Taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasi karotha. bhāsissāmī”ti.  
Listen and apply your mind well, I will speak.”
“Akiriyaṁ kho ahaṁ, brāhmaṇa, vadāmi kāyaduccaritassa vacīduccaritassa manoduccaritassa, anekavihitānaṁ pāpakānaṁ akusalānaṁ dhammānaṁ akiriyaṁ vadāmi.  
“I teach inaction regarding bad bodily, verbal, and mental conduct, and the many kinds of unskillful things.
Kiriyañca kho ahaṁ, brāhmaṇa, vadāmi kāyasucaritassa vacīsucaritassa manosucaritassa, anekavihitānaṁ kusalānaṁ dhammānaṁ kiriyaṁ vadāmi.  
I teach action regarding good bodily, verbal, and mental conduct, and the many kinds of skillful things.
Vācāya uda cetasā;  
speech, and mind.
Taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasi karotha, bhāsissāmī”ti.  
Listen and apply your mind well, I will speak.”
So aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
They enter and remain in a certain peaceful state of freed mind.
‘tattha nūna tāsaṁ devatānaṁ tathā cittaṁ bhāvitaṁ yena tā devatā dasapi hutvā vīsampi hutvā tiṁsampi hutvā cattālīsampi hutvā paññāsampi hutvā saṭṭhipi hutvā āraggakoṭinitudanamattepi tiṭṭhanti na ca aññamaññaṁ byābādhentī’ti.  
‘Surely those deities, since so many of them can stand on the point of a needle without bumping up against each other, must have developed their minds in that place.’
Idheva kho, sāriputta, tāsaṁ devatānaṁ tathā cittaṁ bhāvitaṁ, yena tā devatā dasapi hutvā …pe… na ca aññamaññaṁ byābādhenti.  
It was right here that those deities developed their minds.
‘Santindriyānañhi vo, sāriputta, santamānasānaṁ santaṁyeva kāyakammaṁ bhavissati santaṁ vacīkammaṁ santaṁ manokammaṁ.  
When your faculties and mind are peaceful, your acts of body, speech, and mind will be peaceful, thinking:

“Tena hi, brāhmaṇa, suṇāhi, sādhukaṁ manasi karohi; bhāsissāmī”ti.  
“Well then, brahmin, listen and apply your mind well, I will speak.”
Vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati.  
As the placing of the mind and keeping it connected are stilled, they enter and remain in the second absorption, which has the rapture and bliss born of immersion, with internal clarity and mind at one, without placing the mind and keeping it connected.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhininnāmeti.  
When their mind has become immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—they extend it toward recollection of past lives.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti.  
When their mind has become immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—they extend it toward knowledge of the death and rebirth of sentient beings.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā …pe… manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā, vacīsucaritena samannāgatā, manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti.  
When their mind has become immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—they extend it toward knowledge of the ending of defilements.
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati;  
Knowing and seeing like this, their mind is freed from the defilements of sensuality, desire to be reborn, and ignorance.
Cittaṁ yassa vasībhūtaṁ,  
whose mind is mastered,

‘evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan’ti.  
‘This is what you’re thinking, such is your thought, and thus is your state of mind.’
‘evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan’ti.  
‘This is what you’re thinking, such is your thought, and thus is your state of mind.’
‘evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan’ti.  
‘This is what you’re thinking, such is your thought, and thus is your state of mind.’
Idha pana, brāhmaṇa, ekacco na heva kho nimittena ādisati, napi manussānaṁ vā amanussānaṁ vā devatānaṁ vā saddaṁ sutvā ādisati, napi vitakkayato vicārayato vitakkavipphārasaddaṁ sutvā ādisati, api ca kho avitakkaṁ avicāraṁ samādhiṁ samāpannassa cetasā ceto paricca pajānāti:  
In another case, someone comprehends the mind of a person who has attained the immersion that’s free of placing the mind and keeping it connected. They understand:
‘yathā imassa bhoto manosaṅkhārā paṇihitā imassa cittassa anantarā amuṁ nāma vitakkaṁ vitakkessatī’ti.  
‘Judging by the way this person’s intentions are directed, immediately after this mind state, they’ll think this thought.’
‘evaṁ vitakketha, mā evaṁ vitakkayittha; evaṁ manasi karotha, mā evaṁ manasākattha; idaṁ pajahatha, idaṁ upasampajja viharathā’ti.  
‘Think like this, not like that. Focus your mind like this, not like that. Give up this, and live having achieved that.’
‘evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan’ti, so bahuñcepi ādisati tatheva taṁ hoti, no aññathā.  
an3.60
napi vitakkayato vicārayato vitakkavipphārasaddaṁ sutvā ādisati, api ca kho avitakkaṁ avicāraṁ samādhiṁ samāpannassa cetasā ceto paricca pajānāti:  
or by comprehending the mind of another person,
‘yathā imassa bhoto manosaṅkhārā paṇihitā imassa cittassa anantarā amhaṁ nāma vitakkaṁ vitakkessatī’ti, so bahuñcepi ādisati tatheva taṁ hoti, no aññathā.  
an3.60
‘evaṁ vitakketha, mā evaṁ vitakkayittha; evaṁ manasi karotha, mā evaṁ manasākattha; idaṁ pajahatha, idaṁ upasampajja viharathā’ti.  
‘Think like this, not like that. Focus your mind like this, not like that. Give up this, and live having achieved that.’
bhavañhi gotamo avitakkaṁ avicāraṁ samādhiṁ samāpannassa cetasā ceto paricca pajānāti:  
And Master Gotama comprehends the mind of another person who has attained the immersion that is free of placing the mind and keeping it connected. He understands:
‘yathā imassa bhoto manosaṅkhārā paṇihitā imassa cittassa anantarā amuṁ nāma vitakkaṁ vitakkessatī’ti.  
‘Judging by the way this person’s intentions are directed, immediately after this mind state they’ll think this thought.’
‘evaṁ vitakketha, mā evaṁ vitakkayittha; evaṁ manasi karotha, mā evaṁ manasākattha; idaṁ pajahatha, idaṁ upasampajja viharathā’”ti.  
‘Think like this, not like that. Focus your mind like this, not like that. Give up this, and live having achieved that.’”
Ahañhi, brāhmaṇa, avitakkaṁ avicāraṁ samādhiṁ samāpannassa cetasā ceto paricca pajānāmi:  
And I do comprehend the mind of another person who has attained the immersion that is free of placing the mind and keeping it connected. I understand:
‘yathā imassa bhoto manosaṅkhārā paṇihitā, imassa cittassa anantarā amuṁ nāma vitakkaṁ vitakkessatī’ti.  
‘Judging by the way this person’s intentions are directed, immediately after this mind state they’ll think this thought.’
‘evaṁ vitakketha, mā evaṁ vitakkayittha; evaṁ manasi karotha, mā evaṁ manasākattha; idaṁ pajahatha, idaṁ upasampajja viharathā’”ti.  
‘Think like this, not like that. Focus your mind like this, not like that. Give up this, and live having achieved that.’”

Evamevaṁ kho, bhikkhave, santi adhicittamanuyuttassa bhikkhuno oḷārikā upakkilesā kāyaduccaritaṁ vacīduccaritaṁ manoduccaritaṁ, tamenaṁ sacetaso bhikkhu dabbajātiko pajahati vinodeti byantīkaroti anabhāvaṁ gameti.  
In the same way, a mendicant who is committed to the higher mind has coarse corruptions: bad bodily, verbal, and mental conduct. A sincere, capable mendicant gives these up, gets rid of, eliminates, and obliterates them.
Hoti so, bhikkhave, samayo yaṁ taṁ cittaṁ ajjhattaṁyeva santiṭṭhati sannisīdati ekodi hoti samādhiyati.  
But there comes a time when that mind is stilled internally; it settles, unifies, and becomes immersed in samādhi. sannisīdati ekodi hoti → ekodibhāvaṁ gacchati (si); ekodibhāvo hoti (sya-all, km, mr)
Yassa yassa ca abhiññā sacchikaraṇīyassa dhammassa cittaṁ abhininnāmeti abhiññā sacchikiriyāya tatra tatreva sakkhibhabbataṁ pāpuṇāti sati satiāyatane.  
They become capable of realizing anything that can be realized by insight to which they extend the mind, in each and every case.
So sace ākaṅkhati: ‘parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajāneyyaṁ—  
If they wish: ‘May I understand the minds of other beings and individuals, having comprehended them with my mind.
sarāgaṁ vā cittaṁ sarāgaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
May I understand mind with greed as “mind with greed”,
vītarāgaṁ vā cittaṁ vītarāgaṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and mind without greed as “mind without greed”;
sadosaṁ vā cittaṁ sadosaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind with hate as “mind with hate”,
vītadosaṁ vā cittaṁ vītadosaṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and mind without hate as “mind without hate”;
samohaṁ vā cittaṁ samohaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind with delusion as “mind with delusion”,
vītamohaṁ vā cittaṁ vītamohaṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and mind without delusion as “mind without delusion”;
saṅkhittaṁ vā cittaṁ saṅkhittaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
constricted mind as “constricted mind”,
vikkhittaṁ vā cittaṁ vikkhittaṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and scattered mind as “scattered mind”;
mahaggataṁ vā cittaṁ mahaggataṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
expansive mind as “expansive mind”,
amahaggataṁ vā cittaṁ amahaggataṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and unexpansive mind as “unexpansive mind”;
sauttaraṁ vā cittaṁ sauttaraṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind that is not supreme as “mind that is not supreme”,
anuttaraṁ vā cittaṁ anuttaraṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and mind that is supreme as “mind that is supreme”;
samāhitaṁ vā cittaṁ samāhitaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind immersed in samādhi as “mind immersed in samādhi”,
asamāhitaṁ vā cittaṁ asamāhitaṁ cittanti pajāneyyaṁ;  
and mind not immersed in samādhi as “mind not immersed in samādhi”;
vimuttaṁ vā cittaṁ vimuttaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
freed mind as “freed mind”,
avimuttaṁ vā cittaṁ avimuttaṁ cittanti pajāneyyan’ti,  
and unfreed mind as “unfreed mind”.’
So sace ākaṅkhati: ‘dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyaṁ: “ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā”ti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyan’ti,  
If they wish: ‘With clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds: “These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.” And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And may I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.’
So sace ākaṅkhati: ‘āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti,  
If they wish: ‘May I realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life, and live having realized it with my own insight due to the ending of defilements.’

Bahussuto hoti sutadharo sutasannicayo, ye te dhammā ādikalyāṇā majjhekalyāṇā pariyosānakalyāṇā sātthaṁ sabyañjanaṁ kevalaparipuṇṇaṁ parisuddhaṁ brahmacariyaṁ abhivadanti, tathārūpāssa dhammā bahussutā honti dhātā vacasā paricitā manasānupekkhitā, diṭṭhiyā suppaṭividdhā.  
They’re very learned, remembering and keeping what they’ve learned. These teachings are good in the beginning, good in the middle, and good in the end, meaningful and well-phrased, describing a spiritual practice that’s entirely full and pure. They are very learned in such teachings, remembering them, reinforcing them by recitation, mentally scrutinizing them, and comprehending them theoretically. sātthaṁ sabyañjanaṁ → sātthā sabyañjanā (bj); sātthā savyañjanā (pts1ed) | kevalaparipuṇṇaṁ → kevalaparipuṇṇā (bj) | dhātā → dhatā (bj, sya-all, km, pts1ed)
Āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati.  
They realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life. And they live having realized it with their own insight due to the ending of defilements.
Yo uddhatena cittena,  
The creature with a restless mind

Idha, bhikkhave, bhikkhu ālokasaññaṁ manasi karoti, divāsaññaṁ adhiṭṭhāti—  
It’s when a mendicant focuses on the perception of light, concentrating on the perception of day:
Iti vivaṭena cetasā apariyonaddhena sappabhāsaṁ cittaṁ bhāveti.  
And so, with an open and unenveloped heart, they develop a mind that’s full of radiance.

Idha, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
Take a mendicant who enters and remains in a peaceful release of the heart.
So sakkāyanirodhaṁ manasi karoti.  
They focus on the cessation of identification,
Tassa sakkāyanirodhaṁ manasi karoto sakkāyanirodhe cittaṁ na pakkhandati nappasīdati na santiṭṭhati nādhimuccati.  
but their mind isn’t secure, confident, settled, and decided about it.
evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
In the same way, take a mendicant who enters and remains in a peaceful release of the heart.
So sakkāyanirodhaṁ manasi karoti.  
They focus on the cessation of identification,
Tassa sakkāyanirodhaṁ manasi karoto sakkāyanirodhe cittaṁ na pakkhandati nappasīdati na santiṭṭhati nādhimuccati.  
but their mind isn’t secure, confident, settled, and decided about it.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
Next, take a mendicant who enters and remains in a peaceful release of the heart.
So sakkāyanirodhaṁ manasi karoti.  
They focus on the cessation of identification,
Tassa sakkāyanirodhaṁ manasi karoto sakkāyanirodhe cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati.  
and their mind is secure, confident, settled, and decided about it.
evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
In the same way, take a mendicant who enters and remains in a peaceful release of the heart.
So sakkāyanirodhaṁ manasi karoti.  
They focus on the cessation of identification,
Tassa sakkāyanirodhaṁ manasi karoto sakkāyanirodhe cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati.  
and their mind is secure, confident, settled, and decided about it.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
Next, take a mendicant who enters and remains in a peaceful release of the heart.
So avijjāppabhedaṁ manasi karoti.  
They focus on smashing ignorance,
Tassa avijjāppabhedaṁ manasi karoto avijjāppabhede cittaṁ na pakkhandati nappasīdati na santiṭṭhati nādhimuccati.  
but their mind isn’t secure, confident, settled, and decided about it.
Evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
In the same way, take a mendicant who enters and remains in a certain peaceful release of the heart.
So avijjāppabhedaṁ manasi karoti.  
They focus on smashing ignorance,
Tassa avijjāppabhedaṁ manasi karoto avijjāppabhede cittaṁ na pakkhandati nappasīdati na santiṭṭhati nādhimuccati.  
but their mind isn’t secure, confident, settled, and decided about it.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
Next, take a mendicant who enters and remains in a peaceful release of the heart.
So avijjāppabhedaṁ manasi karoti.  
They focus on smashing ignorance,
Tassa avijjāppabhedaṁ manasi karoto avijjāppabhede cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati.  
and their mind is secure, confident, settled, and decided about it.
Evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu aññataraṁ santaṁ cetovimuttiṁ upasampajja viharati.  
In the same way, take a mendicant who enters and remains in a certain peaceful release of the heart.
So avijjāppabhedaṁ manasi karoti.  
They focus on smashing ignorance,
Tassa avijjāppabhedaṁ manasi karoto avijjāppabhede cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati.  
and their mind is secure, confident, settled, and decided about it.

manasā dhammaṁ viññāya na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī.  
Knowing an idea with the mind, they don’t get caught up in the features and details.
So abhijjhaṁ loke pahāya vigatābhijjhena cetasā viharati, abhijjhāya cittaṁ parisodheti.  
Giving up covetousness for the world, they meditate with a heart rid of covetousness, cleansing the mind of covetousness.
Byāpādapadosaṁ pahāya abyāpannacitto viharati sabbapāṇabhūtahitānukampī, byāpādapadosā cittaṁ parisodheti.  
Giving up ill will and malevolence, they meditate with a mind rid of ill will, full of compassion for all living beings, cleansing the mind of ill will.
Thinamiddhaṁ pahāya vigatathinamiddho viharati ālokasaññī sato sampajāno, thinamiddhā cittaṁ parisodheti.  
Giving up dullness and drowsiness, they meditate with a mind rid of dullness and drowsiness, perceiving light, mindful and aware, cleansing the mind of dullness and drowsiness.
Uddhaccakukkuccaṁ pahāya anuddhato viharati ajjhattaṁ vūpasantacitto, uddhaccakukkuccā cittaṁ parisodheti.  
Giving up restlessness and remorse, they meditate without restlessness, their mind peaceful inside, cleansing the mind of restlessness and remorse.
Vicikicchaṁ pahāya tiṇṇavicikiccho viharati akathaṅkathī kusalesu dhammesu, vicikicchāya cittaṁ parisodheti.  
Giving up doubt, they meditate having gone beyond doubt, not undecided about skillful qualities, cleansing the mind of doubt.
So ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe  
They give up these five hindrances, corruptions of the heart that weaken wisdom.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya …pe…  
When their mind has become immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—they extend it toward recollection of past lives …
āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti.  
knowledge of the ending of defilements.
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati;  
Knowing and seeing like this, their mind is freed from the defilements of sensuality, desire to be reborn, and ignorance.

Evamevaṁ kho, bhikkhave, pañcime cittassa upakkilesā, yehi upakkilesehi upakkiliṭṭhaṁ cittaṁ na ceva mudu hoti na ca kammaniyaṁ na ca pabhassaraṁ pabhaṅgu ca na ca sammā samādhiyati āsavānaṁ khayāya.  
In the same way, there are these five corruptions of the mind. When the mind is corrupted by these it’s not pliable, workable, or radiant. It’s brittle, and not rightly immersed in samādhi for the ending of defilements.
ime kho, bhikkhave, pañca cittassa upakkilesā yehi upakkilesehi upakkiliṭṭhaṁ cittaṁ na ceva mudu hoti na ca kammaniyaṁ na ca pabhassaraṁ pabhaṅgu ca na ca sammā samādhiyati āsavānaṁ khayāya.  
These are the five corruptions of the mind. When the mind is corrupted by these it’s not pliable, workable, or radiant. It’s brittle, and not rightly immersed in samādhi for the ending of defilements.
Yato ca kho, bhikkhave, cittaṁ imehi pañcahi upakkilesehi vimuttaṁ hoti, taṁ hoti cittaṁ mudu ca kammaniyañca pabhassarañca na ca pabhaṅgu sammā samādhiyati āsavānaṁ khayāya.  
But when the mind is free of these five corruptions it’s pliable, workable, and radiant. It’s not brittle, and is rightly immersed in samādhi for the ending of defilements.
Yassa yassa ca abhiññāsacchikaraṇīyassa dhammassa cittaṁ abhininnāmeti abhiññāsacchikiriyāya tatra tatreva sakkhibhabbataṁ pāpuṇāti sati sati āyatane.  
You become capable of realizing anything that can be realized by insight to which you extend the mind, in each and every case.
So sace ākaṅkhati: ‘parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajāneyyaṁ—  
If you wish: ‘May I understand the minds of other beings and individuals, having comprehended them with my mind.
sarāgaṁ vā cittaṁ sarāgaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
May I understand mind with greed as “mind with greed”,
vītarāgaṁ vā cittaṁ vītarāgaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and mind without greed as “mind without greed”;
sadosaṁ vā cittaṁ sadosaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind with hate as “mind with hate”,
vītadosaṁ vā cittaṁ vītadosaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and mind without hate as “mind without hate”;
samohaṁ vā cittaṁ samohaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind with delusion as “mind with delusion”,
vītamohaṁ vā cittaṁ vītamohaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and mind without delusion as “mind without delusion”;
saṅkhittaṁ vā cittaṁ saṅkhittaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
constricted mind as “constricted mind”,
vikkhittaṁ vā cittaṁ vikkhittaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and scattered mind as “scattered mind”;
mahaggataṁ vā cittaṁ mahaggataṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
expansive mind as “expansive mind”,
amahaggataṁ vā cittaṁ amahaggataṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and unexpansive mind as “unexpansive mind”;
sauttaraṁ vā cittaṁ sauttaraṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind that is not supreme as “mind that is not supreme”,
anuttaraṁ vā cittaṁ anuttaraṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and mind that is supreme as “mind that is supreme”;
samāhitaṁ vā cittaṁ samāhitaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
mind immersed in samādhi as “mind immersed in samādhi”,
asamāhitaṁ vā cittaṁ asamāhitaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and mind not immersed in samādhi as “mind not immersed in samādhi”;
vimuttaṁ vā cittaṁ vimuttaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
freed mind as “freed mind”,
avimuttaṁ vā cittaṁ avimuttaṁ cittanti pajāneyyan’ti,  
and unfreed mind as “unfreed mind”.’
So sace ākaṅkhati: ‘dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyaṁ—ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannāti, iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passeyyaṁ cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajāneyyan’ti,  
If you wish: ‘With clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place—and understand how sentient beings are reborn according to their deeds: “These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.” And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, may I see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. And may I understand how sentient beings are reborn according to their deeds.’
So sace ākaṅkhati: ‘āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti,  
If you wish: ‘May I realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life, and live having realized it with my own insight due to the ending of defilements.’

“Pañcimāni, bhikkhave, vimuttāyatanāni yattha bhikkhuno appamattassa ātāpino pahitattassa viharato avimuttaṁ vā cittaṁ vimuccati, aparikkhīṇā vā āsavā parikkhayaṁ gacchanti, ananuppattaṁ vā anuttaraṁ yogakkhemaṁ anupāpuṇāti.  
“Mendicants, there are these five opportunities for freedom. If a mendicant stays diligent, keen, and resolute at these times, their mind is freed, their defilements are ended, and they arrive at the supreme sanctuary from the yoke.
Sukhino cittaṁ samādhiyati.  
And when blissful, the mind becomes immersed in samādhi.
Idaṁ, bhikkhave, paṭhamaṁ vimuttāyatanaṁ yattha bhikkhuno appamattassa ātāpino pahitattassa viharato avimuttaṁ vā cittaṁ vimuccati, aparikkhīṇā vā āsavā parikkhayaṁ gacchanti, ananuppattaṁ vā anuttaraṁ yogakkhemaṁ anupāpuṇāti.  
This is the first opportunity for freedom. If a mendicant stays diligent, keen, and resolute at this time, their mind is freed, their defilements are ended, and they arrive at the supreme sanctuary from the yoke.
Sukhino cittaṁ samādhiyati.  
And when blissful, the mind becomes immersed in samādhi.
Idaṁ, bhikkhave, dutiyaṁ vimuttāyatanaṁ yattha bhikkhuno appamattassa ātāpino pahitattassa viharato avimuttaṁ vā cittaṁ vimuccati, aparikkhīṇā vā āsavā parikkhayaṁ gacchanti, ananuppattaṁ vā anuttaraṁ yogakkhemaṁ anupāpuṇāti.  
This is the second opportunity for freedom. …
Sukhino cittaṁ samādhiyati.  
And when blissful, the mind becomes immersed in samādhi.
api ca kho yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakketi anuvicāreti manasānupekkhati.  
But the mendicant thinks about and considers the teaching in their heart, examining it with the mind as they learned and memorized it.
Yathā yathā, bhikkhave, bhikkhu yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakketi anuvicāreti manasānupekkhati tathā tathā so tasmiṁ dhamme atthapaṭisaṁvedī ca hoti dhammapaṭisaṁvedī ca.  
That mendicant feels inspired by the meaning and the teaching in that Dhamma, no matter how they think about and consider it in their heart, examining it with the mind as they learned and memorized it.
Sukhino cittaṁ samādhiyati.  
And when blissful, the mind becomes immersed in samādhi.
Idaṁ, bhikkhave, catutthaṁ vimuttāyatanaṁ yattha bhikkhuno appamattassa ātāpino pahitattassa viharato avimuttaṁ vā cittaṁ vimuccati, aparikkhīṇā vā āsavā parikkhayaṁ gacchanti, ananuppattaṁ vā anuttaraṁ yogakkhemaṁ anupāpuṇāti.  
This is the fourth opportunity for freedom. …
Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhuno na heva kho satthā dhammaṁ deseti aññataro vā garuṭṭhāniyo sabrahmacārī, nāpi yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ vitthārena paresaṁ deseti, nāpi yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ vitthārena sajjhāyaṁ karoti, nāpi yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakketi anuvicāreti manasānupekkhati;  
Furthermore, it may be that neither the Teacher nor … the mendicant teaches Dhamma … nor does the mendicant recite the teaching … or think about it.
Sukhino cittaṁ samādhiyati.  
And when blissful, the mind becomes immersed in samādhi.
Idaṁ, bhikkhave, pañcamaṁ vimuttāyatanaṁ yattha bhikkhuno appamattassa ātāpino pahitattassa viharato avimuttaṁ vā cittaṁ vimuccati, aparikkhīṇā vā āsavā parikkhayaṁ gacchanti, ananuppattaṁ vā anuttaraṁ yogakkhemaṁ anupāpuṇāti.  
This is the fifth opportunity for freedom. …
Imāni kho, bhikkhave, pañca vimuttāyatanāni yattha bhikkhuno appamattassa ātāpino pahitattassa viharato avimuttaṁ vā cittaṁ vimuccati, aparikkhīṇā vā āsavā parikkhayaṁ gacchanti, ananuppattaṁ vā anuttaraṁ yogakkhemaṁ anupāpuṇātī”ti.  
These are the five opportunities for freedom. If a mendicant stays diligent, keen, and resolute at these times, their mind is freed, their defilements are ended, and they arrive at the supreme sanctuary from the yoke.” "

Taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasi karotha, bhāsissāmī”ti.  
Listen and apply your mind well, I will speak.”
So imameva kāyaṁ parisuddhena cetasā pariyodātena pharitvā nisinno hoti;  
They sit spreading their body through with pure bright mind.
nāssa kiñci sabbāvato kāyassa parisuddhena cetasā pariyodātena apphuṭaṁ hoti.  
There’s no part of the body that’s not spread with pure bright mind.
Evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu imameva kāyaṁ parisuddhena cetasā pariyodātena pharitvā nisinno hoti;  
In the same way, they sit spreading their body through with pure bright mind.
nāssa kiñci sabbāvato kāyassa parisuddhena cetasā pariyodātena apphuṭaṁ hoti.  
There’s no part of the body that’s not spread with pure bright mind.
Evaṁ bhāvite kho, bhikkhave, bhikkhu ariye pañcaṅgike sammāsamādhimhi evaṁ bahulīkate yassa yassa abhiññāsacchikaraṇīyassa dhammassa cittaṁ abhininnāmeti abhiññāsacchikiriyāya, tatra tatreva sakkhibhabbataṁ pāpuṇāti sati sati āyatane.  
When the noble right immersion with five factors is cultivated in this way, a mendicant becomes capable of realizing anything that can be realized by insight to which they extend the mind, in each and every case. kho, bhikkhave, bhikkhu → evaṁ bhāvite kho bhikkhave (sya-all)
“Evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu evaṁ bhāvite ariye pañcaṅgike sammāsamādhimhi evaṁ bahulīkate yassa yassa abhiññāsacchikaraṇīyassa dhammassa cittaṁ abhininnāmeti abhiññāsacchikiriyāya, tatra tatreva sakkhibhabbataṁ pāpuṇāti sati sati āyatane.  
“In the same way, when noble right immersion with five factors is cultivated in this way, a mendicant becomes capable of realizing anything that can be realized by insight to which they extend the mind, in each and every case.
Evamevaṁ kho, bhikkhave, bhikkhu evaṁ bhāvite ariye pañcaṅgike sammāsamādhimhi evaṁ bahulīkate yassa yassa abhiññāsacchikaraṇīyassa dhammassa cittaṁ abhininnāmeti abhiññāsacchikiriyāya,  
In the same way, when noble right immersion with five factors is cultivated in this way,
So sace ākaṅkhati: ‘parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajāneyyaṁ—  
If you wish: ‘May I understand the minds of other beings and individuals, having comprehended them with my mind.
sarāgaṁ vā cittaṁ sarāgaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
May I understand mind with greed as “mind with greed”,
vītarāgaṁ vā cittaṁ vītarāgaṁ cittanti pajāneyyaṁ,  
and mind without greed as “mind without greed”;
sadosaṁ vā cittaṁ …  
mind with hate as “mind with hate”,
vītadosaṁ vā cittaṁ …  
and mind without hate as “mind without hate”;
samohaṁ vā cittaṁ …  
mind with delusion as “mind with delusion”,
vītamohaṁ vā cittaṁ …  
and mind without delusion as “mind without delusion”;
saṅkhittaṁ vā cittaṁ …  
constricted mind as “constricted mind”,
vikkhittaṁ vā cittaṁ …  
and scattered mind as “scattered mind”;
mahaggataṁ vā cittaṁ …  
expansive mind as “expansive mind”,
amahaggataṁ vā cittaṁ …  
and unexpansive mind as “unexpansive mind”;
sauttaraṁ vā cittaṁ …  
mind that is not supreme as “mind that is not supreme”,
anuttaraṁ vā cittaṁ …  
and mind that is supreme as “mind that is supreme”;
samāhitaṁ vā cittaṁ …  
mind immersed in samādhi as “mind immersed in samādhi”,
asamāhitaṁ vā cittaṁ …  
and mind not immersed in samādhi as “mind not immersed in samādhi”;
vimuttaṁ vā cittaṁ …  
freed mind as “freed mind”,
avimuttaṁ vā cittaṁ avimuttaṁ cittanti pajāneyyan’ti,  
and unfreed mind as “unfreed mind”.’
So sace ākaṅkhati: ‘āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihareyyan’ti,  
If you wish: ‘May I realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life, and live having realized it with my own insight due to the ending of defilements.’

So pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya tameva gāmaṁ vā nigamaṁ vā piṇḍāya pavisati arakkhiteneva kāyena arakkhitāya vācāya arakkhitena cittena anupaṭṭhitāya satiyā asaṁvutehi indriyehi.  
He robes up in the morning and, taking his bowl and robe, enters a village or town for alms without guarding body, speech, and mind, without establishing mindfulness, and without restraining the sense faculties.
Tassa taṁ mātugāmaṁ disvā dunnivatthaṁ vā duppārutaṁ vā rāgo cittaṁ anuddhaṁseti.  
Lust infects his mind,
So rāgānuddhaṁsitena cittena sikkhaṁ apaccakkhāya dubbalyaṁ anāvikatvā methunaṁ dhammaṁ paṭisevati.  
and, without resigning the training and declaring his inability to continue, he has sex.
So pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya tameva gāmaṁ vā nigamaṁ vā piṇḍāya pavisati arakkhiteneva kāyena arakkhitāya vācāya arakkhitena cittena anupaṭṭhitāya satiyā asaṁvutehi indriyehi.  
He robes up in the morning and, taking his bowl and robe, enters a village or town for alms without guarding body, speech, and mind, without establishing mindfulness, and without restraining the sense faculties.
Tassa taṁ mātugāmaṁ disvā dunnivatthaṁ vā duppārutaṁ vā rāgo cittaṁ anuddhaṁseti.  
Lust infects his mind,
So rāgānuddhaṁsitena cittena pariḍayhateva kāyena pariḍayhati cetasā.  
and his body and mind burn with it.
So pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya tameva gāmaṁ vā nigamaṁ vā piṇḍāya pavisati arakkhiteneva kāyena arakkhitāya vācāya arakkhitena cittena anupaṭṭhitāya satiyā asaṁvutehi indriyehi.  
He robes up in the morning and, taking his bowl and robe, enters a village or town for alms without guarding body, speech, and mind, without establishing mindfulness, and without restraining the sense faculties.
Tassa taṁ mātugāmaṁ disvā dunnivatthaṁ vā duppārutaṁ vā rāgo cittaṁ anuddhaṁseti.  
Lust infects his mind,
So rāgānuddhaṁsitena cittena pariḍayhateva kāyena pariḍayhati cetasā.  
and his body and mind burn with it.
So pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya tameva gāmaṁ vā nigamaṁ vā piṇḍāya pavisati arakkhiteneva kāyena arakkhitāya vācāya arakkhitena cittena anupaṭṭhitāya satiyā asaṁvutehi indriyehi.  
He robes up in the morning and, taking his bowl and robe, enters a village or town for alms without guarding body, speech, and mind, without establishing mindfulness, and without restraining the sense faculties.
Tassa taṁ mātugāmaṁ disvā dunnivatthaṁ vā duppārutaṁ vā rāgo cittaṁ anuddhaṁseti.  
Lust infects his mind,
So rāgānuddhaṁsitena cittena pariḍayhateva kāyena pariḍayhati cetasā.  
and his body and mind burn with it.
So pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya tameva gāmaṁ vā nigamaṁ vā piṇḍāya pavisati rakkhiteneva kāyena rakkhitāya vācāya rakkhitena cittena upaṭṭhitāya satiyā saṁvutehi indriyehi.  
He robes up in the morning and, taking his bowl and robe, enters a village or town, guarding body, speech, and mind, establishing mindfulness, and restraining the sense faculties.
manasā dhammaṁ viññāya na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī.  
Knowing an idea with his mind, he doesn’t get caught up in the features and details.
So abhijjhaṁ loke pahāya …pe… so ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe  
He gives up these five hindrances, corruptions of the heart that weaken wisdom.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti.  
When his mind has become immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—he extends it toward knowledge of the ending of defilements.

Idha panāvuso, ekacco puggalo aparisuddhakāyasamācāro hoti aparisuddhavacīsamācāro, labhati ca kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ;  
In the case of a person whose behavior by way of body and speech is impure, but who gets an openness and clarity of heart from time to time, …
Idha panāvuso, ekacco puggalo aparisuddhakāyasamācāro hoti aparisuddhavacīsamācāro, na ca labhati kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ;  
In the case of a person whose behavior by way of body and speech is impure, and who doesn’t get an openness and clarity of heart from time to time, …
Idha panāvuso, ekacco puggalo parisuddhakāyasamācāro parisuddhavacīsamācāro, labhati ca kālena vā kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ;  
In the case of a person whose behavior by way of body and speech is pure, and who gets an openness and clarity of heart from time to time,
evamevaṁ khvāvuso, yvāyaṁ puggalo aparisuddhakāyasamācāro parisuddhavacīsamācāro, yāssa aparisuddhakāyasamācāratā na sāssa tasmiṁ samaye manasi kātabbā, yā ca khvassa parisuddhavacīsamācāratā sāssa tasmiṁ samaye manasi kātabbā.  
In the same way, at that time you should ignore that person’s impure behavior by way of body and focus on their pure behavior by way of speech.
Evamevaṁ kho, āvuso, yvāyaṁ puggalo aparisuddhavacīsamācāro parisuddhakāyasamācāro, yāssa aparisuddhavacīsamācāratā na sāssa tasmiṁ samaye manasi kātabbā, yā ca khvassa parisuddhakāyasamācāratā sāssa tasmiṁ samaye manasi kātabbā.  
In the same way, at that time you should ignore that person’s impure behavior by way of speech and focus on their pure behavior by way of body.
Tatrāvuso, yvāyaṁ puggalo aparisuddhakāyasamācāro aparisuddhavacīsamācāro labhati ca kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, kathaṁ tasmiṁ puggale āghāto paṭivinetabbo?  
How should you get rid of resentment for a person whose behavior by way of body and speech is impure, but who gets an openness and clarity of heart from time to time?
Evamevaṁ kho, āvuso, yvāyaṁ puggalo aparisuddhakāyasamācāro aparisuddhavacīsamācāro labhati ca kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, yāssa aparisuddhakāyasamācāratā na sāssa tasmiṁ samaye manasi kātabbā;  
In the same way, at that time you should ignore that person’s impure behavior by way of speech and body,
yāpissa aparisuddhavacīsamācāratā na sāpissa tasmiṁ samaye manasi kātabbā.  
an5.162
Yañca kho so labhati kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, tamevassa tasmiṁ samaye manasi kātabbaṁ.  
and focus on the fact that they get an openness and clarity of heart from time to time. tamevassa → tadevassa (bj, sya-all, pts1ed)
Tatrāvuso, yvāyaṁ puggalo aparisuddhakāyasamācāro aparisuddhavacīsamācāro na ca labhati kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, kathaṁ tasmiṁ puggale āghāto paṭivinetabbo?  
How should you get rid of resentment for a person whose behavior by way of body and speech is impure, and who doesn’t get an openness and clarity of heart from time to time?
Evamevaṁ kho, āvuso, yvāyaṁ puggalo aparisuddhakāyasamācāro aparisuddhavacīsamācāro na ca labhati kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, evarūpepi, āvuso, puggale kāruññaṁyeva upaṭṭhāpetabbaṁ anuddayāyeva upaṭṭhāpetabbā anukampāyeva upaṭṭhāpetabbā:  
In the same way, at that time you should ignore that person’s impure behavior by way of speech and body, and the fact that they don’t get an openness and clarity of heart from time to time, and think of them with nothing but compassion, kindness, and sympathy: evarūpepi → evarūpe (pts1ed)
‘aho vata ayamāyasmā kāyaduccaritaṁ pahāya kāyasucaritaṁ bhāveyya, vacīduccaritaṁ pahāya vacīsucaritaṁ bhāveyya, manoduccaritaṁ pahāya manosucaritaṁ bhāveyya.  
‘Oh, may this person give up bad conduct by way of body, speech, and mind, and develop good conduct by way of body, speech, and mind.
Tatrāvuso, yvāyaṁ puggalo parisuddhakāyasamācāro parisuddhavacīsamācāro labhati ca kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, kathaṁ tasmiṁ puggale āghāto paṭivinetabbo?  
How should you get rid of resentment for a person whose behavior by way of body and speech is pure, and who gets an openness and clarity of heart from time to time?
Evamevaṁ kho, āvuso, yvāyaṁ puggalo parisuddhakāyasamācāro parisuddhavacīsamācāro labhati ca kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, yāpissa parisuddhakāyasamācāratā sāpissa tasmiṁ samaye manasi kātabbā;  
In the same way, at that time you should focus on that person’s pure behavior by way of body and speech, and on the fact that they get an openness and clarity of heart from time to time.
yāpissa parisuddhavacīsamācāratā sāpissa tasmiṁ samaye manasi kātabbā;  
an5.162
yampi labhati kālena kālaṁ cetaso vivaraṁ cetaso pasādaṁ, tampissa tasmiṁ samaye manasi kātabbaṁ.  
an5.162
Samantapāsādikaṁ, āvuso, puggalaṁ āgamma cittaṁ pasīdati.  
Relying on a person who is impressive all around, the mind becomes confident.

Parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti.  
They understand the minds of other beings and individuals, having comprehended them with their own mind.
Sarāgaṁ vā cittaṁ sarāgaṁ cittanti pajānāti,  
They understand mind with greed as ‘mind with greed’,
vītarāgaṁ vā cittaṁ …  
and mind without greed as ‘mind without greed’.
sadosaṁ vā cittaṁ …  
They understand mind with hate …
vītadosaṁ vā cittaṁ …  
mind without hate …
samohaṁ vā cittaṁ …  
mind with delusion …
vītamohaṁ vā cittaṁ …  
mind without delusion …
saṅkhittaṁ vā cittaṁ …  
constricted mind …
vikkhittaṁ vā cittaṁ …  
scattered mind …
mahaggataṁ vā cittaṁ …  
expansive mind …
amahaggataṁ vā cittaṁ …  
unexpansive mind …
sauttaraṁ vā cittaṁ …  
mind that is not supreme …
anuttaraṁ vā cittaṁ …  
mind that is supreme …
samāhitaṁ vā cittaṁ …  
mind immersed in samādhi …
asamāhitaṁ vā cittaṁ …  
mind not immersed in samādhi …
vimuttaṁ vā cittaṁ …  
freed mind …
avimuttaṁ vā cittaṁ avimuttaṁ cittanti pajānāti.  
They understand unfreed mind as ‘unfreed mind’.
Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.
Āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati.  
They realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life. And they live having realized it with their own insight due to the ending of defilements.

“Puna caparaṁ, bhante, bhikkhu ālokasaññaṁ manasi karoti, divā saññaṁ adhiṭṭhāti, yathā divā tathā rattiṁ, yathā rattiṁ tathā divā;  
Furthermore, a mendicant focuses on the perception of light, concentrating on the perception of day regardless of whether it’s night or day.
iti vivaṭena cetasā apariyonaddhena sappabhāsaṁ cittaṁ bhāveti.  
And so, with an open and unenveloped heart, they develop a mind that’s full of radiance.

Sa kho so, bhikkhave, daliddo assako anāḷhiko saddhāya asati kusalesu dhammesu, hiriyā asati kusalesu dhammesu, ottappe asati kusalesu dhammesu, vīriye asati kusalesu dhammesu, paññāya asati kusalesu dhammesu, kāyena duccaritaṁ carati, vācāya duccaritaṁ carati, manasā duccaritaṁ carati.  
Since they have no faith, conscience, prudence, energy, or wisdom when it comes to skillful qualities, they do bad things by way of body, speech, and mind.
‘Mā maṁ jaññū’ti icchati, ‘mā maṁ jaññū’ti saṅkappati, ‘mā maṁ jaññū’ti vācaṁ bhāsati, ‘mā maṁ jaññū’ti kāyena parakkamati. So tassa vacīduccaritassa paṭicchādanahetu …pe… so tassa manoduccaritassa paṭicchādanahetu …pe… ‘mā maṁ jaññū’ti kāyena parakkamati.  
They wish, plan, speak, and act with the thought: ‘May no-one find me out!’
Sa kho so, bhikkhave, daliddo assako anāḷhiko kāyena duccaritaṁ caritvā vācāya duccaritaṁ caritvā manasā duccaritaṁ caritvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā nirayabandhane vā bajjhati tiracchānayonibandhane vā.  
That poor, penniless person has done bad things by way of body, speech, and mind. When their body breaks up, after death, they’re trapped in the prison of hell or the animal realm.
Manoduccaritaṁ katvā,  
speech, and mind,
vācāya uda cetasā;  
by body, speech, and mind.
dadaṁ cittaṁ pasādayaṁ.  
with wealth that is properly earned.
sammā cittaṁ vimuccati.  
their mind is rightly freed.

Atha kho āyasmato soṇassa rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
Then as he was in private retreat this thought came to his mind,
Atha ca pana me na anupādāya āsavehi cittaṁ vimuccati, saṁvijjanti kho pana me kule bhogā, sakkā bhogā ca bhuñjituṁ puññāni ca kātuṁ.  
Yet my mind is not freed from defilements by not grasping. But my family has wealth. I could enjoy that wealth and make merit.
Atha kho bhagavā āyasmato soṇassa cetasā cetoparivitakkamaññāya—seyyathāpi nāma balavā puriso samiñjitaṁ vā bāhaṁ pasāreyya, pasāritaṁ vā bāhaṁ samiñjeyya; evamevaṁ kho—gijjhakūṭe pabbate antarahito sītavane āyasmato soṇassa sammukhe pāturahosi.  
Then the Buddha knew what Venerable Soṇa was thinking. As easily as a strong person would extend or contract their arm, he vanished from the Vulture’s Peak and reappeared in the Cool Grove in front of Soṇa,
“Nanu te, soṇa, rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
“Soṇa, as you were in private retreat didn’t this thought come to your mind:
Atha ca pana me na anupādāya āsavehi cittaṁ vimuccati, saṁvijjanti kho pana me kule bhogā, sakkā bhogā ca bhuñjituṁ puññāni ca kātuṁ.  
Yet my mind is not freed from defilements by not grasping. But my family has wealth. I could enjoy that wealth and make merit.
Evaṁ sammā vimuttacittassa, bhante, bhikkhuno bhusā cepi cakkhuviññeyyā rūpā cakkhussa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti.  
When a mendicant’s mind is rightly freed like this, even if compelling sights come into the range of vision they don’t overcome their mind. āpāthaṁ āgacchanti → āpāthamāgacchanti (bj); āpātaṁ āgacchanti (mr)
Amissīkatamevassa cittaṁ hoti ṭhitaṁ āneñjappattaṁ vayañcassānupassati.  
The mind remains unaffected. It is steady, imperturbable, observing disappearance.
manoviññeyyā dhammā manassa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti.  
and ideas come into the range of the mind they don’t overcome the mind.
Amissīkatamevassa cittaṁ hoti ṭhitaṁ āneñjappattaṁ vayañcassānupassati.  
The mind remains unaffected. It is steady, imperturbable, observing disappearance.
evamevaṁ kho, bhante, evaṁ sammāvimuttacittassa bhikkhuno bhusā cepi cakkhuviññeyyā rūpā cakkhussa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti.  
In the same way, when a mendicant’s mind is rightly freed like this, even if compelling sights come into the range of vision they don’t overcome their mind. …
Amissīkatamevassa cittaṁ hoti, ṭhitaṁ āneñjappattaṁ vayañcassānupassati.  
an6.55
manoviññeyyā dhammā manassa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti.  
an6.55
Amissīkatamevassa cittaṁ hoti ṭhitaṁ āneñjappattaṁ vayañcassānupassatīti.  
The mind remains unaffected. It is steady, imperturbable, observing disappearance.
pavivekañca cetaso;  
and seclusion of the heart;
asammohañca cetaso;  
and clarity of heart;
sammā cittaṁ vimuccati.  
your mind is rightly freed.
Ṭhitaṁ cittaṁ vippamuttaṁ,  
Their mind is steady and free vippamuttaṁ → vimuttañca (mr) "

Phaggunassa, ānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ avimuttaṁ ahosi.  
The mendicant Phagguna’s mind was not freed from the five lower fetters.
Tassa taṁ dhammadesanaṁ sutvā pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuttaṁ.  
But when he heard that teaching his mind was freed from them.
Idhānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ avimuttaṁ hoti.  
Firstly, take the case of a mendicant whose mind is not freed from the five lower fetters.
Tassa taṁ dhammadesanaṁ sutvā pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuccati.  
When they hear that teaching their mind is freed from the five lower fetters.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ avimuttaṁ hoti.  
Next, take the case of another mendicant whose mind is not freed from the five lower fetters.
Tassa taṁ dhammadesanaṁ sutvā pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuccati.  
When they hear that teaching their mind is freed from the five lower fetters.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ avimuttaṁ hoti.  
Next, take the case of another mendicant whose mind is not freed from the five lower fetters.
api ca kho yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakketi anuvicāreti manasānupekkhati.  
But they think about and consider the teaching in their heart, examining it with the mind as they learned and memorized it.
Tassa yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakkayato anuvicārayato manasānupekkhato pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuccati.  
As they do so their mind is freed from the five lower fetters.
Idhānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuttaṁ hoti, anuttare ca kho upadhisaṅkhaye cittaṁ avimuttaṁ hoti.  
Next, take the case of a mendicant whose mind is freed from the five lower fetters, but not with the supreme ending of attachments.
Tassa taṁ dhammadesanaṁ sutvā anuttare upadhisaṅkhaye cittaṁ vimuccati.  
When they hear that teaching their mind is freed with the supreme ending of attachments.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuttaṁ hoti, anuttare ca kho upadhisaṅkhaye cittaṁ avimuttaṁ hoti.  
Next, take the case of another mendicant whose mind is freed from the five lower fetters, but not with the supreme ending of attachments.
Tassa taṁ dhammadesanaṁ sutvā anuttare upadhisaṅkhaye cittaṁ vimuccati.  
When they hear that teaching their mind is freed with the supreme ending of attachments.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhuno pañcahi orambhāgiyehi saṁyojanehi cittaṁ vimuttaṁ hoti, anuttare ca kho upadhisaṅkhaye cittaṁ avimuttaṁ hoti.  
Next, take the case of another mendicant whose mind is freed from the five lower fetters, but not with the supreme ending of attachments.
api ca kho yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakketi anuvicāreti manasānupekkhati.  
But they think about and consider the teaching in their heart, examining it with the mind as they learned and memorized it.
Tassa yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakkayato anuvicārayato manasānupekkhato anuttare upadhisaṅkhaye cittaṁ vimuccati.  
As they do so their mind is freed with the supreme ending of attachments.

Tasmiṁ kho panāhaṁ, bhante, dārake gahite vā gayhamāne vā vadhe vā vajjhamāne vā hate vā haññamāne vā nābhijānāmi cittassa aññathattan”ti.  
But I can’t recall getting upset when my boy was under arrest or being arrested, imprisoned or being put in prison, killed or being killed.”
Yatra hi nāma cittuppādampi parisodhessasī”ti.  
that you purify even the arising of a thought.” cittuppādampi → cittuppādamattampi (sya-all)
Na kho panāhaṁ, bhante, abhijānāmi tatonidānaṁ cittassa aññathattan”ti.  
But I can’t recall getting upset on that account.”
Yatra hi nāma cittuppādampi parisodhessasī”ti.  
that you purify even the arising of a thought.”
Yatohaṁ, bhante, sāmikassa daharasseva daharā ānītā nābhijānāmi sāmikaṁ manasāpi aticaritā, kuto pana kāyenā”ti.  
Ever since we were both young, and I was given in marriage to my husband, I can’t recall betraying him even in thought, still less in deed.” aticaritā → aticarituṁ (sya-all); aticarittā (pts1ed); aticārittaṁ (mr)
Yatra hi nāma cittuppādampi parisodhessasī”ti.  
that you purify even the arising of a thought.”
Vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ vivekajaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharāmi.  
As the placing of the mind and keeping it connected are stilled, I enter and remain in the second absorption, which has the rapture and bliss born of immersion, with internal clarity and mind at one, without placing the mind and keeping it connected.

“Tasmātiha, moggallāna, yathāsaññissa te viharato taṁ middhaṁ okkamati, taṁ saññaṁ mā manasākāsi, taṁ saññaṁ mā bahulamakāsi.  
“So, Moggallāna, don’t focus on or cultivate the perception that you were meditating on when you fell drowsy. saññaṁ mā manasākāsi → saññaṁ manasikareyyāsi (sya-all); saññaṁ manasākāsi (mr) | taṁ saññaṁ mā bahulamakāsi → taṁ saññaṁ bahulaṁ kareyyāsi (sya-all); taṁ saññaṁ bahulamakāsi (pts1ed, mr)
No ce te evaṁ viharato taṁ middhaṁ pahīyetha, tato tvaṁ, moggallāna, yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ cetasā anuvitakkeyyāsi anuvicāreyyāsi, manasā anupekkheyyāsi.  
But what if that doesn’t work? Then think about and consider the teaching as you’ve learned and memorized it, examining it with your mind.
No ce te evaṁ viharato taṁ middhaṁ pahīyetha, tato tvaṁ, moggallāna, ālokasaññaṁ manasi kareyyāsi, divāsaññaṁ adhiṭṭhaheyyāsi—  
But what if that doesn’t work? Then focus on the perception of light, concentrating on the perception of day:
Iti vivaṭena cetasā apariyonaddhena sappabhāsaṁ cittaṁ bhāveyyāsi.  
And so, with an open and unenveloped heart, develop a mind that’s full of radiance. vivaṭena → vivaṭṭena (cck, sya1ed); middhavigatena (mr)
No ce te evaṁ viharato taṁ middhaṁ pahīyetha, tato tvaṁ, moggallāna, dakkhiṇena passena sīhaseyyaṁ kappeyyāsi pāde pādaṁ accādhāya sato sampajāno uṭṭhānasaññaṁ manasi karitvā.  
But what if that doesn’t work? Then lie down in the lion’s posture—on the right side, placing one foot on top of the other—mindful and aware, and focused on the time of getting up.
Yehi manussā āgataṁ bhikkhuṁ na manasi karonti, tatra bhikkhussa evaṁ hoti:  
so people might not notice when a mendicant arrives. In that case the mendicant thinks:
Itissa alābhena maṅkubhāvo, maṅkubhūtassa uddhaccaṁ, uddhatassa asaṁvaro, asaṁvutassa ārā cittaṁ samādhimhā.  
And so, because they don’t get anything they feel dismayed. Being dismayed, they become restless. Being restless, they lose restraint. And without restraint the mind is far from immersion.
Viggāhikāya, moggallāna, kathāya sati kathābāhullaṁ pāṭikaṅkhaṁ, kathābāhulle sati uddhaccaṁ, uddhatassa asaṁvaro, asaṁvutassa ārā cittaṁ samādhimhā.  
When there’s an argument, you can expect there’ll be lots of talking. When there’s lots of talking, people become restless. Being restless, they lose restraint. And without restraint the mind is far from immersion.

“Mettāya, bhikkhave, cetovimuttiyā āsevitāya bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya aṭṭhānisaṁsā pāṭikaṅkhā.  
“Mendicants, you can expect eight benefits when the heart’s release by love has been cultivated, developed, and practiced, made a vehicle and a basis, kept up, consolidated, and properly implemented.
Mettāya, bhikkhave, cetovimuttiyā āsevitāya bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya ime aṭṭhānisaṁsā pāṭikaṅkhāti.  
You can expect these eight benefits when the heart’s release by love has been cultivated, developed, and practiced, made a vehicle and a basis, kept up, consolidated, and properly implemented.
Sabbe ca pāṇe manasānukampī,  
Compassionate for all creatures,
Mettassa cittassa subhāvitassa,  
These are not worth a sixteenth part

Sace, bhikkhave, nandassa puratthimā disā āloketabbā hoti, sabbaṁ cetasā samannāharitvā nando puratthimaṁ disaṁ āloketi:  
If he has to look to the east, he wholeheartedly concentrates before looking, thinking:
anudisā anuviloketabbā hoti, sabbaṁ cetasā samannāharitvā nando anudisaṁ anuviloketi:  
If he has to survey the intermediate directions, he wholeheartedly concentrates before looking, thinking:
Idha, bhikkhave, nando divasaṁ caṅkamena nisajjāya āvaraṇīyehi dhammehi cittaṁ parisodheti;  
Nanda practices walking and sitting meditation by day, purifying his mind from obstacles.
rattiyā paṭhamaṁ yāmaṁ caṅkamena nisajjāya āvaraṇīyehi dhammehi cittaṁ parisodheti;  
In the evening, he continues to practice walking and sitting meditation.
rattiyā majjhimaṁ yāmaṁ dakkhiṇena passena sīhaseyyaṁ kappeti pāde pādaṁ accādhāya sato sampajāno uṭṭhānasaññaṁ manasi karitvā;  
In the middle of the night, he lies down in the lion’s posture—on the right side, placing one foot on top of the other—mindful and aware, and focused on the time of getting up.
rattiyā pacchimaṁ yāmaṁ paccuṭṭhāya caṅkamena nisajjāya āvaraṇīyehi dhammehi cittaṁ parisodheti.  
In the last part of the night, he gets up and continues to practice walking and sitting meditation, purifying his mind from obstacles.

Ahañhi, brāhmaṇa, akiriyaṁ vadāmi kāyaduccaritassa vacīduccaritassa manoduccaritassa; anekavihitānaṁ pāpakānaṁ akusalānaṁ dhammānaṁ akiriyaṁ vadāmi.  
For I teach inaction regarding bad bodily, verbal, and mental conduct, and the many kinds of unskillful things.
Ahañhi, brāhmaṇa, jigucchāmi kāyaduccaritena vacīduccaritena manoduccaritena; jigucchāmi anekavihitānaṁ pāpakānaṁ akusalānaṁ dhammānaṁ samāpattiyā.  
For I’m disgusted by bad conduct by way of body, speech, and mind, and by attainment of the many kinds of unskillful things.
Tapanīyāhaṁ, brāhmaṇa, pāpake akusale dhamme vadāmi kāyaduccaritaṁ vacīduccaritaṁ manoduccaritaṁ.  
For I say that bad conduct by way of body, speech, and mind should be mortified.
Āraddhaṁ kho pana me, brāhmaṇa, vīriyaṁ ahosi asallīnaṁ, upaṭṭhitā sati asammuṭṭhā, passaddho kāyo asāraddho, samāhitaṁ cittaṁ ekaggaṁ.  
My energy was roused up and unflagging, my mindfulness was established and lucid, my body was tranquil and undisturbed, and my mind was immersed in samādhi.
vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharāmi;  
As the placing of the mind and keeping it connected were stilled, I entered and remained in the second absorption, which has the rapture and bliss born of immersion, with internal clarity and mind at one, without placing the mind and keeping it connected.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhininnāmesiṁ.  
When my mind had immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—I extended it toward recollection of past lives.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhininnāmesiṁ.  
When my mind had immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—I extended it toward knowledge of the death and rebirth of sentient beings.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā, vacīduccaritena samannāgatā, manoduccaritena samannāgatā, ariyānaṁ upavādakā, micchādiṭṭhikā, micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannāti. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā, vacīsucaritena samannāgatā, manosucaritena samannāgatā, ariyānaṁ anupavādakā, sammādiṭṭhikā, sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds: ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, I saw sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. I understood how sentient beings are reborn according to their deeds.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmesiṁ.  
When my mind had immersed in samādhi like this—purified, bright, flawless, rid of corruptions, pliable, workable, steady, and imperturbable—I extended it toward knowledge of the ending of defilements.
Tassa me evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccittha, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccittha, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccittha.  
Knowing and seeing like this, my mind was freed from the defilements of sensuality, desire to be reborn, and ignorance.

Tena kho pana samayena āyasmā anuruddho cetīsu viharati pācīnavaṁsadāye.  
And at that time Venerable Anuruddha was staying in the land of the Cetīs in the Eastern Bamboo Park.
Atha kho āyasmato anuruddhassa rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
Then as Anuruddha was in private retreat this thought came to his mind:
Atha kho bhagavā āyasmato anuruddhassa cetasā cetoparivitakkamaññāya—seyyathāpi nāma balavā puriso samiñjitaṁ vā bāhaṁ pasāreyya, pasāritaṁ vā bāhaṁ samiñjeyya; evamevaṁ—bhaggesu susumāragire bhesakaḷāvane migadāye antarahito cetīsu pācīnavaṁsadāye āyasmato anuruddhassa sammukhe pāturahosi.  
Then the Buddha knew what Anuruddha was thinking. As easily as a strong person would extend or contract their arm, he vanished from the deer park at Bhesakaḷā’s Wood in the land of the Bhaggas and reappeared in front of Anuruddha in the Eastern Bamboo Park in the land of the Cetīs,
Yato kho tvaṁ, anuruddha, ime aṭṭha mahāpurisavitakke vitakkessasi, tato tvaṁ, anuruddha, yāvadeva ākaṅkhissasi, vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharissasi.  
You’ll enter and remain in the second absorption, which has the rapture and bliss born of immersion, with internal clarity and mind at one, without placing the mind and keeping it connected.
Tena hi tvaṁ, anuruddha, āyatikampi vassāvāsaṁ idheva cetīsu pācīnavaṁsadāye vihareyyāsī”ti.  
Well then, Anuruddha, for the next rainy season residence you should stay right here in the land of the Cetīs in the Eastern Bamboo Park.”
Atha kho bhagavā āyasmantaṁ anuruddhaṁ iminā ovādena ovaditvā—seyyathāpi nāma balavā puriso samiñjitaṁ vā bāhaṁ pasāreyya, pasāritaṁ vā bāhaṁ samiñjeyya; evamevaṁ—cetīsu pācīnavaṁsadāye antarahito bhaggesu susumāragire bhesakaḷāvane migadāye pāturahosīti.  
After advising Anuruddha like this, the Buddha—as easily as a strong person would extend or contract their arm, vanished from the Eastern Bamboo Park in the land of the Cetīs and reappeared in the deer park at Bhesakaḷā’s Wood in the land of the Bhaggas.
Tatra bhikkhu vivekaninnena cittena vivekapoṇena vivekapabbhārena vivekaṭṭhena nekkhammābhiratena aññadatthu uyyojanikapaṭisaṁyuttaṁyeva kathaṁ kattā hoti.  
With a mind slanting, sloping, and inclining to seclusion, withdrawn, and loving renunciation, that mendicant invariably gives each of them a talk emphasizing the topic of dismissal. kattā → pavattā (mr) "
Idha, bhikkhave, bhikkhuno papañcanirodhe cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati vimuccati.  
It’s for a mendicant whose mind is secure, confident, settled, and decided regarding the cessation of proliferation.
Atha kho āyasmā anuruddho āyatikampi vassāvāsaṁ tattheva cetīsu pācīnavaṁsadāye vihāsi.  
Then Anuruddha stayed the next rainy season residence right there in the land of the Cetīs in the Eastern Bamboo Park.
Manomayena kāyena,  
came to me in a mind-made body,

‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā citaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
‘When a mendicant’s mind is solidified by heart, it’s appropriate for them to say:
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā citaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
an9.26
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
‘When a mendicant’s mind is well consolidated by heart, it’s appropriate for them to say:
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā citaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
an9.26
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā citaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
an9.26
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
an9.26
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā citaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
an9.26
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā citaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
an9.26
‘yato kho, āvuso, bhikkhuno cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti, tassetaṁ bhikkhuno kallaṁ veyyākaraṇāya—  
‘When a mendicant’s mind is well consolidated by heart, it’s appropriate for them to say:
Kathañca, āvuso, bhikkhuno cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti?  
And how is a mendicant’s mind well consolidated by heart?
‘Vītarāgaṁ me cittan’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
The mind is well consolidated by heart when they know: ‘My mind is without greed.’
‘vītadosaṁ me cittan’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is without hate.’
‘vītamohaṁ me cittan’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is without delusion.’
‘asarāgadhammaṁ me cittan’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is not liable to become greedy.’
‘asadosadhammaṁ me cittan’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is not liable to become hateful.’
‘asamohadhammaṁ me cittan’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is not liable to become deluded.’
‘anāvattidhammaṁ me cittaṁ kāmabhavāyā’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is not liable to return to rebirth in the sensual realm.’
‘anāvattidhammaṁ me cittaṁ rūpabhavāyā’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti;  
… ‘My mind is not liable to return to rebirth in the realm of luminous form.’
‘anāvattidhammaṁ me cittaṁ arūpabhavāyā’ti cetasā cittaṁ suparicitaṁ hoti.  
… ‘My mind is not liable to return to rebirth in the formless realm.’
Evaṁ sammā vimuttacittassa kho, āvuso, bhikkhuno bhusā cepi cakkhuviññeyyā rūpā cakkhussa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti;  
When a mendicant’s mind is rightly freed like this, even if compelling sights come into the range of vision they don’t occupy their mind.
amissīkatamevassa cittaṁ hoti ṭhitaṁ āneñjappattaṁ, vayaṁ cassānupassati.  
The mind remains unaffected. It is steady, imperturbable, observing disappearance.
Evamevaṁ kho, āvuso, sammā vimuttacittassa bhikkhuno bhusā cepi cakkhuviññeyyā rūpā cakkhussa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti;  
In the same way, when a mendicant’s mind is rightly freed like this, even if compelling sights come into the range of vision they don’t occupy their mind.
amissīkatamevassa cittaṁ hoti ṭhitaṁ āneñjappattaṁ, vayaṁ cassānupassati.  
The mind remains unaffected. It is steady, imperturbable, observing disappearance.
manoviññeyyā dhammā manassa āpāthaṁ āgacchanti, nevassa cittaṁ pariyādiyanti;  
and ideas come into the range of the mind they don’t occupy the mind.
amissīkatamevassa cittaṁ hoti ṭhitaṁ āneñjappattaṁ, vayaṁ cassānupassatī”ti.  
The mind remains unaffected. It is steady, imperturbable, observing disappearance.” "

manasā dhammaṁ viññāya neva sumano hoti na dummano, upekkhako viharati sato sampajāno.  
Knowing an idea with their mind, they’re neither happy nor sad. They remain equanimous, mindful and aware.
Idha, bhikkhave, bhikkhu satārakkhena cetasā samannāgato hoti.  
It’s when a mendicant’s heart is guarded by mindfulness.
Idha, bhikkhave, bhikkhuno rāgā cittaṁ vimuttaṁ hoti, dosā cittaṁ vimuttaṁ hoti, mohā cittaṁ vimuttaṁ hoti.  
It’s when a mendicant’s mind is freed from greed, hate, and delusion.

‘cakkhu anattā, rūpā anattā, sotaṁ anattā, saddā anattā, ghānaṁ anattā, gandhā anattā, jivhā anattā, rasā anattā, kāyā anattā, phoṭṭhabbā anattā, mano anattā, dhammā anattā’ti.  
‘The eye and sights, ear and sounds, nose and smells, tongue and tastes, body and touches, and mind and ideas are not-self.’
Idhānanda, bhikkhu ye loke upādānā cetaso adhiṭṭhānābhinivesānusayā, te pajahanto viharati anupādiyanto.  
It’s when a mendicant lives giving up and not grasping on to the attraction and grasping to the world, the mental fixation, insistence, and underlying tendencies.
‘Cittasaṅkhārapaṭisaṁvedī assasissāmī’ti sikkhati. ‘Cittasaṅkhārapaṭisaṁvedī passasissāmī’ti sikkhati.  
They practice like this: ‘I’ll breathe in experiencing mental processes.’ They practice like this: ‘I’ll breathe out experiencing mental processes.’
‘Passambhayaṁ cittasaṅkhāraṁ assasissāmī’ti sikkhati. ‘Passambhayaṁ cittasaṅkhāraṁ passasissāmī’ti sikkhati.  
They practice like this: ‘I’ll breathe in stilling mental processes.’ They practice like this: ‘I’ll breathe out stilling mental processes.’
‘Cittapaṭisaṁvedī assasissāmī’ti sikkhati. ‘Cittapaṭisaṁvedī passasissāmī’ti sikkhati.  
They practice like this: ‘I’ll breathe in experiencing the mind.’ They practice like this: ‘I’ll breathe out experiencing the mind.’
Abhippamodayaṁ cittaṁ …pe…  
They practice like this: ‘I’ll breathe in gladdening the mind.’ They practice like this: ‘I’ll breathe out gladdening the mind.’
samādahaṁ cittaṁ …pe…  
They practice like this: ‘I’ll breathe in immersing the mind in samādhi.’ They practice like this: ‘I’ll breathe out immersing the mind in samādhi.’
vimocayaṁ cittaṁ …pe…  
They practice like this: ‘I’ll breathe in freeing the mind.’ They practice like this: ‘I’ll breathe out freeing the mind.’

Bahussuto hoti sutadharo sutasannicayo. Ye te dhammā ādikalyāṇā majjhekalyāṇā pariyosānakalyāṇā sātthaṁ sabyañjanaṁ kevalaparipuṇṇaṁ parisuddhaṁ brahmacariyaṁ abhivadanti, tathārūpāssa dhammā bahussutā honti dhātā vacasā paricitā manasānupekkhitā diṭṭhiyā suppaṭividdhā.  
They’re very learned, remembering and keeping what they’ve learned. These teachings are good in the beginning, good in the middle, and good in the end, meaningful and well-phrased, describing a spiritual practice that’s entirely full and pure. They are very learned in such teachings, remembering them, reinforcing them by recitation, mentally scrutinizing them, and comprehending them theoretically.
Parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti.  
They understand the minds of other beings and individuals, having comprehended them with their own mind.
Sarāgaṁ vā cittaṁ ‘sarāgaṁ cittan’ti pajānāti;  
They understand mind with greed as ‘mind with greed’,
vītarāgaṁ vā cittaṁ ‘vītarāgaṁ cittan’ti pajānāti;  
and mind without greed as ‘mind without greed’.
sadosaṁ vā cittaṁ …  
They understand mind with hate …
vītadosaṁ vā cittaṁ …  
mind without hate …
samohaṁ vā cittaṁ …  
mind with delusion …
vītamohaṁ vā cittaṁ …  
mind without delusion …
saṅkhittaṁ vā cittaṁ …  
constricted mind …
vikkhittaṁ vā cittaṁ …  
scattered mind …
mahaggataṁ vā cittaṁ …  
expansive mind …
amahaggataṁ vā cittaṁ …  
unexpansive mind …
sauttaraṁ vā cittaṁ …  
mind that is not supreme …
anuttaraṁ vā cittaṁ …  
mind that is supreme …
samāhitaṁ vā cittaṁ …  
mind immersed in samādhi …
asamāhitaṁ vā cittaṁ …  
mind not immersed in samādhi …
vimuttaṁ vā cittaṁ …  
freed mind …
avimuttaṁ vā cittaṁ ‘avimuttaṁ cittan’ti pajānāti.  
They understand unfreed mind as ‘unfreed mind’.
Dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata kho bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā; ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti.  
With clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds. ‘These dear beings did bad things by way of body, speech, and mind. They spoke ill of the noble ones; they had wrong view; and they acted out of that wrong view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a place of loss, a bad place, the underworld, hell. These dear beings, however, did good things by way of body, speech, and mind. They never spoke ill of the noble ones; they had right view; and they acted out of that right view. When their body breaks up, after death, they’re reborn in a good place, a heavenly realm.’ And so, with clairvoyance that is purified and superhuman, they see sentient beings passing away and being reborn—inferior and superior, beautiful and ugly, in a good place or a bad place. They understand how sentient beings are reborn according to their deeds.
Āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati.  
They realize the undefiled freedom of heart and freedom by wisdom in this very life. And they live having realized it with their own insight due to the ending of defilements.

Ekatte haranti maññe mano vanāni samādhiṁ alabhamānassa bhikkhuno.  
Staying alone, the forests seem to rob the mind of a mendicant who isn’t immersed in samādhi.
manasā dhammaṁ viññāya na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī.  
When they know an idea with their mind, they don’t get caught up in the features and details.
So abhijjhaṁ loke pahāya vigatābhijjhena cetasā viharati, abhijjhāya cittaṁ parisodheti.  
Giving up covetousness for the world, they meditate with a heart rid of covetousness, cleansing the mind of covetousness.
Byāpādapadosaṁ pahāya abyāpannacitto viharati sabbapāṇabhūtahitānukampī, byāpādapadosā cittaṁ parisodheti.  
Giving up ill will and malevolence, they meditate with a mind rid of ill will, full of compassion for all living beings, cleansing the mind of ill will.
Thinamiddhaṁ pahāya vigatathinamiddho viharati ālokasaññī sato sampajāno, thinamiddhā cittaṁ parisodheti.  
Giving up dullness and drowsiness, they meditate with a mind rid of dullness and drowsiness, perceiving light, mindful and aware, cleansing the mind of dullness and drowsiness.
Uddhaccakukkuccaṁ pahāya anuddhato viharati ajjhattaṁ vūpasantacitto, uddhaccakukkuccā cittaṁ parisodheti.  
Giving up restlessness and remorse, they meditate without restlessness, their mind peaceful inside, cleansing the mind of restlessness and remorse.
Vicikicchaṁ pahāya tiṇṇavicikiccho viharati akathaṅkathī kusalesu dhammesu, vicikicchāya cittaṁ parisodheti.  
Giving up doubt, they meditate having gone beyond doubt, not undecided about skillful qualities, cleansing the mind of doubt.
So ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe,  
They give up these five hindrances, corruptions of the heart that weaken wisdom.

“Mamaṁ vā, bhikkhave, pare avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā avaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra tumhehi na āghāto na appaccayo na cetaso anabhiraddhi karaṇīyā.  
«Когда другие порицают меня, или порицают дхамму, или порицают сангху, то вы, монахи, не должны испытывать ни гнева, ни недовольства, ни неприязни в сердце.
‘itipetaṁ abhūtaṁ, itipetaṁ atacchaṁ, natthi cetaṁ amhesu, na ca panetaṁ amhesu saṁvijjatī’ti.  
„По такой-то причине это неверно, по такой-то причине это несправедливо, и нет этого у нас, и нельзя у нас этого найти“.
Mamaṁ vā, bhikkhave, pare vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, dhammassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, saṅghassa vā vaṇṇaṁ bhāseyyuṁ, tatra tumhehi na ānando na somanassaṁ na cetaso uppilāvitattaṁ karaṇīyaṁ.  
Когда же другие восхваляют меня, или восхваляют дхамму, или восхваляют сангху, то вы, монахи, не должны испытывать ни радости, ни удовлетворения, ни веселья в сердце. uppilāvitattaṁ → ubbilāvitattaṁ (bj, sya-all); ubbillāvitattaṁ (pts1ed)
‘itipetaṁ bhūtaṁ, itipetaṁ tacchaṁ, atthi cetaṁ amhesu, saṁvijjati ca panetaṁ amhesū’ti.  
„По какой-то причине это верно, по какой-то причине это правильно, и есть это у нас, и можно это найти у нас“.
seyyathidaṁ—āsandiṁ pallaṅkaṁ gonakaṁ cittakaṁ paṭikaṁ paṭalikaṁ tūlikaṁ vikatikaṁ uddalomiṁ ekantalomiṁ kaṭṭissaṁ koseyyaṁ kuttakaṁ hatthattharaṁ assattharaṁ rathattharaṁ ajinappaveṇiṁ kadalimigapavarapaccattharaṇaṁ sauttaracchadaṁ ubhatolohitakūpadhānaṁ  
а именно: удлиненным сиденьем, ложем с изображениями животных на [его] подпорках, пышным руном, пестрым стеганым одеялом, белым шерстяным одеялом, шерстяным покрывалом, украшенным цветами, подстилкой из хлопка, шерстяным покрывалом с изображениями зверей, покрывалом с бахромой по бокам, покрывалом с бахромой на одной стороне, покрывалом, расшитым драгоценностями, шелковым покрывалом, ковром для танцовщиц, покрывалом для слонов, покрывалом для коней, покрывалом для колесницы, покрывалом из кожи черной антилопы, подстилкой из превосходной кожи антилопы кадали, покрывалом с балдахином, ложем с красными подушками у изголовья и в ногах, — hatthattharaṁ assattharaṁ rathattharaṁ → hatthattharaṇaṁ assattharaṇaṁ rathattharaṇaṁ (pts1ed, mr)
Idha, bhikkhave, ekacco samaṇo vā brāhmaṇo vā ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte (…) anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом различные места, где пребывал в прежних [существованиях], (…) → (parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese) (sya-all, mr)
Ahañhi ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusāmi, yathāsamāhite citte anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.  
Ведь благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению я обретаю такую сосредоточенность разума, что вспоминаю сосредоточенным разумом различные места, где пребывал в прежних [существованиях], а именно: в одном рождении, в двух рождениях, в трех рождениях, в четырех рождениях, в пяти рождениях, в десяти рождениях, в двадцати рождениях, в тридцати рождениях, в сорока рождениях, в пятидесяти рождениях, в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений, во многих сотнях рождений, во многих тысячах рождений, во многих сотнях тысяч рождений: ‘Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив [существование], я вновь родился здесь’, —так вспоминаю я во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].
Idha, bhikkhave, ekacco samaṇo vā brāhmaṇo vā ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом различные места, где пребывал в прежних [существованиях],
Ahañhi ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusāmi yathāsamāhite citte anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.  
Ведь благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению я обретаю такую сосредоточенность разума, что вспоминаю сосредоточенным разумом различные места, где пребывал в прежних [существованиях],
Idha, bhikkhave, ekacco samaṇo vā brāhmaṇo vā ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati.  
Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом различные места, где пребывал в прежних [существованиях],
Ahañhi ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusāmi, yathāsamāhite citte anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarāmi.  
Ведь благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению я обретаю такую сосредоточенность разума, что вспоминаю сосредоточенным разумом различные места, где пребывал в прежних [существованиях], а именно: в десяти [периодах] свертывания и развертывания [мира], в двадцати [периодах] свертывания и развертывания [мира], в тридцати [периодах] свертывания и развертывания [мира], в сорока [периодах] свертывания и развертывания [мира]: ‘Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом месте. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытал такое-то счастье и несчастье, [достиг] такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я был вновь рожден здесь’, — так вспоминаю я во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних [существованиях].
Te tattha honti manomayā pītibhakkhā sayaṁpabhā antalikkhacarā subhaṭṭhāyino, ciraṁ dīghamaddhānaṁ tiṭṭhanti.  
Там они находятся долгое, длительное время, состоя из разума, питаясь, радостью, излучая собой сияние, двигаясь в пространстве, пребывая в славе.
So tattha hoti manomayo pītibhakkho sayampabho antalikkhacaro subhaṭṭhāyī, ciraṁ dīghamaddhānaṁ tiṭṭhati.  
Там оно находится долгое, длительное время, состоя из разума, питаясь радостью, излучая собой сияние, двигаясь в пространстве, пребывая в славе.
Tepi tattha honti manomayā pītibhakkhā sayaṁpabhā antalikkhacarā subhaṭṭhāyino, ciraṁ dīghamaddhānaṁ tiṭṭhanti.  
Там они находятся долгое, длительное время, состоя из разума, питаясь радостью, излучая собой сияние, двигаясь в пространстве, пребывая в славе.
Iti mama ca manopaṇidhi, ime ca sattā itthattaṁ āgatā’ti.  
Таковы были мои устремления, и вот эти существа достигли здешнего состояния. mama ca → mamañca (bj, sya-all, pts1ed)
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ pubbenivāsaṁ anussarati, tato paraṁ nānussarati.  
Будучи бездомным и практикуя усердие, стремление, прилежание, бдительность и правильное осознание, оно достигает такого уровня умственной сосредоточенности, что помнит свои предыдущие существования, но не помнит других мест.
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ pubbenivāsaṁ anussarati, tato paraṁ nānussarati.  
Оставив дом и будучи бездомным странником, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом то место, где пребывало в прежнем [существовании], но не вспоминает другого [места], кроме него.
Santi, bhikkhave, manopadosikā nāma devā, te ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyanti. Te ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyantā aññamaññamhi cittāni padūsenti. Te aññamaññaṁ paduṭṭhacittā kilantakāyā kilantacittā. Te devā tamhā kāyā cavanti.  
Есть, монахи, боги по имени манопадосика. Долгое время они рассуждают друг о друге. Когда они долгое время рассуждают друг о друге, портятся их мысли друг о друге. Испорченные в мыслях друг о друге, они ослаблены телом, ослаблены мыслями. Эти боги покидают существование в этом сонме.
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ pubbenivāsaṁ anussarati, tato paraṁ nānussarati.  
Оставив дом и будучи бездомным странником, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом то место, где пребывало в прежнем [существовании], но не вспоминает другого [места], кроме него.
‘ye kho te bhonto devā na manopadosikā, te nātivelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyanti. Te nātivelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyantā aññamaññamhi cittāni nappadūsenti. Te aññamaññaṁ appaduṭṭhacittā akilantakāyā akilantacittā. Te devā tamhā kāyā na cavanti,  
„Ведь те досточтимые боги, которые не манопадосика, — те не рассуждают долгое время друг о друге. Когда те не рассуждают долгое время друг о друге, не портятся их мысли друг о друге. Не испорченные в мыслях друг о друге, они не ослаблены телом, не ослаблены мыслями. Те боги не оставляют существования в этом сонме,
Ye pana mayaṁ ahumhā manopadosikā, te mayaṁ ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyimhā. Te mayaṁ ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyantā aññamaññamhi cittāni padūsimhā, te mayaṁ aññamaññaṁ paduṭṭhacittā kilantakāyā kilantacittā. Evaṁ mayaṁ tamhā kāyā cutā  
Мы же, которые были манопадосика, — мы долгое время рассуждали друг о друге. Когда мы долгое время рассуждали друг о друге, испортились наши мысли друг о друге. Испорченные в мыслях друг о друге, мы ослаблены телом, ослаблены мыслями. Оставив существование в этом сонме, мы достигли здешнего состояния
Yañca kho idaṁ vuccati cittanti vā manoti vā viññāṇanti vā ayaṁ attā nicco dhuvo sassato avipariṇāmadhammo sassatisamaṁ tatheva ṭhassatī’ti.  
То же, что зовется мыслью, или разумом, или сознанием, — это свое ‘я’ — постоянно, стойко, вечно, не подвержено изменению и вечно пребывает таким“.
Idha, bhikkhave, ekacco samaṇo vā brāhmaṇo vā ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte antasaññī lokasmiṁ viharati.  
Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что пребывает сосредоточенным разумом в осознании конечности мира.
Ahañhi ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusāmi, yathāsamāhite citte antasaññī lokasmiṁ viharāmi.  
Потому что благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению я обретаю такую сосредоточенность разума, что пребываю сосредоточенным разумом в осознании конечности мира.
Idha, bhikkhave, ekacco samaṇo vā brāhmaṇo vā ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte anantasaññī lokasmiṁ viharati.  
Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что пребывает сосредоточенным разумом в осознании бесконечности мира.
Ahañhi ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusāmi, yathāsamāhite citte anantasaññī lokasmiṁ viharāmi.  
Потому что благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению я обретаю такую сосредоточенность разума, что пребываю сосредоточенным разумом в осознании бесконечности мира.
Idha, bhikkhave, ekacco samaṇo vā brāhmaṇo vā ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte uddhamadho antasaññī lokasmiṁ viharati, tiriyaṁ anantasaññī.  
Вот, монахи, какой-нибудь отшельник или брахман благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что пребывает сосредоточенным разумом в осознании конечности мира сверху и снизу и в осознании бесконечности [его] — поперек.
Ahañhi ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusāmi, yathāsamāhite citte uddhamadho antasaññī lokasmiṁ viharāmi, tiriyaṁ anantasaññī.  
Потому что благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению я обретаю такую сосредоточенность разума, что пребываю сосредоточенным разумом в осознании конечности мира сверху и снизу, и в осознании бесконечности [его] — поперек.
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte saññuppādaṁ anussarati, tato paraṁ nānussarati.  
Оставив дом и будучи бездомным, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом возникновение [своего] сознания, но не вспоминает другого, кроме этого.
Atthi kho, bho, añño attā dibbo rūpī manomayo sabbaṅgapaccaṅgī ahīnindriyo.  
Существует ведь, досточтимый, другое свое ‘я’ — божественное, имеющее форму, состоящее из разума, наделенное всеми большими и малыми частями, не знающее ущерба в жизненных способностях.
Yato kho, bho, ayaṁ attā vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati, ettāvatā kho, bho, ayaṁ attā paramadiṭṭhadhammanibbānaṁ patto hotī’ti.  
И насколько, досточтимый, это свое ‘я’, подавив устремленный рассудок и углубленное рассуждение, достигает второй ступени созерцания, несущей внутреннее успокоение и собранность в сердце, лишенной устремленного рассудка, лишенной углубленного рассуждения, рожденной сосредоточенностью, дарующей радость и счастье, и пребывает [в этом состоянии], настолько, досточтимый, это свое ‘я’ и достигает высшего освобождения в зримом мире“. —
Yadeva tattha pītigataṁ cetaso uppilāvitattaṁ, etenetaṁ oḷārikaṁ akkhāyati.  
Ведь раз там есть достижение радости и веселья в сердце, то это [состояние] считается грубым.
Yadeva tattha sukhamiti cetaso ābhogo, etenetaṁ oḷārikaṁ akkhāyati.  
Ведь раз сердце вкушает там счастье, то это [состояние] считается грубым.

Kaṁ nu khvajja samaṇaṁ vā brāhmaṇaṁ vā payirupāseyyāma, yaṁ no payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti?  
Какого же отшельника и брахмана, могли бы мы сейчас почтить посещением, чтобы, удостоенный посещения, он доставил отраду нашему сердцу?»
Appeva nāma devassa pūraṇaṁ kassapaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Пурана Кассапа доставит отраду сердцу Божественного».
Appeva nāma devassa makkhaliṁ gosālaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Маккхали Госала доставит отраду сердцу Божественного».
Appeva nāma devassa ajitaṁ kesakambalaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Аджита Кесакамбала доставит отраду сердцу Божественного».
Appeva nāma devassa pakudhaṁ kaccāyanaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Пакудха Каччаяна доставит отраду сердцу Божественного».
Appeva nāma devassa sañcayaṁ belaṭṭhaputtaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Санджая Белаттхипутта доставит отраду сердцу Божественного».
Appeva nāma devassa nigaṇṭhaṁ nāṭaputtaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Нигантха Натхапутта доставит отраду сердцу Божественного».
Appeva nāma devassa bhagavantaṁ payirupāsato cittaṁ pasīdeyyā”ti.  
быть может, удостоенный посещения Благостный доставит отраду сердцу Божественного».
So evaṁ pabbajito samāno kāyena saṁvuto vihareyya, vācāya saṁvuto vihareyya, manasā saṁvuto vihareyya, ghāsacchādanaparamatāya santuṭṭho, abhirato paviveke.  
Так, будучи странником, он станет жить, обуздывая тело, станет жить, обуздывая речь, станет жить, обуздывая разум, довольствуясь самым ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению.
So evaṁ pabbajito samāno kāyena saṁvuto viharati, vācāya saṁvuto viharati, manasā saṁvuto viharati, ghāsacchādanaparamatāya santuṭṭho, abhirato paviveke’ti.  
Так, будучи странником, он живет, обуздывая разум, довольствуясь самым ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению“.
So evaṁ pabbajito samāno kāyena saṁvuto vihareyya, vācāya saṁvuto vihareyya, manasā saṁvuto vihareyya, ghāsacchādanaparamatāya santuṭṭho, abhirato paviveke.  
Так, будучи странником, он станет жить, обуздывая тело, станет жить, обуздывая речь, станет жить, обуздывая разум, довольствуясь самым ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению.
So evaṁ pabbajito samāno kāyena saṁvuto viharati, vācāya saṁvuto viharati, manasā saṁvuto viharati, ghāsacchādanaparamatāya santuṭṭho, abhirato paviveke’ti.  
Так, будучи странником, он живет, обуздывая тело, живет, обуздывая речь, живет, обуздывая разум, довольствуясь самым ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению“.
Tena hi, mahārāja, suṇohi, sādhukaṁ manasi karohi, bhāsissāmī”ti.  
В таком случае, великий царь, слушай тщательно и внимай [тому, что] я скажу».
Seyyathidaṁ—āsandiṁ pallaṅkaṁ gonakaṁ cittakaṁ paṭikaṁ paṭalikaṁ tūlikaṁ vikatikaṁ uddalomiṁ ekantalomiṁ kaṭṭissaṁ koseyyaṁ kuttakaṁ hatthattharaṁ assattharaṁ rathattharaṁ ajinappaveṇiṁ kadalimigapavarapaccattharaṇaṁ sauttaracchadaṁ ubhatolohitakūpadhānaṁ  
а именно: удлиненным сиденьем, ложем с изображениями животных на [его] подпорках, пышным руном, пестрым стеганым одеялом, белым шерстяным одеялом, шерстяным покрывалом, украшенным цветами, подстилкой из хлопка, шерстяным покрывалом с изображениями зверей, покрывалом с бахромой по бокам, покрывалом с бахромой на одной стороне, покрывалом, расшитым драгоценностями, шелковым покрывалом, ковром для танцовщиц, покрывалом для слонов, покрывалом для коней, покрывалом для колесницы, покрывалом из кожи черной антилопы, подстилкой из превосходной кожи антилопы кадали, покрывалом с балдахином, ложем с красными подушками у изголовья и в ногах, —
manasā dhammaṁ viññāya na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī.  
Получая разумом представление, он не влечется к внешним признакам, не влечется к его подробностям.
So abhijjhaṁ loke pahāya vigatābhijjhena cetasā viharati, abhijjhāya cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от алчности к мирскому, он пребывает свободный сердцем от алчности, очищает ум от алчности.
Byāpādapadosaṁ pahāya abyāpannacitto viharati sabbapāṇabhūtahitānukampī, byāpādapadosā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от порока злонамеренности, он пребывает свободный умом от злонамеренности, в доброте и сочувствии ко всем живым существам он очищает ум от злонамеренности.
Thinamiddhaṁ pahāya vigatathinamiddho viharati ālokasaññī, sato sampajāno, thinamiddhā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от косности, он пребывает свободный от косности, ощущая в себе способность [ясного] воззрения, внимательный и вдумчивый он очищает ум от косности.
Uddhaccakukkuccaṁ pahāya anuddhato viharati, ajjhattaṁ vūpasantacitto, uddhaccakukkuccā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от беспокойства и терзаний, он пребывает свободный от беспокойства и терзаний, внутренне умиротворенный в мыслях он очищает ум от беспокойства и терзаний.
Vicikicchaṁ pahāya tiṇṇavicikiccho viharati, akathaṅkathī kusalesu dhammesu, vicikicchāya cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от сомнения, он пребывает за пределами сомнения, лишенный неуверенности в хороших свойствах он очищает ум от сомнения.
Tassime pañca nīvaraṇe pahīne attani samanupassato pāmojjaṁ jāyati, pamuditassa pīti jāyati, pītimanassa kāyo passambhati, passaddhakāyo sukhaṁ vedeti, sukhino cittaṁ samādhiyati.  
Когда он видит себя отказавшимся от пяти преград, в нем рождается удовлетворенность, у удовлетворенного рождается радость, от радости в сердце успокаивается тело, успокоившийся телом ощущает счастье, счастливый сосредоточен в уме.
Puna caparaṁ, mahārāja, bhikkhu vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati.  
И далее, великий царь, монах, подавив устремленный рассудок и углубленное рассуждение, достигает второй ступени созерцания, несущей внутреннее успокоение и собранность в сердце, лишенной устремленного рассудка, лишенной углубленного рассуждения, рожденной сосредоточенностью, дарующей радость и счастье, и пребывает [в этом состоянии].
So imameva kāyaṁ parisuddhena cetasā pariyodātena pharitvā nisinno hoti, nāssa kiñci sabbāvato kāyassa parisuddhena cetasā pariyodātena apphuṭaṁ hoti.  
Он сидит, пропитав это тело чистым, совершенным разумом, и не остается во всем теле ничего, что не было бы пропитано чистым, совершенным разумом.
evameva kho, mahārāja, bhikkhu imameva kāyaṁ parisuddhena cetasā pariyodātena pharitvā nisinno hoti, nāssa kiñci sabbāvato kāyassa parisuddhena cetasā pariyodātena apphuṭaṁ hoti.  
так же точно, великий царь, и монах сидит, пропитав это тело чистым, совершенным разумом, и не остается во всем теле ничего, что не было бы пропитано чистым, совершенным разумом.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к совершенному видению. So → puna caparaṁ mahārāja bhikkhu so (bj, mr)
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к совершенному видению.
4.3.3.2. Manomayiddhiñāṇa  
4.3.3.2. Способность создавать тело с помощью ума
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte manomayaṁ kāyaṁ abhinimmānāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибкой, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к сотворению тела, состоящего из разума.
So imamhā kāyā aññaṁ kāyaṁ abhinimmināti rūpiṁ manomayaṁ sabbaṅgapaccaṅgiṁ ahīnindriyaṁ.  
Из этого [своего] тела он творит другое тело, имеющее форму, состоящее из разума, наделенное всеми большими и малыми частями, не знающее ущерба в жизненных способностях.
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte manomayaṁ kāyaṁ abhinimmānāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к сотворению тела, состоящего из разума.
So imamhā kāyā aññaṁ kāyaṁ abhinimmināti rūpiṁ manomayaṁ sabbaṅgapaccaṅgiṁ ahīnindriyaṁ.  
Из этого [своего] тела он творит другое тело, имеющее форму, состоящее из разума, наделенное всеми большими и малыми частями, не знающее ущерба в жизненных способностях.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte iddhividhāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к [разным] видам сверхъестественных способностей.
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte iddhividhāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к [разным] видам сверхъестественных способностей.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte dibbāya sotadhātuyā cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к божественному слуху.
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte dibbāya sotadhātuyā cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к божественному слуху.
4.3.3.5. Cetopariyañāṇa  
4.3.3.5. Знание охватывания умов
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte cetopariyañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенной нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к знанию, охватывающему сердце.
So parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti—  
Охватывая сердцем сердца других существ, других личностей, он постигает [их].
sarāgaṁ vā cittaṁ ‘sarāgaṁ cittan’ti pajānāti,  
Наделенный страстью ум он постигает как наделенный страстью ум.
vītarāgaṁ vā cittaṁ ‘vītarāgaṁ cittan’ti pajānāti,  
Свободный от страсти ум он постигает как свободный от страсти ум.
sadosaṁ vā cittaṁ ‘sadosaṁ cittan’ti pajānāti,  
Наделенный ненавистью ум он постигает как наделенный ненавистью ум.
vītadosaṁ vā cittaṁ ‘vītadosaṁ cittan’ti pajānāti,  
Свободный от ненависти ум он постигает как свободный от ненависти ум.
samohaṁ vā cittaṁ ‘samohaṁ cittan’ti pajānāti,  
Наделенный заблуждением ум он постигает как наделенный заблуждением ум.
vītamohaṁ vā cittaṁ ‘vītamohaṁ cittan’ti pajānāti,  
Свободный от заблуждения ум он постигает как свободный от заблуждения ум.
saṅkhittaṁ vā cittaṁ ‘saṅkhittaṁ cittan’ti pajānāti,  
Собранный ум он постигает как собранный ум.
vikkhittaṁ vā cittaṁ ‘vikkhittaṁ cittan’ti pajānāti,  
Несобранный ум он постигает как несобранный ум.
mahaggataṁ vā cittaṁ ‘mahaggataṁ cittan’ti pajānāti,  
Великий ум он постигает как великий ум.
amahaggataṁ vā cittaṁ ‘amahaggataṁ cittan’ti pajānāti,  
Невеликий ум он постигает как невеликий ум.
sauttaraṁ vā cittaṁ ‘sauttaraṁ cittan’ti pajānāti,  
Превзойденный ум он постигает как превзойденный ум.
anuttaraṁ vā cittaṁ ‘anuttaraṁ cittan’ti pajānāti,  
Непревзойденный ум он постигает как непревзойденный ум.
samāhitaṁ vā cittaṁ ‘samāhitaṁ cittan’ti pajānāti,  
Сосредоточенный ум он постигает как сосредоточенный ум.
asamāhitaṁ vā cittaṁ ‘asamāhitaṁ cittan’ti pajānāti,  
Несосредоточенный ум он постигает как несосредоточенный ум.
vimuttaṁ vā cittaṁ ‘vimuttaṁ cittan’ti pajānāti,  
Освобожденный ум он постигает как освобожденный ум.
avimuttaṁ vā cittaṁ ‘avimuttaṁ cittan’ti pajānāti.  
Неосвобожденный ум он постигает как неосвобожденный ум.
evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte cetopariyañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к знанию, охватывающему сердце.
So parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti—  
Охватывая сердцем сердца других существ, других личностей, он постигает [их].
sarāgaṁ vā cittaṁ ‘sarāgaṁ cittan’ti pajānāti,  
Наделенный страстью ум он постигает как наделенный страстью ум.
vītarāgaṁ vā cittaṁ ‘vītarāgaṁ cittan’ti pajānāti,  
Свободный от страсти ум он постигает как свободный от страсти ум.
sadosaṁ vā cittaṁ ‘sadosaṁ cittan’ti pajānāti,  
Наделенный ненавистью ум он постигает как наделенный ненавистью ум.
vītadosaṁ vā cittaṁ ‘vītadosaṁ cittan’ti pajānāti,  
Свободный от ненависти ум он постигает как свободный от ненависти ум.
samohaṁ vā cittaṁ ‘samohaṁ cittan’ti pajānāti,  
Наделенный заблуждением ум он постигает как наделенный заблуждением ум.
vītamohaṁ vā cittaṁ ‘vītamohaṁ cittan’ti pajānāti,  
Свободный от заблуждения ум он постигает как свободный от заблуждения ум.
saṅkhittaṁ vā cittaṁ ‘saṅkhittaṁ cittan’ti pajānāti,  
Собранный ум он постигает как собранный ум.
vikkhittaṁ vā cittaṁ ‘vikkhittaṁ cittan’ti pajānāti,  
Несобранный ум он постигает как несобранный ум.
mahaggataṁ vā cittaṁ ‘mahaggataṁ cittan’ti pajānāti,  
Великий ум он постигает как великий ум.
amahaggataṁ vā cittaṁ ‘amahaggataṁ cittan’ti pajānāti,  
Невеликий ум он постигает как невеликий ум.
sauttaraṁ vā cittaṁ ‘sauttaraṁ cittan’ti pajānāti,  
Превзойденный ум он постигает как превзойденный ум.
anuttaraṁ vā cittaṁ ‘anuttaraṁ cittan’ti pajānāti,  
Непревзойденный ум он постигает как непревзойденный ум.
samāhitaṁ vā cittaṁ ‘samāhitaṁ cittan’ti pajānāti,  
Сосредоточенный ум он постигает как сосредоточенный ум.
asamāhitaṁ vā cittaṁ ‘asamāhitaṁ cittan’ti pajānāti,  
Несосредоточенный ум он постигает как несосредоточенный ум.
vimuttaṁ vā cittaṁ ‘vimuttaṁ cittan’ti pajānāti,  
Освобожденный ум он постигает как освобожденный ум.
avimuttaṁ vā cittaṁ ‘avimuttaṁ cittan’ti pajānāti.  
Неосвобожденный ум он постигает как неосвобожденный ум.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к знанию, основанному на воспоминании о местах, где он пребывал в прежних [существованиях].
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к знанию, основанному на воспоминании о местах, где он пребывал в прежних [существованиях].
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к знанию о том, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к знанию о том, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate; yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к знанию об уничтожении порочных свойств.
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati,  
У него, знающего так, видящего так, ум освобождается от порочного свойства чувственности, ум освобождается от порочного свойства [следующего] существования, ум освобождается от порочного свойства невежества.
Evameva kho, mahārāja, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
так же точно, великий царь, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к знанию об уничтожении порочных свойств.
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati,  
У него, знающего так, видящего так, ум освобождается от порочного свойства чувственности, ум освобождается от порочного свойства [следующего] существования, ум освобождается от порочного свойства невежества.

“Atthikavato kho pana te, ambaṭṭha, idhāgamanaṁ ahosi, yāyeva kho panatthāya āgaccheyyātha, tameva atthaṁ sādhukaṁ manasi kareyyātha.  
«Ведь твой приход сюда, Амбаттха, имел [какую-то] цель. Тщательно обрати внимание на ту цель, ради которой ты пришел. āgaccheyyātha → āgaccheyyātho (bj, pts1ed) | manasi kareyyātha → manasi kareyyātho (bj, pts1ed)
Puna caparaṁ, ambaṭṭha, bhikkhu vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati …pe…  
И далее, великий царь, монах, подавив устремленный рассудок и углубленное рассуждение, достигает второй ступени созерцания, несущей внутреннее успокоение и собранность в сердце, лишенной устремленного рассудка, лишенной углубленного рассуждения, рожденной сосредоточенностью, дарующей радость и счастье, и пребывает [в этом состоянии] …
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti …pe…  
Так, с сосредоточенным умом он направляет и обращает ум к совершенному знанию . Это и есть часть его знания. Подобно тому, Амбаттха . Он постигает: „нет ничего вслед за этим состоянием“. Это и есть часть его знания …
Tattha ye te māṇavakā vā māṇavikā vā bhavantaṁ gotamaṁ abhivādessanti vā paccuṭṭhissanti vā āsanaṁ vā udakaṁ vā dassanti cittaṁ vā pasādessanti, tesaṁ taṁ bhavissati dīgharattaṁ hitāya sukhāyā”ti.  
И те юные брахманы и брахманки, которые приветствуют там Благостного Готаму, и поднимутся навстречу, и дадут [ему] сиденье и воду, и склонят [к нему] сердце, — долгое время пребудут в благополучии и счастье».

Atha kho soṇadaṇḍassa brāhmaṇassa tirovanasaṇḍagatassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
И вот у брахмана Сонаданды, когда он проходил через густую рощу, возникло в уме такое размышление:
Mamañceva kho pana samaṇo gotamo pañhaṁ puccheyya, tassa cāhaṁ pañhassa veyyākaraṇena cittaṁ na ārādheyyaṁ;  
Или если отшельник Готама задаст мне вопрос, а я ответом на вопрос не удовлетворю его сердце, и отшельник Готама скажет мне на это:
‘bālo soṇadaṇḍo brāhmaṇo abyatto, nāsakkhi samaṇassa gotamassa pañhassa veyyākaraṇena cittaṁ ārādhetun’ti.  
„Глуп брахман Сонаданда и неопытен, он неспособен удовлетворить ответом на вопрос сердце отшельника Готамы“.
Mamañceva kho pana samaṇo gotamo pañhaṁ puccheyya, tassa cāhaṁ pañhassa veyyākaraṇena cittaṁ na ārādheyyaṁ;  
Или если отшельник Готама задаст мне вопрос, а я ответом на вопрос не удовлетворю его сердце, и отшельник Готама скажет мне на это:
‘bālo soṇadaṇḍo brāhmaṇo abyatto, nāsakkhi samaṇassa gotamassa pañhassa veyyākaraṇena cittaṁ ārādhetun’ti.  
„Глуп брахман Сонаданда и неопытен, он неспособен удовлетворить ответом на вопрос сердце отшельника Готамы“.
Aho vata maṁ samaṇo gotamo sake ācariyake tevijjake pañhaṁ puccheyya, addhā vatassāhaṁ cittaṁ ārādheyyaṁ pañhassa veyyākaraṇenā”ti.  
О, если бы отшельник Готама задал мне вопрос моих наставников о тройном знании! Тогда я несомненно удовлетворил бы его сердце ответом на вопрос».
Atha kho bhagavato soṇadaṇḍassa brāhmaṇassa cetasā cetoparivitakkamaññāya etadahosi:  
И вот Благостный, видя умом, о чем размышляет в уме брахман Сонаданда, сказал себе так:
“vihaññati kho ayaṁ soṇadaṇḍo brāhmaṇo sakena cittena.  
«Этот брахман Сонаданда обеспокоен в своем сердце.
‘aho vata maṁ samaṇo gotamo sake ācariyake tevijjake pañhaṁ puccheyya, addhā vatassāhaṁ cittaṁ ārādheyyaṁ pañhassa veyyākaraṇenā’ti, tatra maṁ samaṇo gotamo sake ācariyake tevijjake pañhaṁ pucchati.  
„О, если бы отшельник Готама задал мне вопрос моих наставников о тройном знании! Тогда я несомненно удовлетворил бы его сердце ответом на вопрос“ — о том мне теперь и задает вопрос отшельник Готама — [вопрос] моих наставников о тройном знании.
Addhā vatassāhaṁ cittaṁ ārādhessāmi pañhassa veyyākaraṇenā”ti.  
Я несомненно удовлетворю его сердце ответом на вопрос».
“Tena hi, brāhmaṇa, suṇohi, sādhukaṁ manasikarohi, bhāsissāmī”ti.  
«В таком случае, брахман, слушай тщательно и внимай [тому, что] я скажу».
ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati, abhininnāmeti …pe…  
он направляет и обращает ум к совершенному видению . Это и есть часть его постижения он постигает: …

“Tena hi, brāhmaṇa, suṇāhi sādhukaṁ manasikarohi, bhāsissāmī”ti.  
«В таком случае, брахман, слушай тщательно и внимай [тому, что] я скажу».
Atha kho, brāhmaṇa, rañño mahāvijitassa rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
И вот, брахман, у царя Махавиджиты, уединившегося и предавшегося размышлению, возникло в уме такое рассуждение:
‘idha mayhaṁ, brāhmaṇa, rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
„Вот, брахман, у меня, уединившегося и предавшегося размышлению, возникло в уме такое рассуждение:
Ye tattha pāṇātipātā paṭiviratā, te ārabbha yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetu.  
для тех же, кто отказывается здесь убивать живых существ, пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется [им], пусть досточтимый будет милостив [к ним] внутренними помыслами.
Ye tattha sammādiṭṭhikā, te ārabbha yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetū’ti.  
для тех же, кто [разделяют] здесь правильные воззрения, пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется [им], пусть досточтимый будет милостив [к ним] внутренними помыслами“.
Atha kho, brāhmaṇa, purohito brāhmaṇo rañño mahāvijitassa mahāyaññaṁ yajamānassa soḷasahākārehi cittaṁ sandassesi samādapesi samuttejesi sampahaṁsesi  
17. И вот, брахман, царский жрец-брахман наставил, побудил, воодушевил, порадовал шестнадцатью видами [принадлежностей жертвоприношения] сердце царя Махавиджиты, совершающего великое жертвоприношение:
Imināpetaṁ bhavaṁ rājā jānātu, yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetu.  
и пусть поэтому досточтимый царь знает: ‘Пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется, пусть досточтимый будет милостив внутренними помыслами’.
Imināpetaṁ bhavaṁ rājā jānātu, yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetu.  
и пусть поэтому досточтимый царь знает: ‘Пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется, пусть досточтимый будет милостив внутренними помыслами’.
Imināpetaṁ bhavaṁ rājā jānātu, yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetu.  
и пусть поэтому досточтимый царь знает: ‘Пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется, пусть досточтимый будет милостив внутренними помыслами’.
Imināpetaṁ bhavaṁ rājā jānātu, yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetu.  
и пусть поэтому досточтимый царь знает: ‘Пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется, пусть досточтимый будет милостив внутренними помыслами’.
Imināpetaṁ bhavaṁ rājā jānātu, yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetu.  
и пусть поэтому досточтимый царь знает: ‘Пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется, пусть досточтимый будет милостив внутренними помыслами’.
Imināpetaṁ bhavaṁ rājā jānātu, yajataṁ bhavaṁ, sajjataṁ bhavaṁ, modataṁ bhavaṁ, cittameva bhavaṁ antaraṁ pasādetūti.  
и пусть поэтому досточтимый царь знает: ‘Пусть досточтимый совершает жертвоприношение, пусть досточтимый радуется, пусть досточтимый будет милостив внутренними помыслами’“.
Imehi kho, brāhmaṇa, purohito brāhmaṇo rañño mahāvijitassa mahāyaññaṁ yajamānassa soḷasahi ākārehi cittaṁ sandassesi samādapesi samuttejesi sampahaṁsesi.  
Так, брахман, этими шестнадцатью видами [принадлежностей жертвоприношения] царский жрец-брахман наставил, побудил, воодушевил сердце царя Махавиджиты, совершающего великое жертвоприношение.
Ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti …  
Он постигает …

Puna caparaṁ, mahāli, bhikkhu āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati.  
И вот далее, Махали, монах, с уничтожением порочных свойств сам познав, испытав и обретя в зримом мире лишенные порочных свойств освобождение сердца и освобождение постижения, [продолжает] пребывать [здесь].
‘Tena hāvuso, suṇātha sādhukaṁ manasi karotha bhāsissāmī’ti.  
„В таком случае, почтенные, слушайте тщательно и внимайте [тому, что] я скажу“.
ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti …  
. 18. Он направляет и обращает ум к совершенному знанию …

tassime pañcanīvaraṇe pahīne attani samanupassato pāmojjaṁ jāyati, pamuditassa pīti jāyati, pītimanassa kāyo passambhati, passaddhakāyo sukhaṁ vedeti, sukhino cittaṁ samādhiyati.  
Когда он видит себя отказавшимся от этих пяти преград
“Puna caparaṁ, poṭṭhapāda, bhikkhu vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati.  
«И далее, Поттхапада, монах, подавив устремленный рассудок и углубленное рассуждение, достигает второй ступени созерцания, несущей внутреннее успокоение и собранность в сердце, лишенной устремленного рассудка, лишенной углубленного рассуждения, рожденной сосредоточенностью, дарующей радость и счастье, и пребывает [в этом состоянии].
‘cetayamānassa me pāpiyo, acetayamānassa me seyyo.  
„Размышлять для меня хуже, не размышлять для меня лучше.
Ahañceva kho pana ceteyyaṁ, abhisaṅkhareyyaṁ, imā ca me saññā nirujjheyyuṁ, aññā ca oḷārikā saññā uppajjeyyuṁ;  
Если я предамся размышлению и воображению, то у меня смогут уничтожиться эти [состояния] сознания и возникнуть другие, грубые [состояния] сознания.
yannūnāhaṁ na ceva ceteyyaṁ na ca abhisaṅkhareyyan’ti.  
Поэтому теперь я не буду предаваться ни размышлению, ни воображению“.
So na ceva ceteti, na ca abhisaṅkharoti.  
И он не предается ни размышлению, ни воображению.
“cetayamānassa me pāpiyo, acetayamānassa me seyyo.  
‘Размышлять для меня хуже, не размышлять для меня лучше.
Ahañceva kho pana ceteyyaṁ abhisaṅkhareyyaṁ, imā ca me saññā nirujjheyyuṁ, aññā ca oḷārikā saññā uppajjeyyuṁ;  
Если я предамся размышлению и воображению, то у меня смогут уничтожиться эти [состояния] сознания и возникнуть другие, грубые [состояния] сознания.
yannūnāhaṁ na ceva ceteyyaṁ, na ca abhisaṅkhareyyan”ti.  
Поэтому теперь я не буду предаваться ни размышлению, ни воображению’.
So na ceva ceteti, na cābhisaṅkharoti, tassa acetayato anabhisaṅkharoto tā ceva saññā nirujjhanti, aññā ca oḷārikā saññā na uppajjanti.  
И он не предается ни размышлению, ни воображению. У него, не предающегося ни размышлению, ни воображению, уничтожаются эти [состояния] сознания, и не возникают другие, грубые [состояния] сознания.
“Manomayaṁ kho ahaṁ, bhante, attānaṁ paccemi sabbaṅgapaccaṅgiṁ ahīnindriyan”ti.  
«[Тогда], господин, я понимаю свое „я“ как состоящее из разума, наделенное всеми большими и малыми частями, не знающее ущерба в жизненных способностях».
“Manomayo ca hi te, poṭṭhapāda, attā abhavissa sabbaṅgapaccaṅgī ahīnindriyo, evaṁ santampi kho te, poṭṭhapāda, aññāva saññā bhavissati añño attā.  
«Даже если бы свое „я“, Поттхапада, было у тебя состоящим из разума, наделенным всеми большими и малыми частями, не знающим ущерба в жизненных способностях, то и тогда, Поттхапада, сознание было бы у тебя одним, а свое „я“ — другим.
Tiṭṭhateva sāyaṁ, poṭṭhapāda, manomayo attā sabbaṅgapaccaṅgī ahīnindriyo, atha imassa purisassa aññā ca saññā uppajjanti, aññā ca saññā nirujjhanti.  
И пусть, Поттхапада это свое „я“ остается состоящим из разума, наделенным всеми большими и малыми частями, не знающим ущерба в жизненных способностях, — все же у этого человека возникают одни [состояния] сознания, и уничтожаются другие [состояния] сознания.
2. Cittahatthisāriputtapoṭṭhapādavatthu  
2. Разговор с Читтой и Поттхападой
Atha kho dvīhatīhassa accayena citto ca hatthisāriputto poṭṭhapādo ca paribbājako yena bhagavā tenupasaṅkamiṁsu; upasaṅkamitvā citto hatthisāriputto bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdi.  
И вот два или три дня спустя Читта, сын Хаттхисари, и странствующий аскет Поттхапада приблизились к Благостному. Приблизившись, Читта, сын Хаттхисари, приветствовал Благостного и сел в стороне.
oḷāriko attapaṭilābho, manomayo attapaṭilābho, arūpo attapaṭilābho.  
обретение грубого „я“; обретение „я“, состоящего из разума; обретение „я“, лишенного формы.
Katamo manomayo attapaṭilābho?  
Каково же обретение „я“, состоящего из разума?
Rūpī manomayo sabbaṅgapaccaṅgī ahīnindriyo, ayaṁ manomayo attapaṭilābho.  
[Когда свое „я“] имеет форму, состоит из разума, наделено всеми большими и малыми частями, не знает ущерба в жизненных способностях, то это — обретение „я“, состоящего из разума.
Manomayassapi kho ahaṁ, poṭṭhapāda, attapaṭilābhassa pahānāya dhammaṁ desemi:  
И вот, Поттхапада, я разъясняю истину, ведущую к отказу от обретения „я“, состоящего из разума;
‘katamo pana so, āvuso, manomayo attapaṭilābho, yassa tumhe pahānāya dhammaṁ desetha, yathāpaṭipannānaṁ vo saṅkilesikā dhammā pahīyissanti, vodāniyā dhammā abhivaḍḍhissanti, paññāpāripūriṁ vepullattañca diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharissathā’ti?  
„Что это, достопочтенные, за обретение ‘я’, состоящего из разума, к отказу от которого ведет истина, разъясняемая вами, так, что у вас, следующих ее путем, исчезнут порочные свойства, возрастут чистые свойства, и вы будете жить, сами познав, испытав и обретя в зримом мире полноту и совершенство постижения?“
‘ayaṁ vā so, āvuso, manomayo attapaṭilābho yassa mayaṁ pahānāya dhammaṁ desema, yathāpaṭipannānaṁ vo saṅkilesikā dhammā pahīyissanti, vodāniyā dhammā abhivaḍḍhissanti, paññāpāripūriṁ vepullattañca diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharissathā’ti.  
„Это и есть, достопочтенные, то самое [ваше] обретение ‘я’, состоящего из разума, к отказу от которого ведет истина, разъясняемая нами, так, что у вас, следующих ее путем, исчезнут порочные свойства, возрастут чистые свойства, и вы будете жить, сами познав, испытав и обретя в зримом мире полноту и совершенство постижения“.
katamo pana so, āvuso, manomayo attapaṭilābho …pe…  
„Что это, достопочтенные, за обретение ‘я’, состоящего из разума …
Evaṁ vutte, citto hatthisāriputto bhagavantaṁ etadavoca:  
Когда так было сказано, Читта сын Хаттхисари, сказал:
“yasmiṁ, bhante, samaye oḷāriko attapaṭilābho hoti, moghassa tasmiṁ samaye manomayo attapaṭilābho hoti, mogho arūpo attapaṭilābho hoti;  
«Господин, когда человек обретает грубое „я“, то в это время для него неосуществимо обретение „я“, состоящего из разума, и неосуществимо обретение „я“, лишенного формы?
Yasmiṁ, bhante, samaye manomayo attapaṭilābho hoti, moghassa tasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābho hoti, mogho arūpo attapaṭilābho hoti;  
Господин, когда человек обретает „я“, состоящее из разума, то в это время для него неосуществимо обретение грубого „я“ и неосуществимо обретение „я“, лишенного формы?
manomayo vāssa attapaṭilābho tasmiṁ samaye sacco hoti.  
Для него в это время существует лишь обретение „я“, состоящего из разума?
Yasmiṁ, bhante, samaye arūpo attapaṭilābho hoti, moghassa tasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābho hoti, mogho manomayo attapaṭilābho hoti;  
Господин, когда человек обретает „я“, лишенное формы, то в это время для него неосуществимо обретение грубого „я“ и неосуществимо обретение „я“, состоящего из разума?
“Yasmiṁ, citta, samaye oḷāriko attapaṭilābho hoti, neva tasmiṁ samaye manomayo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati, na arūpo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati;  
«Когда, Читта, существует обретение грубого „я“, то в это время нет речи об обретении „я“, состоящего из разума, и нет речи об обретении „я“, лишенного формы, —
Yasmiṁ, citta, samaye manomayo attapaṭilābho hoti, neva tasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati, na arūpo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati;  
Когда, Читта, существует обретение „я“, состоящего из разума, то в это время нет речи об обретении грубого „я“ и нет речи об обретении „я“, лишенного формы, —
manomayo attapaṭilābhotveva tasmiṁ samaye saṅkhaṁ gacchati.  
в это время речь идет лишь об обретении „я“, состоящего из разума.
Yasmiṁ, citta, samaye arūpo attapaṭilābho hoti, neva tasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati, na manomayo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati;  
Когда, Читта, существует обретение „я“, лишенного формы, то в это время нет речи об обретении грубого „я“ и нет речи об обретении „я“, состоящего из разума, —
Sace taṁ, citta, evaṁ puccheyyuṁ:  
И если бы, Читта, тебя спросили так:
Evaṁ puṭṭho tvaṁ, citta, kinti byākareyyāsī”ti?  
то как бы, Читта, ты ответил, будучи спрошен?»
“Sace pana taṁ, citta, evaṁ puccheyyuṁ:  
«А если бы, Читта, тебя еще спросили так:
Evaṁ puṭṭho tvaṁ, citta, kinti byākareyyāsī”ti?  
То, будучи спрошен, как бы, Читта, ты ответил?»
“Evameva kho, citta, yasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābho hoti, neva tasmiṁ samaye manomayo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati, na arūpo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati.  
«Так же точно, Читта, и когда существует обретение грубого „я“, то в это время нет речи об обретении „я“, состоящего из разума, и нет речи об обретении „я“, лишенного формы, —
Yasmiṁ, citta, samaye manomayo attapaṭilābho hoti …pe…  
И когда, Читта, существует обретение „я“, состоящего из разума …
yasmiṁ, citta, samaye arūpo attapaṭilābho hoti, neva tasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati, na manomayo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati;  
И когда, Читта, существует обретение „я“, лишенного формы, то в это время нет речи об обретении грубого „я“ и нет речи об обретении „я“, состоящего из разума, —
Seyyathāpi, citta, gavā khīraṁ, khīramhā dadhi, dadhimhā navanītaṁ, navanītamhā sappi, sappimhā sappimaṇḍo.  
Ведь подобным же образом, Читта, от коровы бывает молоко, от молока — творог, от творога — свежее масло, от свежего масла — очищенное масло, от очищенного масла — масляная пена;
Evameva kho, citta, yasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābho hoti …pe…  
Так же точно, Читта, и когда существует обретение грубого „я“, то в это время нет речи об обретении „я“, состоящего из разума, и нет речи об обретении „я“, лишенного формы, — в это время речь идет лишь об обретении грубого „я“.
yasmiṁ, citta, samaye manomayo attapaṭilābho hoti …pe…  
И когда, Читта, существует обретение „я“, состоящего из разума …
yasmiṁ, citta, samaye arūpo attapaṭilābho hoti, neva tasmiṁ samaye oḷāriko attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati, na manomayo attapaṭilābhoti saṅkhaṁ gacchati;  
И когда, Читта, существует обретение „я“, состоящего из разума, то в это время нет речи об обретении грубого „я“ и нет речи об обретении „я“, лишенного формы, — в это время речь идет лишь об обретении „я“, состоящего из разума.
Imā kho, citta, lokasamaññā lokaniruttiyo lokavohārā lokapaññattiyo, yāhi tathāgato voharati aparāmasan”ti.  
Ибо это, Чипа, лишь обычные имена, обычные выражения, обычные способы обозначения, обычные описания, и Татхагата употребляет эти способы обозначения, не привязываясь [к ним]».
2.3. Cittahatthisāriputtaupasampadā  
2.3. Читта принимает монашеские обеты
Citto pana hatthisāriputto bhagavantaṁ etadavoca:  
И Читта, сын Хаттхисари, так сказал Благостному:
Alattha kho citto hatthisāriputto bhagavato santike pabbajjaṁ, alattha upasampadaṁ.  
И так Читта, сын Хаттхисари, обрел странничество вблизи Благостного, обрел доступ в общину.
Acirūpasampanno kho panāyasmā citto hatthisāriputto eko vūpakaṭṭho appamatto ātāpī pahitatto viharanto na cirasseva—yassatthāya kulaputtā sammadeva agārasmā anagāriyaṁ pabbajanti, tadanuttaraṁ—brahmacariyapariyosānaṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihāsi.  
И вскоре после того как достопочтенный Читта, сын Хаттхисари, обрел доступ в общину, он, предавшись одиночеству, пребывая в усердии, рвении и решимости, скоро сам познал, испытал и обрел в зримом мире ту цель, ради которой люди из славных семейств, оставив дом, странствуют бездомными — несравненный венец целомудрия —
Aññataro kho panāyasmā citto hatthisāriputto arahataṁ ahosīti.  
И так достопочтенный Читта, сын Хаттхисари, стал одним из архатов.

Atha kho āyasmā ānando tassā rattiyā accayena pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya cetakena bhikkhunā pacchāsamaṇena yena subhassa māṇavassa todeyyaputtassa nivesanaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā paññatte āsane nisīdi. Atha kho subho māṇavo todeyyaputto yenāyasmā ānando tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā āyasmatā ānandena saddhiṁ sammodi.  
И наутро, когда прошла эта ночь, достопочтенный Ананда оделся, взял сосуд для подаяний и верхнюю одежду, вместе со следующим за ним отшельником, монахом Четакой, приблизился к жилищу юного Субхи, сына Тодейи, и, приблизившись, сел на предложенное сиденье. А юный Субха, сын Тодейи, приблизился к достопочтенному Ананде; приблизившись, он обменялся с достопочтенным Анандой дружескими, дружелюбными словами.
manasā dhammaṁ viññāya na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī;  
получая разумом представление, он не влечется к внешним признакам, не влечется к его подробностям;
So abhijjhaṁ loke pahāya vigatābhijjhena cetasā viharati abhijjhāya cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от алчности к мирскому, он пребывает свободный сердцем от алчности, очищает мысли от алчности.
Byāpādapadosaṁ pahāya abyāpannacitto viharati sabbapāṇabhūtahitānukampī byāpādapadosā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от порока злонамеренности, он пребывает свободный умом от злонамеренности, в доброте и сочувствии ко всем живым существам он очищает ум от злонамеренности.
Thinamiddhaṁ pahāya vigatathinamiddho viharati ālokasaññī sato sampajāno, thinamiddhā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от косности, он пребывает свободный от косности, ощущая в себе способность [ясного] воззрения, внимательный и вдумчивый он очищает мысли от косности.
Uddhaccakukkuccaṁ pahāya anuddhato viharati ajjhattaṁ vūpasantacitto uddhaccakukkuccā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от беспокойства и терзаний, он пребывает свободный от беспокойства и терзаний, внутренне умиротворенный в мыслях, он очищает мысли от беспокойства и терзаний.
Vicikicchaṁ pahāya tiṇṇavicikiccho viharati akathaṅkathī kusalesu dhammesu, vicikicchāya cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от сомнения, он пребывает за пределами сомнения, лишенный неуверенности в хороших свойствах, он очищает мысли от сомнения.
Tassime pañca nīvaraṇe pahīne attani samanupassato pāmojjaṁ jāyati, pamuditassa pīti jāyati, pītimanassa kāyo passambhati, passaddhakāyo sukhaṁ vedeti, sukhino cittaṁ samādhiyati.  
Когда он видит себя отказавшимся от пяти преград, в нем рождается удовлетворенность, у удовлетворенного рождается радость, от радости в сердце успокаивается тело, успокоившийся телом ощущает счастье, счастливый сосредоточен в уме.
Puna caparaṁ, māṇava, bhikkhu vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati.  
И далее, юноша, монах достигает второй ступени созерцания
So imameva kāyaṁ parisuddhena cetasā pariyodātena pharitvā nisinno hoti;  
Он сидит, пропитав это тело чистым, совершенным разумом;
nāssa kiñci sabbāvato kāyassa parisuddhena cetasā pariyodātena apphuṭaṁ hoti.  
и не остается во всем теле ничего, что не было бы пропитано чистым, совершенным разумом.
So imameva kāyaṁ parisuddhena cetasā pariyodātena pharitvā nisinno hoti; nāssa kiñci sabbāvato kāyassa parisuddhena cetasā pariyodātena apphuṭaṁ hoti.  
Он сидит, пропитав это тело чистым, совершенным разумом, и не остается во всем теле ничего, что не было бы пропитано чистым, совершенным разумом.
“So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
«Так, с сосредоточенным умом — чистым возвышенным
Evameva kho, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так же точно, юноша, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к совершенному видению.
Yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte …pe…  
И когда, юноша, монах с сосредоточенным умом — чистым, возвышенным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к совершенному видению …
āneñjappatte ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
он направляет и обращает ум к совершенному видению.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte manomayaṁ kāyaṁ abhinimmānāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом
So imamhā kāyā aññaṁ kāyaṁ abhinimmināti rūpiṁ manomayaṁ sabbaṅgapaccaṅgiṁ ahīnindriyaṁ.  
Из этого [своего] тела он творит другое тело, имеющее форму, состоящее из разума, наделенное всеми большими и малыми частями, не знающее ущерба в жизненных способностях.
yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte manomayaṁ kāyaṁ abhinimmānāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti …pe….  
и когда , юноша, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к сотворению тела, состоящего из разума….
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte iddhividhāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к [разным] видам сверхъестественных способностей.
Evameva kho, māṇava, bhikkhu …pe… yampi māṇava bhikkhu evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte iddhividhāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так же точно, юноша, и монах с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — направляет и обращает ум к [разным] видам сверхъестественных способностей.
So evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte dibbāya sotadhātuyā cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti  
Так, с сосредоточенным умом … он направляет и обращает ум к божественному слуху
yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte dibbāya sotadhātuyā cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
и когда, юноша, монах так сосредоточенным умом … он направляет и обращает ум к божественному слуху.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte cetopariyañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенной нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к знанию, охватывающему сердце.
So parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti,  
Охватывая сердцем сердца других существ, других личностей, он постигает [их]
sarāgaṁ vā cittaṁ ‘sarāgaṁ cittan’ti pajānāti,  
наделенный страстью ум он постигает как наделенный страстью ум
vītarāgaṁ vā cittaṁ ‘vītarāgaṁ cittan’ti pajānāti,  
свободный от страсти ум он постигает как свободный от страсти ум
sadosaṁ vā cittaṁ ‘sadosaṁ cittan’ti pajānāti,  
наделенный ненавистью ум он постигает как наделенный ненавистью ум
vītadosaṁ vā cittaṁ ‘vītadosaṁ cittan’ti pajānāti,  
свободный от ненависти ум он постигает как свободный от ненависти ум
samohaṁ vā cittaṁ ‘samohaṁ cittan’ti pajānāti,  
наделенный заблуждением ум он постигает как наделенный заблуждением ум
vītamohaṁ vā cittaṁ ‘vītamohaṁ cittan’ti pajānāti,  
свободный от заблуждения ум он постигает как свободный от заблуждения ум
saṅkhittaṁ vā cittaṁ ‘saṅkhittaṁ cittan’ti pajānāti,  
собранный ум он постигает как собранный ум
vikkhittaṁ vā cittaṁ ‘vikkhittaṁ cittan’ti pajānāti,  
несобранный ум он постигает как несобранный ум
mahaggataṁ vā cittaṁ ‘mahaggataṁ cittan’ti pajānāti,  
великий ум он постигает как великий ум
amahaggataṁ vā cittaṁ ‘amahaggataṁ cittan’ti pajānāti,  
невеликий ум он постигает как невеликий ум
sauttaraṁ vā cittaṁ ‘sauttaraṁ cittan’ti pajānāti,  
превзойденный ум он постигает как превзойденный ум
anuttaraṁ vā cittaṁ ‘anuttaraṁ cittan’ti pajānāti,  
непревзойденный ум он постигает как непревзойденный ум
samāhitaṁ vā cittaṁ ‘samāhitaṁ cittan’ti pajānāti,  
сосредоточенный ум он постигает как сосредоточенный ум
asamāhitaṁ vā cittaṁ ‘asamāhitaṁ cittan’ti pajānāti,  
несосредоточенный ум он постигает как несосредоточенный ум
vimuttaṁ vā cittaṁ ‘vimuttaṁ cittan’ti pajānāti,  
освобожденный ум он постигает как освобожденный ум
avimuttaṁ vā cittaṁ ‘avimuttaṁ cittan’ti pajānāti.  
неосвобожденный ум он постигает как неосвобожденный ум.
yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite …pe… āneñjappatte cetopariyañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
и когда, юноша, монах так сосредоточенным умом … он направляет и обращает ум к знанию, охватывающему сердце.
So parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti,  
Охватывая сердцем сердца других существ, других личностей, он постигает [их]
sarāgaṁ vā cittaṁ sarāgaṁ cittanti pajānāti …pe…  
наделенный страстью ум он постигает как наделенный страстью ум…
avimuttaṁ vā cittaṁ avimuttaṁ cittanti pajānāti.  
неосвобожденный ум он постигает как неосвобожденный ум.
So evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti  
Так, с сосредоточенным умом … он направляет и обращает ум к знанию, основанному на воспоминании о местах, где он пребывал в прежних [существованиях]
Evameva kho, māṇava, bhikkhu …pe… yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так же точно, юноша, и монах … направляет и обращает ум к знанию, основанному на воспоминании о местах, где он пребывал в прежних [существованиях].
So evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом … он направляет и обращает ум к знанию, основанному на воспоминании о местах, где он пребывал в прежних [существованиях].
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены хорошим поведением тела, наделены хорошим поведением в речи, наделены хорошим поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, предаются действиям, [проистекающим из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются; он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.
yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
и когда, юноша, и монах с сосредоточенным умом … направляет и обращает ум к знанию о том, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
Так, с сосредоточенным умом — чистым, ясным, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, готовым к действию, стойким, непоколебимым — он направляет и обращает ум к знанию об уничтожении порочных свойств.
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati,  
У него, знающего так, видящего так, ум освобождается от порочного свойства чувственности, ум освобождается от порочного свойства [следующего] существования, ум освобождается от порочного свойства невежества
yampi, māṇava, bhikkhu evaṁ samāhite citte …pe… āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti.  
когда, юноша, и монах с сосредоточенным умом … направляет и обращает ум к знанию об уничтожении порочных свойств.
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati, vimuttasmiṁ vimuttamiti ñāṇaṁ hoti, ‘khīṇā jāti, vusitaṁ brahmacariyaṁ, kataṁ karaṇīyaṁ, nāparaṁ itthattāyā’ti pajānāti.  
[когда] у него, знающего так, видящего так, ум освобождается от порочного свойства чувственности, ум освобождается от порочного свойства существования, ум освобождается от порочного свойства невежества, и в освобожденном возникает знание, что он освобожден, и он постигает: „Уничтожено следующее рождение, исполнен [обет] целомудрия, сделано то, что надлежит сделать, нет ничего вслед за этим состоянием“ —

Idha, kevaṭṭa, bhikkhu parasattānaṁ parapuggalānaṁ cittampi ādisati, cetasikampi ādisati, vitakkitampi ādisati, vicāritampi ādisati:  
Вот, Кеваддха, монах обнаруживает мысли, обнаруживает размышления, обнаруживает устремления рассудка, обнаруживает углубленные рассуждения других существ, других лиц [и говорит]:
‘evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan’ti.  
„Вот что в твоем сердце, таково твое сердце, это твоя мысль“.
Tamenaṁ aññataro saddho pasanno passati taṁ bhikkhuṁ parasattānaṁ parapuggalānaṁ cittampi ādisantaṁ, cetasikampi ādisantaṁ, vitakkitampi ādisantaṁ, vicāritampi ādisantaṁ:  
И другой, благочестивый верующий, видит этого монаха, обнаруживающего мысли, обнаруживающего размышления, обнаруживающего устремления рассудка, обнаруживающего углубленные рассуждения других существ, других лиц [и говорящего:]
‘evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan’ti.  
„Вот что в твоем сердце, таково твое сердце, это твоя мысль“.
Amāhaṁ bhikkhuṁ addasaṁ parasattānaṁ parapuggalānaṁ cittampi ādisantaṁ, cetasikampi ādisantaṁ, vitakkitampi ādisantaṁ, vicāritampi ādisantaṁ:  
Ведь я видел монаха, обнаруживающего мысли, обнаруживающего размышления, обнаруживающего устремления рассудка, обнаруживающего углубленные рассуждения других существ и других лиц [и говорящего]:
“evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan”’ti.  
‘Вот что в твоем сердце, таково твое сердце, это твоя мысль’“.
tāya so bhikkhu parasattānaṁ parapuggalānaṁ cittampi ādisati, cetasikampi ādisati, vitakkitampi ādisati, vicāritampi ādisati:  
Благодаря ему этот монах и обнаруживает мысли, обнаруживает размышления, обнаруживает устремления рассудка, обнаруживает углубленные рассуждения других существ, других лиц [и говорит]:
“evampi te mano, itthampi te mano, itipi te cittan”’ti.  
‘Вот что в твоем сердце, таково твое сердце, это твоя мысль’“.
‘evaṁ vitakketha, mā evaṁ vitakkayittha, evaṁ manasikarotha, mā evaṁ manasākattha, idaṁ pajahatha, idaṁ upasampajja viharathā’ti.  
„Рассуждайте так, не рассуждайте иначе, внимайте этому, не внимайте тому, откажитесь от того, пребывайте, обретя это“.
ñāṇadassanāya cittaṁ abhinīharati abhininnāmeti …pe…  
Это, Кеваддха, и называется чудом наставления. Так, с сосредоточенным умом — чистым, возвышенным . Он постигает: Это, Кеваддха, и называется чудом наставления.
Bhūtapubbaṁ, kevaṭṭa, imasmiññeva bhikkhusaṅghe aññatarassa bhikkhuno evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
Когда-то давно, Кеваддха, в этой же общине монахов у одного монаха возникло в сердце такое размышление:
Atha kho so, kevaṭṭa, bhikkhu tathārūpaṁ samādhiṁ samāpajji, yathāsamāhite citte devayāniyo maggo pāturahosi.  
И вот, Кеваддха, этот монах достиг такого вида сосредоточенности, что перед [его] сосредоточенным умом открылся путь, ведущий к [миру] богов.
Atha kho so, kevaṭṭa, bhikkhu tathārūpaṁ samādhiṁ samāpajji, yathāsamāhite citte brahmayāniyo maggo pāturahosi.  
И вот, Кеваддха, этот монах достиг такого вида сосредоточенности, что перед [его] сосредоточенным умом открылся путь, ведущий к [миру] Брахмы.

ekaṁ samayaṁ bhagavā kosalesu cārikaṁ caramāno mahatā bhikkhusaṅghena saddhiṁ pañcamattehi bhikkhusatehi yena manasākaṭaṁ nāma kosalānaṁ brāhmaṇagāmo tadavasari.  
Однажды Благостный, двигаясь по Косале с большой толпой монахов, пятью сотнями монахов, прибыл в брахманское селение в Косале, по имени Манасаката.
Tatra sudaṁ bhagavā manasākaṭe viharati uttarena manasākaṭassa aciravatiyā nadiyā tīre ambavane.  
И там в Манасакате Благостный остановился в манговой роще у реки Ачиравати к северу от Манасакаты.
Tena kho pana samayena sambahulā abhiññātā abhiññātā brāhmaṇamahāsālā manasākaṭe paṭivasanti, seyyathidaṁ—  
2. И в это самое время множество весьма знатных, богатых брахманов обитали в Манасакате, а именно:
“ayaṁ kho, bhāradvāja, samaṇo gotamo sakyaputto sakyakulā pabbajito manasākaṭe viharati uttarena manasākaṭassa aciravatiyā nadiyā tīre ambavane.  
«Бхарадваджа! Этот отшельник Готама, сын сакьев, из племени сакьев, странствуя, остановился в Манасакате, в манговой роще у реки Ачиравати, к северу от Манасакаты.
Āsanne ito manasākaṭaṁ, na ito dūre manasākaṭan”ti?  
Ведь Манасаката близка отсюда, Манасаката недалека отсюда?»
“Evaṁ, bho gotama, āsanne ito manasākaṭaṁ, na ito dūre manasākaṭan”ti.  
«Да, почтенный Готама. Манасаката близка отсюда, Манасаката недалека отсюда».
idhassa puriso manasākaṭe jātasaṁvaddho.  
Вот человек родился бы и вырос в Манасакате.
Tamenaṁ manasākaṭato tāvadeva avasaṭaṁ manasākaṭassa maggaṁ puccheyyuṁ.  
И его, вышедшего из Манасакаты, спросили бы о пути в Манасакату.
Siyā nu kho, vāseṭṭha, tassa purisassa manasākaṭe jātasaṁvaddhassa manasākaṭassa maggaṁ puṭṭhassa dandhāyitattaṁ vā vitthāyitattaṁ vā”ti?  
Возникли ли бы, Васеттха, у этого человека, родившегося и выросшего в Манасакате и спрошенного о пути в Манасакату, неуверенность или замешательство?»
“Amu hi, bho gotama, puriso manasākaṭe jātasaṁvaddho, tassa sabbāneva manasākaṭassa maggāni suviditānī”ti.  
Ведь этот человек, почтенный Готама, родился и вырос в Манасакате, и ему хорошо известны все пути в Манасакату».
“Siyā kho, vāseṭṭha, tassa purisassa manasākaṭe jātasaṁvaddhassa manasākaṭassa maggaṁ puṭṭhassa dandhāyitattaṁ vā vitthāyitattaṁ vā, na tveva tathāgatassa brahmaloke vā brahmalokagāminiyā vā paṭipadāya puṭṭhassa dandhāyitattaṁ vā vitthāyitattaṁ vā.  
«И все же, Васеттха, скорее у этого человека, родившегося и выросшего в Манасакате и спрошенного о пути в Манасакату, могли бы возникнуть неуверенность или замешательство, чем у Татхагаты, спрошенного о мире Брахмы или о пути, ведущем в мир Брахмы, возникли бы неуверенность и замешательство.
“Tena hi, vāseṭṭha, suṇāhi; sādhukaṁ manasi karohi; bhāsissāmī”ti.  
«В таком случае, Васеттха, слушай и тщательно внимай [тому, что] я скажу».
tassime pañca nīvaraṇe pahīne attani samanupassato pāmojjaṁ jāyati, pamuditassa pīti jāyati, pītimanassa kāyo passambhati, passaddhakāyo sukhaṁ vedeti, sukhino cittaṁ samādhiyati.  
dn13
So mettāsahagatena cetasā ekaṁ disaṁ pharitvā viharati. Tathā dutiyaṁ. Tathā tatiyaṁ. Tathā catutthaṁ. Iti uddhamadho tiriyaṁ sabbadhi sabbattatāya sabbāvantaṁ lokaṁ mettāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā viharati.  
Он пребывает, пронизывая разумом, исполненным дружелюбия, одну сторону света, затем — вторую, затем — третью, затем — четвертую. Он пребывает, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным дружелюбия, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
evameva kho, vāseṭṭha, evaṁ bhāvitāya mettāya cetovimuttiyā yaṁ pamāṇakataṁ kammaṁ na taṁ tatrāvasissati, na taṁ tatrāvatiṭṭhati.  
так же точно, Васеттха, и освобожденным разумом, пребывающим в дружелюбии, он не пропускает там и не оставляет там ничего, что имеет измерение.
Puna caparaṁ, vāseṭṭha, bhikkhu karuṇāsahagatena cetasā …pe…  
И далее, Васеттха, он пребывает, пронизывая разумом, исполненным сострадания …
muditāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, пребывающим в удовлетворенности …
upekkhāsahagatena cetasā ekaṁ disaṁ pharitvā viharati. Tathā dutiyaṁ. Tathā tatiyaṁ. Tathā catutthaṁ. Iti uddhamadho tiriyaṁ sabbadhi sabbattatāya sabbāvantaṁ lokaṁ upekkhāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā viharati.  
он пребывает, пронизывая разумом, исполненным уравновешенности, одну сторону света, затем — вторую, затем - третью, затем - четвёртую. Он пребывает, пронизывая великим, всеобъемлющим безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным уравновешенности, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
evameva kho, vāseṭṭha, evaṁ bhāvitāya upekkhāya cetovimuttiyā yaṁ pamāṇakataṁ kammaṁ na taṁ tatrāvasissati, na taṁ tatrāvatiṭṭhati.  
так же точно, Васеттха, и освобожденным разумом, пребывающим в уравновешенности, он не пропускает там и не оставляет там ничего, что имеет измерение.

“Tena hi, bhikkhave, suṇātha sādhukaṁ manasi karotha bhāsissāmī”ti.  
«В таком случае, монахи, слушайте тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
“Tena hi, bhikkhave, suṇātha, sādhukaṁ manasi karotha, bhāsissāmī”ti.  
«В таком случае, монахи, слушайте тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, предающегося раздумьям в уединении, возникло в сердце такое размышление:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa vāsūpagatassa rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, находящегося в обители и предающегося раздумьям в уединении, возникло в сердце такое размышление:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bodhisattassa yoniso manasikārā ahu paññāya abhisamayo:  
И вот, монахи, у бодхисаттвы Випасси, направившего внимание к истокам, благодаря постижению возникло понимание:
tassa pañcasu upādānakkhandhesu udayabbayānupassino viharato na cirasseva anupādāya āsavehi cittaṁ vimuccīti.  
и вскоре у него, пребывающего в рассуждении о появлении и исчезновении пяти групп, основанных на стремлении, сердце, лишенное стремлений, освободилось от порочных свойств.
Itiha, bhikkhave, vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa paṭisañcikkhato appossukkatāya cittaṁ nami, no dhammadesanāya.  
Так, монахи, у размышляющего Випасси — Благостного, архата, всецело просветленного — сердце склонилось к успокоению, а не к проповедыванию истины.
Atha kho, bhikkhave, aññatarassa mahābrahmuno vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa cetasā cetoparivitakkamaññāya etadahosi:  
И вот, монахи, один великий Брахма, узнав в своем сердце, о чем размышляет в сердце Випасси — Благостный, архат, всецело просветленный — подумал так:
‘nassati vata bho loko, vinassati vata bho loko, yatra hi nāma vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa appossukkatāya cittaṁ namati, no dhammadesanāyā’ti.  
„Увы, мир гибнет, увы, мир погибает, ведь у Випасси — Благостного, архата, всецело просветленного — сердце склонилось к успокоению, а не к проповедыванию истины“. namati → nami (sya-all, km, mr); namissati (?)
Itiha me, brahme, paṭisañcikkhato appossukkatāya cittaṁ nami, no dhammadesanāyā’ti.  
Так, Брахма, у меня, размышляющего, сердце склонилось к успокоению, а не к проповедыванию истины“.
Atha kho so, bhikkhave, mahābrahmā vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa cetasā cetoparivitakkamaññāya vipassiṁ bhagavantaṁ arahantaṁ sammāsambuddhaṁ gāthāhi ajjhabhāsi:  
И вот, монахи, этот великий Брахма, узнав в своем сердце, о чем размышляет Випасси — Благостный, архат, всецело просветленный — обратился к Випасси — Благостному архату, всецело просветленному — со строфами:
Tesaṁ vipassinā bhagavatā arahatā sammāsambuddhena dhammiyā kathāya sandassiyamānānaṁ samādapiyamānānaṁ samuttejiyamānānaṁ sampahaṁsiyamānānaṁ nacirasseva anupādāya āsavehi cittāni vimucciṁsu.  
И у них, наставленных, взволнованных, воодушевленных, обрадованных Випасси — Благостным, архатом, всецело просветленным, — сердца, лишенные зависимости, быстро освободились от порочных свойств.
Tesaṁ vipassinā bhagavatā arahatā sammāsambuddhena dhammiyā kathāya sandassiyamānānaṁ samādapiyamānānaṁ samuttejiyamānānaṁ sampahaṁsiyamānānaṁ nacirasseva anupādāya āsavehi cittāni vimucciṁsu.  
И у них, наставленных, взволнованных, воодушевленных, обрадованных Випасси — Благостным, архатом, всецело просветленным, — сердца, лишенные зависимости, быстро освободились от порочных свойств.
Tesaṁ vipassinā bhagavatā arahatā sammāsambuddhena dhammiyā kathāya sandassiyamānānaṁ samādapiyamānānaṁ samuttejiyamānānaṁ sampahaṁsiyamānānaṁ nacirasseva anupādāya āsavehi cittāni vimucciṁsu.  
И у них, наставленных, взволнованных, воодушевленных, обрадованных Випасси — Благостным, архатом, всецело просветленным, — сердца, лишенные зависимости, быстро освободились от порочных свойств.
Atha kho, bhikkhave, vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
И вот, монахи, у Випасси — Благостного, архата, всецело просветленного, предающегося раздумьям в уединении, возникло в сердце такое размышление:
Atha kho, bhikkhave, aññataro mahābrahmā vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa cetasā cetoparivitakkamaññāya seyyathāpi nāma balavā puriso samiñjitaṁ vā bāhaṁ pasāreyya, pasāritaṁ vā bāhaṁ samiñjeyya; evameva—brahmaloke antarahito vipassissa bhagavato arahato sammāsambuddhassa purato pāturahosi.  
И вот, монах, один великий Брахма узнал в своем сердце, о чем размышляет в сердце Випасси — Благостный, архат, всецело просветленный. И подобно тому как сильный человек вытягивает согнутую руку или сгибает вытянутую руку, точно так же он оставил мир Брахмы и появился перед Випасси — Благостным, архатом, всецело просветленным.
‘idha mayhaṁ, bhikkhave, rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
„Вот, монахи, у меня, предающегося раздумьям в уединении, возникло в сердце такое размышление:
Atha kho, bhikkhave, aññataro mahābrahmā mama cetasā cetoparivitakkamaññāya seyyathāpi nāma balavā puriso samiñjitaṁ vā bāhaṁ pasāreyya, pasāritaṁ vā bāhaṁ samiñjeyya; evameva—brahmaloke antarahito mama purato pāturahosi.  
И вот, монахи, один великий Брахма узнал в своем сердце, о чем я размышляю в сердце, и подобно тому как сильный человек вытягивает согнутую руку или сгибает вытянутую руку, точно так же он оставил мир Брахмы и появился передо мной.
Tassa mayhaṁ, bhikkhave, rahogatassa paṭisallīnassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
И там, монахи, у меня, предающегося раздумьям в уединении, возникло в сердце такое размышление:

“ekamidāhaṁ, brāhmaṇa, samayaṁ vesāliyaṁ viharāmi sārandade cetiye.  
«Однажды, брахман, я остановился в Весали в святилище Сарандада sārandade → sānandare (mr)
taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasikarotha, bhāsissāmī”ti.  
Слушайте же тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
Aparepi vo, bhikkhave, satta aparihāniye dhamme desessāmi, taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasikarotha, bhāsissāmī”ti.  
И еще я наставлю вас, монахи, в других семи заповедях, охраняющих от упадка. Слушайте же тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
Aparepi vo, bhikkhave, satta aparihāniye dhamme desessāmi, taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasikarotha, bhāsissāmī”ti.  
И еще я наставляю вас, монахи, в других семи заповедях, охраняющих от упадка. Слушайте же тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
Aparepi vo, bhikkhave, satta aparihāniye dhamme desessāmi, taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasikarotha, bhāsissāmī”ti.  
И еще я наставлю вас, монахи, в семи заповедях, охраняющих от упадка. Слушайте же тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
Cha vo, bhikkhave, aparihāniye dhamme desessāmi, taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasikarotha, bhāsissāmī”ti.  
Я наставлю [вас], монахи, в шести заповедях, охраняющих от упадка. Слушайте же тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
mettaṁ manokammaṁ paccupaṭṭhāpessanti sabrahmacārīsu āvi ceva raho ca, vuddhiyeva, bhikkhave, bhikkhūnaṁ pāṭikaṅkhā, no parihāni.  
До тех пор, монахи, пока монахи будут и открыто, и втайне дружелюбны в речах, общаясь с собратьями, следует ожидать, монахи, возвышения, а не упадка монахов.
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно:
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно:
na cāhu na ca bhavissati na cetarahi vijjati añño samaṇo vā brāhmaṇo vā bhagavatā bhiyyobhiññataro yadidaṁ sambodhiyan”ti.  
не было, и не будет, и нет теперь другого отшельника или брахмана, более великого, более сведущего в том, что касается просветления».
na cāhu na ca bhavissati na cetarahi vijjati añño samaṇo vā brāhmaṇo vā bhagavatā bhiyyobhiññataro yadidaṁ sambodhiyan’ti.  
не было, и не будет, и нет теперь другого отшельника или брахмана, более великого, более сведущего в том, что касается просветления“.
Kiṁ te, sāriputta, ye te ahesuṁ atītamaddhānaṁ arahanto sammāsambuddhā, sabbe te bhagavanto cetasā ceto paricca viditā:  
Знаешь ли ты, Сарипутта, полностью объяв разумом, всех тех Благостных, которые были в прошлом времени, — архатов, всецело просветленных, [так, чтобы утверждать]: te → kiṁ nu (sya-all, km, pts1ed, mr)
“Kiṁ pana te, sāriputta, ye te bhavissanti anāgatamaddhānaṁ arahanto sammāsambuddhā, sabbe te bhagavanto cetasā ceto paricca viditā:  
«Тогда знаешь ли ты, Сарипутта, полностью объяв разумом, всех тех Благостных, которые будут в будущем времени — архатов, всецело просветленных, [так, чтобы утверждать]: pana te → kiṁ pana (sya-all, km, pts1ed, mr)
“Kiṁ pana te, sāriputta, ahaṁ etarahi arahaṁ sammāsambuddho cetasā ceto paricca vidito:  
«Тогда знаешь ли ты, Сарипутта, полностью объяв разумом, меня [живущего] теперь — архата, всецело просветленного, [так, чтобы утверждать]:
“Ettha ca hi te, sāriputta, atītānāgatapaccuppannesu arahantesu sammāsambuddhesu cetopariyañāṇaṁ natthi.  
«Итак, Сарипутта, ты не объял разумом и не знаешь здесь архатов, всецело просветленных в прошлом, будущем и настоящем.
‘evaṁpasanno ahaṁ, bhante, bhagavati; na cāhu na ca bhavissati na cetarahi vijjati añño samaṇo vā brāhmaṇo vā bhagavatā bhiyyobhiññataro yadidaṁ sambodhiyan’”ti?  
„Господин! Так верю я в Благостного, что [считаю:] не было, и не будет, и нет теперь других отшельников или брахманов, более великих и более сведущих в том, что касается просветления“».
“Na kho me, bhante, atītānāgatapaccuppannesu arahantesu sammāsambuddhesu cetopariyañāṇaṁ atthi,  
«Господин! Я не объял разумом и не знаю архатов, всецело просветленных в прошлом, будущем и настоящем.
‘ye te, bhante, ahesuṁ atītamaddhānaṁ arahanto sammāsambuddhā, sabbe te bhagavanto pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe catūsu satipaṭṭhānesu supatiṭṭhitacittā sattabojjhaṅge yathābhūtaṁ bhāvetvā anuttaraṁ sammāsambodhiṁ abhisambujjhiṁsu.  
Все те Благостные, господин, которые были в прошлом времени — архаты, всецело просветленные, — отказавшись от пяти преград, постигнув причины, оскверняющие и ослабляющие разум, прочно утвердив ум в четырех установлениях способности самосознания, поистине наделенные семью звеньями просветления, достигли, всецело просветленные, несравненного просветления.
Yepi te, bhante, bhavissanti anāgatamaddhānaṁ arahanto sammāsambuddhā, sabbe te bhagavanto pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe catūsu satipaṭṭhānesu supatiṭṭhitacittā satta bojjhaṅge yathābhūtaṁ bhāvetvā anuttaraṁ sammāsambodhiṁ abhisambujjhissanti.  
И все те Благостные, господин, которые будут в будущем времени — архаты, всецело просветленные, — отказавшись от пяти преград, постигнув причины, оскверняющие и ослабляющие разум, прочно утвердив ум в четырех установлениях способности самосознания, поистине наделенные семью звеньями просветления, достигнут, всецело просветленные, несравненного просветления.
Bhagavāpi, bhante, etarahi arahaṁ sammāsambuddho pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe catūsu satipaṭṭhānesu supatiṭṭhitacitto satta bojjhaṅge yathābhūtaṁ bhāvetvā anuttaraṁ sammāsambodhiṁ abhisambuddho’”ti.  
И [сам] Благостный, господин, — [живущий] теперь, архат, всецело просветленный, — отказавшись от пяти преград, постигнув причины, оскверняющие и ослабляющие разум, прочно утвердив ум в четырех установлениях способности самосознания, поистине наделенный семью звеньями просветления, достиг, всецело просветленный, несравненного просветления.
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно:
Yasmiṁ padese mahesakkhā devatā vatthūni pariggaṇhanti, mahesakkhānaṁ tattha raññaṁ rājamahāmattānaṁ cittāni namanti nivesanāni māpetuṁ.  
В тех местах, где землями завладели божества великой силы, они склонили сердца царей великой силы и главных царских советников воздвигать жилища.
Yasmiṁ padese majjhimā devatā vatthūni pariggaṇhanti, majjhimānaṁ tattha raññaṁ rājamahāmattānaṁ cittāni namanti nivesanāni māpetuṁ.  
В тех местах, где землями завладели средние божества, они склонили сердца средних царей и главных царских советников воздвигать жилища.
Yasmiṁ padese nīcā devatā vatthūni pariggaṇhanti, nīcānaṁ tattha raññaṁ rājamahāmattānaṁ cittāni namanti nivesanāni māpetuṁ.  
В тех местах, где землями завладели низшие божества, они склонили сердца низших царей и главных царских советников воздвигать жилища.
Yasmiṁ, ānanda, padese mahesakkhā devatā vatthūni pariggaṇhanti, mahesakkhānaṁ tattha raññaṁ rājamahāmattānaṁ cittāni namanti nivesanāni māpetuṁ.  
В тех местах, где землями завладели божества великой силы, они склонили сердца царей великой силы и главных царских советников воздвигать жилища.
Yasmiṁ padese majjhimā devatā vatthūni pariggaṇhanti, majjhimānaṁ tattha raññaṁ rājamahāmattānaṁ cittāni namanti nivesanāni māpetuṁ.  
В тех местах, где землями завладели средние божества, они склонили сердца средних царей и главных царских советников воздвигать жилища.
Yasmiṁ padese nīcā devatā vatthūni pariggaṇhanti, nīcānaṁ tattha raññaṁ rājamahāmattānaṁ cittāni namanti nivesanāni māpetuṁ.  
В тех местах, где землями завладели низшие божества, они склонили сердца низших царей и главных царских советников воздвигать жилища.
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно:
“Sāḷho, ānanda, bhikkhu āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja vihāsi.  
«Монах Салха, Ананда, с уничтожением порочных свойств, сам познав, испытав и обретя в зримом мире лишенные порочных свойств освобождение сердца и освобождения постижения, пребывает [в таком состоянии].
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно:
citte cittānupassī …pe…  
[в том, что касается] ума, взирая на ум …
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
Сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно
Yasmiṁ, ānanda, samaye tathāgato sabbanimittānaṁ amanasikārā ekaccānaṁ vedanānaṁ nirodhā animittaṁ cetosamādhiṁ upasampajja viharati, phāsutaro, ānanda, tasmiṁ samaye tathāgatassa kāyo hoti.  
Лишь тогда, Ананда, когда Татхагата, отвлекшись от всех внешних признаков, с уничтожением отдельных ощущений достигает лишенной внешних признаков сосредоточенности разума и пребывает [в этом состоянии], тело Татхагаты, Ананда, обретает благополучие.
citte …pe…  
взирая на ум …
yena cāpālaṁ cetiyaṁ tenupasaṅkamissāma divā vihārāyā”ti.  
— мы пойдем в святилище Чапала, чтобы провести [там] день». cāpālaṁ cetiyaṁ → pāvālaṁ cetiyaṁ (sya-all, km)
Atha kho bhagavā yena cāpālaṁ cetiyaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā paññatte āsane nisīdi.  
И вот Благостный приблизился к святилищу Чапала; приблизившись, он сел на предложенное сиденье.
“ramaṇīyā, ānanda, vesālī, ramaṇīyaṁ udenaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ gotamakaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ sattambaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ bahuputtaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ sārandadaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ cāpālaṁ cetiyaṁ.  
«Восхитительна, Ананда, Весали, восхитительно святилище Удена, восхитительно святилище Готамака, восхитительно святилище Саттамба, восхитительно святилище Бахупутта, восхитительно святилище Сарандада, восхитительно святилище Чапала! sattambaṁ → sattamba (bj); sattambakaṁ (pts1ed)
“ramaṇīyā, ānanda, vesālī, ramaṇīyaṁ udenaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ gotamakaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ sattambaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ bahuputtaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ sārandadaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ cāpālaṁ cetiyaṁ.  
«Восхитительна, Ананда, Весали, восхитительно святилище Удена, восхитительно святилище Готамака, восхитительно святилище Саттамба, восхитительно святилище Бахупутта, восхитительно святилище Сарандада, восхитительно святилище Чапала!
Atha kho bhagavā cāpāle cetiye sato sampajāno āyusaṅkhāraṁ ossaji.  
И вот в святилище Чапала Благостный, наделенный способностью самосознания и вдумчивостью, отверг состояние жизни,
Puna caparaṁ, ānanda, samaṇo vā hoti brāhmaṇo vā iddhimā cetovasippatto, devo vā mahiddhiko mahānubhāvo, tassa parittā pathavīsaññā bhāvitā hoti, appamāṇā āposaññā. So imaṁ pathaviṁ kampeti saṅkampeti sampakampeti sampavedheti.  
И далее, Ананда, когда отшельник или брахман, наделенный сверхъестественными способностями и достигающий власти над [собственным] сердцем, или же божество великой силы, великого могущества пребывает в сознании ограниченности земли и в сознании безграничности вод, то эта земля приходит в дрожь, дрожит, содрогается, сотрясается.
Idāneva kho, ānanda, ajja cāpāle cetiye māro pāpimā yenāhaṁ tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho, ānanda, māro pāpimā maṁ etadavoca:  
3.36. И вот, Ананда, как раз сейчас в святилище Чапала злой Мара приблизился ко мне и, приблизившись, стал в стороне. И вот, Ананда, стоя в стороне, злой Мара так сказал мне:
Idāneva kho, ānanda, ajja cāpāle cetiye tathāgatena satena sampajānena āyusaṅkhāro ossaṭṭho”ti.  
И вот, Ананда, как раз сейчас в святилище Чапала Благостный, наделенный способностью самосознания и вдумчивостью, отверг состояние жизни».
Ekamidāhaṁ, ānanda, samayaṁ idheva vesāliyaṁ viharāmi udene cetiye.  
Однажды, Ананда, я пребывал здесь в Весали в святилище Удена.
‘ramaṇīyā, ānanda, vesālī, ramaṇīyaṁ udenaṁ cetiyaṁ.  
„Восхитительна, Ананда, Весали, восхитительно святилище Удена!
Ekamidāhaṁ, ānanda, samayaṁ idheva vesāliyaṁ viharāmi gotamake cetiye …pe…  
Однажды, Ананда, я пребывал здесь в Весали в святилище Готамака …
idheva vesāliyaṁ viharāmi sattambe cetiye …  
однажды, Ананда, я пребывал здесь в Весали в святилище Саттамба …
idheva vesāliyaṁ viharāmi bahuputte cetiye …  
однажды, Ананда, я пребывал здесь в Весали в святилище Бахупутта …
idheva vesāliyaṁ viharāmi sārandade cetiye …  
однажды, Ананда, я пребывал здесь в Весали в святилище Сарандада …
idāneva kho tāhaṁ, ānanda, ajja cāpāle cetiye āmantesiṁ:  
И вот теперь, Ананда, я обратился к тебе в святилище Чапала [как и в тех местах]:
‘ramaṇīyā, ānanda, vesālī, ramaṇīyaṁ udenaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ gotamakaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ sattambaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ bahuputtaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ sārandadaṁ cetiyaṁ, ramaṇīyaṁ cāpālaṁ cetiyaṁ.  
„Восхитительна, Ананда, Весали, восхитительно святилище Удена, восхитительно святилище Готамака, восхитительно святилище Саттамба, восхитительно святилище Бахупутта, восхитительно святилище Сарандада, восхитительно святилище Чапала!
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
Сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно
Tatra sudaṁ bhagavā bhoganagare viharati ānande cetiye.  
И Благостный стал пребывать там, в Бхоганагаре, в святилище Ананда. ānande → anande (pts1ed); sānandare (mr)
taṁ suṇātha, sādhukaṁ manasikarotha, bhāsissāmī”ti.  
Слушайте же тщательно и внимайте [тому, что] я скажу».
Tatrapi sudaṁ bhagavā bhoganagare viharanto ānande cetiye etadeva bahulaṁ bhikkhūnaṁ dhammiṁ kathaṁ karoti:  
И, пребывая там, в Бхоганагаре, в святилище Ананда, Благостный повел с монахами такую добродетельную беседу, посвященную [нравственности]:
Paññāparibhāvitaṁ cittaṁ sammadeva āsavehi vimuccati, seyyathidaṁ—  
Сознание, соединенное с постижением, всецело освобождает от порочных свойств, а именно
Atha kho bhagavā dakkhiṇena passena sīhaseyyaṁ kappesi pāde pādaṁ accādhāya sato sampajāno uṭṭhānasaññaṁ manasikaritvā.  
И тогда Благостный лег, словно лев, на правый бок, положил ногу на ногу и наделенный способностью самосознания и вдумчивостью устремил ум к тому, чтобы подняться, [когда настанет время].
“Kathaṁbhūtā pana, bhante, bhagavā devatā manasikarotī”ti?  
«На какого же рода божеств, господин, обращает внимание Благостный?» manasikarotī”ti → manasikarontīti (sya-all, km, mr)
Te mayaṁ labhāma manobhāvanīye bhikkhū dassanāya, labhāma payirupāsanāya.  
и мы принимали этих праведно настроенных монахов для лицезрения, принимали для оказания почета.
Bhagavato pana mayaṁ, bhante, accayena na labhissāma manobhāvanīye bhikkhū dassanāya, na labhissāma payirupāsanāyā”ti.  
И вот, господин, с исходом Благостного мы не сможем принимать праведно настроенных монахов для лицезрения, не сможем принимать [их] для оказания почета».
Ye hi keci, ānanda, cetiyacārikaṁ āhiṇḍantā pasannacittā kālaṁ karissanti, sabbe te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjissantī”ti.  
И все те, Ананда, кто проводит время, странствуя с умиротворенным сердцем и посещая святилища, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире».
Tattha ye mālaṁ vā gandhaṁ vā cuṇṇakaṁ vā āropessanti vā abhivādessanti vā cittaṁ vā pasādessanti tesaṁ taṁ bhavissati dīgharattaṁ hitāya sukhāya.  
И те, кто возложат там венок, или благовоние, или красочное [украшение], или произнесут приветствие, или умиротворятся сердцем, надолго обретут благополучие и счастье. cuṇṇakaṁ → vaṇṇakaṁ (pts1ed)
‘Ayaṁ tassa bhagavato arahato sammāsambuddhassa thūpo’ti, ānanda, bahujanā cittaṁ pasādenti.  
Ведь [при мысли]: „Вот надгробие этого Благостного, архата, всецело просветленного!“ —
Te tattha cittaṁ pasādetvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjanti.  
многие люди, Ананда, умиротворятся сердцем и, умиротворясь там сердцем, они с распадом тела после смерти вновь родятся в счастье, в небесном мире.
‘Ayaṁ tassa bhagavato paccekasambuddhassa thūpo’ti, ānanda, bahujanā cittaṁ pasādenti.  
Ведь [при мысли]: „Вот надгробие этого Благостного, паччека[буддхи], просветленного!“ —
Te tattha cittaṁ pasādetvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjanti.  
многие люди, Ананда, умиротворятся сердцем и, умиротворясь там сердцем, они с распадом тела после смерти вновь родятся в счастье, в небесном мире.
‘Ayaṁ tassa bhagavato arahato sammāsambuddhassa sāvakassa thūpo’ti, ānanda, bahujanā cittaṁ pasādenti.  
Ведь [при мысли]: „Вот надгробие ученика этого Благостного, архата, всецело просветленного!“ —
Te tattha cittaṁ pasādetvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjanti.  
многие люди, Ананда, умиротворятся сердцем и, умиротворясь там сердцем, они с распадом тела после смерти вновь родятся в счастье, в небесном мире.
‘Ayaṁ tassa dhammikassa dhammarañño thūpo’ti, ānanda, bahujanā cittaṁ pasādenti.  
Ведь [при мысли]: „Вот надгробие этого добродетельного царя добродетели!“ —
Te tattha cittaṁ pasādetvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjanti.  
многие люди, Ананда, умиротворятся сердцем и, умиротворясь там сердцем, они с распадом тела после смерти вновь родятся в счастье, в небесном мире.
Dīgharattaṁ kho te, ānanda, tathāgato paccupaṭṭhito mettena kāyakammena hitena sukhena advayena appamāṇena, mettena vacīkammena hitena sukhena advayena appamāṇena, mettena manokammena hitena sukhena advayena appamāṇena.  
Давно уже, Ананда, ты общаешься с Татхагатой, будучи дружелюбен в делах — полезных, счастливых, неизменных, неисчерпаемых. Давно уже, Ананда, ты общаешься с Татхагатой, будучи дружелюбен в речах — полезных, счастливых, неизменных, неисчерпаемых. Давно уже, Ананда, ты общаешься с Татхагатой, будучи дружелюбен в помыслах — полезных, счастливых, неизменных, неисчерпаемых. Ты чист делами, Ананда!
Idamāyasmato ānandassa vacanaṁ sutvā mallā ca mallaputtā ca mallasuṇisā ca mallapajāpatiyo ca aghāvino dummanā cetodukkhasamappitā appekacce kese pakiriya kandanti, bāhā paggayha kandanti, chinnapātaṁ papatanti, āvaṭṭanti vivaṭṭanti:  
И услышав это от достопочтенного Ананды, маллы и дети маллов, и невестки маллов, и жены маллов стали грустить, горевать, ощутили печаль в сердце, а некоторые заплакали, распустив волосы, заплакали, воздев руки, упали ниц пораженные, заметались взад и вперед, [возглашая]:
Atha kho mallā ca mallaputtā ca mallasuṇisā ca mallapajāpatiyo ca aghāvino dummanā cetodukkhasamappitā yena upavattanaṁ mallānaṁ sālavanaṁ yenāyasmā ānando tenupasaṅkamiṁsu.  
И тогда маллы, и дети маллов, и невестки маллов, и жены маллов, грустя, горюя, охваченные печалью в сердце, приблизились к Упаваттане — садовой роще маллов, к достопочтенному Ананде.
taṁ suṇāhi sādhukaṁ manasikarohi, bhāsissāmī”ti.  
слушай же тщательно и внимай [тому, что] я скажу».
Asallīnena cittena,  
С непоколебимым сердцем
vimokkho cetaso ahū”ti.  
было освобождение [его] разума».
“Kathaṁbhūtā pana, bhante, āyasmā anuruddho devatā manasi karotī”ti?  
«На какого же рода божества, господин, обращает внимание достопочтенный Ануруддха?» bhante, āyasmā anuruddho devatā manasi karotī”ti → bhante anuruddha devatā manasi karoti (bj); bhante anuruddha devatā manasikarontīti (sya-all, km, mr)
Idamāyasmato ānandassa vacanaṁ sutvā mallā ca mallaputtā ca mallasuṇisā ca mallapajāpatiyo ca aghāvino dummanā cetodukkhasamappitā appekacce kese pakiriya kandanti, bāhā paggayha kandanti, chinnapātaṁ papatanti, āvaṭṭanti, vivaṭṭanti:  
И услышав это от достопочтенного Ананды, маллы и дети маллов, и невестки маллов, и жены маллов стали грустить, горевать, ощутили печаль в сердце, а некоторые заплакали, распустив волосы, заплакали, воздев руки, упали ниц пораженные, заметались взад и вперед, [возглашая]:
‘mayaṁ bhagavato sarīraṁ dibbehi naccehi gītehi vāditehi mālehi gandhehi sakkarontā garuṁ karontā mānentā pūjentā uttarena uttaraṁ nagarassa haritvā uttarena dvārena nagaraṁ pavesetvā majjhena majjhaṁ nagarassa haritvā puratthimena dvārena nikkhamitvā puratthimato nagarassa makuṭabandhanaṁ nāma mallānaṁ cetiyaṁ ettha bhagavato sarīraṁ jhāpessāmā’”ti.  
„Оказав внимание, оказав заботу, уважив, почтив тело Благостного танцами, пением, музыкой, венками, благовониями, мы отнесем [его] к югу, на юг от города, и там, за пределами города, к югу — предадим огню тело Благостного“. У божеств же, васеттхи, намерение: „Оказав внимание, оказав заботу, уважив, почтив тело Благостного танцами, пением, музыкой, венками, благовониями, мы отнесем [его] к северу, на север от города, войдем в город через северные ворота, понесем к середине, на середину города, выйдем из восточных ворот и там к востоку от города, у святилища маллов Макутабандхана предадим огню тело Благостного“».
Atha kho devatā ca kosinārakā ca mallā bhagavato sarīraṁ dibbehi ca mānusakehi ca naccehi gītehi vāditehi mālehi gandhehi sakkarontā garuṁ karontā mānentā pūjentā uttarena uttaraṁ nagarassa haritvā uttarena dvārena nagaraṁ pavesetvā majjhena majjhaṁ nagarassa haritvā puratthimena dvārena nikkhamitvā puratthimato nagarassa makuṭabandhanaṁ nāma mallānaṁ cetiyaṁ ettha ca bhagavato sarīraṁ nikkhipiṁsu.  
И тогда божества и кусинарийские маллы оказали внимание, оказали заботу, уважили, почтили тело Благостного божественными и человеческими танцами, пением, музыкой, венками, благовониями, отнесли [его] к северу, на север от города, вошли в город через северные ворота, понесли к середине, на середину города, вышли из восточных ворот и там, к востоку от города, у святилища маллов Макутабандхана опустили тело Благостного.
Tattha ye mālaṁ vā gandhaṁ vā cuṇṇakaṁ vā āropessanti vā abhivādessanti vā cittaṁ vā pasādessanti, tesaṁ taṁ bhavissati dīgharattaṁ hitāya sukhāyā”ti.  
И те, кто возложат там венок, или благовоние, или красочное [украшение], или произнесут приветствие, или умиротворятся сердцем, надолго обретут благополучие и счастье».
Atha kho āyasmā mahākassapo yena kusinārā makuṭabandhanaṁ nāma mallānaṁ cetiyaṁ, yena bhagavato citako tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā ekaṁsaṁ cīvaraṁ katvā añjaliṁ paṇāmetvā tikkhattuṁ citakaṁ padakkhiṇaṁ katvā bhagavato pāde sirasā vandi.  
И тогда достопочтенный Махакассапа приблизился к святилищу маллов Макутабандхана в Кусинаре, к погребальному костру Благостного; приблизившись, он перекинул верхнюю одежду через плечо, поклонился со сложенными ладонями, трижды обошел погребальный костер с правой стороны и, приоткрыв ноги [усопшего], поклонился головой в ноги Благостному.

Taṁ disvā rañño mahāsudassanassa cittaṁ pasīdi:  
И видя его, царь Махасудассана радостно подумал:
Taṁ disvā rañño mahāsudassanassa cittaṁ pasīdi:  
И видя его, царь Махасудассана радостно подумал:
Taṁ kho panānanda, itthiratanaṁ rājānaṁ mahāsudassanaṁ manasāpi no aticari, kuto pana kāyena.  
И эта женщина-сокровище, Ананда, не то что телом, но даже и в мыслях не изменяла царю Махасудассане. aticari → aticārī (bj, sya-all, km, pts1ed); aticarī (mr)
Atha kho, ānanda, sakko devānamindo rañño mahāsudassanassa cetasā cetoparivitakkamaññāya vissakammaṁ devaputtaṁ āmantesi:  
И тогда, Ананда, повелитель богов Сакка, постигнув сердцем помыслы царя Махасудассаны, обратился к сыну бога Виссакамме: vissakammaṁ → visukammaṁ (mr)
Vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja vihāsi.  
Подавив устремленный рассудок и углубленное рассуждение, он достиг второй ступени созерцания — несущей внутреннее успокоение и собранность в сердце, лишенной устремленного рассудка, лишенной углубленного рассуждения, рожденной сосредоточенностью, дарующей радость и счастье, — и стал пребывать [в ней].
mettāsahagatena cetasā ekaṁ disaṁ pharitvā vihāsi. Tathā dutiyaṁ tathā tatiyaṁ tathā catutthaṁ. Iti uddhamadho tiriyaṁ sabbadhi sabbattatāya sabbāvantaṁ lokaṁ mettāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā vihāsi.  
разумом, исполненным дружелюбия, одну сторону света, затем — вторую, затем — третью, затем — четвертую. Он пребывал, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненный дружелюбия, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
Karuṇāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным сострадания …
muditāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным удовлетворенности …
upekkhāsahagatena cetasā ekaṁ disaṁ pharitvā vihāsi. Tathā dutiyaṁ tathā tatiyaṁ tathā catutthaṁ. Iti uddhamadho tiriyaṁ sabbadhi sabbattatāya sabbāvantaṁ lokaṁ upekkhāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā vihāsi.  
Он пребывал, пронизывая разумом, исполненным уравновешенности, одну сторону света, затем — вторую, затем — третью, затем — четвертую. Он пребывал, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным уравновешенности, весь мир вверх, вниз, поперек и во все стороны.

Tena kho pana samayena bhagavā parito parito janapadesu paricārake abbhatīte kālaṅkate upapattīsu byākaroti kāsikosalesu vajjimallesu cetivaṁsesu kurupañcālesu majjhasūrasenesu:  
И в это самое время Благостный разъяснял, как возродились [его] умершие, окончившие свои дни последователи из окрестных стран — касийцев, косалов, ваджджийцев, маллов, четийцев, вансов, куру, панчалов, маччхов, сурасенов: cetivaṁsesu → cetiyavaṁsesu (mr) | majjhasūrasenesu → macchasūrasenesu (si, pts1ed); macchasurasenesu (sya-all, km)
“bhagavā kira parito parito janapadesu paricārake abbhatīte kālaṅkate upapattīsu byākaroti kāsikosalesu vajjimallesu cetivaṁsesu kurupañcālesu majjhasūrasenesu:  
«Ведь Благостный разъясняет, как возродились [его] умершие, окончившие свои дни последователи из окрестных стран — касийцев, косалов, ваджджийцев, маллов, четийцев, вансов, куру, панчалов, маччхов, сурасенов:
“bhagavā kira parito parito janapadesu paricārake abbhatīte kālaṅkate upapattīsu byākaroti kāsikosalesu vajjimallesu cetivaṁsesu kurupañcālesu majjhasūrasenesu:  
«Ведь Благостный разъясняет, как возродились [его] умершие, окончившие свои дни последователи из окрестных стран — касийцев, косалов, ваджджийцев, маллов, четийцев, вансов, куру, панчалов, маччхов, сурасенов:
‘bhagavā kira parito parito janapadesu paricārake abbhatīte kālaṅkate upapattīsu byākaroti kāsikosalesu vajjimallesu cetivaṁsesu kurupañcālesu majjhasūrasenesu:  
„Благостный разъясняет, как возродились [его] умершие, окончившие свои дни последователи из окрестных стран — касийцев, коса-лов, ваджджийцев, маллов, четийцев, вансов, куру, панчалов, маччхов, сурасенов:
Nātike piṇḍāya caritvā pacchābhattaṁ piṇḍapātapaṭikkanto pāde pakkhāletvā giñjakāvasathaṁ pavisitvā māgadhake paricārake ārabbha aṭṭhiṁ katvā manasikatvā sabbaṁ cetasā samannāharitvā paññatte āsane nisīdi:  
Пройдя по Надике за милостыней, он после еды возвратился с пищей, [собранной] в чащу для милостыни, омыл ноги, вступил в обитель из кирпичей и уселся на предложенное сиденье, размышляя, устремив ум и сосредоточив все внимание на последователях из Магадхи, [и говоря себе]: aṭṭhiṁ katvā → aṭṭhikatvā (bj, sya-all, km, pts1ed) | sabbaṁ cetasā → sabbaṁ cetaso (bj, sya-all, km); sabbacetaso (pts1ed)
“Yadeva kho me tvaṁ, ānanda, māgadhake paricārake ārabbha sammukhā parikathaṁ katvā uṭṭhāyāsanā pakkanto, tadevāhaṁ nātike piṇḍāya caritvā pacchābhattaṁ piṇḍapātapaṭikkanto pāde pakkhāletvā giñjakāvasathaṁ pavisitvā māgadhake paricārake ārabbha aṭṭhiṁ katvā manasikatvā sabbaṁ cetasā samannāharitvā paññatte āsane nisīdiṁ:  
«Когда, Ананда, сказав мне о последователях из Магадхи, ты поднялся с сиденья и удалился, я прошел по Надике за милостыней, после еды возвратился с пищей, [собранной] в чашу для милостыни, омыл ноги, вступил в обитель из кирпичей и уселся на предложенное сиденье, размышляя, устремив ум и сосредоточив все внимание на последователях из Магадхи, [и говоря себе]:
Idhāhaṁ, bhante, vessavaṇena mahārājena pesito virūḷhakassa mahārājassa santike kenacideva karaṇīyena addasaṁ bhagavantaṁ antarāmagge giñjakāvasathaṁ pavisitvā māgadhake paricārake ārabbha aṭṭhiṁ katvā manasikatvā sabbaṁ cetasā samannāharitvā nisinnaṁ:  
Вот, господин, я был послан по некоторому делу великим царем Вессаваной к великому царю Вирулхаке и на пути увидел, как Благостный вступил в обитель из кирпичей и уселся, размышляя, устремив ум и сосредоточив все внимание на последователях из Магадхи, [говоря себе]:
Cittasamādhippadhānasaṅkhārasamannāgataṁ iddhipādaṁ bhāveti.  
Вот, почтенные, монах обретает основание сверхъестественных способностей, состоящее из ума в сочетании с сосредоточенностью и усилием.
So aparena samayena ariyadhammaṁ suṇāti, yoniso manasi karoti, dhammānudhammaṁ paṭipajjati.  
Со временем он слышит праведную истину, тщательно устремляет [к ней] ум, следует истине во всей ее последовательности.
Puna caparaṁ, bho, idhekaccassa oḷārikā kāyasaṅkhārā appaṭippassaddhā honti, oḷārikā vacīsaṅkhārā appaṭippassaddhā honti, oḷārikā cittasaṅkhārā appaṭippassaddhā honti.  
И далее, почтенные, вот у кого-либо пребывают неумиротворенными грубые наклонности, [составляющие] тело, пребывают неумиротворенными грубые наклонности, [составляющие] речь; пребывают неумиротворенными грубые наклонности, [составляющие] ум.
So aparena samayena ariyadhammaṁ suṇāti, yoniso manasi karoti, dhammānudhammaṁ paṭipajjati.  
Со временем он слышит праведную истину, тщательно устремляет [к ней] ум, следует истине во всей ее последовательности.
Tassa ariyadhammassavanaṁ āgamma yonisomanasikāraṁ dhammānudhammappaṭipattiṁ oḷārikā kāyasaṅkhārā paṭippassambhanti, oḷārikā vacīsaṅkhārā paṭippassambhanti, oḷārikā cittasaṅkhārā paṭippassambhanti.  
У достигшего слушания праведной истины, тщательного устремления ума, следования истине во всей ее последовательности умиротворяются грубые наклонности, [составляющие] тело, умиротворяются грубые наклонности, [составляющие] речь, умиротворяются грубые наклонности, [составляющие] ум.
Tassa oḷārikānaṁ kāyasaṅkhārānaṁ paṭippassaddhiyā oḷārikānaṁ vacīsaṅkhārānaṁ paṭippassaddhiyā oḷārikānaṁ cittasaṅkhārānaṁ paṭippassaddhiyā uppajjati sukhaṁ, sukhā bhiyyo somanassaṁ.  
С умиротворением грубых наклонностей, [составляющих] тело, с умиротворением грубых наклонностей, [составляющих] речь, с умиротворением грубых наклонностей, [составляющих] ум, у него возникает счастье и удовлетворенность, большая чем счастье.
evameva kho bho oḷārikānaṁ kāyasaṅkhārānaṁ paṭippassaddhiyā oḷārikānaṁ vacīsaṅkhārānaṁ paṭippassaddhiyā oḷārikānaṁ cittasaṅkhārānaṁ paṭippassaddhiyā uppajjati sukhaṁ, sukhā bhiyyo somanassaṁ.  
так же точно, почтенные, с умиротворением грубых наклонностей, [составляющих] тело, с умиротворением грубых наклонностей, [составляющих] речь, с умиротворением грубых наклонностей, [составляющих] ум, возникает счастье и удовлетворенность, большая чем счастье.
So aparena samayena ariyadhammaṁ suṇāti, yoniso manasi karoti, dhammānudhammaṁ paṭipajjati.  
Со временем он слышит праведную истину, тщательно устремляет [к ней] ум, следует истине во всей ее последовательности.
Ajjhattaṁ citte cittānupassī viharati …pe…  
внутренне созерцающим ум в [своем] уме …
Yā kho, bho, imehi sattahaṅgehi cittassa ekaggatā parikkhatā, ayaṁ vuccati, bho, ariyo sammāsamādhi saupaniso itipi saparikkhāro itipi.  
И вот, почтенные, та собранность мысли, которая состоит из этих семи частей, зовется, почтенные, праведной, надлежащей сосредоточенностью, наделенной основанием и наделенной [ее] принадлежностями.
puññābhāgāti me mano;  
Причастных к заслугам, — я думаю,
Imamatthaṁ, bhante, brahmā sanaṅkumāro bhāsittha, imamatthaṁ, bhante, brahmuno sanaṅkumārassa bhāsato vessavaṇassa mahārājassa evaṁ cetaso parivitakko udapādi:  
Так Брахма Сананкумара, господин, сказал об этом деле. И когда Брахма Сананкумара, господин, сказал об этом деле, у Великого царя Вессаваны возникло в уме такое размышление:
Atha, bhante, brahmā sanaṅkumāro vessavaṇassa mahārājassa cetasā cetoparivitakkamaññāya vessavaṇaṁ mahārājānaṁ etadavoca:  
Тогда, господин, Брахма Сананкумара, постигнув умом размышление, возникшее у Великого царя Вессаваны, так сказал Великому царю Вессаване:

citte cittānupassī viharati ātāpī sampajāno satimā vineyya loke abhijjhādomanassaṁ,  
он пребывает, наблюдая ум в уме, пылко, сознательно, с памятованием, удалив к миру алчность и недовольство;
3. Cittānupassanā  
3. Наблюдение ума
Kathañca pana, bhikkhave, bhikkhu citte cittānupassī viharati?  
И как, монахи, монах пребывает наблюдающим ум в уме?
Idha, bhikkhave, bhikkhu sarāgaṁ vā cittaṁ ‘sarāgaṁ cittan’ti pajānāti.  
Вот, монахи, монах познаёт ум с очарованностью, как ‘ум с очарованностью‘.
Vītarāgaṁ vā cittaṁ ‘vītarāgaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо ум без очарованности познаёт, как ‘ум без очарованности‘.
Sadosaṁ vā cittaṁ ‘sadosaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо ум с вредностью познаёт, как ‘ум с вредностью‘.
Vītadosaṁ vā cittaṁ ‘vītadosaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо ум бед вредности познаёт, как ‘ум без вредности‘.
Samohaṁ vā cittaṁ ‘samohaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо ум с мутностью познаёт, как ‘ум с мутностью‘.
Vītamohaṁ vā cittaṁ ‘vītamohaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо ум без мутности познаёт, как ‘ум без мутности‘.
Saṅkhittaṁ vā cittaṁ ‘saṅkhittaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо сжатый ум познаёт, как ‘сжатый ум‘.
Vikkhittaṁ vā cittaṁ ‘vikkhittaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо вжатый ум познаёт, как ‘вжатый ум‘.
Mahaggataṁ vā cittaṁ ‘mahaggataṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо просторный ум познаёт, как ‘просторный ум‘.
Amahaggataṁ vā cittaṁ ‘amahaggataṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо не просторный ум познаёт, как ‘не просторный ум‘.
Sauttaraṁ vā cittaṁ ‘sauttaraṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо уже превзойденный ум познаёт, как ‘уже превзойденный ум‘.
Anuttaraṁ vā cittaṁ ‘anuttaraṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо ещё не превзойденный ум познаёт, как ‘ещё не превзойденный ум‘.
Samāhitaṁ vā cittaṁ ‘samāhitaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо собранный ум познаёт, как ‘собранный ум‘.
Asamāhitaṁ vā cittaṁ ‘asamāhitaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо не собранный ум познаёт, как ‘не собранный ум‘.
Vimuttaṁ vā cittaṁ ‘vimuttaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо освобожденный ум познаёт, как ‘освобожденный ум‘.
Avimuttaṁ vā cittaṁ ‘avimuttaṁ cittan’ti pajānāti.  
Либо не освобожденный ум познаёт, как ‘не освобожденный ум‘.
Iti ajjhattaṁ vā citte cittānupassī viharati, bahiddhā vā citte cittānupassī viharati, ajjhattabahiddhā vā citte cittānupassī viharati.  
Так он пребывает наблюдающим ум в уме внутренне, либо он пребывает наблюдающим ум в уме внешне, либо он пребывает наблюдающим ум в уме внутренне и внешне.
Samudayadhammānupassī vā cittasmiṁ viharati, vayadhammānupassī vā cittasmiṁ viharati, samudayavayadhammānupassī vā cittasmiṁ viharati.  
Либо он пребывает, наблюдающим явления проявления в уме, либо он пребывает, наблюдающим явления исчезновения в уме, либо он пребывает, наблюдающим явления проявления и исчезновения в уме.
‘Atthi cittan’ti vā panassa sati paccupaṭṭhitā hoti yāvadeva ñāṇamattāya paṭissatimattāya anissito ca viharati, na ca kiñci loke upādiyati.  
Либо памятование ‘ум существует’ устанавливается, именно ради знания и памятования, и он пребывает независимо, ничто в мире не поддерживая.
Evampi kho, bhikkhave, bhikkhu citte cittānupassī viharati.  
Так, в том числе, монах пребывает, наблюдая ум в уме.
Cittānupassanā niṭṭhitā.  
Наблюдение ума оконцено.
Manañca pajānāti, dhamme ca pajānāti, yañca tadubhayaṁ paṭicca uppajjati saṁyojanaṁ tañca pajānāti, yathā ca anuppannassa saṁyojanassa uppādo hoti tañca pajānāti, yathā ca uppannassa saṁyojanassa pahānaṁ hoti tañca pajānāti, yathā ca pahīnassa saṁyojanassa āyatiṁ anuppādo hoti tañca pajānāti.  
Вот, монахи, монах познаёт мышление и познаёт явления, а также возникающую окову, обусловленную тем и другим; он познаёт, как происходит возникновение невозникшей оковы; он познаёт, как происходит устранение возникшей оковы; и он познаёт, как происходит не-возникновение в будущем устранённой оковы.
Yaṁ kho, bhikkhave, cetasikaṁ dukkhaṁ cetasikaṁ asātaṁ manosamphassajaṁ dukkhaṁ asātaṁ vedayitaṁ,  
Любая, монахи, ментальная боль, ментальный дискомфорт, боль и дискомфорт чувствуемый от затронутости мышлением,
mano loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā uppajjamānā uppajjati, ettha nivisamānā nivisati.  
рассудок в мире приятен и мил, здесь эта возникающая жажда возникает и здесь обитающая обитает.
manoviññāṇaṁ loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā uppajjamānā uppajjati, ettha nivisamānā nivisati.  
сознание рассудка в мире приятно и мило, здесь эта возникающая жажда возникает и здесь обитающая обитает.
manosamphasso loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā uppajjamānā uppajjati, ettha nivisamānā nivisati.  
соприкосновение рассудка в мире приятно и мило, здесь эта возникающая жажда возникает и здесь обитающая обитает.
manosamphassajā vedanā loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā uppajjamānā uppajjati, ettha nivisamānā nivisati.  
ощущение, рожденное соприкосновением рассудка в мире приятно и мило, здесь эта возникающая жажда возникает и здесь обитающая обитает.
mano loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā pahīyamānā pahīyati, ettha nirujjhamānā nirujjhati.  
Рассудок в мире приятен и мил: здесь эта отбрасываемая жажда отбрасывается, и здесь прекращаемая прекращается.
manoviññāṇaṁ loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā pahīyamānā pahīyati, ettha nirujjhamānā nirujjhati.  
Сознание рассудка в мире приятно и мило: здесь эта отбрасываемая жажда отбрасывается, и здесь прекращаемая прекращается.
manosamphasso loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā pahīyamānā pahīyati, ettha nirujjhamānā nirujjhati.  
Соприкосновение рассудка в мире приятно и мило: здесь эта отбрасываемая жажда отбрасывается, и здесь прекращаемая прекращается.
manosamphassajā vedanā loke piyarūpaṁ sātarūpaṁ, etthesā taṇhā pahīyamānā pahīyati, ettha nirujjhamānā nirujjhati.  
Ощущение, рожденное соприкосновением рассудка в мире приятно и мило: здесь эта отбрасываемая жажда отбрасывается, и здесь прекращаемая прекращается.
Idha, bhikkhave, bhikkhu anuppannānaṁ pāpakānaṁ akusalānaṁ dhammānaṁ anuppādāya chandaṁ janeti vāyamati vīriyaṁ ārabhati cittaṁ paggaṇhāti padahati;  
Вот, монахи, монах не возникших вредных неблаготворных явлений невозникновению, создает намерение-импульс, старается, направляет силу/усилие, устанавливает, удерживает ум.
uppannānaṁ pāpakānaṁ akusalānaṁ dhammānaṁ pahānāya chandaṁ janeti vāyamati vīriyaṁ ārabhati cittaṁ paggaṇhāti padahati;  
возникших вредных неблаготворных явлений прекращению, создает намерение-импульс, старается, направляет силу/усилие, устанавливает, удерживает ум.
anuppannānaṁ kusalānaṁ dhammānaṁ uppādāya chandaṁ janeti vāyamati vīriyaṁ ārabhati cittaṁ paggaṇhāti padahati;  
не возникших благотворных явлений возникновению, создает намерение-импульс, старается, направляет силу/усилие, устанавливает, удерживает ум.
uppannānaṁ kusalānaṁ dhammānaṁ ṭhitiyā asammosāya bhiyyobhāvāya vepullāya bhāvanāya pāripūriyā chandaṁ janeti vāyamati vīriyaṁ ārabhati cittaṁ paggaṇhāti padahati.  
возникших благотворных явлений устойчивости, незамутненности, возрастанию, обилию, развитию, совершенствованию создает намерение-импульс, старается, направляет силу/усилие, устанавливает, удерживает ум.
citte cittānupassī viharati ātāpī sampajāno satimā vineyya loke abhijjhādomanassaṁ;  
он пребывает, наблюдая ум в уме, пылко, сознательно, с памятованием, удалив к миру алчность и недовольство;
Vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati.  
С выравниванием восприятий и выслеживаний, внутренне умиротворенный, единение разума без восприятия и без выслеживания озаренность и приятное чувство от объединенности, вторую джхану пребывает достигнув.

Atha khvāhaṁ, bhaggava, sunakkhattassa licchaviputtassa cetasā cetoparivitakkamaññāya sunakkhattaṁ licchaviputtaṁ etadavocaṁ:  
И тогда, Бхаггава, постигнув умом размышление, возникшее у сына личчхавов Сунаккхатты, я так сказал сыну личчхавов Сунаккхатте:
Puratthimena vesāliṁ udenaṁ nāma cetiyaṁ, taṁ nātikkameyyaṁ, dakkhiṇena vesāliṁ gotamakaṁ nāma cetiyaṁ, taṁ nātikkameyyaṁ, pacchimena vesāliṁ sattambaṁ nāma cetiyaṁ, taṁ nātikkameyyaṁ, uttarena vesāliṁ bahuputtaṁ nāma cetiyaṁ taṁ nātikkameyyan’ti.  
я не буду выходить за пределы святилища Удена к востоку от Весали; не буду выходить за пределы святилища Готамака к югу от Весали; не буду выходить за пределы святилища Саттамба к западу от Весали; не буду выходить за пределы святилища Бахупутта к северу от Весали“. bahuputtaṁ nāma → bahuputtakannāma (sya-all)
sādhurūpo ayaṁ samaṇoti, so nacirasseva parihito sānucāriko vicaranto odanakummāsaṁ bhuñjamāno sabbāneva vesāliyāni cetiyāni samatikkamitvā yasā nihīno kālaṁ karissatī’ti.  
‘Превосходный на вид архат, отшельник! ’ — вскоре умрет, нося одежду, будучи женатым, питаясь отварным рисом с творогом, выходя за пределы всех весалийских святилищ и утратив славу“. yasā nihīno → yasā nikiṇṇo (bj, pts1ed, mr) | ayaṁ → arahaṁ (bj, sya-all, pts1ed)
Atha kho, bhaggava, acelo kaḷāramaṭṭako nacirasseva parihito sānucāriko vicaranto odanakummāsaṁ bhuñjamāno sabbāneva vesāliyāni cetiyāni samatikkamitvā yasā nihīno kālamakāsi.  
И вот, Бхаггава, вскоре обнаженный аскет Кандарамасука умер, нося одежду, будучи женатым, питаясь отварным рисом с творогом, выходя за пределы всех весалийских святилищ и утратив славу.
‘acelo kira kaḷāramaṭṭako parihito sānucāriko vicaranto odanakummāsaṁ bhuñjamāno sabbāneva vesāliyāni cetiyāni samatikkamitvā yasā nihīno kālaṅkato’ti.  
„Умер ведь обнаженный аскет Кандарамасука — нося одежду, будучи женатым, питаясь отварным рисом с творогом, выходя за пределы всех весалийских святилищ и утратив славу“.
‘abhabbo kho, sunakkhatta, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
„Неспособен, Сунаккхатта, обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого [ложного] воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyā’ti.  
‘Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы’, то у него расколется голова“.
abhabbo acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
‘Kiṁ pana, bhante, bhagavatā acelo pāthikaputto cetasā ceto paricca vidito—  
„Господин, сам ли Благостный, охватив разумом [судьбу] обнаженного аскета Патикапутта, знает:
abhabbo acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti?  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’, —
abhabbo, bhante, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā bhagavato sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyā’ti?  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’, —
‘Cetasā ceto paricca vidito ceva me, sunakkhatta, acelo pāthikaputto—  
„Сунаккхатта, и [сам я], охватив разумом [судьбу] обнаженного аскета Патикапутта, знаю:
abhabbo acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
abhabbo, bhante, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā bhagavato sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
abhabbo ca, bhante, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā bhagavato sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
Господин, неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя эти речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед лицом Благостного.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
Iti kho, sunakkhatta, cetasā ceto paricca vidito ceva me acelo pāthikaputto abhabbo acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
Итак, Сунаккхатта и [сам я], охватив разумом [судьбу] обнаженного аскета Патикапутты, знаю: ‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
abhabbo, bhante, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā bhagavato sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед лицом Благостного.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
‘abhabbo kho, āvuso, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
„Почтенные, неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyā’ti.  
‘Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы’, то у него расколется голова“.
abhabbo kho acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’“.
‘abhabbo kho, āvuso, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
„Почтенные, неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyya.  
‘Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы’, то у него расколется голова.
Abhabbo pana acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyā’ti.  
‘Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы’, то у него расколется голова“.
abhabbo acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
‘Неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyya.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова.
Abhabbo pana acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
Неспособен обнаженный аскет Патикапутта не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ āgaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyāti.  
'Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы', то у него расколется голова’.
‘abhabbo kho, āvuso, acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
„Почтенные, неспособен обнаженный аскет Патикапутта, не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyya.  
‘Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы’, то у него расколется голова.
Abhabbo pana acelo pāthikaputto taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā mama sammukhībhāvaṁ āgantuṁ.  
Неспособен обнаженный аскет Патикапутта не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, предстать перед моим лицом.
Sacepissa evamassa—ahaṁ taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā samaṇassa gotamassa sammukhībhāvaṁ gaccheyyanti, muddhāpi tassa vipateyyā’ti.  
Если же он думает: ‘Не оставляя этой речи, не оставляя этой мысли, не отвергнув этого воззрения, я предстану перед лицом отшельника Готамы’, то у него расколется голова“.
Te tattha honti manomayā pītibhakkhā sayaṁpabhā antalikkhacarā subhaṭṭhāyino ciraṁ dīghamaddhānaṁ tiṭṭhanti.  
Там они находятся долгое, длительное время, состоя из разума, питаясь радостью, излучая собой сияние, двигаясь в пространстве, пребывая в славе.
So tattha hoti manomayo pītibhakkho sayampabho antalikkhacaro subhaṭṭhāyī, ciraṁ dīghamaddhānaṁ tiṭṭhati.  
Там оно находится долгое длительное время, состоя из разума, питаясь радостью, излучая собой сияние, двигаясь в пространстве, пребывая в славе.
Tepi tattha honti manomayā pītibhakkhā sayaṁpabhā antalikkhacarā subhaṭṭhāyino, ciraṁ dīghamaddhānaṁ tiṭṭhanti.  
Там они находятся долгое длительное время, состоя из разума, питаясь радостью, излучая сияние, двигаясь в пространстве, пребывая в славе.
iti mama ca manopaṇidhi. Ime ca sattā itthattaṁ āgatāti.  
Таково было стремление моего разума, и вот другие существа достигли здешнего состояния“.
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ pubbenivāsaṁ anussarati; tato paraṁ nānussarati.  
Оставив дом и будучи бездомным странником, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению, обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом то место, где пребывало в прежнем [существовании], но не вспоминает другого места, кроме него.
agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ pubbenivāsaṁ anussarati; tato paraṁ nānussarati.  
Оставив дом и будучи бездомным странником, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом то место, где пребывало в прежнем [существовании], но не вспоминает другого [места], кроме него.
Santi, bhaggava, eke samaṇabrāhmaṇā manopadosikaṁ ācariyakaṁ aggaññaṁ paññapenti.  
Есть, Бхаггава, некоторые отшельники и брахманы, которые, [согласно своим] наставникам, учат, что начало вещей [сотворено богами] манопадусика.
‘saccaṁ kira tumhe āyasmanto manopadosikaṁ ācariyakaṁ aggaññaṁ paññapethā’ti?  
„Правда ли, достопочтенные, вы учите, [согласно своим] наставникам, что начало вещей [сотворено богами] манопадусика?“
‘kathaṁvihitakaṁ pana tumhe āyasmanto manopadosikaṁ ācariyakaṁ aggaññaṁ paññapethā’ti?  
„Каким же образом, достопочтенные, как вы учите, [согласно своим] наставникам, начало вещей [сотворено богами] манопадусика?“
‘Santāvuso, manopadosikā nāma devā. Te ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyanti. Te ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyantā aññamaññamhi cittāni padūsenti. Te aññamaññaṁ paduṭṭhacittā kilantakāyā kilantacittā. Te devā tamhā kāyā cavanti.  
„Есть, почтенные, боги по имени манопадусика. Долгое время они рассуждают друг о друге. Когда они долгое время рассуждают друг о друге, портятся их мысли друг о друге. Испорченные в мыслях друг о друге, они ослаблены телом, ослаблены мыслями. Эти боги покидают существование в этом сонме.
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ pubbenivāsaṁ anussarati, tato paraṁ nānussarati.  
Оставив дом и будучи бездомным странником, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом то место, где пребывало в прежнем [существовании], но не вспоминает другого [места], кроме него.
“ye kho te bhonto devā na manopadosikā te nātivelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyanti. Te nātivelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyantā aññamaññamhi cittāni nappadūsenti. Te aññamaññaṁ appaduṭṭhacittā akilantakāyā akilantacittā. Te devā tamhā kāyā na cavanti,  
‘Ведь те достопочтенные боги, которые не манопадусика, — те не рассуждают долгое время друг о друге. Когда те не рассуждают долгое время друг о друге, не портятся их мысли друг о друге. Не испорченные в мыслях друг о друге, они не ослаблены телом, не ослаблены мыслям. Те боги не оставляют существования в этом сонме, tamhā → akilantacittā tamhā (csp1ed)
Ye pana mayaṁ ahumhā manopadosikā, te mayaṁ ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyimhā. Te mayaṁ ativelaṁ aññamaññaṁ upanijjhāyantā aññamaññamhi cittāni padūsimhā. Te mayaṁ aññamaññaṁ paduṭṭhacittā kilantakāyā kilantacittā. Evaṁ mayaṁ tamhā kāyā cutā,  
Мы же, которые были манопадусика, — мы долгое время рассуждали друг о друге. Когда мы долгое время рассуждали друг о друге, испортились наши мысли друг о друге. Испорченные в мыслях друг о друге, мы ослаблены телом, ослаблены мыслями. Оставив существование в этом сонме, мы достигли здешнего существования padūsimhā → padūsayimhā (bj); padosiyimhā (sya-all); padūsimha (pts1ed) | Evaṁ mayaṁ → kilantacittāeva mayaṁ (pts1ed); kilantacittā (csp1ed)
Evaṁvihitakaṁ no tumhe āyasmanto manopadosikaṁ ācariyakaṁ aggaññaṁ paññapethā’ti.  
Таким образом, достопочтенные, как вы учите, [согласно своим] наставникам, начало вещей [сотворено богами] манопадусика?“. —
Agārasmā anagāriyaṁ pabbajito samāno ātappamanvāya padhānamanvāya anuyogamanvāya appamādamanvāya sammāmanasikāramanvāya tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ saññuppādaṁ anussarati, tato paraṁ nānussarati’.  
Оставив дом и будучи бездомным странником, оно благодаря усердию, благодаря усилию, благодаря прилежанию, благодаря серьезности, благодаря правильному умонастроению обретает такую сосредоточенность разума, что вспоминает сосредоточенным разумом возникновение [своего] сознания, но не вспоминает другого, кроме него. tathārūpaṁ cetosamādhiṁ phusati, yathāsamāhite citte taṁ → idaṁ padaṁ brahmajālasutte na dissati. evaṁ (mr)

Manobhāvanīyānampi bhikkhūnaṁ asamayo dassanāya.  
не следует и лицезреть праведно настроенных монахов —
Paṭisallīnā manobhāvanīyā bhikkhū.  
праведно настроенные монахи уединились.
So abhijjhaṁ loke pahāya vigatābhijjhena cetasā viharati, abhijjhāya cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от алчности к мирскому, он пребывает свободный сердцем от алчности, очищает мысли от алчности.
Byāpādappadosaṁ pahāya abyāpannacitto viharati sabbapāṇabhūtahitānukampī, byāpādappadosā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от порока злонамеренности, он пребывает свободный мыслями от злонамеренности, в доброте и сочувствии ко всем живым существам он очищает мысли от злонамеренности.
Thinamiddhaṁ pahāya vigatathinamiddho viharati ālokasaññī sato sampajāno, thinamiddhā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от косности, он пребывает свободный от косности, ощущая в себе способность [ясного] воззрения, внимательный и вдумчивый он очищает мысли от косности. Thinamiddhaṁ → thīnamiddhaṁ (bj, sya-all, pts1ed)
Uddhaccakukkuccaṁ pahāya anuddhato viharati ajjhattaṁ vūpasantacitto, uddhaccakukkuccā cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от беспокойства и терзаний, он пребывает свободный от беспокойства и терзаний, внутренне умиротворенный в мыслях, он очищает мысли от беспокойства и терзаний.
Vicikicchaṁ pahāya tiṇṇavicikiccho viharati akathaṅkathī kusalesu dhammesu, vicikicchāya cittaṁ parisodheti.  
Отказавшись от сомнения, он пребывает за пределами сомнения, лишенный неуверенности в хороших свойствах, он очищает мысли от сомнения.
So ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe  
Отвергнув эти пять преград, постигнув разумом пороки, несущие немощь, он пребывает,
mettāsahagatena cetasā ekaṁ disaṁ pharitvā viharati. Tathā dutiyaṁ. Tathā tatiyaṁ. Tathā catutthaṁ. Iti uddhamadho tiriyaṁ sabbadhi sabbattatāya sabbāvantaṁ lokaṁ mettāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā viharati.  
пронизывая разумом, исполненным дружелюбия, одну сторону света, затем — вторую, затем — третью, затем — четвертую. Он пребывает, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным дружелюбия, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
Karuṇāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным сострадания …
muditāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным удовлетворенности …
upekkhāsahagatena cetasā ekaṁ disaṁ pharitvā viharati. Tathā dutiyaṁ. Tathā tatiyaṁ. Tathā catutthaṁ. Iti uddhamadho tiriyaṁ sabbadhi sabbattatāya sabbāvantaṁ lokaṁ upekkhāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā viharati.  
Он пребывает, пронизывая разумом, исполненным уравновешенности, одну сторону света, затем — вторую, затем — третью, затем — четвертую. Он пребывает, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным уравновешенности, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
so ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe  
отвергнув эти пять преград, постигнув разумом пороки, несущие немощь
mettāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным дружелюбия …
karuṇāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным сострадания …
muditāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным удовлетворенности …
upekkhāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā viharati.  
Он пребывает, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным уравновешенности, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
so ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe  
Отвергнув эти пять преград, постигнув разумом пороки, несущие немощь …
mettāsahagatena cetasā …pe…  
разумом, исполненным дружелюбия …
upekkhāsahagatena cetasā vipulena mahaggatena appamāṇena averena abyāpajjena pharitvā viharati.  
Он пребывает, пронизывая великим, всеобъемлющим, безграничным, невраждебным, незлонамеренным разумом, исполненным уравновешенности, весь мир вверх, вниз, поперек, во все стороны.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā. Te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate, yathākammūpage satte pajānāti.  
Божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются, он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными: „Поистине, почтенные, те существа, что наделены дурным поведением тела, наделены дурным поведением в речи, наделены дурным поведением разума, злословят о праведных, придерживаются ложных воззрений, наделены действиями, [проистекающими из] ложных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в бедствии, несчастье, страдании, преисподней. Те же существа, почтенные, что наделены добрым поведением тела, наделены добрым поведением в речи, наделены добрым поведением разума, не злословят о праведных, придерживаются истинных воззрений, наделены действиями, [проистекающими из] истинных воззрений, с распадом тела после смерти вновь рождаются в счастье, в небесном мире“. — Так, божественным очищенным зрением, выходящим за пределы человеческого, он видит, как существа оставляют жизнь и вновь рождаются, он постигает, как существа, согласно своим действиям, становятся низкими, возвышенными, красивыми, некрасивыми, счастливыми, несчастными.