лежащий на красной парче, сияющий, сверкающий, лучащийся, точно такое сверкание имеет «я», которое [остаётся] нетронутым после смерти».  
“Mister Gotama, suppose there was a beryl gem that was naturally beautiful, eight-faceted, well-worked. When placed on a cream rug it would shine and glow and radiate. Such is the splendor of the self that is free of disease after death.”  
yo vā maṇi veḷuriyo subho jātimā aṭṭhaṁso suparikammakato paṇḍukambale nikkhitto bhāsate ca tapate ca virocati ca, yo vā rattandhakāratimisāya kimi khajjopanako imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Этот берилл, прекрасный драгоценный камень чистой воды… а также светлячок в кромешной тьме ночи – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: such a beryl gem, or a firefly in the dark of night?”  
“Yvāyaṁ, bho gotama, rattandhakāratimisāya kimi khajjopanako, ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Светлячок в кромешной тьме ночи».  
“A firefly in the dark of night.”  
yo vā rattandhakāratimisāya kimi khajjopanako, yo vā rattandhakāratimisāya telappadīpo, imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Этот светлячок в кромешной тьме ночи, а также масляная лампа в кромешной тьме ночи – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: a firefly in the dark of night, or an oil lamp in the dark of night?”  
“Yvāyaṁ, bho gotama, rattandhakāratimisāya telappadīpo, ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Масляная лампа».  
“An oil lamp in the dark of night.”  
yo vā rattandhakāratimisāya telappadīpo, yo vā rattandhakāratimisāya mahāaggikkhandho, imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Эта масляная лампа в кромешной тьме ночи, а также огромный пожар в кромешной тьме ночи – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: an oil lamp in the dark of night, or a great mass of fire in the dark of night?”  
“Yvāyaṁ, bho gotama, rattandhakāratimisāya mahāaggikkhandho, ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Огромный пожар в кромешной тьме ночи».  
“A great mass of fire in the dark of night.”  
yo vā rattandhakāratimisāya mahāaggikkhandho, yā vā rattiyā paccūsasamayaṁ viddhe vigatavalāhake deve osadhitārakā, imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Этот огромный пожар в кромешной тьме ночи, а также утренняя звезда на рассвете в чистом безоблачном небе – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: a great mass of fire in the dark of night, or the Morning Star in the clear and cloudless heavens at the crack of dawn?”  
“Yvāyaṁ, bho gotama, rattiyā paccūsasamayaṁ viddhe vigatavalāhake deve osadhitārakā, ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Утренняя звезда на рассвете в чистом безоблачном небе».  
“The Morning Star in the clear and cloudless heavens at the crack of dawn.”  
yā vā rattiyā paccūsasamayaṁ viddhe vigatavalāhake deve osadhitārakā, yo vā tadahuposathe pannarase viddhe vigatavalāhake deve abhido aḍḍharattasamayaṁ cando, imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Утренняя звезда на рассвете в чистом безоблачном небе, а также полная луна в полночь в чистом безоблачном небе на пятнадцатый день в Упосатху – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: the Morning Star in the clear and cloudless heavens at the crack of dawn, or the full moon at midnight in the clear and cloudless heavens on the fifteenth day sabbath?”  
“Yvāyaṁ, bho gotama, tadahuposathe pannarase viddhe vigatavalāhake deve abhido aḍḍharattasamayaṁ cando, ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Полная луна в полночь в чистом безоблачном небе на пятнадцатый день в Упосатху».  
“The full moon at midnight in the clear and cloudless heavens on the fifteenth day sabbath.”  
yo vā tadahuposathe pannarase viddhe vigatavalāhake deve abhido aḍḍharattasamayaṁ cando, yo vā vassānaṁ pacchime māse saradasamaye viddhe vigatavalāhake deve abhido majjhanhikasamayaṁ sūriyo, imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ katamo vaṇṇo abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti?  
Полная луна в полночь в чистом безоблачном небе на пятнадцатый день в Упосатху, а также полный солнечный диск в полдень в чистом безоблачном небе осенью в последний месяц сезона дождей – из этих двух кто даёт большее сверкание, которое наиболее возвышенное и высочайшее?»  
Which of these two has a finer splendor: the full moon at midnight in the clear and cloudless heavens on the fifteenth day sabbath, or the sun at midday in the clear and cloudless heavens in the last month of the rainy season, in autumn?”  
“Yvāyaṁ, bho gotama, vassānaṁ pacchime māse saradasamaye viddhe vigatavalāhake deve abhido majjhanhikasamayaṁ sūriyo—ayaṁ imesaṁ ubhinnaṁ vaṇṇānaṁ abhikkantataro ca paṇītataro cā”ti.  
«Полный солнечный диск полдень в чистом безоблачном небе осенью в последний месяц сезона дождей».  
“The sun at midday in the clear and cloudless heavens in the last month of the rainy season, in autumn.”  
‘yasmā vaṇṇā añño vaṇṇo uttaritaro ca paṇītataro ca natthī’ti.  
что нет другого сверкания, которое наиболее возвышенное и высочайшее, нежели это сверкание.  
‘The splendor compared to which no other splendor is finer.’  
Atha ca pana tvaṁ, kaccāna, ‘yvāyaṁ vaṇṇo kiminā khajjopanakena nihīnataro ca patikiṭṭhataro ca so paramo vaṇṇo’ti vadesi; tañca vaṇṇaṁ na paññapesi.  
Но ты, Каччана, говоришь, что это [твоё] сверкание ниже и хуже, чем сверкание у светлячка: «Это совершенное», но всё же ты не обозначаешь, что это за сверкание».  
But of the splendor inferior to a firefly you say, ‘This is the ultimate splendor.’ And you don’t describe that splendor.  

mn81nikkhittamaṇisuvaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Ghaṭikāro kho, mahārāja, kumbhakāro nikkhittamaṇisuvaṇṇo apetajātarūparajato.   Он отложил самоцветы и золото, оставил золото и серебро.  
He has set aside gems and gold, and rejected gold and currency.  

mn82añjanīvaṇṇavā hiraññasuvaṇṇassa hiraññasuvaṇṇaṁ7Pi En Ru dhamma

Atha kho āyasmato raṭṭhapālassa pitā āyasmato raṭṭhapālassa adhivāsanaṁ viditvā yena sakaṁ nivesanaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā mahantaṁ hiraññasuvaṇṇassa puñjaṁ kārāpetvā kilañjehi paṭicchādetvā āyasmato raṭṭhapālassa purāṇadutiyikā āmantesi:   И тогда, зная, что достопочтенный Раттхапала согласился, его отец отправился обратно в свой дом, где собрал в большую кучу золотые монеты и золотые слитки, и накрыл её ковриками. Затем он сказал бывшим жёнам Раттхапалы:  
Then, knowing that Raṭṭhapāla had consented, his father went back to his own house. He made a heap of gold, both coined and uncoined, and hid it under mats. Then he addressed Raṭṭhapāla’s former wives,  
Atha kho āyasmā raṭṭhapālo pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya yena sakapitu nivesanaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā paññatte āsane nisīdi. Atha kho āyasmato raṭṭhapālassa pitā taṁ hiraññasuvaṇṇassa puñjaṁ vivarāpetvā āyasmantaṁ raṭṭhapālaṁ etadavoca:  
И тогда утром достопочтенный Раттхапала оделся, взял чашу и внешнее одеяние, и отправился в дом своего отца, где сел на подготовленное сиденье. И тогда отец раскрыл груду золотых монет и золотых слитков и сказал:  
Then Raṭṭhapāla robed up in the morning and, taking his bowl and robe, went to his father’s home, and sat down on the seat spread out. Raṭṭhapāla’s father, revealing the heap of gold, both coined and uncoined, said to him,  
“Sace me tvaṁ, gahapati, vacanaṁ kareyyāsi, imaṁ hiraññasuvaṇṇassa puñjaṁ sakaṭe āropetvā nibbāhāpetvā majjhegaṅgāya nadiyā sote opilāpeyyāsi.  
«Домохозяин, если бы ты послушался моего совета, то ты бы взял и погрузил эту груду золотых монет и золотых слитков на повозки, увёз бы и утопил посреди реки Ганги.  
“If you’d follow my advice, householder, you’d have this heap of gold, both coined and uncoined, loaded on a cart and carried away to be dumped in the middle of the Ganges river.  
Añjanīva navā cittā,  
Славно наряжено мерзкое тело,  
A rotting body all adorned  
Añjanīva navā → añjanīvaṇṇavā (mr)  
Saṁvijjati kho, bho raṭṭhapāla, imasmiṁ rājakule pahūtaṁ hiraññasuvaṇṇaṁ bhūmigatañca vehāsagatañca.  
Господин Раттхапала, моя казна полна золотых монет и слитков золота, что хранятся в подвалах и хранилищах. А господин Раттхапала сказал:  
In this royal court you can find abundant gold, both coined and uncoined, stored in dungeons and towers. Yet you said:  
bahu tattha hiraññasuvaṇṇaṁ akatañceva katañca;  
много золотых монет и золотых слитков, как обработанных, так и нет.  
plenty of gold, coined and uncoined, worked and unworked,  
bahu tattha hiraññasuvaṇṇaṁ akatañceva katañca;  
 
 

mn84vaṇṇo vaṇṇā32Pi En Ru dhamma

‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;   «Брахманы – высшая варна, а те, кто из других варн, – те ниже.  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
Брахманы – светлейшая варна, а те, кто из других варн, – те тёмные.  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;  
 
 
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
yadi evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti no vā?  
Если это так, то эти четыре варны одинаковы, или же нет,  
If this is so, are the four classes equal or not?  
“Addhā kho, bho kaccāna, evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti.  
«Вне сомнений это так, господин Каччана, что эти четыре варны одинаковы:  
“Certainly, Mister Kaccāna, in this case these four classes are equal.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
yadi evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti no vā?  
Если это так, то эти четыре варны одинаковы, или же нет,  
If this is so, are the four classes equal or not?  
“Addhā kho, bho kaccāna, evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti.  
«Вне сомнений это так, господин Каччана, что эти четыре варны одинаковы:  
“Certainly, Mister Kaccāna, in this case these four classes are equal.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe… brahmadāyādā’”ti.  
 
 
yadi evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti no vā?  
Если это так, то эти четыре варны одинаковы, или же нет,  
If this is so, are the four classes equal or not?  
“Addhā kho, bho kaccāna, evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti.  
«Вне сомнений это так, господин Каччана, что эти четыре варны одинаковы:  
“Certainly, Mister Kaccāna, in this case these four classes are equal.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe… brahmadāyādā’”ti.  
 
 
yadi evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti no vā?  
Если это так, то эти четыре варны одинаковы, или же нет,  
If this is so, are the four classes equal or not?  
“Addhā kho, bho kaccāna, evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti.  
«Вне сомнений это так, господин Каччана, что эти четыре варны одинаковы:  
“Certainly, Mister Kaccāna, in this case these four classes are equal.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe… brahmadāyādā’”ti.  
 
 
yadi evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti no vā?  
Если это так, то эти четыре варны одинаковы, или же нет,  
If this is so, are the four classes equal or not?  
“Addhā kho, bho kaccāna, evaṁ sante, ime cattāro vaṇṇā samasamā honti.  
«Вне сомнений это так, господин Каччана, что эти четыре варны одинаковы:  
“Certainly, Mister Kaccāna, in this case these four classes are equal.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;  
«Брахманы – высшая варна, а те, кто из других варн, – те ниже.  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
Брахманы – светлейшая варна, а те, кто из других варн, – те тёмные.  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  

mn85chavivaṇṇo suvaṇṇe3Pi En Ru dhamma

Yāvassu me, rājakumāra, tāva parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto upahato hoti tāyevappāhāratāya.   Вот как сильно испортился чистый и яркий цвет моей кожи – из-за того, что я так мало ел.  
That’s how far the pure, bright complexion of my skin had been ruined by taking so little food.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi …pe…  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, я увидел как существа покидают жизнь и перерождаются, и распознал низменных и высоких, прекрасных и уродливых, в счастливых уделах и в несчастливых уделах. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds.  
‘vippasannāni kho te, āvuso, indriyāni, parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.  
«Друг, черты [твоего лица] чисты, цвет твоей кожи чистый и яркий.  
‘Reverend, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

mn88avaṇṇaṁ vaṇṇaṁ vaṇṇetī’ti6Pi En Ru dhamma

Ye te, bhante, bālā abyattā ananuvicca apariyogāhetvā paresaṁ vaṇṇaṁ vā avaṇṇaṁ vā bhāsanti, na mayaṁ taṁ sārato paccāgacchāma;   Мы не видим ничего ценного в похвале или порицании других, высказанных глупыми невежественными людьми, которые говорят, не рассмотрев и не изучив.  
I don’t believe that praise or criticism of others spoken by incompetent fools, without examining or scrutinizing, is the most important thing.  
ye pana te, bhante, paṇḍitā viyattā medhāvino anuvicca pariyogāhetvā paresaṁ vaṇṇaṁ vā avaṇṇaṁ vā bhāsanti, mayaṁ taṁ sārato paccāgacchāma.  
Но мы видим ценными похвалу и порицание других, высказанные мудрыми, умными, проницательными людьми, которые говорят, рассмотрев и изучив.  
Rather, I believe that praise or criticism of others spoken by competent and intelligent people after examining and scrutinizing is the most important thing.  
“Kiṁ nu kho, bhante ānanda, so bhagavā sabbesaṁyeva akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ vaṇṇetī”ti?  
«Уважаемый Ананда, хвалит ли Благословенный только лишь оставление всех неблагих состояний [ума]?»  
“Sir, does the Buddha praise giving up all these unskillful things?”  
“Kiṁ pana, bhante ānanda, so bhagavā sabbesaṁyeva kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ vaṇṇetī”ti?  
«Уважаемый Ананда, хвалит ли Благословенный только лишь осуществление всех благих состояний [ума]?»  
“Sir, does the Buddha praise embracing all these skillful things?”  

mn90cātuvaṇṇisuddhiṁ vaṇṇaṁ vaṇṇena vaṇṇā vaṇṇānaṁ14Pi En Ru dhamma

Cattārome, bhante, vaṇṇā—  Уважаемый, есть эти четыре варны:  
Sir, there are these four classes:  
Imesaṁ nu kho, bhante, catunnaṁ vaṇṇānaṁ siyā viseso siyā nānākaraṇan”ti?  
Есть ли какое-либо отличие между ними?»  
Is there any difference between them?”  
“Cattārome, mahārāja, vaṇṇā— 
 
 
Imesaṁ kho, mahārāja, catunnaṁ vaṇṇānaṁ dve vaṇṇā aggamakkhāyanti— 
«Великий царь, есть эти четыре варны: знать, брахманы, торговцы, рабочие. Две из них считаются высшими,  
“Of the four classes, two are said to be preeminent— 
Cattārome, bhante, vaṇṇā— 
 
 
Imesaṁ nu kho, bhante, catunnaṁ vaṇṇānaṁ siyā viseso siyā nānākaraṇan”ti?  
 
