В то время Достопочтенный Нагита прислуживал Благословенному. Тогда Благословенный обратился к Достопочтенному Нагите: «Нагита, откуда такой ужасный шум и гул, как будто рыбаки тянут рыбу?»  И когда минула ночь, брахманы-домохозяева Иччханангалы, взяв с собой обилие различной еды, отправились в лесную рощу Иччханангалы. Они встали возле входа, создавая ужасный шум и гул. 

Моггаллана, я не восхваляю любые связанности. Но и не порицаю любых связанностей. Я не восхваляю связанностей с домохозяевами и отшельниками. Но что касается бесшумных мест, где нет людей, где нет никаких звуков, что достаточно уединённы для того, чтобы их покой не нарушался людьми—то я восхваляю связанность с такими местами». 

«Домохозяин, почему люди в твоём доме создают такую ужасную шумиху и гул, как будто рыбаки тянут рыбу?»  И в то время люди в доме Анатхапиндики создавали ужасную шумиху и гул. И тогда домохозяин Анатхапиндика подошёл к Благословенному, поклонился ему, и сел рядом. Благословенный сказал ему: 

В то время Достопочтенный Нагита прислуживал Благословенному. Поэтому Благословенный обратился к Достопочтенному Нагите: «Нагита, что это за громкий шум и суета, как будто рыбаки поймали рыбу?»  Так, брахманы-домохозяева Иччханангалы, как минула ночь, взяв с собой основную и неосновную еду, отправились к дому, что находился у ворот в лесную рощу Иччханангалы. По прибытии они устроили там большую суматоху и шумиху. 

(1) Наслаждение компанией является шипом для того, кто наслаждается затворничеством. (2) Стремление к привлекательным объектам является шипом для того, кто настроен на медитацию на характеристике непривлекательности. (3) Неуместное зрелище является шипом для того, кто охраняет двери органов чувств. (4) Общение с женщинами является шипом для ведения целомудренной жизни. (5) Шум является шипом для первой джханы. (6) Направление и удержание ума на объекте медитации является шипом для второй джханы. (7) Восторг является шипом для третьей джханы. (8) Вдох и выдох являются шипом для четвёртой джханы. (9) Восприятие и чувствование является шипом для достижения прекращения восприятия и чувствования. (10) Жажда—это шип, злоба—это шип, заблуждение—это шип. Пребывайте без шипов, монахи! У арахантов нет шипов. Араханты без шипов. У арахантов нет шипов и они без шипов».  И в то время группа очень хорошо известных Личчхави въехала в Великий Лес, чтобы повидать Благословенного. По мере того, как они ехали друг за другом в своих прекрасных экипажах, они создавали ужасный шум и гул. И тогда мысль пришла к тем достопочтенным: «Группа очень хорошо известных Личчхави въехала в Великий Лес, чтобы повидать Благословенного. По мере того, как они едут друг за другом в своих прекрасных экипажах, они создают ужасный шум и гул. А Благословенный называл шум шипом для джхан. Почему бы нам не отправиться в Саловый Лес Госинги? Там мы будем пребывать в покое, без шума и какой-либо толпы». И тогда те достопочтенные отправились в Саловый Лес Госинги, где пребывали в покое, без шума и толпы. 
«Учитель, мысль пришла к тем достопочтенным: «Группа очень хорошо известных Личчхави въехала в Великий Лес… Почему бы нам не отправиться в Саловый Лес Госинги? Там мы будем пребывать в покое, без шума и какой-либо толпы». И поэтому они отправились в Саловый Лес Госинги, где пребывают в покое, без шума и толпы». 
«Хорошо, хорошо, монахи! Эти великие ученики говорили правильно, когда сказали, что я называл шум шипом для джхан. Монахи, есть эти десять шипов. Какие десять? 

И тогда домохозяин Анатхапиндика отправился в парк странников-приверженцев иных учений. И в то время странники-приверженцы иных учений собрались и шумели по мере того, как громко и возбуждённо обсуждали различные бессмысленные темы. Странники увидели Анатхапиндику издали и стали унимать друг друга: «Тише, почтенные. Почтенные, не шумите. Вон идёт домохозяин Анатхапиндика, ученик отшельника Готамы, один из мирян-последователей отшельника Готамы, одетых в белые одежды, проживающих в Саваттхи. Эти почтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам». И тогда те странники-приверженцы иных учений замолкли. 

И тогда домохозяин Вадджиямахита отправился в парк странников-приверженцев иных учений. И в то время странники-приверженцы иных учений собрались и шумели по мере того, как громко и возбуждённо обсуждали различные бессмысленные темы. Странники увидели Вадджиямахиту издали и стали унимать друг друга: «Тише, почтенные. Почтенные, не шумите. Вон идёт домохозяин Вадджиямахита, ученик отшельника Готамы, один из мирян-последователей отшельника Готамы, одетых в белые одежды, проживающих в Саваттхи. Эти почтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам». И тогда те странники-приверженцы иных учений замолкли. 

И вот неподалеку от манговой рощи царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта ощутил страх, ощутил оцепенение,—ощутил дрожь волосков. И вот царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта устрашенный, возбужденный, с поднявшимися на теле волосками, так сказал Дживаке Комарабхачче: «Не обманываешь ли ты меня, дорогой Дживака? Не вводишь ли ты меня в заблуждение, дорогой Дживака? Не предаешь ли ты меня недругам, дорогой Дживака? Как же это от столь большой толпы монахов, двенадцати с половиной сотен монахов, не слышно ни звуков чиханья, ни звуков кашля, ни шума?» 

И вот юный Амбаттха без шума приблизился к обители с закрытыми дверями, не спеша вошел на веранду, кашлянул и постучал по засову. Блаженный отворил дверь, и юный Амбаттха вошел. Юноши тоже вошли, обменялись с Блаженным дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием и сели в стороне. Юный же Амбаттха, расхаживая, обменялся с сидящим Блаженным кое-какими приветственными словами; стоя, он обменялся с сидящим Блаженным кое-какими приветственным словами.  И тогда эти монахи сказали себе так: «Ведь этот юный Амбаттха рожден в знатном семействе и ученик знатного брахмана Поккхарасади. Нетрудно Блаженному беседовать с подобным отпрыском знатного семейства». И они так сказали юному Амбаттхе: «Вот, Амбаттха, обитель с закрытыми дверями. Без шума приблизься к ней, не спеша, войди на веранду, кашляни и постучи по засову. Блаженный отворит тебе дверь». 
Когда так было сказано, юноши, крича, подняв шум, с громким шумом сказали: «Право же, неблагороден юный Амбаттха, право же, не из славного семейства юный Амбаттха, право же, сын рабыни сакьев юный Амбаттха, право же, сакьи—дети господ юного Амбаттхи. Право же, истинна речь отшельника Готамы, которого мы сочли достойным упрека!» 

Когда так было сказано, то брахманы с криками, громким шумом, великим шумом заговорили: «Вот жертвоприношение! Вот успешное совершение жертвоприношения!»—Брахман же Кутаданта сидел, пребывая в молчании. И тогда те брахманы сказали брахману Кутаданте: 

во-вторых, худая молва о нем разносится с шумом повсюду;  И тогда, Пуккуса, тот человек подумал так: «Необъяснимо, чудесно, что покинувшие мирское могут пребывать в такой глубокой тишине средоточия, что бодрствуя, сознавая, не видят и не слышат ни грома в небесах, ни шума от проливного дождя, ни блеска молний». И, высказав свою глубокую веру в меня, он с почтением удалился. 
Некогда, Господин, Алара Калама, будучи в пути, сошел с дороги и присел под деревом отдохнуть, укрывшись от зноя. В то время мимо Алары Каламы проехало пятьсот повозок. И проводник, шедший в хвосте каравана, обратился к нему: «Видел ли господин пятьсот повозок проехавших мимо?» – «Нет, друг, не видел». – «Слышал ли господин шум от колес?» – «Нет, друг, не слышал». – «Ты спал тогда, господин?» – «Нет, друг, я не спал тогда». – «Стало быть ты бодрствовал, господин?» – «Да я бодрствовал, друг». – «Итак, господин, ты не спал, а бодрствовал, и однако не видел и не слышал, что караван прошел мимо, – а все платье твое осыпано пылью!» 

В то время странствующий аскет Нигродха, сидел со своей большой компанией. Все разговаривали громкими голосами, с шумом и криками, ведя разговоры на различные несерьезные темы, а именно: рассказы о царях, разбойниках и государственных чиновниках; рассказы о армиях, тревогах и битвах; разговоры о еде, напитках и одеждах, о кроватях, гирляндах и духах; разговоры о родственниках; разговоры о повозках, деревнях, поселках, городах и странах; разговоры о женщинах; разговоры о героях; сплетни с уличных закоулков и мест для набора воды; разговоры о призраках; бессвязные разговоры; разговоры о мире и о море, о существовании и несуществовании.  Домохозяин Сандхана пришел туда, где был Нигродха, и обменявшись с ним приветствиями и любезностями, в соответствии с принятыми обычаями учтивости и вежливости, сел рядом. Сев, Сандхана сказал Нигродхе: «Отличен способ ведения бесед, этих отшельников, придерживающихся своих собственных воззрений, когда они встречаются и собираются вместе, от практикуемого Благословенным. Они говорят громкими голосами, с шумом и криками, ведя разговоры на различные несерьезные темы, а именно: рассказы о царях, разбойниках и государственных чиновниках… …о существовании и несуществовании. Но Благословенный часто посещает уединенные и отдаленные уголки леса, где отсутствуют шум и громкие звуки, где легкий ветерок дует с пастбища, но которые скрыты от глаз людей, места подходящие для размышления. 
Достопочтенный, я слышал, от странствующих аскетов, почтенных, пожилых, от своих учителей и учителей своих учителей такое: «В прошлые века были Архаты, Полностью Самопробужденные, и не было такого, чтобы эти Благословенные собирались вместе, и говорили громкими голосами, с шумом и криками, ведя разговоры на различные несерьезные темы, а именно: рассказы о царях, разбойниках и государственных чиновниках… или спекулятивные разговоры о существовании и несуществовании», как мы поступаем на этом собрании теперь. Они говорили: «Эти Благословенные посещали уединенные и отдаленные уголки леса, где отсутствуют шум и громкие звуки, где легкий ветерок дует с пастбища, но которые скрыты от глаз людей, места подходящие для размышления», также как Достопочтенный делает сейчас. 
Когда он сказал это, аскеты воскликнули громко, с шумом и возгласами: «Замечательно, Достопочтенный! Чудесно, Достопочтенный! Великий талант и способность отшельника Готамы в удержании его собственных идей и доктрин, через обсуждение других!» 
Когда он так сказал, аскеты подняли крик, громко восклицая и шумя: «Нас и нашего учителя, ни во что не ставят! Мы не знаем ничего, выше нашего учения!» 
Нигродха увидел приближающегося домохозяина Сандхану, и призвал своих товарищей к порядку, говоря: «Успокойтесь уважаемые, и не шумите. Вот приближается последователь отшельника Готамы, домохозяин Сандхана. Разные мирские последователи Готамы в белых одеждах проживают в Раджагахе, этот Сандхана является одним из них. Эти почтенные, восхищаются тишиной, они обучались в тишине, они восхваляют тишину. Как хорошо было бы, если услышав, как тихо в нашем собрании, он счел бы нужным присоединиться к нам. И когда он сказал это, собрание сохраняло молчание. 
Тогда Благословенный услышал своим яснослышащим слухом, чистым, превосходящим человеческий, этот разговор между домохозяином Сандханой и странствующим аскетом Нигродхой. И спустившись с горы Гиджакуты, он пришел к Павлиньему святилищу на берегу Сумагадхи, и ходил взад и вперед на открытом воздухе. Когда Нигродха увидел его, ходящего таким образом, то увидев его, он призвал свою компанию к порядку, говоря: «Успокойтесь, уважаемые и не шумите. Отшельник Готама ходит взад и вперед на открытом воздухе у Павлиньего святилища, по берегу Сумагадхи. Этот почтенный, восхищается тишиной, восхваляет тишину, как хорошо было бы, если услышав, как тихо в нашем собрании, он счел бы нужным присоединиться к нам. Если отшельник Готама пришел бы на это собрание, мы могли бы расспросить его: „Достопочтенный, в чем заключается Дхамма Благословенного, которой он обучает своих учеников, чтобы они, так обученные Благословенным, достигали успокоения, утверждаясь в правильном знании и праведной жизни?“» Когда он сказал это, странствующие аскеты сохраняли молчание. 
Что вы думаете об этом, Нигродха? Вы когда-нибудь слышали, от странствующих аскетов, почтенных, пожилых, от своих учителей и учителей своих учителей такое: «В прошлые века были Архаты, Полностью Самопробужденные, и когда эти Благословенные собирались вместе, то они говорили громкими голосами, с шумом и криками, ведя разговоры на различные несерьезные темы, а именно: рассказы о царях, разбойниках и государственных чиновниках… или спекулятивные разговоры о существовании и несуществовании», как вы делаете теперь на этом собрании? Или же они говорили таким образом: «Эти Благословенные посещали уединенные и отдаленные уголки леса, где отсутствуют шум и громкие звуки, где легкий ветерок дует с пастбища, но которые скрыты от глаз людей, места подходящие для размышления», также, как делаю теперь я? 

«Зная и видя так, вернулись бы вы к предписаниям, шумным дебатам, счастливым знамениям заурядных жрецов и отшельников, взяв их за сердцевину [святой жизни]?» 

«Да, друг»—ответили они, отправились к Благословенному, поклонились ему, и сели рядом. Когда они сделали так, Благословенный спросил их: «Монахи, почему вы такие громкие и шумные? Можно подумать, что вы рыбаки, которые выуживают рыбу».  И тогда Благословенный обратился к Достопочтенному Ананде так: «Ананда, кто эти громкие и шумные люди? Можно подумать, что они рыбаки, которые выуживают рыбу». 
Так я слышал. Однажды Благословенный проживал в Чатуме в миробалановой роще. И в то время пятьсот монахов, возглавляемые Достопочтенным Сарипуттой и Достопочтенным Махамоггалланой, пришли в Чатуму, чтобы повидать Благословенного. Пребывая там, монахи обменивались вежливыми приветствиями с местными монахами, готовили места для отдыха, убирали свои чаши и внешние одеяния. Они были очень громкими и шумными. 
«Учитель, мы пятьсот монахов, возглавляемые… убирали свои чаши и внешние одеяния, и были очень громкими и шумными». 
«Учитель, это пятьсот монахов, возглавляемые Достопочтенным Сарипуттой и Достопочтенным Махамоггалланой, которые пришли в Чатуму, чтобы повидать Благословенного. И по мере того как прибывшие монахи обменивались приветствиями с местными монахами, готовили места для отдыха, убирали свои чаши и внешние одеяния, они были очень громкими и шумными». 

И тогда Достопочтенный Ананда отправился к Пруду Девакаты вместе с группой монахов. И в то время странник Сандака сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными.  И тогда странник Сандака увидел Достопочтенного Ананду издали. Увидев его, он стал успокаивать своё собрание так: «Тише, почтенные. Почтенные, не шумите. Вон идёт отшельник Ананда, ученик отшельника Готамы, который сейчас в Косамби. Эти почтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам». И тогда те странники замолкли. 

И кто-то сказал: «Этот отшельник Готама—предводитель ордена… и его чтят, уважают, ценят, и почитают его ученики, как и живут в зависимости от него, уважая и почитая его. Однажды отшельник Готама обучал Дхамме собрание из нескольких сотен последователей, и один его ученик прочистил своё горло. Тогда один из его товарищей по святой жизни толкнул его коленом: «Тише, достопочтенный, не шуми. Благословенный, Учитель, учит нас Дхамме». Когда отшельник Готама обучает Дхамме собрание из нескольких сотен последователей, то в этом случае от его учеников не доносится звуков покашливания или прочистки горла. И это большое собрание находится в ожидании: «Послушаем Дхамму, которой Благословенный собирается учить». Подобно тому как если бы на перекрёстке дорог некий человек выжимал бы чистейший мёд, и в ожидании [собралась] бы большая толпа людей, то точно также, когда отшельник Готама обучает Дхамме собрание из нескольких сотен последователей… находится в ожидании: «Послушаем Дхамму, которой Благословенный собирается учить». И даже те ученики, которые отпадают от своих товарищей по святой жизни, оставляют [монашескую] тренировку, чтобы вернуться к низшей [домохозяйской] жизни—даже они восхваляют и Учителя, и Дхамму, и Сангху. Они обвиняют себя вместо других, говоря: «Нам не повезло, у нас мало заслуг. Ведь хотя мы и ушли в жизнь бездомную в такой хорошо провозглашённой Дхамме, мы не смогли жить совершенной и чистой святой жизнью до конца своих дней». Став помощниками по монастырю или мирскими последователями, они предпринимают и соблюдают пять предписаний. Так, отшельника Готаму чтят, уважают, ценят, и почитают его ученики, как и живут в зависимости от него, уважая и почитая его».  И тогда Благословенный отправился в Павлинье Святилище, в парк странников. В то время странник Сакулудайин сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными. 
И тогда странник Сакулудайин увидел Благословенного издали. Увидев его, он стал успокаивать своё собрание так: «Тише, почтенные. Почтенные, не шумите. Вон идёт отшельник Готама. Этот почтенный любит тишину, дисциплинирован в тишине, восхваляет тишину. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам». И тогда те странники замолкли. 
Тогда кто-то сказал: «Этот Пурана Кассапа—предводитель ордена… но всё же его не чтят, не уважают, не ценят, и не почитают его ученики, как не живут и в зависимости от него, уважая и почитая его. Однажды Пурана Кассапа обучал Дхамме собрание из нескольких сотен последователей. И тогда один его ученик стал шуметь: «Почтенные, не задавайте Пурана Кассапе этот вопрос. Он этого не знает. Мы знаем это. Задайте нам этот вопрос. Почтенные, мы вам ответим». И случилось так, что Пурана Кассапа не убедил их, хотя махал своими руками и причитал: «Тише, почтенные, не шумите, почтенные. Они спрашивают не вас, почтенные. Они спрашивают нас. Мы ответим им». Воистину, многие его ученики оставили его, отвергнув его доктрину так: «Ты не понимаешь эту Дхамму и Винаю. Я понимаю эту Дхамму и Винаю. Что бы ты понимал в этой Дхамме и Винае! Твой путь неправильный. Мой путь правильный. Я последователен, а ты не последователен. То, что нужно было сказать вначале, ты сказал потом. То, что нужно было сказать после, ты сказал вначале. То, над чем ты так долго размышлял, несостоятельно. Твоя доктрина опровергнута. Доказано, что ты неправ. Иди и получше поучись, или распутайся сам, если сможешь!» Так Пурану Кассапу не чтят, не уважают, не ценят, и не почитают его ученики, как не живут и в зависимости от него, уважая и почитая его. Воистину, его презирают презрением, проявленным к его Дхамме». 

В то время странник Уггахамана сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными.  И тогда странник Уггахамана Саманамандикапутта увидел плотника Панчакангу издали. Увидев его, он стал успокаивать своё собрание так: «Тише, почтенные. Почтенные, не шумите. Вон идёт плотник Панчаканга, ученик отшельника Готамы, один из мирских последователей отшельника Готамы, одетых в белое, которые сейчас проживают в Саваттхи. Эти почтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам». И тогда те странники замолкли. 

И тогда Благословенный отправился в Павлинье Святилище, в парк странников. В то время странник Сакулудайин сидел с большой группой странников, которые [сидели], создавая гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о возникновении моря, о том, являются ли вещи такими или иными.  И тогда странник Сакулудайин увидел Благословенного издали. Увидев его, он стал успокаивать своё собрание так: «Тише, почтенные. Почтенные, не шумите. Вон идёт отшельник Готама. Этот почтенный любит тишину, дисциплинирован в тишине, восхваляет тишину. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам». И тогда те странники замолкли. 
Когда так было сказано, собрание странника Сакулудайина загалдело, шумно и громко обсуждая: «Пропали мы с доктринами наших учителей! Пропали мы с доктринами наших учителей! Мы не знаем ничего превыше этого!» 

И вот Блаженный с достопочтенным Ангулималой, как с провожатым [младшим] монахом, направился к Саваттхи. В свой черед он очутился в Саваттхи. И там Блаженный пребывал в роще Джеты, в обители, подаренной [общине] Анатхапиндикой. А в ту самую пору у ворот дворца царя Пассенадиа Кошальского собралась большая толпа народа, шумела и галдела: «В подвластной тебе области, о царь, [объявился] разбойник по имени Ангулимала—кровопроливец лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые области обезлюдели. А сам он носит на шее ожерелье из пальцев убиенных им людей. Пусть царь на него управу найдет!»  И затем Благословенный отправился обратно в Саваттхи вместе с Ангулималой как прислужником. Странствуя переходами, со временем он прибыл в Саваттхи, где проживал в Саваттхи в роще Джеты в монастыре Анатхапиндики. И тогда огромные толпы людей собрались у ворот внутреннего дворца царя Пасенади, они громко шумели и кричали: «Ваше величество! Разбойник Ангулимала в вашем царстве! Он кровожадный убийца, предаётся насилию и побоям, беспощаден к живым существам. Деревни, поселения, и округа разоряются им. Он постоянно убивает людей и носит их пальцы, [сделав из них] гирлянду. Царь должен усмирить его!» 

Далее, Господин, будучи помазанным на царство царём, [происходящим из варны] знати, я могу казнить тех, кого следует казнить, штрафовать тех, кого следует штрафовать, ссылать тех, кого следует сослать. И всё же, когда я сижу на совещании, они вклиниваются и перебивают меня. Хоть я и говорю: «Господа, не вклинивайтесь и не перебивайте меня, когда я сижу на совещании. Подождите, пока я закончу говорить»—и всё равно они вклиниваются и перебивают меня. Но здесь я вижу монахов во время того, как Благословенный учит их Дхамме—собрание из нескольких сотен последователей—и ни от одного из учеников Благословенного не услышать звука даже покашливания или прочистки горла. Однажды Благословенный обучал Дхамме собрание из нескольких сотен последователей, и один его ученик прочистил своё горло. Тогда один из его товарищей по святой жизни толкнул его коленом: «Тише, достопочтенный, не шуми. Благословенный, Учитель, учит нас Дхамме». Я подумал: «Удивительно, поразительно насколько собрание может быть таким дисциплинированным без [применения к нему] силы или оружия!» И поэтому также, Господин, я делаю в отношении Благословенного вывод: «Благословенный—полностью просветлённый. Дхамма хорошо провозглашена Благословенным. Сангха учеников Благословенного практикует хороший путь». 

Когда ему дают воду для чаши, он не поднимает чашу слишком высоко и не держит её слишком низко, не наклоняет её вперёд или назад. Он принимает не слишком мало, но и не слишком много воды для чаши. Он моет чашу, не создавая шума от расплёскивания. Он моет чашу, не вращая её. Он не ставит чашу на пол, чтобы помыть руки—но когда он моет руки, он моет чашу; а когда моет чашу, моет руки. Он сливает воду из чаши ни слишком далеко [от себя], ни слишком близко, не разбрызгивая её.  Когда он поел и принял воду для чаши, он не поднимает чашу слишком высоко и не держит её слишком низко, не наклоняет её вперёд или назад. Он принимает не слишком мало, но и не слишком много воды для чаши. Он моет чашу, не создавая шума от расплёскивания. Он моет чашу, не вращая её. Он не ставит чашу на пол, чтобы помыть руки—но когда он моет руки, он моет чашу; а когда моет чашу, моет руки. Он сливает воду из чаши ни слишком далеко [от себя], ни слишком близко, не разбрызгивая её. 

Тогда брахман Селя вместе с тремястами юношами пошел на то место, где обитал Совершенный, говоря юношам такие слова: «Идите, не шумите, о славные юноши, идите шаг за шагом, ибо труднодоступны Благословенные, блуждающие подобно льву; а когда я буду говорить с пустынником Готамой, вы не прерывайте меня, но ждите, славные, конца нашей беседы». 

«Бесшумная»—название колесницы, 

И тогда Злой Мара, желая породить страх, трепетание и ужас в Благословенном, проявил себя в форме огромного змеиного царя и подошёл к Благословенному. Его тело было подобно огромной лодке, сделанной из цельного ствола дерева; его капюшон был подобен большому ситу пивовара; его глаза—подобны большим бронзовым косальским тарелкам; его язык вырывался изо рта точно вспышки молнии на грозовом небе; звук от его дыхания был подобен шуму наполняемых воздухом кузнечных мехов. 

И тогда Злой Мара подошёл к Благословенному и неподалёку от него сотворил громкий шум, ужасающий и пугающий, как если бы разверзлась земля. Тогда один монах обратился к другому: «Монах, монах! Похоже, земля разверзается!». 

И во второй раз, по мере того как Достопочтенный Самиддхи пребывал уединённым в затворничестве, следующее размышление возникло у него в уме… И во второй раз Злой Мара… сотворил громкий шум, ужасающий и пугающий, как если бы разверзлась земля.  И тогда Злой Мара, напрямую познав своим собственным умом это размышление в уме Достопочтенного Самиддхи, подошёл к нему и неподалёку от него сотворил громкий шум, ужасающий и пугающий, как если бы разверзлась земля. 

Что толку для тебя от шума всех этих людей?» 

«Ох, не шуми же, Пийянкара, 

Мигаджала, даже если монах, который живёт таким образом, уединяется в леса и рощи, в уединённые жилища, где мало звуков и шума, которые изолированы, спрятаны от людей и подходят для затворничества—он всё равно называется «тем, кто сожительствует». И почему? Потому что жажда—его сожитель, и он не оставил её. Поэтому он называется «тем, кто сожительствует». 

И тогда Достопочтенный Махакаччана вышел из своей хижины и сказал тем молодым брахманам: «Не шумите, мальчики. Я поведаю вам Дхамму». Когда так было сказано, молодые брахманы замолкли. Тогда Достопочтенный Махакаччана обратился к ним такими строфами:  Однажды Достопочтенный Махакаччана пребывал в стране Аванти в лесной хижине у Маккаракаты. И тогда группа молодых брахманов, учеников брахмана Лохиччи, собирая хворост, подошли к лесной хижине Достопочтенного Махакаччаны. Подойдя, они потоптались вокруг хижины и в шумной и буйной манере пустились в глупые ребяческие выходки, приговаривая: «Эти бритые аскеты, прислужники, смуглые отпрыски ступней Владыки восхваляемы, почитаемы, уважаемы, ценимы и обожаемы их раболепными последователями». 

Лев не страшится шума, 

Как лев не боится шума, как ветер не уловится сетью, как лотос не окропится водою, 

Подхваченный её шумными волнами,— 

Тогда брахман Селя вместе с тремястами юношами пошел на то место, где обитал Совершенный, говоря юношам такие слова: «Идите, не шумите, о славные юноши, идите шаг за шагом, ибо труднодоступны Благословенные, блуждающие подобно льву; а когда я буду говорить с пустынником Готамой, вы не прерывайте меня, но ждите, славные, конца нашей беседы». 

Много шумит мелкое, но спокойно преисполненное;  Шумно бегут ручейки, 

«Погубленные контактом, несомые шумным потоком жизни, избравшие себе пути зла, никогда не освободятся от уз; понявшие опасность контакта, избравшие радости Ниббаны, выходят из той области контакта, свободные от желания, в совершенстве счастливые. 

«Да, друг», — сказали те монахи, и явившись к Благословенному, они поклонились ему и сели напротив. Благословенный сказал тем монахам: «Почему, монахи, вы устроили гвалт и сильный шум, что можно подумать, будто это рыбаки тянут свои сети?»  «Да, о Преподобный»—ответил преподобный Ананда и позвал этих монахов. Когда те предстали перед Благословенным и высказав почтение сели на уважительном расстоянии, он спросил: «Почему в монастыре стоит такой шум о, монахи?» 
«Достопочтенный, это пятьсот монахов во главе с Ясоджей, которые прибыли в Саваттхи, чтобы увидеть Благословенного. Эти прибывшие монахи стали обмениваться приветствиями с местными монахами, занимать выделенные жилища, раскладывать чаши и одеяния, устроив гвалт и сильный шум». 
После чего Достопочтенный Ясоджа сказал Благословенному: «Это, Достопочтенный, пятьсот монахов, которые прибыли в Саваттхи, чтобы увидеть Благословенного. Эти прибывшие монахи, во время обмена приветствиями с местными монахами, занимая выделенные жилища, и раскладывая чаши и одеяния, устроили гвалт и сильный шум». 
Преподобный Ясоджа ответил: «Мы прибыли в Саваттхи что бы увидеть Господина и, прибыв в Монастырь, громко разговаривали с местными монахами и шумно раскладывали свое имущество». 
«Пять сотен монахов прибыло в Саваттхи что бы увидеть Господина, о Преподобный. Они, раскладывая свое имущество и общаясь с местными монахами, создали этот шум». 
Так я слышал. Однажды Благословенный жил, в расположенной недалеко от Саваттхи роще Джеты, в монастыре Анатхапиндики. Тогда около пятисот монахов под предводительством Ясоджи прибыло в Саваттхи, чтобы увидеть Господина. Когда они, прибыв в Монастырь, стали раскладывать свое имущество и обмениваться приветствиями с местными монахами, Благословенный был побеспокоен этим шумом и спросил у преподобного Ананды: «Ананда, почему так шумно? В Монастыре стоит такой гам, будто это рыбные ряды уличного базара?» 
Так я слышал: Однажды Благословенный пребывал вблизи Саваттхи, в роще Джеты, в монастыре Анатхапиндики. В то время в Саваттхи прибыли пятьсот монахов, во главе с Ясоджей, чтобы увидеть Благословенного. Затем прибывшие монахи стали обмениваться приветствиями с местными монахами, занимать выделенные жилища, раскладывать чаши и одеяния, устроив гвалт и сильный шум. 
Тогда Благословенный обратился к Достопочтенному Ананде, сказав: «Кто это устроил гвалт и сильный шум? Можно подумать, будто это рыбаки тянут свои сети! 

Благословенный (Будда) пребывал в Саваттхи, в Джетаване. В то время, дочь одного мирского последователя, по имени Лата, живущая в Саваттхи, образованная, воспитанная и умная девушка, отправилась жить в дом своего мужа. Она очень радовала его, и его родителей, была приятной в беседе, ответственной и трудолюбивой, способной вести дела в домашнем хозяйстве, добродушной, совершенной в практике нравственности, и радостной в щедрости. Она была прилежной в соблюдении пяти заповедей нравственного поведения и соблюдении дней Упосатхи. Через некоторое время она умерла и возродилась в мире дэвов, как дочь великого царя Вессаваны. Но ее по-прежнему звали Лата. У нее было еще четыре сестры: Сайя, Павара, Аччимати и Сута. Все пятеро были привезены Сакке, царю дэвов Таватимсы, и вошли в состав его свиты в качестве танцовщиц. Но Лата была его любимицей, из-за ее мастерства в пении, танцах и т.п. Однажды они собрались, и у них возник спор о том, кто из них искуснее в пении и танцах, и они все пошли к великому царю Вессаване и спросили его: «Отец, которая из нас является лучшей в пении, танцах, и т.п.?» Он сказал так: «Дочери, идите и продемонстрируйте свои умения в собрание дэвов на берегу озера Анотатты. Там ваше мастерство станет очевидным». Они сделали так, как он сказал. Там дэвы-юноши были не в состоянии сдержать себя, когда Лата танцевала. Полные восторга и изумления, аплодируя без остановки и развевая одежды, они устроили такой шум, что задрожали горы. Но когда танцевали другие, они сидели и молчали, как кукушки в холодное время года. Таким образом, искусность Латы была очевидна собранию. Потом Суте пришла эта мысль: «В силу чего Лата превосходит нас славой и великолепием? Пойду и спрошу у нее, в силу каких поступков это так». Она спросила ее. Потом эту историю рассказали великому царю Вессаване, эта же история в полном объеме была рассказана Достопочтенному тхере Маха-Моггаллане, когда он посещал небесные миры. Рассказывая эту историю Благословенному (Будде) тхера сказал: