Джатака 526 — О Налинике

перевод — Леша Тэль, Фарид
редактура — Яна

«Сухая земля» и т. д.

Эту историю рассказал Будда в Джетаване. Связана она с искушением одного монаха его бывшей женой. Узнав об этой ситуации, Учитель спросил монаха, кем он был сбит с духовного пути. «Бывшей женой», — ответил тот. «Истинно, брат, — сказал Благословенный, — она причина твоего зла. Когда-то именно из-за нее ты оставил глубокую медитацию и понес большие потери». Сказав так, Будда рассказал историю из прошлого перерождения.

Давным-давно, когда Брахмадатта правил в Бенаресе, Бодхисаттва, родившись в богатой семье браминов на севере, достигнув совершеннолетия и обучившись всем искусствам, принял аскетический образ жизни. После развития сверхъестественных способностей в медитации он поселился в Гималаях. Точно так же, как это описано в (1)Аламбусе, от него зачала лань и родила сына, которого назвали Исисига. Когда тот подрос, отец принял его в аскеты и обучил техникам медитации. Вскоре он развил в себе сверхъестественные способности и наслаждался блаженством медитации в Гималаях. Путь жесткой аскезы в следовании предписаниям нравственности сделал его мудрецом такой суровой строгости, что даже обитель Сакки была потрясена силой его добродетели. Царь Сакка, беспокоясь за целость своего дворца, постоянно подвергающегося землетрясениям от усилий этого аскета, подумал: «Я найду способ разрушить его добродетель». И в течение трех лет он не давал дождя в царстве Каси. Страна стала высохшей. Когда не вырос урожай, люди, охваченные голодом, собравшись во дворе дворца, начали звать царя. Встав у открытого окна, он спросил их, в чем дело. «Ваше величество, — сказали они, — вот уже три года с неба не падает дождя, во всем королевстве засуха, и народ сильно страдает. Вызовите дождь, сир». Приняв на себя нравственные обеты и соблюдая пост, царь все же не смог вызвать дождь. Заметив усилия царя, бог Сакка вошел в его покои в полночь, осветив все вокруг.

Увидев его, царь спросил:

«Кто ты?».

«Я Сакка», — сказал он.

«Зачем ты пришел?»

«Выпадает ли дождь в вашем царстве, сир?»

«Нет дождя уже давно».

«Знаешь ли ты, почему так происходит?»

«Я не знаю».

«В стране Гималаев, сир, живет аскет по имени Исисига, который из-за практики усмирения чувств очень строг. Постоянно, когда начинается дождь, он в ярости смотрит на небо и тогда он прекращается».

«Что же теперь делать?»

«Если его добродетель будет сломлена, то пойдет дождь».

«Но кто способен преодолеть его добродетель?»

«Ваша дочь, сир, Налиника, может это сделать. Призови ее сюда и вели ей пойти в обиталище аскета и пробить брешь в добродетели подвижника».

По напутствию царя, Сакка вернулся в свою обитель. На следующий день царь посоветовался со своими придворными и, призвав дочь, обратился к ней с первой строфой:

Вот! Лежит земля, выжженная и разрушенная. Царство мое приходит в упадок:

Прошу тебя, Налиника, иди и очаруй этого брамина.

Услышав это, она повторила вторую строфу:

Как мне дойти туда?

Как, средь диких слонов,

По полянам того леса я безопасно пройду?

Тогда царь повторил две строфы:

Дочь моя, иди в свой дворец и оттуда без промедления

Отправляйся в путь в искусно сработанной колеснице.

Кони, слоны и лакеи — поедут впереди,

И  очарованием своей красоты ты быстро приведешь аскета под свою власть.

Для защиты своего царства король говорил с дочерью даже о таких вещах, о которых не следует говорить вслух. И она охотно внимала его предложениям. Затем, дав ей все, что требовалось, царь отправил ее в путь со своими министрами. Они отправились к границе государства и, разбив там лагерь, отправились с принцессой по дороге, указанной им лесниками, вступив в страну Гималаев. Вскоре прибыли на место близ жилища подвижника. В этот момент Бодхисаттва, оставив своего сына в хижине, отправился в лес собирать дикие плоды. Лесники прокрались к жилищу аскета, оставаясь невидимыми, указали на него Налинике и повторили две строфы:

Средь деревьев бхурджа, отмеченная подорожником,

Виднеется милая хижина Исисиги.

Дым, идет от пламени,

Взращенного мудрецом с чудесной славой.

Слуги царя окружили скит и стали охранять его, а принцесса переоделась в аскета, одетого в верхнюю и внутреннюю робы из красивой коры, украшенной всевозможными орнаментами. Слуги велели ей взять в руки раскрашенный шар, привязанный к веревке, и отправили ее в скит, а сами остались стоять на страже снаружи. Так, играя шаром, она подошла к жилищу. В это время Исисига, сидя на скамье у дверей своей хижины из листьев, увидел ее приближение и, ужаснувшись, спрятался в хижине. А она приблизилась к двери и продолжала играть со своим мячом.

Чтобы пояснить этот и другие моменты, Учитель повторил три строфы:

Украшенная драгоценными камнями, приближалась яркая и прекрасная дева.

Бедный Исисига в страхе искал в своей келье защиту,

Пока перед дверью отшельника играла с мячом девица,

Обнажая перед его взором свои прекрасные конечности.

Когда он увидел, что она играет, то покинул свою келью.

Выбежал из хижины, покрытой листьями и сказал такие слова.

Господин, плод какого дерева это может быть, что, как бы далеко он ни был,

Найдешь ли ты такой снова, если потеряешь этот?

Тогда она, поведав ему о дереве, произнесла такую строфу:

Гора Гандхамадана — дом, где я живу, может похвастаться

Многими деревьями с плодами. Может и такими

Хоть гора далеко, но до нее можно дойти.

Я сорву новый, если потеряю этот.

Так она говорила неправду, но он поверил ей, и, думая, что это аскет, приветствовал ее с уважением и произнес строфу:

Молю, уважаемый, входи и садись,

Прими пищу и воду для ног твоих,

Отдохни здесь некоторое время. Наслаждайся со мной

Кореньями и ягодами, что я тебе предложу.

Будучи бесхитростным юношей и никогда прежде не видя женщин, он поверил в необыкновенную историю, рассказанную ею. Благодаря ее красоте, его добродетель была побеждена, а медитация прервана. Проведя с ней много времени, он, наконец, вышел из хижины и искупался, а когда усталость прошла, вернулся и сел в своем обиталище. Все еще считая ее аскетом, он спросил, где она живет, и произнес такую строфу:

По какой дороге ты пришел сюда?

И любишь ли ты свой лесной дом?

Можешь ли ты есть коренья и ягоды?

И как ты спасаешься от хищных зверей?

Налиника произнесла в ответ четыре строфы:

К северу от этого места течет Кхема

Прямо из гималайских снегов:

На ее берегу, в очаровательном месте,

можно увидеть мою хижину отшельника.

Манго, тилак, сал растут там,

Кассия, цветок-трубач распустился…

Все это песней эльфов звучит:

Здесь мой дом, господин, можно найти.

Здесь финики и съедобные корни,

Всевозможные плоды видны:

Таково чудесное место,

Которое выпало на мою долю.

Корни и ягоды здесь в изобилии,

Сладкие, красивые и сочные.

Но боюсь, если придут грабители,

Они опустошат мой счастливый дом.

Юноша услышал это и чтобы задержать ее до возвращения своего отца, произнес такую строфу:

Мой отец за фруктами ушел;

Солнце опускается, скоро он будет здесь.

Когда он вернется со сбора плодов,

Мы вместе отправимся в твой отшельнический дом.

Она подумала: «Поскольку мальчик, воспитывался в лесу, он не знает, что я женщина. Его отец узнает об этом, как только увидит меня, и спросит, что я здесь делаю, и, ударив меня концом своего посоха, проломит мне голову. Я должна уйти до его возвращения. Цель моя уже достигнута». Рассказав ему, как найти дорогу к ее дому, девушка повторила еще одну строфу:

Увы! Я боюсь, что не могу больше оставаться,

Но много царственных святых живет на пути:

Попросите одного из них указать вам дорогу;

Он с радостью послужит проводником к моей обители.

Придумав причину для ухода, она покинула скит. С тоской смотревшему ей вслед юноше, она велела остаться. И вернулась к служителям той же дорогой, по которой пришла. Они отвели ее в лагерь, а затем за несколько дней вернулись в Бенарес. В тот же день Сакка так обрадовался, что вызвал дождь во всем царстве. Но как только девушка покинула аскета Исисигу, его охватила лихорадка. Дрожа, он вошел в хижину из листьев и, надев верхнее одеяние из коры, лежал там и стонал. Вечером вернулся его отец и, не увидев сына на месте для медитации, вошел в хижину. Когда он нашел сына лежащим, то спросил: «Что с тобой, мой дорогой».

И, потирая спину, он произнес три строфы:

Дрова не нарублены, вода не принесена, огонь не разожжен. Молю

Скажи мне, глупый отрок, почему ты весь день пролежал.

До сегодняшнего дня дрова были наколоты,

Огонь разожжен, и горшок на него поставлен,

Сиденье мне приготовлено, вода принесена.

Ты находил удовольствие в работе, добрый юноша.

Сегодня Дрова не нарублены, вода не принесена,

Огонь не разожжен, я тщетно ищу приготовленную пищу.

Сегодня ты не приветствовал меня у входа:

Что потерял ты? Какая печаль тревожит тебя?

Услышав слова своего отца, сын сказал:

Вот, сир, сегодня в гостях у нас был святой юноша.

Красивый, нарядный с приятной внешностью:

Он был не слишком высок и не слишком мал ростом,

Волосы у него были темные, настолько черные, насколько это вообще возможно.

Гладкощекий, безбородый был он.

А на шее его висела яркая драгоценность;

Две прекрасные выпуклости выпирали на его прекрасной груди,

Как шары из золота, чистейшего луча.

Лицо его было дивно прекрасным, и из каждого уха

По изогнутому кольцу ниспадало;

От них и от обруча его голове исходили

Блики света, когда он двигался.

И другие украшения носил юноша,

Синие и красные, на одежде и в волосах;

Когда он двигался, они звенели.

Как маленькие птички, что щебечут во время дождя.

Халат из коры, знак аскета строгого,

Пояс из травы мунья.

Его одежда мерцала, обтягивая бедра,

Светлые, как вспышка молнии в небе.

Плоды какого дерева под его талией связаны,

гладкие, без колючек и стеблей?

Пришиты к его халату, в порядке свободном, но плотном,

Они ударяются друг о друга со звонким «клик».

Локоны на его голове были дивной красоты,

Сотни локонов благоухали в воздухе:

Эти локоны он разделил посередине…

Причесан он был так, как я хотел бы, чтоб волосы мои были.

Но когда локоны свои он, случалось, распускал

И отпускал их во всей красе на волю ветра,

Их аромат наполнял наш дом среди лесных деревьев,

как аромат лотоса, разносимый ветром.

Он был прекрасен на вид,

Его лицо совсем не похоже на лицо сына твоего:

От него исходили запахи, разносимые повсюду,

как цветущие кусты в летнем воздухе.

Плоды в его руках были прекрасные яркие и разноцветные.

Вдали от себя на землю он бросал,

Но они возвращались всегда:

Что это за плод, я хотел бы узнать от тебя.

Зубы его ровными рядами, такие чистые и белые,

Как лучший жемчуг, прекрасное зрелище;

Когда он улыбался, как это было очаровательно!

Нет пищи, подобной нашей, мерзких кореньев у него!

Его голос такой мягкий и гладкий, но твердый и ясный

В нежных тонах попадает в уши;

Он пронзил меня до глубины души: столь сладки его ноты

Не выходит подобное из горла самой мелодичной птицы.

Его тон показался приглушенным, слишком низким.

Для того, кто читает священные сказания, думаю я;

Но все же — так велика его доброта — я хотел бы

возобновить дружбу с этим юношей.

Его теплые руки, блики от золотого убора,

как молнии, вокруг меня играют.

Пухом, как нежной мазью для глаз, они были усыпаны,

Круглые пальцы его краснели коралловым цветом.

Гладкими были его конечности, локоны давно распущены,

Длинные ногти с кончиками, окрашенными в малиновый цвет:

Обняв меня своими нежными руками.

Мальчик-красавчик прислуживал мне.

Его руки были белыми, как хлопок, и ярко блестели.

Как золотое зеркало, отражающее свет;

От их нежного прикосновения я почувствовал жгучий трепет,

И хотя его уже нет, воспоминание об этом жжет меня до сих пор.

Ни один груз зерна он не привез с собою, и никогда не смог бы

он и нарубить наши дрова,

Даже заточить острый кол,

Для хозяйственных нужд.

Этот промятый диван, устланный листьями ползучих растений.

Свидетельствует о веселых шалостях наших:

Затем в озеро я опустил усталые конечности.

И снова иду искать в доме отдых, которого так жажду.

Сегодня я не могу читать священные тексты,

Огонь для жертвоприношения тоже не хочу разводить:

От всех кореньев и ягод я воздержусь.

Пока не увижу снова этого благочестивого юношу.

Скажи мне, дорогой отец, ведь ты это хорошо знаешь,

Где в мире может обитать этот святой юноша?

И туда со всей скоростью, молю, летим,

Не то у дверей твоих смерть меня настигнет.

Я слышал, как он говорил о полянах, где цветут прекрасные цветы,

И о птицах, что поют весь день,

Вот туда-то со всей быстротой я и хочу полететь.

Или здесь сразу лягу я и умру».

Мудрец, услышав, что мальчик говорит такую чушь, сразу же понял, что через какую-то женщину он утратил свою добродетель, и в назидание сыну произнес шесть строф:

Давно стоит этот древний дом для мудрецов

В освещенных солнцем окрестностях леса;

В местах обитания ангелов и божественных нимф,

Это чувство тревоги не должно тебя здесь волновать.

Дружба существует, а потом перестает быть дружбой;

Каждый проявляет любовь к своей семье;

Но бедны те, кто не знает.

Кому они обязаны своим происхождением и заботой.

Дружба формируется благодаря постоянному общению;

Когда оно прерывается, дружба теряет силу.

Если ты снова увидишь этого юношу,

Или общаться с ним будешь, как уже делал прежде,

Как наводнение сметает созревший урожай,

Так и сила твоей добродетели будет изжита.

Есть демоны, что по земле бегают.

В разных обличьях замаскированных. Берегись их, о сын мой!

Тот, кто мудр, не должен общаться с такими;

Добродетель разрушается от их прикосновения».

Услышав, что сказал отец, юноша подумал:

«Она была самкой демона, как он говорит», — и ужаснулся, отбросив от себя все мысли о ней. Он попросил прощения у отца, сказав: «Прости меня, дорогой отец, я оставлю это место». И отец утешил его, сказав: «Иди, мой мальчик, утверждайся в Любящей доброте, Сострадании, Сочувствии и Невозмутимости». И обучил его достижению Четырех безграничных Состояний. И сын его пошел по этому пути и вновь занялся медитацией.

Учитель, закончил беседу, обучив слушающих Дхамме и утвердив оступившегося монаха в обретении плода Вхождения в Поток, молвил: «В то время его бывшей женой была Налиника. Оступившийся монах был Исисигой. Отцом же был я.»