 
Cattārome, mahārāja, vaṇṇā— 
Великий царь, есть эти четыре варны:  
There are these four classes:  
“Cattārome, bhante, vaṇṇā— 
«Уважаемый, есть эти четыре варны:  
“Sir, there are these four classes:  
Cattārome, bhante, vaṇṇā— 
Уважаемый, есть эти четыре варны:  
Sir, there are these four classes:  
siyā nu kho tesaṁ aggīnaṁ nānādāruto abhinibbattānaṁ kiñci nānākaraṇaṁ acciyā vā acciṁ, vaṇṇena vā vaṇṇaṁ, ābhāya vā ābhan”ti?  
Как ты думаешь, великий царь? Было бы какое-либо отличие в горении огня этих разных видов дерева, то есть отличие между пламенем [огня] одного и пламенем [огня] других, или между цветом [огня] одного и цветом [огня] других, или между сиянием [огня] одного и сиянием [огня] других?»  
Would there be any difference between the fires produced by these different kinds of wood, that is, in the flame, color, or light?”  
Cātuvaṇṇisuddhiṁ mayaṁ, bhante, bhagavantaṁ apucchimhā, cātuvaṇṇisuddhiṁ bhagavā byākāsi;  
Мы спросили Благословенного об очищении в четырёх варнах,  
I asked you about purification in the four classes,  

mn91añjanavaṇṇāni suvaṇṇavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Suvaṇṇavaṇṇo kho pana so bhavaṁ gotamo kañcanasannibhattaco …   Он золотистого цвета, у кожи золотистый отлив…  
He is golden colored; his skin shines like lustrous gold.  
Uddhaggalomo kho pana so bhavaṁ gotamo; uddhaggāni lomāni jātāni nīlāni añjanavaṇṇāni kuṇḍalāvaṭṭāni dakkhiṇāvaṭṭakajātāni …  
Кончики волос на теле завиваются кверху. Завитые кверху волосы на теле сине-чёрные, цвета мази для глаз, завиваются вправо.  
His hairs stand up; they’re blue-black and curl clockwise.  

mn92suvaṇṇavaṇṇosi uttamavaṇṇino vaṇṇe3Pi En Ru dhamma

‘ye te bhavanti arahanto sammāsambuddhā te sake vaṇṇe bhaññamāne attānaṁ pātukarontī’ti.   что те, кто являются совершенными и полностью просветлёнными, раскрывают себя, когда им возносится похвала.  
‘Those who are perfected ones, fully awakened Buddhas reveal themselves when praised.’  
Suvaṇṇavaṇṇosi bhagavā,  
Благословенный, цветом золота [блестишь],  
golden colored,  
evaṁ uttamavaṇṇino.  
Довольным быть отшельнической жизнью?  
what do you want with the ascetic life?  

mn93cātuvaṇṇiṁ mañjiṭṭhavaṇṇāni vaṇṇavā vaṇṇimā vaṇṇo vaṇṇā vaṇṇā—ayyo62Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho samaṇo gotamo cātuvaṇṇiṁ suddhiṁ paññapeti.   «Этот отшельник Готама предписывает очищение для всех четырёх варн.  
“This ascetic Gotama advocates purification for all four classes.  
“ayaṁ, bho assalāyana, samaṇo gotamo cātuvaṇṇiṁ suddhiṁ paññapeti.  
«Этот отшельник Готама предписывает очищение для всех четырёх варн.  
“This ascetic Gotama advocates purification for all four classes.  
“ayaṁ, bho assalāyana, samaṇo gotamo cātuvaṇṇiṁ suddhiṁ paññapeti.  
«Этот отшельник Готама предписывает очищение для всех четырёх варн.  
“This ascetic Gotama advocates purification for all four classes.  
“ayaṁ, bho assalāyana, samaṇo gotamo cātuvaṇṇiṁ suddhiṁ paññapeti.  
«Этот отшельник Готама предписывает очищение для всех четырёх варн.  
“This ascetic Gotama advocates purification for all four classes.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;  
«Брахманы – высшая варна, а те, кто из других варн, – те ниже.  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
Брахманы – светлейшая варна, а те, кто из других варн, – те тёмные.  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;  
«Брахманы – высшая варна, а те, кто из других варн, – те ниже.  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
Брахманы – светлейшая варна, а те, кто из других варн, – те тёмные.  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
sutaṁ te: ‘yonakambojesu aññesu ca paccantimesu janapadesu dveva vaṇṇā—ayyo ceva dāso ca; ayyo hutvā dāso hoti, dāso hutvā ayyo hotī’”ti?  
Слышал ли ты, что в Йоне и Камбодже и других внешних странах существуют только две варны – господа и рабы – и что господа становятся рабами, а рабы – господами?»  
Have you heard that in Greece and Persia and other foreign lands there are only two classes, masters and bonded servants; and that masters may become servants, and servants masters?”  
“Evaṁ, bho, sutaṁ taṁ me: ‘yonakambojesu aññesu ca paccantimesu janapadesu dveva vaṇṇā—ayyo ceva dāso ca; ayyo hutvā dāso hoti, dāso hutvā ayyo hotī’”ti.  
«Я слышал, господин».  
“Yes, I have heard that.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
sabbepi hi, bho gotama, cattāro vaṇṇā pāṇātipātino adinnādāyino kāmesumicchācārino musāvādino pisuṇavācā pharusavācā samphappalāpino abhijjhālū byāpannacittā micchādiṭṭhī kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjeyyun”ti.  
– каждый из этих четырёх варн, кто убивает живых существ… придерживается неправильных воззрений с распадом тела, после смерти, переродился бы в состоянии лишений, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду».  
For if any of the four classes were to kill living creatures, steal, and commit sexual misconduct; to use speech that’s false, divisive, harsh, or nonsensical; and to be covetous, malicious, with wrong view, then, when their body breaks up, after death, they’d be reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
sabbepi hi, bho gotama, cattāro vaṇṇā pāṇātipātā paṭiviratā adinnādānā paṭiviratā kāmesumicchācārā paṭiviratā musāvādā paṭiviratā pisuṇāya vācāya paṭiviratā pharusāya vācāya paṭiviratā samphappalāpā paṭiviratā anabhijjhālū abyāpannacittā sammādiṭṭhī kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjeyyun”ti.  
Каждый из этих четырёх варн, кто воздерживается от убийства живых существ… придерживается правильных воззрений с распадом тела, после смерти, переродился бы в счастливом уделе, даже в небесном мире».  
For if any of the four classes were to refrain from killing living creatures, stealing, and committing sexual misconduct; from using speech that’s false, divisive, harsh, or nonsensical; and from covetousness, malice, and wrong view, then, when their body breaks up, after death, they’d be reborn in a good place, a heavenly realm.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
sabbepi hi, bho gotama, cattāro vaṇṇā pahonti asmiṁ padese averaṁ abyābajjhaṁ mettacittaṁ bhāvetun”ti.  
каждый из этих четырёх варн способен развивать доброжелательный ум к этой области, без враждебности, без недоброжелательности».  
For all four classes are capable of developing a heart of love, free of enmity and ill will for this region.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
sabbepi hi, bho gotama, cattāro vaṇṇā pahonti sottisināniṁ ādāya nadiṁ gantvā rajojallaṁ pavāhetun”ti.  
Будь то человек из [варны] знати, или брахман, или торговец, или рабочий – каждый из этих четырёх варн способен взять люфу и банный порошок, пойти к реке, смыть пыль и грязь».  
All four classes are capable of doing this.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
yo evaṁ nu kho so khattiyakulā brāhmaṇakulā rājaññakulā uppannehi sākassa vā sālassa vā salaḷassa vā candanassa vā padumakassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto, tejo pātukato, so eva nu khvāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca, tena ca sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātuṁ;  
Когда огонь зажжён, и тепло порождено кем-то из первой группы, будет ли этот огонь иметь пламя, цвет, сияние и можно ли будет использовать его для целей, [ради которых разведён] огонь,  
Would only the fire produced by the high class people with good quality wood have flames, color, and radiance, and be usable as fire,  
vaṇṇavā → vaṇṇimā (sya-all, km, pts1ed, mr) | ceva → ca (bj, pts1ed) | evaṁ nu kho so → yo ca nu kho (sya-all, km, pts1ed, mr)  
yo pana so caṇḍālakulā nesādakulā venakulā rathakārakulā pukkusakulā uppannehi sāpānadoṇiyā vā sūkaradoṇiyā vā rajakadoṇiyā vā eraṇḍakaṭṭhassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto, tejo pātukato svāssa aggi na ceva accimā na ca vaṇṇavā na ca pabhassaro, na ca tena sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātun”ti?  
тогда как огонь зажжён и тепло порождено кем-то из второй группы, у этого огня не будет пламени, цвета, сияния, и его нельзя будет использовать для целей, [ради которых разведён] огонь?»  
and not the fire produced by the low class people with poor quality wood?”  
Yopi hi so, bho gotama, khattiyakulā brāhmaṇakulā rājaññakulā uppannehi sākassa vā sālassa vā salaḷassa vā candanassa vā padumakassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto, tejo pātukato svāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca, tena ca sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātuṁ;  
«Нет, господин Готама. Когда огонь зажжён и тепло порождено кем-то из первой группы, у этого огня будет пламя…  
The fire produced by the high class people with good quality wood would have flames, color, and radiance, and be usable as fire,  
yopi so caṇḍālakulā nesādakulā venakulā rathakārakulā pukkusakulā uppannehi sāpānadoṇiyā vā sūkaradoṇiyā vā rajakadoṇiyā vā eraṇḍakaṭṭhassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto, tejo pātukato, svāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca, tena ca sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātuṁ.  
когда огонь зажжён и тепло порождено кем-то из второй группы, у него также будет пламя… можно будет использовать его для целей, [ради которых разведён] огонь.  
and so would the fire produced by the low class people with poor quality wood.  
Sabbopi hi, bho gotama, aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca, sabbenapi sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātun”ti.  
Ведь у всякого огня есть пламя, цвет, и сияние, и его можно использовать для целей, [ради которых разведён] огонь».  
For all fire has flames, color, and radiance, and is usable as fire.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;  
 
 
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
 
 
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …pe…  
 
 
tape gantvā cātuvaṇṇiṁ suddhiṁ paccāgato, yamahaṁ paññapemī”ti.  
Теперь же ты придал значение основанию о том, что очищение [возможно] для всех четырёх варн, как я это и описываю».  
Now you’ve come around to believing in purification for the four classes, just as I advocate.”  
‘brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo …  
«Брахманы – высшая варна, а те, кто из других варн, – те ниже.  
‘Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo …pe…  
 
 
Atha kho, assalāyana, asito devalo isi kesamassuṁ kappetvā mañjiṭṭhavaṇṇāni dussāni nivāsetvā paṭaliyo upāhanā āruhitvā jātarūpamayaṁ daṇḍaṁ gahetvā sattannaṁ brāhmaṇisīnaṁ patthaṇḍile pāturahosi.  
Тогда он привёл в порядок волосы и бороду, надел жёлтые одежды, надел прочные сандалии, взял золотой посох, и появился во дворе семи брахманских провидцев.  
So he did up his hair and beard, dressed in magenta robes, put on his boots, grasped a golden staff, and appeared in the courtyard of the seven brahmin seers.  
brāhmaṇova seṭṭho vaṇṇo, hīno añño vaṇṇo;  
«Брахманы – высшая варна, а те, кто из других варн, – те ниже.  
“Only brahmins are the best class; other classes are inferior.  
brāhmaṇova sukko vaṇṇo, kaṇho añño vaṇṇo;  
Брахманы – светлейшая варна, а те, кто из других варн, – те тёмные.  
Only brahmins are the light class; other classes are dark.  

mn94evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi, anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto; so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto; so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   Он вспоминает множество прошлых жизней. Одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира. Он вспоминает: «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, Таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; И здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, Таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился тут». Так они вспоминают множество своих жизней во всех их вариациях и деталях.  
They recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā …pe… ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā …pe… ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Они понимают, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях, Оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с остановкой жизнедеятельности тела, после смерти, возрождаются в хороших участях, в небесных мирах». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, они видят умирающих и перерождающихся существ, [распознают] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn95aparimāṇavaṇṇo brahmavaṇṇī ettakavaṇṇo hiraññasuvaṇṇaṁ vaṇṇapokkharatāya vaṇṇe8Pi En Ru dhamma

bhavañhi caṅkī abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya …pe…   Вы, почтенный, изящны, красивы, привлекательны, обладаете высочайшей красотой своего облика, утончённой красотой и внешним видом, который приятно лицезреть.  
You are attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. You are magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. …  
Samaṇo khalu, bho, gotamo pahūtaṁ hiraññasuvaṇṇaṁ ohāya pabbajito bhūmigatañca vehāsaṭṭhañca …pe…  
Господа, отшельник Готама оставил жизнь домохозяйскую ради жизни бездомной, отбросив много золота и слитков, что хранятся на чердаках и в погребах.  
When he went forth he abandoned abundant gold, both coined and uncoined, stored in dungeons and towers. …  
Samaṇo khalu, bho, gotamo abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato brahmavaṇṇī brahmavacchasī akhuddāvakāso dassanāya …pe…  
Господа, отшельник Готама изящен, красив, привлекателен, обладает высочайшей красотой своего облика, утончённой красотой и внешним видом, который приятно лицезреть.  
He is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. He is magnificent and splendid as Brahmā, remarkable to behold. …  
Ettake kho ahaṁ, bho, tassa bhoto gotamassa vaṇṇe pariyāpuṇāmi, no ca kho so bhavaṁ gotamo ettakavaṇṇo;  
Господа, всё это восхваление господина Готамы – это то, что узнал я, но похвала господина Готамы не ограничивается только лишь этим,  
This is the extent of Mister Gotama’s praise that I have memorized. But his praises are not confined to this,  
aparimāṇavaṇṇo hi so bhavaṁ gotamo.  
ведь похвала господина Готамы безмерна.  
for the praise of Mister Gotama is limitless.  

mn96uḷāravaṇṇatā uḷāravaṇṇopi vaṇṇavā vaṇṇā10Pi En Ru dhamma

nāhaṁ, brāhmaṇa, ‘uḷāravaṇṇatā seyyaṁso’ti vadāmi, na panāhaṁ, brāhmaṇa, ‘uḷāravaṇṇatā pāpiyaṁso’ti vadāmi;   Я не утверждаю, что человек является лучшим, потому что он наделён величайшей красотой, но и не утверждаю, что он является худшим, потому что наделён величайшей красотой.  
I don’t say that being very beautiful makes you a better or worse person.  
Uḷāravaṇṇopi hi, brāhmaṇa …  
Брахман, человек, наделённый величайшей красотой…  
People who are very beautiful,  
sabbepi hi, bho gotama, cattāro vaṇṇā pahonti asmiṁ padese averaṁ abyābajjhaṁ mettacittaṁ bhāvetun”ti.  
каждый из этих четырёх варн способен развивать доброжелательный ум к некоей области, без враждебности, без недоброжелательности».  
For all four classes are capable of developing a heart of love free of enmity and ill will for this region.”  
sabbepi hi, bho gotama, cattāro vaṇṇā pahonti sottisināniṁ ādāya nadiṁ gantvā rajojallaṁ pavāhetun”ti.  
Будь то человек из [варны] знати, или брахман, или торговец, или рабочий – каждый из этих четырёх варн способен взять люфу и банный порошок, пойти к реке, смыть пыль и грязь».  
All four classes are capable of doing this.”  
yo evaṁ nu kho so khattiyakulā brāhmaṇakulā rājaññakulā uppannehi sākassa vā sālassa vā salaḷassa vā candanassa vā padumakassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto tejo pātukato so eva nu khvāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca tena ca sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātuṁ;  
Когда огонь зажжён, и тепло порождено кем-то из первой группы, будет ли этот огонь иметь пламя, цвет, сияние и можно ли будет использовать его для целей, [ради которых разведён] огонь,  
Would only the fire produced by the high class people with good quality wood have flames, color, and radiance, and be usable as fire,  
yo pana so caṇḍālakulā nesādakulā venakulā rathakārakulā pukkusakulā uppannehi sāpānadoṇiyā vā sūkaradoṇiyā vā rajakadoṇiyā vā eraṇḍakaṭṭhassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto tejo pātukato svāssa aggi na ceva accimā na ca vaṇṇavā na ca pabhassaro na ca tena sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātun”ti?  
тогда как огонь зажжён и тепло порождено кем-то из второй группы, у этого огня не будет пламени, цвета, сияния, и его нельзя будет использовать для целей, [ради которых разведён] огонь?»  
and not the fire produced by the low class people with poor quality wood?”  
Yopi hi so, bho gotama, khattiyakulā brāhmaṇakulā rājaññakulā uppannehi sākassa vā sālassa vā salaḷassa vā candanassa vā padumakassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto tejo pātukato svāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca tena ca sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātuṁ;  
«Нет, господин Готама. Когда огонь зажжён и тепло порождено кем-то из первой группы, у этого огня будет пламя…  
The fire produced by the high class people with good quality wood would have flames, color, and radiance, and be usable as fire,  
yopi so caṇḍālakulā nesādakulā venakulā rathakārakulā pukkusakulā uppannehi sāpānadoṇiyā vā sūkaradoṇiyā vā rajakadoṇiyā vā eraṇḍakaṭṭhassa vā uttarāraṇiṁ ādāya aggi abhinibbatto tejo pātukato svāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca tena ca sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātuṁ.  
когда огонь зажжён и тепло порождено кем-то из второй группы, у него также будет пламя… можно будет использовать его для целей, [ради которых разведён] огонь.  
and so would the fire produced by the low class people with poor quality wood.  
Sabbopi hi, bho gotama, aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro ca sabbenapi sakkā agginā aggikaraṇīyaṁ kātun”ti.  
Ведь у всякого огня есть пламя, цвет, и сияние, и его можно использовать для целей, [ради которых разведён] огонь».  
For all fire has flames, color, and radiance, and is usable as fire.”  

mn98vaṇṇena1Pi En Ru dhamma

na vaṇṇena sarena vā;   Ни в цвете, и ни в голосе –  
not by color nor by voice:  

mn99vaṇṇavā vaṇṇemi4Pi En Ru dhamma

Gihissa vāhaṁ, māṇava, pabbajitassa vā micchāpaṭipattiṁ na vaṇṇemi.   Я не восхваляю ошибочного пути практики ни у домохозяина, ни у ушедшего в бездомную жизнь.  
I don’t praise wrong practice for either laypeople or renunciates.  
Gihissa vāhaṁ, māṇava, pabbajitassa vā sammāpaṭipattiṁ vaṇṇemi.  
Я восхваляю правильный путь практики и у домохозяина, и у ушедшего в бездомную жизнь.  
I praise right practice for both laypeople and renunciates.  
yaṁ vā tiṇakaṭṭhupādānaṁ paṭicca aggiṁ jāleyya yaṁ vā nissaṭṭhatiṇakaṭṭhupādānaṁ aggiṁ jāleyya, katamo nu khvāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro cā”ti?  
У какого из этих двух видов огня [лучшее] пламя, цвет, сияние – у огня, который горит в зависимости от топлива, [например, такого] как трава и дерево, или у огня, который горит вне зависимости от топлива, [например, такого] как трава и дерево?»  
Which would have better flames, color, and radiance: a fire that depends on grass and logs as fuel, or one that does not?”  
“Sace taṁ, bho gotama, ṭhānaṁ nissaṭṭhatiṇakaṭṭhupādānaṁ aggiṁ jāletuṁ, svāssa aggi accimā ceva vaṇṇavā ca pabhassaro cā”ti.  
«Господин Готама, если бы было возможным, чтобы огонь горел вне зависимости от топлива, [например, такого] как трава и дерево, то у такого огня было бы [лучшее] пламя, цвет, сияние».  
“If it were possible for a fire to burn without depending on grass and logs as fuel, that would have better flames, color, and radiance.”  

mn100chavivaṇṇo suvaṇṇe vaṇṇaṁ3Pi En Ru dhamma

“avabhūtāva ayaṁ dhanañjānī brāhmaṇī, parabhūtāva ayaṁ dhanañjānī brāhmaṇī, vijjamānānaṁ tevijjānaṁ brāhmaṇānaṁ, atha ca pana tassa muṇḍakassa samaṇakassa vaṇṇaṁ bhāsissatī”ti.   «Как низка и постыдна эта брахманка Дхананьджани, ведь когда вокруг брахманы, она восхваляет этого бритоголового отшельника».  
“The brahmin lady Dhanañjānī is a disgrace! Though brahmins proficient in the three Vedas are found, she praises that shaveling, that fake ascetic.”  
yāvassu me, bhāradvāja, tāva parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto upahato hoti tāyevappāhāratāya.  
Вот как сильно испортился чистый и яркий цвет моей кожи – из-за того, что я так мало ел.  
That’s how far the pure, bright complexion of my skin had been ruined by taking so little food.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi …pe…  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, я увидел как существа покидают жизнь и перерождаются, и распознал низменных и высоких, прекрасных и уродливых, в счастливых уделах и в несчастливых уделах. Я понял, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds …  

mn101evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   Он вспоминает множество своих прошлых жизней – одну, две... пять... десять... пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, за многие эпохи сжатия мира, за многие эпохи расширения мира, за многие эпохи сжатия и расширения мира. Он вспоминает: «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился тут». Так они вспоминают множество своих жизней во всех их вариациях и деталях.  
They recollect many kinds of past lives, that is, one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с остановкой жизнедеятельности тела, после смерти, возрождаются в хороших участях, в небесных мирах». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, они видят умирающих и перерождающихся существ, [распознают] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understood how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn105vaṇṇasampanno1Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, sunakkhatta, āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno;   Представьте бронзовую чашу с напитком, обладающим хорошим цветом, вкусом и запахом,  
Suppose there was a bronze cup of beverage that had a nice color, aroma, and flavor.  

mn108evaṁvaṇṇo suvaṇṇe vaṇṇesi vaṇṇesīti vaṇṇesī’ti10Pi En Ru dhamma

Anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattārīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   Он вспоминает множество прошлых жизней. Одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира. Он вспоминает: «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился тут». Так он вспоминает множество своих жизней во всех их вариациях и деталях.  
They recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  
Sabbañca pana so bhavaṁ gotamo jhānaṁ vaṇṇesī”ti.  
и он восхвалял каждый вид медитации».  
And he praised all kinds of meditation.”  
“Na ca kho, brāhmaṇa, so bhagavā sabbaṁ jhānaṁ vaṇṇesi, napi so bhagavā sabbaṁ jhānaṁ na vaṇṇesīti.  
«Брахман, Благословенный не восхвалял каждый вид медитации, но и не порицал каждый вид медитации.  
“No, brahmin, the Buddha did not praise all kinds of meditation, nor did he dispraise all kinds of meditation.  
Kathaṁ rūpañca, brāhmaṇa, so bhagavā jhānaṁ na vaṇṇesi?  
И какой вид медитации Благословенный не восхвалял?  
And what kind of meditation did he not praise?  
Evarūpaṁ kho, brāhmaṇa, so bhagavā jhānaṁ na vaṇṇesi.  
Благословенный не восхвалял такой вид медитации.  
The Buddha didn’t praise this kind of meditation.  
Kathaṁ rūpañca, brāhmaṇa, so bhagavā jhānaṁ vaṇṇesi?  
И какой вид медитации Благословенный восхвалял?  
And what kind of meditation did he praise?  
Evarūpaṁ kho, brāhmaṇa, so bhagavā jhānaṁ vaṇṇesī”ti.  
Благословенный восхвалял такой вид медитации».  
The Buddha praised this kind of meditation.”  

mn119saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni suvaṇṇe2Pi En Ru dhamma

aṭṭhikāni setāni saṅkhavaṇṇapaṭibhāgāni …pe…   труп, брошенный на кладбище, с побелевшими костями, цвета морской раковины…  
White bones, the color of shells …  
Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn120vaṇṇavanto vaṇṇavā9Pi En Ru dhamma

‘cātumahārājikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   что божества [мира] Четырёх великих царей живут долго, красивы, наслаждаются великим счастьем.  
‘The gods of the four great kings are long-lived, beautiful, and very happy.’  
paranimmitavasavattī devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulāti.  
божества, имеющие власть над творениями других, живут долго, красивы, наслаждаются великим счастьем.  
the gods who control what is imagined by others are long-lived, beautiful, and very happy.’  
‘sahasso brahmā dīghāyuko vaṇṇavā sukhabahulo’ti.  
И он слышит, что Брахма Тысячи [миров] живёт долго, красив, наслаждается великим счастьем.  
‘The Brahmā of a thousand is long-lived, beautiful, and very happy.’  
pañcasahasso brahmā dīghāyuko vaṇṇavā sukhabahuloti.  
Брахма Пяти Тысяч [миров] живёт долго, красив, наслаждается великим счастьем.  
the Brahmā of five thousand is long-lived, beautiful, and very happy.’  
‘dasasahasso brahmā dīghāyuko vaṇṇavā sukhabahulo’ti.  
что Брахма Десяти Тысяч [миров] живёт долго, красив, наслаждается великим счастьем.  
‘The Brahmā of ten thousand is long-lived, beautiful, and very happy.’  
‘satasahasso brahmā dīghāyuko vaṇṇavā sukhabahulo’ti.  
что Брахма Ста Тысяч [миров] живёт долго, красив, наслаждается великим счастьем.  
‘The Brahmā of a hundred thousand is long-lived, beautiful, and very happy.’  
ābhassarā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulāti.  
божества сверкающего великолепия…  
the gods of streaming radiance …  
subhakiṇhā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulāti.  
божества преисполненных великолепия…  
the gods of universal beauty …  
akaniṭṭhā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulāti.  
божества Аканиттхи…  
the gods of Akaniṭṭha …  

mn125suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti.   Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

mn127vaṇṇanānattañceva vaṇṇanānattañhi4Pi En Ru dhamma

Hoti kho so, gahapati, samayo, yā tā devatā ekajjhaṁ sannipatanti, tāsaṁ ekajjhaṁ sannipatitānaṁ vaṇṇanānattañhi kho paññāyati no ca ābhānānattaṁ.   Бывает так, домохозяин, что эти божества собираются в одном месте. Когда они собрались в одном вместе, можно увидеть разницу в их цвете, но не разницу в их сиянии.  
There comes a time, householder, when the deities gather together as one. When they do so, a difference in their color is evident, but not in their radiance.  
evameva kho, gahapati, hoti kho so samayo, yā tā devatā ekajjhaṁ sannipatanti tāsaṁ ekajjhaṁ sannipatitānaṁ vaṇṇanānattañhi kho paññāyati, no ca ābhānānattaṁ.  
точно так же бывает так, что эти божества собираются в одном месте. Когда они собрались в одном вместе, можно увидеть разницу в их цвете, но не разницу в их сиянии.  
In the same way, when the deities gather together as one, a difference in their color is evident, but not in their radiance.  
Hoti kho so, gahapati, samayo, yā tā devatā tato vipakkamanti, tāsaṁ tato vipakkamantīnaṁ vaṇṇanānattañceva paññāyati ābhānānattañca.  
Бывает так, домохозяин, что эти божества расходятся с того места. Когда они разошлись, можно увидеть разницу в их цвете и разницу в их сиянии.  
There comes a time when those deities go their separate ways. When they do so, a difference both in their color and also in their radiance is evident.  
evameva kho, gahapati, hoti kho so samayo, yā tā devatā tato vipakkamanti, tāsaṁ tato vipakkamantīnaṁ vaṇṇanānattañceva paññāyati ābhānānattañca.  
точно так же, когда эти божества расходятся с того места, можно увидеть разницу в их цвете и разницу в их сиянии.  
In the same way, when the deities go their separate ways, a difference both in their color and also in their radiance is evident.  

mn129hiraññasuvaṇṇassa hiraññasuvaṇṇenā’ti vaṇṇapokkharatāya vaṇṇaṁ8Pi En Ru dhamma

Sā abhirūpā dassanīyā pāsādikā paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgatā nātidīghā nātirassā nātikisā nātithūlā nātikāḷikā nāccodātā, atikkantā mānusaṁ vaṇṇaṁ, appattā dibbaṁ vaṇṇaṁ.   красивая, привлекательная, грациозная, обладающая высочайшей красотой своего облика, ни слишком высокая, ни слишком низкая, ни слишком худая, ни слишком полная, ни слишком тёмная, ни слишком светлая, превосходящая человеческую красоту, но не доходящая [в этом до] красоты божественной.  
She is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. She’s neither too tall nor too short; neither too thin nor too fat; neither too dark nor too light. She outdoes human beauty without reaching heavenly beauty.  
‘attho me, gahapati, hiraññasuvaṇṇenā’ti.  
«Мне нужны золото и слитки, распорядитель».  
‘Householder, I need gold, both coined and uncoined.’  
‘Idheva me, gahapati, attho hiraññasuvaṇṇenā’ti.  
[Царь говорит]: «Распорядитель, вообще-то мне именно здесь нужны золото и слитки».  
‘It’s right here, householder, that I need gold, both coined and uncoined.’  
Atha kho taṁ, bhikkhave, gahapatiratanaṁ ubhohi hatthehi udake omasitvā pūraṁ hiraññasuvaṇṇassa kumbhiṁ uddharitvā rājānaṁ cakkavattiṁ etadavoca:  
И тогда распорядитель-сокровище окунает руки в воду и вытягивает горшок, полный золота и слитков, и говорит царю-миродержцу:  
Then that householder-treasure, immersing both hands in the water, pulled up a pot full of gold, both coined and uncoined, and said to the king,  
Idha, bhikkhave, rājā cakkavattī abhirūpo hoti dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato ativiya aññehi manussehi.  
Царь-миродержец красивый, привлекательный, грациозный, обладающий высочайшей красотой своего облика. Он превосходит в этом отношении других людей.  
A wheel-turning monarch is attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty, more so than other people.  
So ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.  
И он [будет] красивым, привлекательным, грациозным, обладающим высочайшей красотой своего облика. Он [будет] получать еду, напитки, одежду, средства передвижения, гирлянды, благовония и мази, постели, жилища, светильники.  
And they’d be attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. They’d get to have food, drink, clothes, and vehicles; garlands, fragrance, and makeup; and a bed, house, and lighting.  

mn130suvaṇṇe1Pi En Ru dhamma

evameva kho ahaṁ, bhikkhave, dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi: ‘ime vata bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapannā. Ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā’ti.   Точно также, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу как существа умирают и перерождаются – низшие и великие, красивые и уродливые, счастливые и несчастные. Я понимаю, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с распадом тела, после смерти, переродились в счастливом уделе, даже в небесном мире или среди человеческих существ. Но эти достойные существа, которые имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений, с распадом тела, после смерти, переродились в мире духов, в мире животных, в состоянии лишений, в неблагом уделе, в погибели, даже в аду».  
In the same way, with clairvoyance that is purified and superhuman, I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm, or among humans. These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in the ghost realm, the animal realm, or in a place of loss, a bad place, the underworld, hell.’  

mn133abhikkantavaṇṇā saṁvaṇṇito6Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ tapodaṁ obhāsetvā yenāyasmā samiddhi tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā āyasmantaṁ samiddhiṁ etadavoca:   И тогда, глубокой ночью, некое божество прекрасной наружности, освещая [сиянием] все горячие источники, подошло к достопочтенному Самиддхи. Стоя рядом, божество обратилось к нему:  
Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire hot springs, went up to Samiddhi, stood to one side, and said to Samiddhi:  
Atha kho bhante, aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ tapodaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā maṁ etadavoca:  
 
 
“ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ;  
«Достопочтенный Махакаччана восхваляем Учителем и уважаем его мудрыми товарищами по святой жизни.  
“This Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
 
Api cāyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ;  
Но всё-же, достопочтенный Махакаччана восхваляем Учителем и уважаем его мудрыми товарищами по святой жизни.  
Still, Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
 

mn134abhikkantavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Atha kho candano devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ nigrodhārāmaṁ obhāsetvā yenāyasmā lomasakaṅgiyo tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho candano devaputto āyasmantaṁ lomasakaṅgiyaṁ etadavoca:   И тогда, глубокой ночью, молодое божество Чандана прекрасной наружности, освещая весь парк Нигродхи, подошло к достопочтенному Ломасакангии. Стоя рядом, молодое божество Чандана обратилось к нему:  
Then, late at night, the glorious god Candana, lighting up the entire Banyan Tree Monastery, went up to the Venerable Lomasakaṅgiya, and stood to one side. Standing to one side, he said to Lomasakaṅgiya:  
Atha kho, bhante, aññataro devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ nigrodhārāmaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho, bhante, so devaputto maṁ etadavoca:  

mn135vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

dissanti dubbaṇṇā, dissanti vaṇṇavanto;   некрасивых и красивых;  
ugly and beautiful,  

mn138saṁvaṇṇito4Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ;   «Достопочтенный Махакаччана восхваляем Учителем и уважаем его мудрыми товарищами по святой жизни.  
“This Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
 
Api cāyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
Но всё-же, достопочтенный Махакаччана восхваляем Учителем и уважаем его мудрыми товарищами по святой жизни.  
Still, Venerable Mahākaccāna is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā mahākaccāno satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
 

mn140suvaṇṇakārantevāsī suvaṇṇakāro suvaṇṇamālāya3Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, bhikkhu, dakkho suvaṇṇakāro vā suvaṇṇakārantevāsī vā ukkaṁ bandheyya, ukkaṁ bandhitvā ukkāmukhaṁ ālimpeyya, ukkāmukhaṁ ālimpetvā saṇḍāsena jātarūpaṁ gahetvā ukkāmukhe pakkhipeyya, tamenaṁ kālena kālaṁ abhidhameyya, kālena kālaṁ udakena paripphoseyya, kālena kālaṁ ajjhupekkheyya, taṁ hoti jātarūpaṁ sudhantaṁ niddhantaṁ nīhaṭaṁ ninnītakasāvaṁ mudu ca kammaññañca pabhassarañca, yassā yassā ca piḷandhanavikatiyā ākaṅkhati—yadi paṭṭikāya yadi kuṇḍalāya yadi gīveyyakāya yadi suvaṇṇamālāya tañcassa atthaṁ anubhoti;   Представь, монах, как если бы умелый золотых дел мастер или его ученик подготовил печь, разогрел тигель, взял щипцами золото, положил его в тигель. Время от времени он обдувал бы его, время от времени брызгал на него водой, время от времени просто осматривал его. Тогда это золото стало бы очищенным, хорошо очищенным, безупречным, избавленным от окалины, мягким, податливым, и лучезарным. И тогда какое бы украшение ни задумал сделать мастер – золотую гирлянду, серьгу, ожерелье, или золотую цепь – золото может послужить этой цели.  
It’s like when a deft goldsmith or a goldsmith’s apprentice prepares a forge, fires the crucible, picks up some native gold with tongs and puts it in the crucible. From time to time they fan it, from time to time they sprinkle water on it, and from time to time they just watch over it. That gold becomes pliable, workable, and radiant, not brittle, and is ready to be worked. Then the goldsmith can successfully create any kind of ornament they want, whether a bracelet, earrings, a necklace, or a golden garland.  

mn143abhikkantavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Atha kho anāthapiṇḍiko devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И затем, когда наступила глубокая ночь, Анатхапиндика, будучи теперь молодым божеством прекрасной наружности, подошёл к Благословенному, освещая [сиянием] всю рощу Джеты. Поклонившись Благословенному, он встал рядом  
Then, late at night, the glorious god Anāthapiṇḍika, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññataro devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.  
 
 

mn151chavivaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“Vippasannāni kho te, sāriputta, indriyāni, parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto.   «Сарипутта, твои способности чисты. Цвет твоей кожи чистый и яркий. ",  
“Sāriputta, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

sn1.1abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   И тогда, глубокой ночью, некое божество прекрасной наружности, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом и сказало ему:  
Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  

sn1.2abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhitā kho sā devatā bhagavantaṁ etadavoca:   И тогда, глубокой ночью, некое божество прекрасной наружности, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом и сказало ему:  
Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  

sn1.10vaṇṇo2Pi En Ru dhamma

kena vaṇṇo pasīdatī”ti.   С чего же лица их столь безмятежны?»  
so why is their complexion so clear?”  
tena vaṇṇo pasīdati.  
Вот почему их лица безмятежны.  
that’s why their complexion’s so clear.  

sn1.20abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ tapodaṁ obhāsetvā yena āyasmā samiddhi tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā vehāsaṁ ṭhitā āyasmantaṁ samiddhiṁ gāthāya ajjhabhāsi:   И тогда, глубокой ночью, некое божество прекрасной наружности, освещая все горячие источники, подошло к достопочтенному Самиддхи. Подойдя, оно встало в воздухе и обратилось к достопочтенному Самиддхи строфой:  
Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire hot springs, went up to Samiddhi, and, standing in the air, addressed him in verse:  
Atha kho, bhante, aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ tapodaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā vehāsaṁ ṭhitā imāya gāthāya ajjhabhāsi:  
 

sn1.31abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā satullapakāyikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, несколько божеств прекрасной наружности, входящих в группу Сатуллапы, освещая всю рощу Джеты, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом.  
Then, late at night, several glorious deities of the Satullapa Group, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn1.32abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā satullapakāyikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, несколько божеств прекрасной наружности, входящих в группу Сатуллапы, освещая всю рощу Джеты, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом.  
Then, late at night, several glorious deities of the Satullapa Group, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn1.33abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā satullapakāyikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, несколько божеств прекрасной наружности, входящих в группу Сатуллапы, освещая всю рощу Джеты, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом.  
Then, late at night, several glorious deities of the Satullapa Group, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn1.34abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā satullapakāyikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, несколько божеств прекрасной наружности, входящих в группу Сатуллапы, освещая всю рощу Джеты, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом.  
Then, late at night, several glorious deities of the Satullapa Group, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn1.35abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā ujjhānasaññikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā vehāsaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, несколько «критикующих» божеств прекрасной наружности, освещая всю рощу Джеты, подошли к Благословенному и встали в воздухе.  
Then, late at night, several glorious deities of the Disdainful Group, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, and stood in the air.  

sn1.36abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā satullapakāyikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, несколько божеств прекрасной наружности, входящих в группу Сатуллапы, освещая всю рощу Джеты, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом.  
Then, late at night, several glorious deities of the Satullapa Group, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn1.38abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho sattasatā satullapakāyikā devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ maddakucchiṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, семьсот божеств прекрасной наружности, входящих в группу Сатуллапы, освещая весь Олений парк Маддакуччхи, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом.  
Then, late at night, seven hundred glorious deities of the Satullapa Group, lighting up the entire Maddakucchi, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn1.39abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho kokanadā pajjunnassa dhītā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ mahāvanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, Коканада, дочь Падджунны, обладающая прекрасной наружностью, освещая весь Великий лес, подошла к Благословенному. Подойдя, она поклонилась Благословенному, встала рядом  
Then, late at night, the beautiful Kokanadā, Pajjunna’s daughter, lighting up the entire Great Wood, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn1.40abhikkantavaṇṇā vijjupabhāsavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho cūḷakokanadā pajjunnassa dhītā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ mahāvanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, Чулакоканада, младшая дочь Падджунны, обладающая прекрасной наружностью, освещая весь Великий лес, подошла к Благословенному. Подойдя, она поклонилась Благословенному, встала рядом  
Then, late at night, the beautiful Kokanadā the Younger, Pajjunna’s daughter, lighting up the entire Great Wood, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  
“Idhāgamā vijjupabhāsavaṇṇā,  
«Пришла сюда Коканада, Падджунны дочь,  
“Kokanadā, Pajjunna’s daughter, came here,  

sn1.41abhikkantavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Atha kho aññatarā devatā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, некое божество прекрасной наружности, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, a glorious deity, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn1.42vaṇṇado2Pi En Ru dhamma

kiṁdado hoti vaṇṇado;   Давая что, даёт он красоту?  
Giving what do you give beauty?  
vatthado hoti vaṇṇado;  
Давая вещи, он даёт и красоту.  
Giving clothes you give beauty.  

sn2.1abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho kassapo devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho kassapo devaputto bhagavantaṁ etadavoca:   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Кассапа, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом и сказало Благословенному:  
Then, late at night, the glorious god Kassapa, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  

sn2.3abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho māgho devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Магха, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, the glorious god Māgha, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn2.5abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho dāmali devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Дамали, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, the glorious god Dāmali, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn2.8abhikkantavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Atha kho tāyano devaputto purāṇatitthakaro abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Таяна, прежде в прошлой жизни бывшее основателем некоего религиозного движения, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, the glorious god Tāyana, formerly a religious founder, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ tāyano nāma devaputto purāṇatitthakaro abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.  
Монахи, прошедшей ночью, когда наступила глубокая ночь, молодое божество Таяна, прежде в прошлой жизни бывшее основателем некоего религиозного движения, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло ко мне. Подойдя, оно поклонилось мне, встало рядом  
“Mendicants, tonight, the glorious god Tāyana, formerly a religious founder, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side,  

sn2.11abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho candimaso devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Чандимаса, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, the glorious god Candimasa, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn2.13abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho dīghalaṭṭhi devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ veḷuvanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Дигхалаттхи, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю Бамбуковую рощу, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, the glorious god Dīghalaṭṭhi, lighting up the entire Bamboo Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn2.17mahāsatipaṭṭhānasuttavaṇṇanāyaṁ1Pi En Ru dhamma

niccaṁ ubbiggamidaṁ mano;   Взволнован этот ум всегда  
this mind is always stressed  
niccaṁ ubbiggamidaṁ → niccamubbiggamidaṁ (sya-all); ubbiggidaṁ (mahāsatipaṭṭhānasuttavaṇṇanāyaṁ)  

sn2.18abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho kakudho devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ añjanavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho kakudho devaputto bhagavantaṁ etadavoca:   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Какудха, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Аньджаны, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом и сказало ему:  
Then, late at night, the glorious god Kakudha, lighting up the entire Añjana Wood, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  

sn2.20abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ aññataro devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   «Монахи, прошлой ночью, когда наступила глубокая ночь, некое молодое божество подошло ко мне  
“Mendicants, tonight, a certain glorious god, lighting up the entire Jeta’s Grove, came to me, bowed, stood to one side,  

sn2.21abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho sivo devaputto abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   И когда наступила глубокая ночь, молодое божество Сива, обладающее прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом  
Then, late at night, the glorious god Shiva, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn2.23vaṇṇavādī5Pi En Ru dhamma

Bhūtapubbāhaṁ, bhante, sirī nāma rājā ahosiṁ dāyako dānapati dānassa vaṇṇavādī.   Однажды в прошлом, уважаемый, я был царём по имени Сери — филантропом, жертвователем, тем, кто восхвалял дарение.  
“Once upon a time, sir, I was a king named Serī, a giver, a donor, who praised giving.  
‘ahaṁ khosmi dāyako dānapati dānassa vaṇṇavādī.  
«Я филантроп, жертвователь, тот, кто восхваляет дарение.  
‘I’m a giver, a donor, who praises giving.  
‘ahaṁ khosmi dāyako dānapati dānassa vaṇṇavādī.  
«Я филантроп, жертвователь, тот, кто восхваляет дарение.  
‘I’m a giver, a donor, who praises giving.  
‘ahaṁ khosmi dāyako dānapati dānassa vaṇṇavādī.  
‘I’m a giver, a donor, who praises giving.  
‘ahaṁ khosmi dāyako dānapati dānassa vaṇṇavādī.  
‘I’m a giver, a donor, who praises giving.  

sn2.29satthuvaṇṇābhato vaṇṇanibhā vaṇṇe12Pi En Ru dhamma

Atha kho susimo devaputto āyasmato sāriputtassa vaṇṇe bhaññamāne mahatiyā devaputtaparisāya parivuto yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho susimo devaputto bhagavantaṁ etadavoca:   И тогда, по мере того как произносилась эта похвала достопочтенного Сарипутты, молодое божество Сусима вместе с большим собранием молодых божеств подошло к Благословенному. Подойдя, оно поклонилось Благословенному, встало рядом и сказало ему:  
While this praise of Sāriputta was being spoken, the god Susīma approached the Buddha, escorted by a large assembly of gods. He bowed, stood to one side, and said to him:  
Atha kho susimassa devaputtassa devaputtaparisā āyasmato sāriputtassa vaṇṇe bhaññamāne attamanā pamuditā pītisomanassajātā uccāvacā vaṇṇanibhā upadaṁseti.  
И тогда, по мере того как произносилась эта похвала достопочтенного Сарипутты, молодые божества собрания Сусимы – довольные, порадованные, полные радости и восторга – заиграли разными сияющими цветами.  
While this praise of Sāriputta was being spoken, the gods of Susīma’s assembly—uplifted and overjoyed, full of rapture and happiness—generated a rainbow of bright colors.  
evamevaṁ susimassa devaputtassa devaputtaparisā āyasmato sāriputtassa vaṇṇe bhaññamāne attamanā pamuditā pītisomanassajātā uccāvacā vaṇṇanibhā upadaṁseti.  
молодые божества собрания Сусимы — довольные, порадованные, полные радости и восторга — заиграли разными сияющими цветами.  
In the same way, the gods of Susīma’s assembly generated a rainbow of bright colors.  
evamevaṁ susimassa devaputtassa devaputtaparisā āyasmato sāriputtassa vaṇṇe bhaññamāne attamanā pamuditā pītisomanassajātā uccāvacā vaṇṇanibhā upadaṁseti.  
молодые божества собрания Сусимы — довольные, порадованные, полные радости и восторга — заиграли разными сияющими цветами.  
In the same way, the gods of Susīma’s assembly generated a rainbow of bright colors.  
evamevaṁ susimassa devaputtassa devaputtaparisā āyasmato sāriputtassa vaṇṇe bhaññamāne attamanā pamuditā pītisomanassajātā uccāvacā vaṇṇanibhā upadaṁseti.  
молодые божества собрания Сусимы — довольные, порадованные, полные радости и восторга — заиграли разными сияющими цветами.  
In the same way, the gods of Susīma’s assembly generated a rainbow of bright colors.  
evamevaṁ susimassa devaputtassa devaputtaparisā āyasmato sāriputtassa vaṇṇe bhaññamāne attamanā pamuditā pītisomanassajātā uccāvacā vaṇṇanibhā upadaṁseti.  
молодые божества собрания Сусимы — довольные, порадованные, полные радости и восторга — заиграли разными сияющими цветами.  
In the same way, the gods of Susīma’s assembly generated a rainbow of bright colors.  
satthuvaṇṇābhato isī”ti.  
Провидец похвалой Учителя украшен».  
the seer shines in the Teacher’s praise!”  

sn2.30abhikkantavaṇṇā pabhāsavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho sambahulā nānātitthiyasāvakā devaputtā asamo ca sahali ca nīko ca ākoṭako ca vegabbhari ca māṇavagāmiyo ca abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ veḷuvanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   И когда наступила глубокая ночь, группа молодых божеств, учеников разных учителей иных учений — Асама, и Сахали, и Нинка, и Акотака, и Ветамбари, и Манавагамия — обладающие прекрасной наружностью, освещая всю Бамбуковую рощу, подошли к Благословенному. Подойдя, они поклонились Благословенному и встали рядом…  
Then, late at night, several glorious gods lit up the entire Bamboo Grove. They were Asama, Sahalī, Niṅka, Ākoṭaka, Vetambarī, and Māṇavagāmiya, and all of them were disciples of various monastics of other religions. They went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  
Ye cantalikkhasmiṁ pabhāsavaṇṇā;  
И тех, небесной лучезарной красотой кто обладает, — 
and those of shining beauty in the sky,  

sn3.1vaṇṇehi1Pi En Ru dhamma

Uccāvacehi vaṇṇehi,   Ведь та гремучая скользящая змея  
With its rainbow of colors,  

sn3.11suvaṇṇachanno vaṇṇarūpena2Pi En Ru dhamma

“Na vaṇṇarūpena naro sujāno,   “It’s not easy to know a man by his appearance.  
Lohaḍḍhamāsova suvaṇṇachanno;  
Иль грош из бронзы, что покрыт весь позолотой,  
like a copper halfpenny covered with gold,  

sn3.17vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

“Āyuṁ arogiyaṁ vaṇṇaṁ,   «Тот, кто хотел бы долго жить, здоровым быть,  
“For one who desires a continuous flow  

sn3.21vaṇṇapokkharatāya2Pi En Ru dhamma

So ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko, paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.   И он красив, привлекателен, изящен, наделён величайшей внешней красотой. Он получает еду, напитки, одежду и средства передвижения; гирлянды, благовония, мази; постели, жилища и лампы.  
And they’re attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. They get to have food, drink, clothes, and vehicles; garlands, fragrance, and makeup; and bed, house, and lighting.  
So ca hoti abhirūpo dassanīyo pāsādiko, paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, lābhī annassa pānassa vatthassa yānassa mālāgandhavilepanassa seyyāvasathapadīpeyyassa.  
И он красив, привлекателен, изящен, наделён величайшей внешней красотой. Он получает еду, напитки, одежду и средства передвижения; гирлянды, благовония, мази; постели, жилища и лампы.  
And they’re attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. They get to have food, drink, clothes, and vehicles; garlands, fragrance, and makeup; and bed, house, and lighting.  

sn3.25hiraññasuvaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Saṁvijjati kho pana, bhante, imasmiṁ rājakule pahūtaṁ hiraññasuvaṇṇaṁ bhūmigatañceva vehāsaṭṭhañca, yena mayaṁ pahoma āgate paccatthike dhanena upalāpetuṁ.   При этом царском дворе, уважаемый, есть обилие слитков и монет из золота, что хранятся в погребах и хранилищах, и таким богатством мы можем смягчить агрессию врагов, когда они придут.  
In this royal court there is abundant gold, both coined and uncoined, stored in dungeons and towers. Using this wealth we can bribe an approaching enemy.  

sn4.2hatthirājavaṇṇasutta hatthirājavaṇṇaṁ vaṇṇaṁ4Pi En Ru dhamma

Hatthirājavaṇṇasutta   Царский слон  
In the Form of an Elephant King  
Hatthirājavaṇṇasutta → nāgasuttaṁ (bj, sya-all); nāgo (pts1ed)  
Atha kho māro pāpimā bhagavato bhayaṁ chambhitattaṁ lomahaṁsaṁ uppādetukāmo mahantaṁ hatthirājavaṇṇaṁ abhinimminitvā yena bhagavā tenupasaṅkami.  
И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, проявил себя в форме огромного царского слона и подошёл к Благословенному.  
Then Māra the Wicked, wanting to make the Buddha feel fear, terror, and goosebumps, manifested in the form of a huge elephant king and approached him.  
Vaṇṇaṁ katvā subhāsubhaṁ;  
Красивый и ужасный облик создавая,  
you’ve made forms beautiful and ugly.  

sn4.3vaṇṇanibhā vaṇṇaṁ2Pi En Ru dhamma

Atha kho māro pāpimā, bhagavato bhayaṁ chambhitattaṁ lomahaṁsaṁ uppādetukāmo, yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavato avidūre uccāvacā vaṇṇanibhā upadaṁseti, subhā ceva asubhā ca.   И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, подошёл к Благословенному и неподалёку от него стал проявлять различные блестящие формы – прекрасные и ужасные.  
Then Māra the Wicked, wanting to make the Buddha feel fear, terror, and goosebumps, approached him, and while not far away generated a rainbow of bright colors, both beautiful and ugly.  
vaṇṇaṁ katvā subhāsubhaṁ;  
Красивый и ужасный облик создавая,  
you’ve made forms beautiful and ugly.  

sn4.6sapparājavaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Atha kho māro pāpimā bhagavato bhayaṁ chambhitattaṁ lomahaṁsaṁ uppādetukāmo mahantaṁ sapparājavaṇṇaṁ abhinimminitvā yena bhagavā tenupasaṅkami.   Then Māra the Wicked, wanting to make the Buddha feel fear, terror, and goosebumps, manifested in the form of a huge serpent king and approached him.  

sn4.16balībaddavaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Atha kho māro pāpimā balībaddavaṇṇaṁ abhinimminitvā yena te pattā tenupasaṅkami.   Then Māra the Wicked manifested in the form of an ox and approached those bowls.  

sn4.19kassakavaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Atha kho māro pāpimā kassakavaṇṇaṁ abhinimminitvā mahantaṁ naṅgalaṁ khandhe karitvā dīghapācanayaṭṭhiṁ gahetvā haṭahaṭakeso sāṇasāṭinivattho kaddamamakkhitehi pādehi yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ etadavoca:   Then Māra the Wicked manifested in the form of a farmer carrying a large plough on his shoulder. He held a long goad, his hair was messy, he was clad in sunn hemp, and his feet were muddy. He went up to the Buddha and said to him,  

sn4.20suvaṇṇapabbatassāti suvaṇṇassa suvaṇṇañca suvaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

Ākaṅkhamāno ca, bhante, bhagavā himavantaṁ pabbatarājaṁ suvaṇṇaṁ tveva adhimucceyya suvaṇṇañca panassā”ti.   If he wished, the Blessed One need only determine that the Himalaya, king of mountains, was gold, and it would turn into gold.”  
suvaṇṇañca panassā”ti → suvaṇṇapabbatassāti (bj, sya-all, km); suvaṇṇañca pabbatassāti (pts1ed, pts2ed)  
“Pabbatassa suvaṇṇassa,  
“Take a golden mountain,  

sn4.21brāhmaṇavaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Atha kho māro pāpimā brāhmaṇavaṇṇaṁ abhinimminitvā mahantena jaṭaṇḍuvena ajinakkhipanivattho jiṇṇo gopānasivaṅko ghurughurupassāsī udumbaradaṇḍaṁ gahetvā yena te bhikkhū tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā te bhikkhū etadavoca:   Then Māra the Wicked manifested in the form of a brahmin with a large matted dreadlock, wearing an antelope hide. He was old, bent double, wheezing, and held a staff made of cluster fig tree wood. He went up to those mendicants and said,  

sn4.24medavaṇṇañca1Pi En Ru dhamma

“Medavaṇṇañca pāsāṇaṁ,   “A crow once circled a stone  

sn4.25avijātavaṇṇasataṁ duvijātavaṇṇasataṁ kumārivaṇṇasataṁ mahitthivaṇṇasataṁ majjhimitthivaṇṇasataṁ vijātavaṇṇasataṁ12Pi En Ru dhamma

Yannūna mayaṁ ekasataṁ ekasataṁ kumārivaṇṇasataṁ abhinimmineyyāmā”ti.   Why don’t we each manifest in the form of a hundred young maidens?”  
Atha kho taṇhā ca arati ca ragā ca māradhītaro ekasataṁ ekasataṁ kumārivaṇṇasataṁ abhinimminitvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ etadavocuṁ:  
So that’s what they did. Then they went up to the Buddha and said to him,  
Yannūna mayaṁ ekasataṁ ekasataṁ avijātavaṇṇasataṁ abhinimmineyyāmā”ti.  
Why don’t we each manifest in the form of a hundred women who have never given birth?”  
Atha kho taṇhā ca arati ca ragā ca māradhītaro ekasataṁ ekasataṁ avijātavaṇṇasataṁ abhinimminitvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ etadavocuṁ:  
So that’s what they did. Then they went up to the Buddha and said to him,  
yannūna mayaṁ ekasataṁ ekasataṁ sakiṁ vijātavaṇṇasataṁ abhinimmineyyāmāti.  
 
sakiṁ vijātavaṇṇasataṁ abhinimminitvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ etadavocuṁ:  
each manifested in the form of a hundred women who have given birth once …  
yannūna mayaṁ ekasataṁ ekasataṁ duvijātavaṇṇasataṁ abhinimmineyyāmāti.  
 
duvijātavaṇṇasataṁ abhinimminitvā yena bhagavā …pe…  
women who have given birth twice …  
majjhimitthivaṇṇasataṁ abhinimmineyyāmā”ti.  
 
majjhimitthivaṇṇasataṁ abhinimminitvā …pe…  
middle-aged women …  
mahitthivaṇṇasataṁ abhinimmineyyāmāti.  
 
mahitthivaṇṇasataṁ abhinimminitvā yena bhagavā …pe…  
old women …  

sn5.5uppalavaṇṇaṁ uppalavaṇṇā uppalavaṇṇāsutta uppalavaṇṇāya vaṇṇadhātu10Pi En Ru dhamma

Uppalavaṇṇāsutta   With Uppalavaṇṇā  
Atha kho uppalavaṇṇā bhikkhunī pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā …pe…  
Then the nun Uppalavaṇṇā robed up in the morning …  
Atha kho māro pāpimā uppalavaṇṇāya bhikkhuniyā bhayaṁ chambhitattaṁ lomahaṁsaṁ uppādetukāmo samādhimhā cāvetukāmo yena uppalavaṇṇā bhikkhunī tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā uppalavaṇṇaṁ bhikkhuniṁ gāthāya ajjhabhāsi:  
Then Māra the Wicked, wanting to make the nun Uppalavaṇṇā feel fear, terror, and goosebumps, wanting to make her fall away from immersion, went up to her and addressed her in verse:  
Na catthi te dutiyā vaṇṇadhātu,  
Your beauty is second to none;  
Atha kho uppalavaṇṇāya bhikkhuniyā etadahosi:  
Then the nun Uppalavaṇṇā thought,  
Atha kho uppalavaṇṇāya bhikkhuniyā etadahosi:  
Then she thought,  
Atha kho uppalavaṇṇā bhikkhunī “māro ayaṁ pāpimā” iti viditvā māraṁ pāpimantaṁ gāthāhi paccabhāsi:  
Then Uppalavaṇṇā, knowing that this was Māra the Wicked, replied to him in verse:  
Atha kho māro pāpimā “jānāti maṁ uppalavaṇṇā bhikkhunī”ti dukkhī dummano tatthevantaradhāyīti. 
Then Māra the Wicked, thinking, “The nun Uppalavaṇṇā knows me!” miserable and sad, vanished right there. 

sn5.10uppalavaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Uppalavaṇṇā ca cālā,    

sn6.9abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho turū paccekabrahmā abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena kokāliko bhikkhu tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā vehāsaṁ ṭhito kokālikaṁ bhikkhuṁ etadavoca:   И когда наступила глубокая ночь, независимый брахма Туду, [обладающий] прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошёл к монаху Кокалике. Подойдя, он встал в воздухе и сказал монаху Кокалике: ",  
Then, late at night, the beautiful independent brahmā Tudu, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the mendicant Kokālika, and standing in the air he said to him,  

sn6.10abhikkantavaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Atha kho brahmā sahampati abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho brahmā sahampati bhagavantaṁ etadavoca:   И когда наступила глубокая ночь, Брахма Сахампати, [обладающий] прекрасной наружностью, освещая всю рощу Джеты, подошёл к Благословенному, поклонился ему, встал рядом и сказал ему: ",  
Then, late at night, the beautiful Brahmā Sahampati, lighting up the entire Jeta’s Grove, went up to the Buddha, bowed, stood to one side, and said to him,  
“imaṁ, bhikkhave, rattiṁ brahmā sahampati abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ jetavanaṁ obhāsetvā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā maṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho, bhikkhave, brahmā sahampati maṁ etadavoca:  
",  
 

sn6.11abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho brahmā sanaṅkumāro abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ sappinītīraṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   Then, late at night, the beautiful Brahmā Sanaṅkumāra, lighting up the entire Sappinī riverbank, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn6.12abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho brahmā sahampati abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ pabbataṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   Then, late at night, the beautiful Brahmā Sahampati, lighting up the entire Vulture’s Peak, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn6.13abhikkantavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

Atha kho brahmā sahampati abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇo kevalakappaṁ andhakavindaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi.   Then, late at night, the beautiful Brahmā Sahampati, lighting up the entirety of Andhakavinda, went up to the Buddha, bowed, stood to one side,  

sn7.1vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

“evamevaṁ panāyaṁ vasalī yasmiṁ vā tasmiṁ vā tassa muṇḍakassa samaṇassa vaṇṇaṁ bhāsati.   “That’d be right. For the slightest thing this lowlife woman spouts out praise for that bald ascetic.  

sn8.11vaṇṇena2Pi En Ru dhamma

Tyāssudaṁ bhagavā atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.   But the Buddha outshone them all in beauty and glory.  
Tyāssudaṁ bhagavā atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.  
And he outshines them all in beauty and glory.  

sn9.8vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

Atha kho yā tasmiṁ vanasaṇḍe adhivatthā devatā tassa bhikkhuno anukampikā atthakāmā taṁ bhikkhuṁ saṁvejetukāmā yā tasmiṁ kule kulagharaṇī, tassā vaṇṇaṁ abhinimminitvā yena so bhikkhu tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā taṁ bhikkhuṁ gāthāya ajjhabhāsi:   The deity haunting that forest had sympathy for that monk, wanting what’s best for him. So, wanting to stir him up, they manifested in the appearance of the mistress of that family, approached the monk, and addressed him in verse:  

sn9.14vaṇṇena1Pi En Ru dhamma

Atha kena nu vaṇṇena,   So based on what evidence  

sn10.2vaṇṇena1Pi En Ru dhamma

“Yena kenaci vaṇṇena,   “No matter what the apparent reason  

sn11.1vaṇṇavādī1Pi En Ru dhamma

So hi nāma, bhikkhave, sakko devānamindo sakaṁ puññaphalaṁ upajīvamāno devānaṁ tāvatiṁsānaṁ issariyādhipaccaṁ rajjaṁ kārento uṭṭhānavīriyassa vaṇṇavādī bhavissati.   So, mendicants, even Sakka, lord of gods—while living off of the fruit of his good and bad deeds, and ruling as sovereign lord over these gods of the thirty-three—will speak in praise of initiative and energy.  

sn11.2vaṇṇavādī1Pi En Ru dhamma

So hi nāma, bhikkhave, sakko devānamindo sakaṁ puññaphalaṁ upajīvamāno devānaṁ tāvatiṁsānaṁ issariyādhipaccaṁ rajjaṁ kārento uṭṭhānavīriyassa vaṇṇavādī bhavissati.   So, mendicants, even Sakka, lord of gods—while living off of the fruit of his good and bad deeds, and ruling as sovereign lord over these gods of the thirty-three—will speak in praise of initiative and energy.  

sn11.4vaṇṇavādī1Pi En Ru dhamma

So hi nāma, bhikkhave, sakko devānamindo sakaṁ puññaphalaṁ upajīvamāno devānaṁ tāvatiṁsānaṁ issariyādhipaccaṁ rajjaṁ kārento khantisoraccassa vaṇṇavādī bhavissati.   So, mendicants, even Sakka, lord of gods—while living off of the fruit of his good and bad deeds, and ruling as sovereign lord over these gods of the thirty-three—will speak in praise of patience and sweetness.  

sn11.14vaṇṇena3Pi En Ru dhamma

So aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā ca.   There they outshone the other gods in beauty and glory.  
So aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā cā’ti.  
Here they outshine the other gods in beauty and glory.’  
So aññe deve atirocati vaṇṇena ceva yasasā cā’ti.  
Here they outshine the other gods in beauty and glory.’  

sn12.66vaṇṇasampanno vaṇṇenapi6Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, bhikkhave, āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno.   Suppose there was a bronze cup of beverage that had a nice color, aroma, and flavor.  
‘ayaṁ te, ambho purisa, āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno;  
‘Here, mister, this bronze cup of beverage has a nice color, aroma, and flavor.  
Pivato hi kho taṁ chādessati vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi, pivitvā ca pana tatonidānaṁ maraṇaṁ vā nigacchasi maraṇamattaṁ vā dukkhan’ti.  
If you drink it, the color, aroma, and flavor will be appetizing, but it will result in death or deadly pain.’  
Seyyathāpi, bhikkhave, āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno.  
Suppose there was a bronze cup of beverage that had a nice color, aroma, and flavor.  
‘ayaṁ te, ambho purisa, āpānīyakaṁso vaṇṇasampanno gandhasampanno rasasampanno  
‘Here, mister, this bronze cup of beverage has a nice color, aroma, and flavor.  
Pivato hi kho taṁ chādessati vaṇṇenapi gandhenapi rasenapi; pivitvā ca pana tatonidānaṁ maraṇaṁ vā nigacchasi maraṇamattaṁ vā dukkhan’ti.  
If you drink it, its nice color, aroma, and flavor will refresh you. But drinking it will result in death or deadly pain.’  

sn12.70evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

“Api pana tumhe āyasmanto evaṁ jānantā evaṁ passantā anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussaratha, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattārīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi, anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhapaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhapaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarathā”ti?   “Well, knowing and seeing thus, do you recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding? Do you remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ Do you recollect your many kinds of past lives, with features and details?”  
“Api pana tumhe āyasmanto evaṁ jānantā evaṁ passantā dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passatha cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānātha: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā, ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā, ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passatha cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāthā”ti?  
“Well, knowing and seeing thus, do you, with clairvoyance that is purified and superhuman, see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds? ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, do you see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And do you understand how sentient beings are reborn according to their deeds?”  

sn16.1vaṇṇavādino vaṇṇavādī6Pi En Ru dhamma

“Santuṭṭhāyaṁ, bhikkhave, kassapo itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī;   [Благословенный сказал]: «Монахи, этот Кассапа довольствуется любым одеянием, он восхваляет довольствование любым одеянием ",  
“Mendicants, Kassapa is content with any kind of robe, and praises such contentment.  
Santuṭṭhāyaṁ, bhikkhave, kassapo itarītarena piṇḍapātena, itarītarapiṇḍapātasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī; na ca piṇḍapātahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati; aladdhā ca piṇḍapātaṁ na paritassati; laddhā ca piṇḍapātaṁ agadhito amucchito anajjhāpanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati.  
Монахи, этот Кассапа довольствуется любой пищей, полученной как подаяние… ",  
Kassapa is content with any kind of almsfood …  
Santuṭṭhāyaṁ, bhikkhave, kassapo itarītarena senāsanena, itarītarasenāsanasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī; na ca senāsanahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati; aladdhā ca senāsanaṁ na paritassati; laddhā ca senāsanaṁ agadhito amucchito anajjhāpanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati.  
Монахи, этот Кассапа довольствуется любым жилищем… ",  
Kassapa is content with any kind of lodging …  
Santuṭṭhāyaṁ, bhikkhave, kassapo itarītarena gilānappaccayabhesajjaparikkhārena, itarītaragilānappaccayabhesajjaparikkhārasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī; na ca gilānappaccayabhesajjaparikkhārahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjati; aladdhā ca gilānappaccayabhesajjaparikkhāraṁ na paritassati; laddhā ca gilānappaccayabhesajjaparikkhāraṁ agadhito amucchito anajjhāpanno ādīnavadassāvī nissaraṇapañño paribhuñjati.  
Монахи, этот Кассапа довольствуется любыми лекарствами… ",  
Kassapa is content with any kind of medicines and supplies for the sick …  
Tasmātiha, bhikkhave, evaṁ sikkhitabbaṁ: ‘santuṭṭhā bhavissāma itarītarena cīvarena, itarītaracīvarasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādino; na ca cīvarahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjissāma;  
Таким образом, монахи, вот как вы должны тренировать себя: «Мы будем довольствоваться любым одеянием, мы будем восхвалять довольствование любым одеянием и не будем пускаться в неправильные поиски, в недолжное, ради одеяния. ",  
So you should train like this: ‘We will be content with any kind of robe, and praise such contentment. We won’t try to get hold of a robe in an improper way.  
santuṭṭhā bhavissāma itarītarena gilānappaccayabhesajjaparikkhārena, itarītaragilānappaccayabhesajjaparikkhārasantuṭṭhiyā ca vaṇṇavādino; na ca gilānappaccayabhesajjaparikkhārahetu anesanaṁ appatirūpaṁ āpajjissāma aladdhā ca gilānappaccayabhesajjaparikkhāraṁ na paritassissāma; laddhā ca gilānappaccayabhesajjaparikkhāraṁ agadhitā amucchitā anajjhāpannā ādīnavadassāvino nissaraṇapaññā paribhuñjissāmā’ti.  
Мы будем довольствоваться любыми лекарствами… любыми лекарствами… …видя опасность в них и понимая спасение».  ",  
‘We will be content with any kind of medicines and supplies for the sick …’  

sn16.5vaṇṇavādino vaṇṇavādino’ti vaṇṇavādī vaṇṇavādī’ti17Pi En Ru dhamma

“Ahaṁ kho, bhante, dīgharattaṁ āraññiko ceva āraññikattassa ca vaṇṇavādī, piṇḍapātiko ceva piṇḍapātikattassa ca vaṇṇavādī, paṁsukūliko ceva paṁsukūlikattassa ca vaṇṇavādī, tecīvariko ceva tecīvarikattassa ca vaṇṇavādī, appiccho ceva appicchatāya ca vaṇṇavādī, santuṭṭho ceva santuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, pavivitto ceva pavivekassa ca vaṇṇavādī, asaṁsaṭṭho ceva asaṁsaggassa ca vaṇṇavādī, āraddhavīriyo ceva vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī”ti.   «Долгое время, Учитель, я был тем, кто проживает в лесу, и я восхвалял проживание в лесу. Я был тем, кто ест [только ту] еду, что получена с хождения за подаяниями и восхвалял употребление [только той] еды, что получена с хождения за подаяниями. Я носил одеяние из обносков и восхвалял ношение одеяния из обносков. Я был тем, кто использует комплект [только] из трёх одежд и восхвалял использование комплекта из трёх одежд. У меня было мало пожеланий, и я восхвалял малое количество пожеланий. Я довольствовался [тем, что у меня было] и восхвалял [такое] довольствование. Я проживал в уединении и восхвалял уединение. Я сторонился общества и восхвалял отчуждённость от общества. Я был усердным и восхвалял зарождение усердия». ",  
“For a long time, sir, I’ve lived in the wilderness, eaten only almsfood, worn rag robes, and owned just three robes; and I’ve praised these things. I’ve been one of few wishes, content, secluded, aloof, and energetic; and I’ve praised these things.”  
“Kiṁ pana tvaṁ, kassapa, atthavasaṁ sampassamāno dīgharattaṁ āraññiko ceva āraññikattassa ca vaṇṇavādī, piṇḍapātiko ceva …pe…  
«Рассматривая какие преимущества, Кассапа, ты долгое время проживал в лесу… восхвалял зарождение усердия?» ",  
“But seeing what benefit, Kassapa, have you long practiced these things?”  
āraddhavīriyo ceva vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī”ti?  
",  
 
“Dve khvāhaṁ, bhante, atthavase sampassamāno dīgharattaṁ āraññiko ceva āraññikattassa ca vaṇṇavādī, piṇḍapātiko ceva …pe…  
«Рассматривая два преимущества, Учитель. ",  
“Sir, seeing two benefits I have long practiced these things.  
āraddhavīriyo ceva vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī.  
",  
 
Ye kira te ahesuṁ buddhānubuddhasāvakā te dīgharattaṁ āraññikā ceva ahesuṁ āraññikattassa ca vaṇṇavādino …pe…  
Ведь когда они услышат: «Просветлённые ученики Будды долгое время были теми, кто проживает в лесу… пребывают усердными и восхваляют зарождение усердия», ",  
For they may think: ‘It seems that the awakened disciples of the Buddha for a long time lived in the wilderness, ate only almsfood, wore rag robes, and owned just three robes; and they praised these things. They were of few wishes, content, secluded, aloof, and energetic; and they praised these things.’  
āraddhavīriyā ceva ahesuṁ vīriyārambhassa ca vaṇṇavādino’ti.  
",  
 
Ime khvāhaṁ, bhante, dve atthavase sampassamāno dīgharattaṁ āraññiko ceva āraññikattassa ca vaṇṇavādī, piṇḍapātiko ceva …pe…  
Рассматривая эти два преимущества, Учитель, я долгое время был тем, кто проживает в лесу… и восхвалял зарождение усердия». ",  
Seeing these two benefits I have long practiced these things.”  
āraddhavīriyo ceva vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī”ti.  
",  
 

sn16.7vaṇṇena4Pi En Ru dhamma

Seyyathāpi, bhante, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena, hāyati maṇḍalena, hāyati ābhāya, hāyati ārohapariṇāhena.   Подобно тому, как в течение периода убывающей луны, будь то день или ночь, луна пребывает в упадке своего цвета, округлости, сияния, как в диаметре, так и в окружности, ",  
It’s like the moon in the waning fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only decline.  
Seyyathāpi, bhante, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena, vaḍḍhati maṇḍalena, vaḍḍhati ābhāya, vaḍḍhati ārohapariṇāhena.  
Подобно тому, как в течение периода убывающей луны, будь то день или ночь, луна пребывает в упадке своего цвета, округлости, сияния, как в диаметре, так и в окружности, ",  
It’s like the moon in the waxing fortnight. Whether by day or by night, its beauty, roundness, light, and diameter and circumference only grow.  
Seyyathāpi, kassapa, kāḷapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, hāyateva vaṇṇena …pe…  
",  
 
Seyyathāpi, kassapa, juṇhapakkhe candassa yā ratti vā divaso vā āgacchati, vaḍḍhateva vaṇṇena, vaḍḍhati maṇḍalena, vaḍḍhati ābhāya, vaḍḍhati ārohapariṇāhena.  
",  
 

sn16.8vaṇṇavādino vaṇṇavādī29Pi En Ru dhamma

“Tathā hi pana, kassapa, pubbe therā bhikkhū āraññikā ceva ahesuṁ āraññikattassa ca vaṇṇavādino, piṇḍapātikā ceva ahesuṁ piṇḍapātikattassa ca vaṇṇavādino, paṁsukūlikā ceva ahesuṁ paṁsukūlikattassa ca vaṇṇavādino, tecīvarikā ceva ahesuṁ tecīvarikattassa ca vaṇṇavādino, appicchā ceva ahesuṁ appicchatāya ca vaṇṇavādino, santuṭṭhā ceva ahesuṁ santuṭṭhiyā ca vaṇṇavādino, pavivittā ceva ahesuṁ pavivekassa ca vaṇṇavādino, asaṁsaṭṭhā ceva ahesuṁ asaṁsaggassa ca vaṇṇavādino, āraddhavīriyā ceva ahesuṁ vīriyārambhassa ca vaṇṇavādino.   «Именно так, Кассапа. В прошлом старшие монахи были теми, кто проживал в лесу и восхвалял проживание в лесу. Они были теми, кто ел [только ту] еду, что получена с хождения за подаяниями и восхвалял употребление [только той] еды, что получена с хождения за подаяниями. Они были теми, кто носил одеяние из обносков и восхвалял ношение одеяния из обносков. Они были теми, кто использовал комплект [только] из трёх одежд и восхвалял использование комплекта из трёх одежд. Они были теми, у кого было мало пожеланий, и кто восхвалял малое количество пожеланий. Они были теми, кто довольствовался [только тем, что у него было] и восхвалял [такое] довольствование. Они были теми, кто проживал в уединении и восхвалял уединение. Они сторонились общества и восхваляли отчуждённость от общества. Они были усердными и восхваляли зарождение усердия. ",  
“Kassapa, that’s because formerly the senior mendicants lived in the wilderness, ate only almsfood, wore rag robes, and owned just three robes; and they praised these things. They were of few wishes, content, secluded, aloof, and energetic; and they praised these things.  
Tatra yo hoti bhikkhu āraññiko ceva āraññikattassa ca vaṇṇavādī, piṇḍapātiko ceva piṇḍapātikattassa ca vaṇṇavādī, paṁsukūliko ceva paṁsukūlikattassa ca vaṇṇavādī, tecīvariko ceva tecīvarikattassa ca vaṇṇavādī, appiccho ceva appicchatāya ca vaṇṇavādī, santuṭṭho ceva santuṭṭhiyā ca vaṇṇavādī, pavivitto ceva pavivekassa ca vaṇṇavādī, asaṁsaṭṭho ceva asaṁsaggassa ca vaṇṇavādī, āraddhavīriyo ceva vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī, taṁ therā bhikkhū āsanena nimantenti:  
И вот, когда монах был тем, кто проживал в лесу… …был усердным и восхвалял зарождение усердия, старшие монахи приглашали его присесть и говорили: ",  
The senior mendicants invite such a mendicant to a seat, saying:  
‘yo kira so hoti bhikkhu āraññiko ceva āraññikattassa ca vaṇṇavādī, piṇḍapātiko ceva …pe… paṁsukūliko ceva … tecīvariko ceva … appiccho ceva … santuṭṭho ceva … pavivitto ceva … asaṁsaṭṭho ceva … āraddhavīriyo ceva vīriyārambhassa ca vaṇṇavādī, taṁ therā bhikkhū āsanena nimantenti— 
«Похоже, [что вот ведь как оно] – когда монах проживает в лесу и восхваляет проживание в лесу… …когда он усердный и восхваляет зарождение усердия, то старшие монахи приглашают его присесть…». ",  
‘It seems that when a mendicant lives in the wilderness … and is energetic, and praises these things, senior mendicants invite them to a seat …’  
Etarahi pana, kassapa, therā bhikkhū na ceva āraññikā na ca āraññikattassa vaṇṇavādino, na ceva piṇḍapātikā na ca piṇḍapātikattassa vaṇṇavādino, na ceva paṁsukūlikā na ca paṁsukūlikattassa vaṇṇavādino, na ceva tecīvarikā na ca tecīvarikattassa vaṇṇavādino, na ceva appicchā na ca appicchatāya vaṇṇavādino, na ceva santuṭṭhā na ca santuṭṭhiyā vaṇṇavādino, na ceva pavivittā na ca pavivekassa vaṇṇavādino, na ceva asaṁsaṭṭhā na ca asaṁsaggassa vaṇṇavādino, na ceva āraddhavīriyā na ca vīriyārambhassa vaṇṇavādino.  
Но ныне, Кассапа, старшие монахи более не являются теми, кто проживает в лесу и не восхваляют проживание в лесу… …не усердные и не восхваляют зарождение усердия. ",  
But these days, Kassapa, the senior mendicants don’t live in the wilderness … and aren’t energetic; and they don’t praise these things.  

sn16.9evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

Ahaṁ, bhikkhave, yāvade ākaṅkhāmi anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi, anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.   Монахи, до той степени, до которой я пожелаю, я вспоминаю многочисленные прошлые обители: одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира. Я вспоминаю: «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился тут». Так я вспоминаю множество своих жизней во всех их вариациях и деталях. ",  
Whenever I want, I recollect my many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. I remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so I recollect my many kinds of past lives, with features and details.  
Ahaṁ, bhikkhave, yāvade ākaṅkhāmi dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi: ‘ime vata, bhonto, sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā, ime vā pana, bhonto, sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi.  
Монахи, до той степени, до которой я пожелаю, я вижу за счёт божественного глаза, очищенного и превосходящего человеческий, смерть и перерождение существ, я различаю низших и великих, красивых и уродливых, счастливых и несчастных, и я понимаю, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, С остановкой жизнедеятельности тела, после смерти, возрождаются в хороших участях, в небесных мирах». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу смерть и перерождение существ, [распознают] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Я понимаю, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками. ",  
Whenever I want, with clairvoyance that is purified and superhuman, I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understand how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

sn17.11suvaṇṇapātisutta suvaṇṇapātiyāpi3Pi En Ru dhamma

Suvaṇṇapātisutta   A Golden Pot  
Suvaṇṇapātisutta → pātivaggo (bj) 
‘na cāyamāyasmā suvaṇṇapātiyāpi rūpiyacuṇṇaparipūrāya hetu sampajānamusā bhāseyyā’ti.  
‘This venerable would not tell a deliberate lie even for the sake of a golden pot filled with silver powder.’  

sn17.12suvaṇṇacuṇṇaparipūrāya1Pi En Ru dhamma

‘na cāyamāyasmā rūpiyapātiyāpi suvaṇṇacuṇṇaparipūrāya hetu sampajānamusā bhāseyyā’ti.   ‘This venerable would not tell a deliberate lie even for the sake of a silver pot filled with gold powder.’  

sn17.13-20suvaṇṇanikkhasatassāpi suvaṇṇanikkhassāpi suvaṇṇanikkhasuttādiaṭṭhaka suvaṇṇanikkha-janapadakalyāṇī suvaṇṇā6Pi En Ru dhamma

Suvaṇṇanikkhasuttādiaṭṭhaka   A Gold Ingot, Etc.  
Suvaṇṇanikkhasuttādiaṭṭhaka → suvaṇṇanikkha-janapadakalyāṇī (pts1ed, pts2ed) 
‘na cāyamāyasmā suvaṇṇanikkhassāpi hetu …pe…  
‘This venerable would not tell a deliberate lie even for the sake of a gold ingot.’ …”  
suvaṇṇanikkhasatassāpi hetu …  
“‘… for the sake of a hundred gold ingots.’ …”  
Dve pāti dve suvaṇṇā ca,  
 

sn17.24uppalavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

tādisā, ayye, bhavāhi yādisā khemā ca bhikkhunī uppalavaṇṇā cāti.   please be like the nuns Khemā and Uppalavaṇṇā.’  
Esā, bhikkhave, tulā etaṁ pamāṇaṁ mama sāvikānaṁ bhikkhunīnaṁ, yadidaṁ khemā ca bhikkhunī uppalavaṇṇā ca.  
These are a standard and a measure for my nun disciples, that is, the nuns Khemā and Uppalavaṇṇā.  

sn20.9vaṇṇāya4Pi En Ru dhamma

Tesaṁ taṁ vaṇṇāya ceva hoti balāya ca, na ca tatonidānaṁ maraṇaṁ vā nigacchanti maraṇamattaṁ vā dukkhaṁ.   That was good for their appearance and health, and wouldn’t result in death or deadly pain.  
Tesaṁ taṁ neva vaṇṇāya hoti na balāya.  
That was not good for their appearance and health, and resulted in death or deadly pain.  
Tesaṁ taṁ vaṇṇāya ceva hoti balāya ca, na ca tatonidānaṁ maraṇaṁ vā nigacchanti maraṇamattaṁ vā dukkhaṁ.  
That’s good for their appearance and health, and doesn’t result in death or deadly pain.  
Tesaṁ taṁ neva vaṇṇāya hoti na balāya, te tatonidānaṁ maraṇaṁ vā nigacchanti maraṇamattaṁ vā dukkhaṁ.  
That’s not good for their appearance and health, and results in death or deadly pain.  

sn21.3mukhavaṇṇo vaṇṇito2Pi En Ru dhamma

parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto santena nūnāyasmā mahāmoggallāno ajja vihārena vihāsī”ti.   Have you spent the day in a peaceful meditation?”  
Āyasmā hi sāriputto bhagavatā anekapariyāyena thomito vaṇṇito pasattho:  
Venerable Sāriputta has been commended, complimented, and praised by the Buddha:  

sn21.5vaṇṇapokkharatāya1Pi En Ru dhamma

yañca abhirūpo dassanīyo pāsādiko paramāya vaṇṇapokkharatāya samannāgato, yassa catthāya kulaputtā sammadeva agārasmā anagāriyaṁ pabbajanti tadanuttaraṁ brahmacariyapariyosānaṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharatī”ti.   He’s attractive, good-looking, lovely, of surpassing beauty. And he has realized the supreme end of the spiritual path in this very life. He lives having achieved with his own insight the goal for which gentlemen rightly go forth from the lay life to homelessness.”  

sn21.10vaṇṇavādī vaṇṇavādī’ti5Pi En Ru dhamma

Tena kho pana samayena aññataro bhikkhu theranāmako ekavihārī ceva hoti ekavihārassa ca vaṇṇavādī.   Now at that time there was a certain mendicant named Senior. He lived alone and praised living alone.  
“idha, bhante, aññataro bhikkhu theranāmako ekavihārī ekavihārassa ca vaṇṇavādī”ti.  
“Sir, there’s a certain mendicant named Senior who lives alone and praises living alone.”  
“saccaṁ kira tvaṁ, thera, ekavihārī ekavihārassa ca vaṇṇavādī”ti?  
“Is it really true, Senior, that you live alone and praise living alone?”  
“Yathā kathaṁ pana tvaṁ, thera, ekavihārī ekavihārassa ca vaṇṇavādī”ti?  
“But in what way do you live alone and praise living alone?”  
Evaṁ khvāhaṁ, bhante, ekavihārī ekavihārassa ca vaṇṇavādī”ti.  
That’s how I live alone and praise living alone.”  

sn22.1mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto.   and your complexion is pure and bright.  

sn22.2vaṇṇeti vaṇṇetī’ti vaṇṇeyya4Pi En Ru dhamma

Akusale cāvuso, dhamme upasampajja viharato diṭṭhe ceva dhamme sukho vihāro abhavissa avighāto anupāyāso apariḷāho, kāyassa ca bhedā paraṁ maraṇā sugati pāṭikaṅkhā, nayidaṁ bhagavā akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ vaṇṇeyya.   If those who acquired and kept unskillful qualities were to live happily in the present life, free of anguish, distress, and fever; and if, when their body breaks up, after death, they could expect to go to a good place, the Buddha would not praise giving up unskillful qualities.  
Yasmā ca kho, āvuso, akusale dhamme upasampajja viharato diṭṭhe ceva dhamme dukkho vihāro savighāto saupāyāso sapariḷāho, kāyassa ca bhedā paraṁ maraṇā duggati pāṭikaṅkhā, tasmā bhagavā akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ vaṇṇeti.  
But since those who acquire and keep unskillful qualities live unhappily in the present life, full of anguish, distress, and fever; and since, when their body breaks up, after death, they can expect to go to a bad place, the Buddha praises giving up unskillful qualities.  
Kusale cāvuso, dhamme upasampajja viharato diṭṭhe ceva dhamme dukkho vihāro abhavissa savighāto saupāyāso sapariḷāho, kāyassa ca bhedā paraṁ maraṇā duggati pāṭikaṅkhā, nayidaṁ bhagavā kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ vaṇṇeyya.  
If those who embraced and kept skillful qualities were to live unhappily in the present life, full of anguish, distress, and fever; and if, when their body breaks up, after death, they could expect to go to a bad place, the Buddha would not praise embracing skillful qualities.  
Yasmā ca kho, āvuso, kusale dhamme upasampajja viharato diṭṭhe ceva dhamme sukho vihāro avighāto anupāyāso apariḷāho, kāyassa ca bhedā paraṁ maraṇā sugati pāṭikaṅkhā, tasmā bhagavā kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ vaṇṇetī”ti.  
But since those who embrace and keep skillful qualities live happily in the present life, free of anguish, distress, and fever; and since, when their body breaks up, after death, they can expect to go to a good place, the Buddha praises embracing skillful qualities.”  

sn22.78vaṇṇavanto2Pi En Ru dhamma

Yepi te, bhikkhave, devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā uccesu vimānesu ciraṭṭhitikā tepi tathāgatassa dhammadesanaṁ sutvā yebhuyyena bhayaṁ saṁvegaṁ santāsaṁ āpajjanti:   Now, there are gods who are long-lived, beautiful, and very happy, living for ages in their divine palaces. When they hear this teaching by the Realized One, they’re typically filled with fear, awe, and terror.  
vaṇṇavanto yasassino;  
so beautiful and glorious,  

sn22.87abhikkantavaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Atha kho dve devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu …pe… ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.   Then, late at night, two glorious deities, lighting up the entire Vulture’s Peak, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  
Imaṁ, āvuso, rattiṁ dve devatāyo abhikkantāya rattiyā abhikkantavaṇṇā kevalakappaṁ gijjhakūṭaṁ obhāsetvā yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhaṁsu.  
Late last night, two glorious deities, lighting up the entire Vulture’s Peak, went up to the Buddha, bowed, and stood to one side.  

sn22.89vaṇṇassa2Pi En Ru dhamma

Yo nu kho evaṁ vadeyya: ‘pattassa gandho’ti vā ‘vaṇṇassa gandho’ti vā ‘kiñjakkhassa gandho’ti vā sammā nu kho so vadamāno vadeyyā”ti?   Would it be right to say that the scent belongs to the petals or the stalk or the pistil?”  
vaṇṇassa → vaṇṭassa (katthaci)  

sn22.90saṁvaṇṇito2Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā ānando kosambiyaṁ viharati ghositārāme satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ, pahoti ca me āyasmā ānando tathā dhammaṁ desetuṁ yathāhaṁ dhammaṁ passeyyaṁ;   “The Venerable Ānanda is staying near Kosambī, in Ghosita’s Monastery. He’s praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions. He’s quite capable of teaching me the Dhamma so that I can see the teaching.  
‘ayaṁ kho āyasmā ānando kosambiyaṁ viharati ghositārāme satthu ceva saṁvaṇṇito sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ, pahoti ca me āyasmā ānando tathā dhammaṁ desetuṁ yathāhaṁ dhammaṁ passeyyaṁ.  
 

sn22.96sovaṇṇaddhajāni sovaṇṇamayo sovaṇṇamayāni sovaṇṇālaṅkārāni8Pi En Ru dhamma

Tassa mayhaṁ, bhikkhu, rañño sato khattiyassa muddhāvasittassa caturāsītipallaṅkasahassāni ahesuṁ dantamayāni sāramayāni sovaṇṇamayāni goṇakatthatāni paṭikatthatāni paṭalikatthatāni kadalimigapavarapaccattharaṇāni sauttaracchadāni ubhatolohitakūpadhānāni.   I had 84,000 couches made of ivory or heartwood or gold or silver, spread with woolen covers—shag-piled or embroidered with flowers—and spread with a fine deer hide, with a canopy above and red pillows at both ends.  
Tassa mayhaṁ, bhikkhu, rañño sato khattiyassa muddhāvasittassa caturāsītināgasahassāni ahesuṁ sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇaddhajāni hemajālapaṭicchannāni uposathanāgarājappamukhāni.  
I had 84,000 bull elephants with gold adornments and banners, covered with snow gold netting, with the royal bull elephant named Sabbath the foremost.  
Tassa mayhaṁ, bhikkhu, rañño sato khattiyassa muddhāvasittassa caturāsītiassasahassāni ahesuṁ sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇaddhajāni hemajālapaṭicchannāni valāhakaassarājappamukhāni.  
I had 84,000 horses with gold adornments and banners, covered with gold netting, with the royal steed named Thundercloud the foremost.  
Tassa mayhaṁ, bhikkhu, rañño sato khattiyassa muddhāvasittassa caturāsītirathasahassāni ahesuṁ sovaṇṇālaṅkārāni sovaṇṇaddhajāni hemajālapaṭicchannāni vejayantarathappamukhāni.  
I had 84,000 chariots with gold adornments and banners, covered with snow gold netting, with the chariot named Triumph the foremost.  
Tesaṁ kho pana, bhikkhu, caturāsītiyā pallaṅkasahassānaṁ ekoyeva so pallaṅko hoti yamahaṁ tena samayena paribhuñjāmi—dantamayo vā sāramayo vā sovaṇṇamayo vā rūpiyamayo vā.  
Of those 84,000 couches, I only used one, made of ivory or heartwood or gold or silver.  

sn28.1mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“vippasannāni kho te, āvuso sāriputta, indriyāni; parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto.   “Reverend Sāriputta, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

sn28.2mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“vippasannāni kho te, āvuso sāriputta, indriyāni; parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto.   “Reverend Sāriputta, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

sn28.3mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“vippasannāni kho te, āvuso sāriputta, indriyāni; parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto.   “Reverend Sāriputta, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

sn28.4mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“vippasannāni kho te, āvuso sāriputta, indriyāni; parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto.   “Reverend Sāriputta, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

sn29.7vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘aṇḍajā nāgā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The egg-born dragons are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn29.10vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘opapātikā nāgā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The spontaneously-born dragons are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn29.11-20vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘aṇḍajā nāgā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The egg-born dragons are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn29.21-50vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘opapātikā nāgā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The spontaneously-born dragons are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn30.3vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘aṇḍajā supaṇṇā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The egg-born phoenixes are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn30.4-6vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘opapātikā supaṇṇā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The spontaneously-born phoenixes are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn30.7-16vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘aṇḍajā supaṇṇā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The egg-born phoenixes are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn30.17-46vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘opapātikā supaṇṇā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.    

sn31.2vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘gandhabbakāyikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods of the centaur realm are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn31.3vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘mūlagandhe adhivatthā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods who live in fragrant roots are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn31.4-12vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘sāragandhe adhivatthā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods who live in fragrant heartwood … fragrant scents are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn31.13-22vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘mūlagandhe adhivatthā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods who live in fragrant roots are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn31.23-112vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘gandhagandhe adhivatthā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods who live in fragrant scents are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn32.2vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘valāhakakāyikā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods of the clouds are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn32.3-12vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘sītavalāhakā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods of cool clouds are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn32.13-52vaṇṇavanto1Pi En Ru dhamma

‘vassavalāhakā devā dīghāyukā vaṇṇavanto sukhabahulā’ti.   ‘The gods of rainy clouds are long-lived, beautiful, and very happy.’  

sn35.116saṁvaṇṇito4Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.   “This Venerable Ānanda is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho, āvuso, āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
Api cāyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
Still, Venerable Ānanda is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 

sn35.117saṁvaṇṇito3Pi En Ru dhamma

“ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.   “This Venerable Ānanda is praised by the Buddha and esteemed by his sensible spiritual companions.  
‘ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 
‘ayaṁ kho āyasmā ānando satthu ceva saṁvaṇṇito, sambhāvito ca viññūnaṁ sabrahmacārīnaṁ.  
 

sn35.132vaṇṇā1Pi En Ru dhamma

Vaṇṇā ete brāhmaṇānaṁ,   These emblems of the brahmins  

sn35.133vaṇṇaṁ1Pi En Ru dhamma

“Evamevaṁ pana tvaṁ, māṇavaka, samaṇassa udāyissa vaṇṇaṁ bhāsasi.   She said to him, “You keep praising the ascetic Udāyī like this.  

sn40.10vaṇṇena9Pi En Ru dhamma

dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehi.   heavenly life span, beauty, happiness, glory, sovereignty, sights, sounds, smells, tastes, and touches.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehi.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehī”ti.  
heavenly life span, beauty, happiness, glory, sovereignty, sights, sounds, smells, tastes, and touches.”  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehī”ti.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehī”ti.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehī”ti.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehi.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehī”ti.  
dibbena āyunā, dibbena vaṇṇena, dibbena sukhena, dibbena yasena, dibbena ādhipateyyena, dibbehi rūpehi, dibbehi saddehi, dibbehi gandhehi, dibbehi rasehi, dibbehi phoṭṭhabbehī”ti.  

sn42.9vaṇṇeti vaṇṇetī’ti12Pi En Ru dhamma

‘nanu, bhante, bhagavā anekapariyāyena kulānaṁ anuddayaṁ vaṇṇeti, anurakkhaṁ vaṇṇeti, anukampaṁ vaṇṇetī’ti?   ‘Sir, don’t you in many ways praise kindness, protection, and sympathy for families?’  
‘evaṁ, gāmaṇi, tathāgato anekapariyāyena kulānaṁ anuddayaṁ vaṇṇeti, anurakkhaṁ vaṇṇeti, anukampaṁ vaṇṇetī’ti, tamenaṁ tvaṁ evaṁ vadeyyāsi:  
‘Indeed I do, chief,’ say this to him:  
“Nanu, bhante, bhagavā anekapariyāyena kulānaṁ anuddayaṁ vaṇṇeti, anurakkhaṁ vaṇṇeti, anukampaṁ vaṇṇetī”ti?  
“Sir, don’t you in many ways praise kindness, protection, and sympathy for families?”  
“Evaṁ, gāmaṇi, tathāgato anekapariyāyena kulānaṁ anuddayaṁ vaṇṇeti, anurakkhaṁ vaṇṇeti, anukampaṁ vaṇṇetī”ti.  
“Indeed I do, chief.”  

sn42.10nikkhittamaṇisuvaṇṇā3Pi En Ru dhamma

Na kappati samaṇānaṁ sakyaputtiyānaṁ jātarūparajataṁ, na sādiyanti samaṇā sakyaputtiyā jātarūparajataṁ, nappaṭiggaṇhanti samaṇā sakyaputtiyā jātarūparajataṁ, nikkhittamaṇisuvaṇṇā samaṇā sakyaputtiyā apetajātarūparajatā”ti.   Gold and currency are not proper for Sakyan ascetics. They neither accept nor receive gold and currency. They have set aside gems and gold, and rejected gold and currency.”  
Na kappati samaṇānaṁ sakyaputtiyānaṁ jātarūparajataṁ, na sādiyanti samaṇā sakyaputtiyā jātarūparajataṁ, nappaṭiggaṇhanti samaṇā sakyaputtiyā jātarūparajataṁ, nikkhittamaṇisuvaṇṇā samaṇā sakyaputtiyā apetajātarūparajatā’ti.  
 
Na hi, gāmaṇi, kappati samaṇānaṁ sakyaputtiyānaṁ jātarūparajataṁ, na sādiyanti samaṇā sakyaputtiyā jātarūparajataṁ, nappaṭiggaṇhanti samaṇā sakyaputtiyā jātarūparajataṁ, nikkhittamaṇisuvaṇṇā samaṇā sakyaputtiyā apetajātarūparajatā.  
Gold and currency are not proper for Sakyan ascetics. They neither accept nor receive gold and currency. They have set aside gems and gold, and rejected gold and currency.  

sn45.24vaṇṇemi4Pi En Ru dhamma

“Gihino vāhaṁ, bhikkhave, pabbajitassa vā micchāpaṭipadaṁ na vaṇṇemi.   “Mendicants, I don’t praise wrong practice for laypeople or renunciates.  
Gihino vāhaṁ, bhikkhave, pabbajitassa vā micchāpaṭipadaṁ na vaṇṇemi.  
I don’t praise wrong practice for lay people or renunciates.  
Gihino vāhaṁ, bhikkhave, pabbajitassa vā sammāpaṭipadaṁ vaṇṇemi.  
I praise right practice for laypeople and renunciates.  
Gihino vāhaṁ, bhikkhave, pabbajitassa vā sammāpaṭipadaṁ vaṇṇemi.  
I praise right practice for laypeople and renunciates.  

sn45.149paragaṅgāpeyyālīvaṇṇiyato1Pi En Ru dhamma

(Paragaṅgāpeyyālīvaṇṇiyato paripuṇṇasuttanti vitthāramaggī.)    

sn47.8vaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

‘idaṁ vā me ajja bhattu sūpeyyaṁ ruccati, imassa vā abhiharati, imassa vā bahuṁ gaṇhāti, imassa vā vaṇṇaṁ bhāsati.   ‘Today my master preferred this sauce, or he reached for it, or he took a lot of it, or he praised it.  
Ambilaggaṁ vā me ajja bhattu sūpeyyaṁ ruccati, ambilaggassa vā abhiharati, ambilaggassa vā bahuṁ gaṇhāti, ambilaggassa vā vaṇṇaṁ bhāsati. Tittakaggaṁ vā me ajja … kaṭukaggaṁ vā me ajja … madhuraggaṁ vā me ajja … khārikaṁ vā me ajja … akhārikaṁ vā me ajja … loṇikaṁ vā me ajja … aloṇikaṁ vā me ajja bhattu sūpeyyaṁ ruccati, aloṇikassa vā abhiharati, aloṇikassa vā bahuṁ gaṇhāti, aloṇikassa vā vaṇṇaṁ bhāsatī’ti.  
Today my master preferred the sour or bitter or pungent or sweet or hot or mild or salty sauce. Or he preferred the bland sauce, or he reached for the bland one, or he took a lot of it, or he praised it.’  
‘idaṁ vā me ajja bhattu sūpeyyaṁ ruccati, imassa vā abhiharati, imassa vā bahuṁ gaṇhāti, imassa vā vaṇṇaṁ bhāsati.  
‘Today my master preferred this sauce, or he reached for it, or he took a lot of it, or he praised it.  
Ambilaggaṁ vā me ajja bhattu sūpeyyaṁ ruccati, ambilaggassa vā abhiharati, ambilaggassa vā bahuṁ gaṇhāti, ambilaggassa vā vaṇṇaṁ bhāsati. Tittakaggaṁ vā me ajja … kaṭukaggaṁ vā me ajja … madhuraggaṁ vā me ajja … khārikaṁ vā me ajja … akhārikaṁ vā me ajja … loṇikaṁ vā me ajja … aloṇikaṁ vā me ajja bhattu sūpeyyaṁ ruccati, aloṇikassa vā abhiharati, aloṇikassa vā bahuṁ gaṇhāti, aloṇikassa vā vaṇṇaṁ bhāsatī’ti.  
Today my master preferred the sour or bitter or pungent or sweet or hot or mild or salty sauce. Or he preferred the bland sauce, or he reached for the bland one, or he took a lot of it, or he praised it.’  

sn48.41chavivaṇṇo2Pi En Ru dhamma

Na cevaṁ dāni, bhante, bhagavato tāva parisuddho chavivaṇṇo pariyodāto, sithilāni ca gattāni sabbāni valiyajātāni, purato pabbhāro ca kāyo, dissati ca indriyānaṁ aññathattaṁ—  how the complexion of your skin is no longer pure and bright. Your limbs are flaccid and wrinkled, and your body is stooped. And it’s apparent that there has been a deterioration in your faculties  
Na ceva tāva parisuddho hoti chavivaṇṇo pariyodāto, sithilāni ca honti gattāni sabbāni valiyajātāni, purato pabbhāro ca kāyo, dissati ca indriyānaṁ aññathattaṁ— 
The complexion of the skin is no longer pure and bright. The limbs are flaccid and wrinkled, and the body is stooped. And it’s apparent that there has been a deterioration in the faculties  

sn51.11evaṁvaṇṇo suvaṇṇe4Pi En Ru dhamma

Evaṁ bhāvitesu kho, bhikkhu, catūsu iddhipādesu evaṁ bahulīkatesu, anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.   When the four bases of psychic power have been developed and cultivated in this way, they recollect many kinds of past lives. That is: one, two, three, four, five, ten, twenty, thirty, forty, fifty, a hundred, a thousand, a hundred thousand rebirths; many eons of the world contracting, many eons of the world expanding, many eons of the world contracting and expanding. They remember: ‘There, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn somewhere else. There, too, I was named this, my clan was that, I looked like this, and that was my food. This was how I felt pleasure and pain, and that was how my life ended. When I passed away from that place I was reborn here.’ And so they recollect their many kinds of past lives, with features and details.  
Evaṁ bhāvitesu kho, bhikkhu, catūsu iddhipādesu evaṁ bahulīkatesu, dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata, bhonto, sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana, bhonto, sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte, suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
When the four bases of psychic power have been developed and cultivated in this way, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they chose to act out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they chose to act out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.  

sn52.9mukhavaṇṇo1Pi En Ru dhamma

“Vippasannāni kho te, āvuso anuruddha, indriyāni, parisuddho mukhavaṇṇo pariyodāto.   “Reverend Anuruddha, your faculties are so very clear, and your complexion is pure and bright.  

sn54.9vaṇṇaṁ6Pi En Ru dhamma

Tena kho pana samayena bhagavā bhikkhūnaṁ anekapariyāyena asubhakathaṁ katheti, asubhāya vaṇṇaṁ bhāsati, asubhabhāvanāya vaṇṇaṁ bhāsati.   Now at that time the Buddha spoke in many ways to the mendicants about the meditation on ugliness. He praised the meditation on ugliness and its development.  
“bhagavā anekapariyāyena asubhakathaṁ katheti, asubhāya vaṇṇaṁ bhāsati, asubhabhāvanāya vaṇṇaṁ bhāsatī”ti anekākāravokāraṁ asubhabhāvanānuyogamanuyuttā viharanti.  
“The Buddha spoke in many ways about the meditation on ugliness. He praised the meditation on ugliness and its development.” They committed themselves to developing the many different facets of the meditation on ugliness.  
“Tathā hi pana, bhante, ‘bhagavā bhikkhūnaṁ anekapariyāyena asubhakathaṁ katheti, asubhāya vaṇṇaṁ bhāsati, asubhabhāvanāya vaṇṇaṁ bhāsatī’ti anekākāravokāraṁ asubhabhāvanānuyogamanuyuttā viharanti.  
Ānanda told the Buddha all that had happened, and said,  

sn55.7vaṇṇaṁ5Pi En Ru dhamma

So iti paṭisaṅkhāya attanā ca pāṇātipātā paṭivirato hoti, parañca pāṇātipātā veramaṇiyā samādapeti, pāṇātipātā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati.   Reflecting in this way, they give up killing living creatures themselves. And they encourage others to give up killing living creatures, praising the giving up of killing living creatures.  
So iti paṭisaṅkhāya attanā ca adinnādānā paṭivirato hoti, parañca adinnādānā veramaṇiyā samādapeti, adinnādānā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati.  
Reflecting in this way, they give up stealing themselves. And they encourage others to give up stealing, praising the giving up of stealing.  
So iti paṭisaṅkhāya attanā ca kāmesumicchācārā paṭivirato hoti, parañca kāmesumicchācārā veramaṇiyā samādapeti, kāmesumicchācārā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati.  
Reflecting in this way, they give up sexual misconduct themselves. And they encourage others to give up sexual misconduct, praising the giving up of sexual misconduct.  
So iti paṭisaṅkhāya attanā ca musāvādā paṭivirato hoti, parañca musāvādā veramaṇiyā samādapeti, musāvādā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati.  
Reflecting in this way, they give up lying themselves. And they encourage others to give up lying, praising the giving up of lying.  
So iti paṭisaṅkhāya attanā ca samphappalāpā paṭivirato hoti, parañca samphappalāpā veramaṇiyā samādapeti, samphappalāpā veramaṇiyā ca vaṇṇaṁ bhāsati.  
Reflecting in this way, they give up talking nonsense themselves. And they encourage others to give up talking nonsense, praising the giving up of talking nonsense.  

sn55.30vaṇṇena1Pi En Ru dhamma

vaṇṇena saṁyutto hoti dibbenapi mānusenapi;   beauty …  

sn56.19vaṇṇā2Pi En Ru dhamma

Tattha aparimāṇā vaṇṇā aparimāṇā byañjanā aparimāṇā saṅkāsanā:   And there are limitless explanations, phrases, and expressions about that:  
Tattha aparimāṇā vaṇṇā aparimāṇā byañjanā aparimāṇā saṅkāsanā:  
And there are limitless explanations, phrases, and expressions about that: