Джатака 535 Судхабходжана
перевод — Фарид
Редактура — Леша Тэль, Фарид
«Я не торгаш» и т.д.
Эта история о свободно мыслящем монахе, была рассказана Учителем, когда он жил в Джетаване. Говорили, что он был человеком благородного происхождения, живущим в Саваттхи, и он услышав Дхамму, проповедуемую Учителем, обратился в веру и принял монашеские обеты. Будучи совершенным в моральных добродетелях и следованиям предписаниям монашеского аскетизма, а также с сердцем, полным любви к своим собратьям-монахам, он трижды в день ревностно служил Будде, Дхамме и Сангхе, показывал себя образцовым в поведении, вел себя исключительно щедро. Чтобы он ни получал, если были те, кто нуждался в этом, он раздавал все, пока сам не оставался без еды. Его щедрость и милосердный нрав были широко известны в сангхе. Итак, однажды в Зале Дхаммы была поднята тема о том, что этот монах был настолько добросердечным и благотворительным, что его поведение было таким же, как у Бодхисаттвы. Будда своим божественным слухом уловил, о чем говорили монахи, и, выйдя из своей Благоуханной комнаты, приблизился и спросил, о чем шла речь. И когда те ответили, Учитель сказал: «Этот монах, братья, был далек от милосердия. Более того раньше он был, настолько скуп, что не дал бы нуждающемуся и капли масла, которое поместилось бы на кончике травинки. Но, Татхагата изменил его и сделал самоотреченным, и, восхваляя плоды милосердия, твердо утвердил его в щедрости. Так что, получая воды ровно столько, чтобы заполнить впадинку ладони, этот монах говорил: «Я не выпью ни капли, не поделившись с другими» Когда-то он получал милостыню из моих рук, и в результате уже своей милостыни стал свободным от жадности и преданным благотворительности». После этого Учитель рассказал историю из прошлого.
Давным-давно, когда Брахмадатта был царем Бенареса, там жил богатый домохозяин, обладавший богатством в восемьдесят сотен тысяч золотых. Царь даровал ему должность казначея. Будучи, таким образом, уважаем королем и высоко почитаемым как городскими, так и сельскими жителями, однажды он, размышляя о своем мирском процветании, подумал: «Это богатство не было обретено мною леностью и греховными поступками в прежнем существовании, но было достигнуто путем совершения добродетельных поступков. Мне надлежит быть уверенным в своем благополучии и в будущем». Поэтому он попросил присутствия короля и обратился к нему: «В моем доме, сир, есть большое богатство: примите его от меня». Король сказал: «Я не нуждаюсь в твоих богатствах. У меня его достаточно. Бери и делай с ним все, что тебе заблагорассудится»
«Могу ли я, сир, тогда отдать свои деньги на благотворительность?»
«Поступай, как считаешь нужным».
Богач приказал построить шесть залов для раздачи милостыни — по одному у каждых из четырех городских ворот, один в центре города и один у дверей своего жилого дома. Ежедневно расходуя шестьсот тысяч монет, он начал раздавать милостыню с большим размахом. Пока он был жив, он раздавал милостыню и наставлял в этом своих сыновей: «Смотрите, чтобы вы не отступали от моей традиции в подаянии милостыни». По окончании своей жизни он переродился как Сакку. Его потомки, подобным образом раздававшие милостыню, переродились как Чанда, сын того, кто умерев стал Чандой — как Сурия, сын Сурии — Матали, сын Матали — Панкасиха. Сын перерожденного Панкасихой, был казначеем по имени Макчарикосия или миллионер-скряга. Он так же был наследником состояния в восемьдесят сотен тысяч золотых.
Но этот богач подумал: «Мои предки были глупцами. Они выбрасывали на ветер богатство, которое было с таким трудом собрано прежними поколениями рода, но я буду беречь свои сокровища. Я не дам ни монетки, ни одной живой душе». Разрушив зал для раздачи милостыни, он стал закоренелым скрягой. Нищие собирались у его ворот и, простирая руки, кричали: «О лорд верховный казначей, не прекращайте традицию ваших предков. Подавайте милостыню!» Люди обвиняли его, говоря: «Макчарикосия покончил с традицией своей семьи». Устыдившись порицаний и не желая, чтобы нищие стояли у ворот, богач поставил там стражу. Нищие же, оставшись совершенно обездоленными, больше никогда не приходили к нему. Скупец продолжал сколачивать деньги, но не получал от этого никакого удовольствия. Он даже не делился ими со своей женой и детьми. Питаясь одним рисом с красным перцем, подаваемым с кислой кашей, богач носил грубую одежду, состоящую из кореньев и стеблей ягод и прикрывал голову зонтиком, сделанным из листьев. Ездил же он на очень старой колеснице, запряженной старыми волами. Так богатство этого скряги стало для него обузой, не дающей удовлетворения, подобно кокосовому ореху, найденному собакой.
И вот однажды, когда скряга, собираясь на свою службу королю, решил взять с собой заместителя. Когда он добрался до дома своего помощника, то обнаружил его, принимающим пищу вместе со своей женой и детьми. Ели они рисовую кашу, подслащенную сахарной пудрой, и приправленную свежим топленым маслом. Увидев Макчарикосию, тот поднялся со своего места и сказал: «Проходите, присаживайтесь, господин верховный казначей, и отведайте с нами рисовой каши». Когда скупец увидел рисовую кашу, у него потекли слюнки, и ему захотелось отведать ее. Но богачу пришла в голову мысль: «Если я съем немного каши, то, когда заместитель казначея придет ко мне домой, мне придется оказать ему ответное гостеприимство, и потратить часть своего богатства. Я не буду есть». Затем, когда его снова и снова уговаривали, он отказывался, говоря: «Я уже пообедал. Я сыт» В итоге пока заместитель наслаждался едой, богач сидел, наблюдая за этим со слюной во рту. Когда трапеза закончилась, они отправились во дворец.
Вернувшись домой, казначей почувствовал непреодолимую тягу к рисовой каше, но подумал: «Если бы я сказал, что хочу рисовую кашу, многие домочадцы тоже захотели бы ее съесть. Так очищенный рис и другие продукты были бы потрачены впустую. Я не скажу об этом никому». Будучи не в силах терпеть влечение, он постепенно становился все бледнее и бледнее, но из-за страха растратить продукты, никому ничего не говорил и постепенно, почувствовав сильную слабость, лег на свою кровать. Когда его жена пришедшая навестить мужа, гладя его по спине, спросила: «Мой господин болен?» Он ответил: «Сама болей!» и заплакал «Я вполне здоров».
«Господин, вы бледны. Почему вы расстроены? Король недоволен вами или ваши дети отнеслись к вам с неуважением? Или у вас возникла тяга к чему-то?»
«Да, у меня есть страстное желание».
«Скажите мне, что это, о дорогой».
«Ты можешь хранить секреты?»
«Да, я буду молчать о любых желаниях, которые следует держать в секрете». Но даже в этом случае, из-за страха растратить продукты, богач долго колебался, но, все-таки поддавшись на уговоры, сказал: «Моя дорогая, однажды я увидел, что мой заместитель ест рисовую кашу, приготовленную с топленым маслом, медом и сахарной пудрой. С этого дня у меня появилось непреодолимое желание поесть такую же кашу».
«Бедняга, неужели вам так плохо живется? Я приготовлю столько каши, что хватит на всех жителей Бенареса». После ее слов он почувствовал себя так, словно его ударили палкой по голове.
Рассердившись на нее, он сказал: «Я хорошо знаю, что ты очень богата. Ты можешь приготовить рисовую кашу и угостить ею весь город, но только на деньги своей семьи».
«Что ж, тогда я приготовлю столько, чтобы хватило жителям одной улицы».
«Какое ты имеешь к ним отношение? Пусть они едят то, что им принадлежит».
«Тогда я приготовлю столько, чтобы хватило на семь семей, выбранных случайным образом здесь и там».
«Как они могут тебя волновать?»
«Тогда я приготовлю каши для всех людей этого дома».
«Как они могут тебя волновать?»
«Что ж, тогда я буду готовить только для наших родственников».
«Как они могут тебя волновать?»
«Тогда я приготовлю, милорд, для нас с вами».
«Кто ты такая? В твоем случае это недопустимо».
«Я приготовлю ее только для вас, мой господин».
«Пожалуйста, не готовь для меня. Если ты приготовишь ее в этом доме, многие люди увидят это. Просто дай мне меру очищенного риса, четверть молока, сахара, масла, горшочек меда и кастрюлю. Отправившись в лес, я сам приготовлю и съем свою кашу».
Она так и сделала. Приказав слуге взять все необходимое, скупец сказал ему пойти и ждать его в определенном месте. Затем, отправив его вперед, он, укрыв лицо в одежду, отправился сам. На берегу реки богач сделал печь, туда же слуга принес дрова и воду. Скупец сказал ему: «Иди и встань вон на той дороге, и, если увидишь кого-нибудь, подай мне знак». Отослав его, он развел костер и сварил себе кашу. В этот момент Сакка, царь небес, созерцал великолепный город богов, протяженностью в десять тысяч лиг, и золотую улицу длиной в шестьдесят лиг, Веджаянту, возвышающуюся на тысячу лиг, Судхамму, охватывающую пятьсот лиг, и свой трон из желтого мрамора, шестьдесят лиг протяженностью. Любуясь на белый царский зонтик с золотым венком, пять лье в окружности, шевствуя в сопровождении великого множества двадцати пяти миллионов небесных нимф он вдруг подумал: «Что я мог сделать, чтобы удостоиться такой власти?» и мысленно увидел раздачу милостыни, которую установил, когда был главным казначеем в Бенаресе. Затем он задумался: «Интересно, а где переродились мои потомки?» и после некоторого времени понял: «Мой сын Чанда родился дэвом, а его сына звали Сурия.» Проследив перерождение всех своих потомков, он дошел до богача скупца и увидел, что с доброй традицией рода покончено. Тогда Сакке пришла в голову мысль: «Этот злой человек, будучи скупердяем, сам не наслаждается своим богатством и ничего не дает другим: традиция рода разрушена. Когда он умрет, он переродится в аду. Убедив его и продолжать традицию, я покажу ему, как родиться в мире богов».
Поэтому он позвал Чанду и остальных потомков он сказал им: «Давайте посетим мир людей: традиция нашей семьи была отменена Макчарикосией. Залы для раздачи милостыни сожжены дотла. Он сам не наслаждается богатством и ничего не дает другим. Желая поесть кашу и думая: «Если кашу приготовить в доме, то придется ею делится», он ушел в лес, и готовит ее в полном одиночестве. Мы пойдем и убедим его, рассказав о результатах щедрости. Однако, если бы все вместе попросим его дать нам немного еды, он скорее всего упадет замертво. Я пойду первым. А потом и вы через некоторое время подходите один за другим, переодетые браминами, и просите у него немного каши». Сказав это, Сакка в образе брамина подойдя к жадному богачу и воскликнул:
«Хо! Как пройти в Бенарес?»
Макчарикосия сказал: «Ты что, с ума сошел? Ты что, даже не знаешь дорогу в Бенарес? Почему ты идешь туда? Проваливай.»
Сакка, притворившись, что не услышал, что тот сказал, подошел к нему вплотную, переспрашивая, что он говорит. Жадина закричал:
«Я говорю, ты, глухой старый брамин, почему ты идешь туда? Проваливай.»
Тогда Сакка сказал: «Почему ты так громко кричишь? Здесь я вижу дым и костер, и готовится рисовая каша. Должно быть, это подношение. Я тоже, развиваю щедрость и возьму немного каши. Почему ты прогоняешь меня?»
«Здесь нет никаких подношений. Проваливай отсюда».
«Почему ты так зол? Когда ты будешь есть, я возьму немного?»
«Я не дам тебе ни единого кусочка риса. Этой скудной еды едва хватит, чтобы поддержать мою жизнь, и даже это я добыл, попрошайничая. Иди и поищи себе еду в другом месте», сказав это скупец не солгал, потому что попросил у жены все ингридиеты для каши. В добавок он произнес эту строфу:
«Я не торгаш, чтобы покупать или продавать,
никакие магазины не принадлежат мне,
чтобы я мог давать или одалживать:
Эту порцию риса было трудно достать и мало что бы насытиться.»
Услышав это, Сакка ответил: «Я тоже медово-сладким голосом прочитаю тебе строфу. Послушай же меня внимательно» и хотя скупец пытался остановить его, сказав: «Я не хочу тебя слушать» Сакка молвил:
«От малого следует давать мало,
от умеренных средств точно так же,
от многого отдавайте многое.
Но о том, чтобы ничем, ни с кем не делится,
не должно возникать и мысли.
Вот что я говорю тебе,
давай милостыню от того, что принадлежит тебе
Не ешь в одиночестве,
нет блаженства тому, кто ест так.
Милосердием ты поднимешься в небеса богов.»
Услышав его слова, скупец ответил: «Твое высказывание замечательно, о брамин. Когда каша сварится, ты получишь немного. Прошу тебя, присаживайтесь». Сакка присел. Когда он сел, его потомок, а ныне дэва Чанда, приблизился к костру и так же начал беседу со скупцом. Хотя Макхарикосия пытаться остановить и его, дэва в облике брамина произнес строфу:
«Тщетна твоя жертва,
если ты ешь пищу и неохотно даешь гостю ее малую часть.
Я говорю тебе подавай милостыню из того, что принадлежит тебе».
Услышав его слова, скряга очень неохотно сказал: «Что ж, садись, и ты съешь немного моей каши». Чанда сел рядом с Саккой. Затем появившись, и дэва Сурия начал беседу с со скупым богачом. Беседа так же закончилась его стихами:
«Настоящее пожертвование никогда не напрасно,
ты не должен есть свою пищу в одиночестве,
но отдай своему гостю ее часть.
Это так. Я говорю тебе.»
Услышав его слова, скряга с большой неохотой сказал: «Что ж, садись. Ты тоже получишь немного пищи». Затем появился и дэва Матали, который закончил беседу со скупцом строфами:
«Кто предлагает дары озеру или потоку Ганги, в его разливе,
Тимбару, или святилищу Дона с быстротекущими волнами,
обретает плод от щедрости, от доброго намерения своего поступка.
Особенно когда с гостем он делится своей едой, а не сидит и ест один.
Это я говорю тебе.»
Услышав его слова, Макхарикосия пригласил и его присесть и отведать каши. Тогда пришел Панкасиха, в итоге продекламировавший:
«Как рыба, которая жадно заглатывает крючок, привязанный к леске
поступает тот, кто видя гостя, ест в одиночестве, Я тебе говорю».
Макчарикосия, услышав это, с болезненным усилием и громким стоном сказал: «Ну что ж, садись, и ты получишь немного». Так, Панчасикха пошел и сел рядом с Матали. Когда пятеро брахманов только заняли места у костра, каша была приготовлена. Затем скупец, достав ее из печи, велел браминам принести листья. Оставаясь на своих местах, могучие цари дэвов, протянув руки, сорвали большие листья с лианы из Гималаев.
Увидев размер тарелок, Макхарикосия сказал: «Я не могу дать вам каши в такие большие листья: возьмите какие-то поменьше». В итоге дэвы-брамины нашли другие листья-тарелки. Каждый из которых был размером со щит воина. Макхарикосия наложил каждому каши, и в кастрюле еще оставалось много. Обслужив пятерых брахманов, Макхарикосия сел, держа в руках горшок. В этот момент Панкасиха поднялся и, сменив облик, превратился в собаку. Пес подбежал к обедающим и, встав перед ними, начал мочиться. Каждый из брахманов накрыл свою кашу листом. Капля собачьей мочи попала на тыльную сторону ладони Макхарикосия. Брамины набрав воды в свои кувшины и, смешав ее с кашей, притворились, что едят ее. Скупец попросил: «Дайте мне немного воды. Я помою руку и смогу поесть».
«Принеси воды себе сам, — сказали они, — и вымой руку».
«Я дал вам кашу, дайте же мне воды».
«Мы не творим добро в ответ только потому, что кто-то что-то сделал для нас».
«Хорошо, тогда охраняйте этот котел, пока я пойду вымою руки» Макхарикосия спустился к реке. В этот момент собака стала мочиться в котел. Скупец, увидев, что она делает, взял большую палку и пытался ее отпугнуть. Тогда собака превратилась в резвую породистую лошадь и, меняя цвета и обличье, стала гоняться за ним. То она была черной, то белой, то золотистой, то в крапинку, то высокого роста, то низкого. Так, в различных обличьях она наскакивала на Макчарикосию, который, напуганный, прибежал к браминам, в то время как те, взлетев, неподвижно застыли в воздухе. Увидев их сверхъестественную силу, скупец воскликнул:
«Вы, о благородные брахманы, висящие в воздухе,
почему ваша собака так странно преображается?
Тысяча разнообразных форм, хотя она и одна?
И скажите мне правду кто вы такие?»
Услышав это, Сакка, царь небес, ответил:
«Чанда и Сурия! Оба они здесь,
и Матали, небесный возничий,
Я Сакка, главный бог Тридцати трех,
и Панкасиха сам гоняется за тобой!»
Восхваляя силу Панкасихи, Сакка произнес эту строфу:
«С помощью бубна, барабана и бубенца
они пробуждают его ото сна,
и когда он просыпается,
музыка заставляет его сердце радостно биться.»
Услышав его слова, Макхарикосия спросил: «Какими деяниями люди достигают небесной славы, подобной этой»?
«Те, кто не занимается благотворительностью, злодеи и скряги, не попадают в мир дэвов, а перерождаются в аду». И чтобы показать это, Сакка сказал:
«Кто рожден скупым ничтожеством,
кого священники и святые брахманы презирают,
чья земная оболочка отброшена,
пребывает в аду, унесенный смертью.
Непоколебимый же в истине, кто хочет Рай обрести,
подавай милостыню и храни себя от греха,
и, сложив свое тело в смерти, перерождайся на небесах.»
После этих слов Сакка сказал: «Косия, мы пришли к тебе не ради каши, а из чувства жалости и сострадания. Хотя ты нам в прежних жизнях родня, но ты скряга, человек гнева и греха. Это ради тебя мы спустились на землю, чтобы отвратить от тебя гибель в грехе и перерождение в аду».
Услышав это, Макхарикосия подумал: «Они говорят, что доброжелатели и хотят, спасти меня от ада, утвердить на небесах», и, будучи очень довольным, сказал:
«В том, что вы увещеваете меня, вы, несомненно, ищете моего блага.
Я последую вашему совету и отныне я перестану быть скупым,
Я воздержусь от греховных поступков, подам милостыню всем,
и ни одна чаша подаяния, не будет пустовать.
Всегда отдавая, о Сакка, скоро мое богатство будет уменьшаться.
Тогда я приму предписания аскета,
и похоти всякого рода уйдут из ума.»
Сакка после изменения Макхарикосии обучил его выгодам щедрости и утвердил его в пяти предписаниях Нравственности, а затем вместе с сопровождающими богами вернулся в мир дэвов. Бывший скупец же отправился в город Бенарес и, попросив разрешения у царя, велел наполнить все сосуды, которые только попадутся, сокровищами и раздал их нищим. А затем недалеко от Химават, на месте между Гангом и естественным озером он построил себе хижину из листьев и, став аскетом, питался кореньями и дикими ягодами.
Там Макхарикосия прожил долгое время, пока не достиг преклонного возраста.
В то время у Сакки было четыре дочери, Надежда, Вера, Слава и Честь, которые, взяв с собой множество небесно-благоухающих гирлянд, пришли к озеру Анотатта, чтобы порезвиться в воде. Позабавившись там, они уселись на склоне горы Маносила. Как раз в этот момент Нарада, брахман-аскет, отправился во дворец Тридцати Трех, чтобы отдохнуть от дневной жары, и построил себе жилище на день в беседках Читтакуты в роще Нанды. Держа в руке цветок кораллового дерева, который служил ему навесом от солнца, он отправился в Золотую пещеру, где жил на вершине Маносилы. Нимфы, увидев этот цветок в его руке, попросили его у аскета.
Учитель по этому поводу, сказал:
«Могучее Сакки тот святой
с великой славой на высоту Гандхамаданы,
где жили нимфы, заботясь о них, с веткой в руке он пришел.
Эта ветвь с цветами, такими чистыми и сладкими,
считается, что только богам и ангелам они предназначаются,
ни демон, ни смертным не может найти этот бесценный цветок.
Тогда Вера, Надежда, Слава и Честь,
четыре нимфы с кожей, подобной золоту,
встали, и, несравненная среди всех нимф,
обратилась к Брамину Нараде:
«Дай нам, о мудрец, этот коралловый цветок.
Если отдавать его в твоей власти,
как Сакку, мы будем чтить тебя,
и ты во всем будешь благословен».
Когда Нарада услышал их молитву, он затеял большую спор :
«Мне не нужен этот цветок. Изберите из себя достойнейшую и пусть она владеет им.» Четыре нимфы, услышав, что он сказал, произнесли: «О Нарада, великий аскет. Кому ты пожелаешь даровать это благо? Кого ты одаришь, та будет считаться лучшей среди нас!»
Нарада, услышав их слова, сказал:
«По справедливости, это неправильно;
Какой брамин посмеет возбудить раздор?
Спросите своего царя, если хотите узнать,
кто из вас хуже или лучше».
Затем Учитель дополнил:
«С гордостью красоты, безумия соревнования
и ярости к мудрецу, к Сакке, повелителю духов, они идут,
к тому, кто лучше всех их знает».
Когда дочери предстали перед царем, задав вопрос Сакке. То, что он увидев, насколько эти нимфы серьезно настроены разрешением этого соревнования, со всем уважением к ним ответил: «Вы в красоте своей равны. Кто подобным спором нарушил ваш покой?»
Дочери ответили:
«Нарада, путешествующий мудрец, пронизывающий истину,
всегда непоколебимый в правоте.
Так сказал нам на краю Гандхамаданы:
«К Сакке, повелителю духов, немедленно отправляйтесь,
если хотите знать, кто первый из вас, кто последний».
Услышав это, Сакка подумал: «Если я скажу, что одна из моих дочерей добродетельнее других, остальные рассердятся. Я не могу разрешить их спора, пошлю я их к Косии, аскету в Гималаях. Он решит вопрос за меня». Поэтому он сказал: «Я не могу разрешить этого спора. Но в Гималаях есть аскет по имени Макхарикосия. Я пошлю ему с вами чашу моей небесной амброзии. Он ничего не ест, не поделившись этим с другим, но, отдавая, проявляет разборчивость, одаривая добродетельных. Кто бы из вас ни получил пищу из его рук, она должна быть лучшей среди вас». И, сказав это, он сочинил строфу:
Мудрец, обитающий в том огромном лесу
не будет, не поделившись прикасаться ни к какой пище;
Косия судейскими даром наделен,
с кем поделится, первое место принадлежит ей.
Сакка вызвал Матали и послал его к аскету:
«На склонах Химавата, где скользит Ганг,
ближе к югу обитает святой,
без еды и питья он теряет сознание.
Вот амброзия, Матали, отнеси святому,»
Учитель так описал это:
«По воле бога отправился Матали,
На колеснице, запряженной тысячей коней,
он вскоре у скита встал и
предложил мудрецу амброзию.»
Косия, приняв ее, произнес строфы:
«О пламя щедрости,
я будто держу в руках Солнце,
прогоняющее весь мрак во славу Сакки,
верховного в мире духов,
Что еще может сделать такое?
Амброзия, вложенная в мои руки.
Белая, как жемчужина, несравненная,
ароматная, чистая и удивительно красивая,
никогда прежде не виденная мною.
Что за бог вложил в мои руки эту божественную пищу?»
Тогда Матали ответил ему:
«Я пришел, о могучий мудрец,
от Сакки, принести тебе небесную пищу:
Это лучшее из блюд, молю,
ешьте без всякого страха.
Ты видишь здесь Матали, небесного возничего.
Съев это, двенадцать злых тварей будут убиты,
Жажда, голод, недовольство, усталость и боль,
холод, жар, ярость, вражда, раздор, клевета, лень.
Такую небесную пищу ешь ты.»
Услышав это, Косия, чтобы дать понять, что дал обет, произнес строфу:
«Я подумал, что неправильно есть в одиночестве,
поэтому однажды дал обет не прикасаться к еде,
если только я не отдам какую-то ее часть.
Люди благородного склада никогда не одобряют скупости,
тот, кто не делится с другими, не может обрести счастья.»
И когда Матали спросил: «Святой господин, что ты обнаружил плохого в том, чтобы есть, не делясь с другими, что ты дал этот обет себе?»
Аскет ответил:
Все, кто совершает прелюбодеяние или женоненавистничество,
кто убивает, кого не одобряют святые и добрые,
или же скряги, что хуже всего.
я, возможно, никогда не желая быть причисленным к таким,
ни к одной капле воды, которой не поделился,
никогда не прикоснусь.
Как на мужчин, так и на женщин
мои дары всегда будут изливаться,
Мудрецы будут восхвалять всех, раздающих блага в виде милостыни,
все, кто щедр в этом мире и сторонится скупости,
одобряемые, всегда будут почитаться хорошими и правдивыми.
Услышав это, Матали предстал перед ним в видимой форме. В тот же момент четыре небесные нимфы появились по четырем сторонам света. Слава на востоке, Надежда на юге, Вера на западе, Честь на севере.
Учитель по поводу этого сказал:
Четыре нимфы с такими яркими золотыми формами,
Надежда, Слава, Вера и Честь,
По приказу Сакки на землю были посланы,
к жилищу Косии их шаги приближались.
Нимфы с телами, которые осветили,
как пламя каждую сторону света, пришли.
Аскет обратился к первой из них:
«Кто ты, нимфа, подобная утренней звезде,
Освещающей восточные небеса?
Облаченная в одеяние из золота, скажи мне свое имя».
«Я Слава, почетный друг человека,
первенство известности здесь защищаю:
Требовать этой пищи, это меня побуждает:
и я, молю о ней, о великий мудрец.
Я блаженство для того у кого я буду,
и исполнятся все желание его сердца;
Меня зовут Слава, знай это,
Дай мне небесную пищу твою».
Услышав это, Косия сказал:
«Люди могут быть искусными и добродетельными,
мудрыми — превосходить всех своим умом,
но без тебя они никогда не добьются успеха;
Это я считаю твоим недостатком.
Ленивый же и жадный человек,
низкородный и уродливый — да каким бы он ни был:
благословленный твоей заботой,
может сделать благородного своим рабом.
Я признаю тебя лживой и глупой о Слава,
безрассудной в уходе за глупцами и унижении мудрых.
Ты не имеешь права на сиденье и воду,
не говоря уже о вкусной пище.
Уходи, ты мне не нравишься.»
Та сразу же исчезла из виду. Затем, обращаясь к Надежде, аскет спросил:
«Кто ты, прекрасная дева, с такими белыми зубами,
с кольцами золота и украшенными блестками браслетами,
в одеянии из блеска и с повязкой на голове.
Веточка пламени, питаемая сухой травой?
Как дикая лань, едва не задетая стрелой охотника.
Ты смотришь вокруг сияющими глазами,
о дева с мягким взглядом, кто друг твой,
что позволяет бродить здесь без страха?»
Она произнесла строфу:
«Нет здесь у меня охраны и друга;
из небесного дома меня Сакка прислал,
дочь его пришла, чтобы претендовать на пищу,
Надежда стоит пред тобою, внемли, о мудрец,
и даруй же мне благо.»
Услышав это, Косия. сказал:
«Мне говорят, что тому, кто тебе нравится,
ты даруешь надежду, а тому, кто не нравится, ее забираешь.
Успех приходит к нему чрез тебя,
но так же приходят потери», и в качестве примера добавил:
«Торговцы в надежде ищут богатства,
взойдя на корабль, плывут в океане.
Там иногда они тонут, чтоб больше не всплыть,
или же, с потерей всего, сожалеют.
В надежде фермеры пашут поля,
трудятся с максимальным стараньем,
но если засуха поразит почву,
никакого урожая за весь свой труд они не получат.
Мужчины, ведомые надеждой,
ради своего господина встают на бой,
и окруженные врагами со всех сторон,
сражаются за него, теряя жизнь и все остальное.
Отказываясь от запасов зерна и богатства,
в надежде обрести небесное блаженство,
люди подвергают себя суровой аскезе,
при помощи неправильных практик достигают лишь состояния горя.
Обманщица людей, твои просьбы тщетны,
Свою праздную тягу к этому благу — обуздай,
Здесь, ты не получишь ни сиденье, ни воду,
еще меньше надежды на небесную пищу.
Уходи, ты мне не нравишься.»
Эта дэва, получив отказ, сразу же исчезла из виду. Затем, беседуя с Верой, аскет произнес эту строфу:
«Знаменитая нимфа в сиянии славы,
стоящая лицом к зловещему Западу,
облаченная в золото, скажи мне свое имя,
прославленная, о дэва.»
Она ответила аскету строфой:
«Меня зовут Вера, я друг человека,
безгрешную душу побуждают защищать:
Чтобы претендовать на эту еду,
я — здесь, о великий мудрец.»
Затем Косия сказал:
«Смертные, верящие словам одного,
а затем и другого, делают то или это,
делают то, что не следует делать,
чаще, чем то, что полезно.
Воистину, все это совершается через тебя.
Через веру иногда люди раздают милостыню,
проявляют самоконтроль, сдержанность и воздержание.
Временами они же снова из-за веры грешат,
клевещут, лгут, обманывают и воруют, всегда вместе с тобой.
С женами, целомудренными, верными
мужчина может стать осмотрительным и благоразумным,
хорошо обуздывать свои страсти,
но все же какой-то блуднице он может доверится слепо.
Благодаря тебе, о Вера, прелюбодеяние повсеместно,
отрицая хорошее, ты порождаешь греховную жизнь.
Не проси ни сиденья и даже воды не получишь,
Что ж говорить о пище небесной.
Уходи. ты мне не нравишься.»
Дэва исчезла, а Косия, с честью державший беседу, обратился к дэве на северной стороне:
«Подобно рассвету, позолотившему подол ночи,
твоя красота предстает моему взору;
О небесная нимфа в облике столь прекрасном,
скажи мне свое имя и объяви кто такая.
Подобно нежному растению, корни которого питаются в земле,
по которому распространилось всепожирающее пламя,
его листья падают под бризом,
ты смотришь застенчиво, молчаливой пред мной оставаясь».
Дэва ответила:
Честь — это я, тот друг человека,
что помогает праведным людям одалживать;
я на эту еду претендовать все же едва ли осмелюсь;
Для женщины спор едва ли считается честью.
Услышав это, аскет сказал:
«Тебе не нужно умолять и спорить,
просто возьми то, что по праву твое:
Я дарую благо, которого ты не осмеливаешься желать,
прими пищу, которая тебе так нужна.
Соблаговоли, нимфа, одетая в золото,
молю, пировать в моем жилище сегодня.
Сначала почту тебя редкими лакомствами,
затем разделю с тобой эту райскую пищу.»
Затем следуют несколько строф, вдохновленных божественной мудростью:
«Так Честь,славную нимфу,
по велению Косии,
в доме встречали как гостя:
Там изобилуют плоды и многолетние ручьи,
в его окрестностях можно встретить святых.
Здесь цветут кустарники, во множестве мы увидим манго,
пиялы, хлебные плоды, иудино дерево,
здесь сал и яркое розовое яблоко украшают поляну,
там инжир и баньян отбрасывают свою священную тень.
Здесь многие благоухающие цветы благоухают на ветру,
здесь мы находим горох и фасоль, панику и рис.
Повсюду видны сочные гроздья бананов,
бамбуковый тростник растет в самых густых зарослях.
С северной стороны, окруженный гладким и ровным берегом,
питаемый чистейшими потоками, узрите священное озеро.
Там счастливые рыбки в мире развлекаются
среди обильной пищи наслаждаются.
Там счастливые птицы в покое радуются обильной пище,
лебеди, цапли, и скопы, павлины с редким оперением,
там водятся кукушки, фазаны, в соседстве с гусями.
Сюда львы, тигры и кабаны прибегают,
чтобы утолить свою жажду.
Это место, где медведи, гиены, волки
обычно устраивают свой водопой.
Буйвол, носорог и гайал тоже здесь,
с антилопами, лосями, стадами свиней и оленей.
И кошки с ушами, похожими на заячьи,
в огромном количестве появляются.
Склоны гор усыпаны цветами,
все наполнено пением птиц,
обитающих на каждой поляне.»
Так Благословенный воспел хвалу скиту Косии. И теперь, чтобы показать способ входа в него богини Чести, сказал:
«Прекрасная, опирающаяся на ветку, покрытую зеленой листвой,
подобно молнии, прямо из грозовой тучи.
Для нее было установлено сиденье
из душистой травы куша, поверх накрыто оленьей шкурой.»
В честь, небесной нимфы, святой отшельник произнес: «Для твоей радости приготовлено ложе; будь любезна занять место».
Аскет принес чистую воду из источника и с радостью в свежесобранных листьях, подал ей ароматную пищу. Держа в руках его дар, обрадованная нимфа обратилась к святому: «Уважение мне и победа, которую ты присудил, Ло! Теперь я вернусь к себе на небеса».
Дева была опьянена гордостью за победу в состязании, с разрешения Косии вернулась к Индре:
«Смотри, — воскликнула она, — бог тысячи глаз, амброзия здесь — мне вручили приз».
Затем Сакка и его окружение высказали почтение несравненной небесной деве, восседающей на новом троне. Ею восхищались боги и люди. Царю богов же пришла в голову мысль: «В чем может быть причина, по которой Косия, отказав другим, дал амброзию только ей?» Чтобы выяснить причину этого, он снова послал Матали.
Учитель, разъясняя суть дела, молвил эту строфу:
«Итак, Сакка, повелитель Тридцати Трех,
еще раз, обращаясь к Матали, сказал:
«Иди и попроси святого объяснить почему
Честь завоевала амброзию?
Повинуясь ему, Матали,
сел в колесницу под названием «Веджаянта», отправился в путь.
Матали в колеснице по воздуху,
украшенный атрибутами своей власти,
в великолепной упряжке светящейся золотом
с искусным орнаментом, в путь отправился.
Изображенных золотом павлинов
в нем было немало, лошадей, коров и слонов,
тигров и пантер тоже, здесь антилопы и олени изображены так,
словно приготовились к бою,
из драгоценных камней вырезаны птицы в полете.
В нее запряжены тысяча королевских коней золотого оттенка,
Каждый силен, как молодой слон,
Их груди, одетые в золотую сетку, украшены венками,
по одной команде, быстрые, как ветер, они поскакали.
Когда Матали, в колеснице в небо поднялся всех напугав,
небо эхом на звук громкий ответило:
И когда он путешествовал по воздуху,
он заставил мир содрогнуться, и небо, и море,
и землю со всеми ее скалами и лесами.
Очень скоро он добрался до скита
и, желая высказать уважение к святому
оставил одно плечо голым.
И разговаривая с этим брахманом,
мудрым и образованным человеком,
хорошо обученным священными знаниями,
именно так Матали начал:
Послушай теперь, о Косия, слова Индры,
небесного царя, о том, что он хочет узнать,
его послание я приношу:
«В то время как притязания Надежды, Веры и Славы
ты не признал, скажи же на милость,
почему лишь только Честью
должна быть получена амброзия от тебя?»»
Услышав его слова, аскет произнес эту строфу:
«Слава мне, о Матали, кажется частичным нефритом,
в то время как Вера, оказывается непостоянной служанкой,
Надежда, обманщик любит свое обещание предавать,
Лишь только Честь незыблемо держится пути святой добродетели.»
И теперь, восхваляя добродетель Чести, аскет сказал:
«Девы, живущие в домах, хорошо охраняемые, женщины,
переживающие расцвет, и те кто обрел мужей,
у каждой без исключения возникает плотская похоть в сердцах.
Но по голосу Чести они останавливают ее,
и греховная страсть умирает.
Где стрелы и копья летят быстро и свободно,
и в отступлении, когда товарищи падают или бегут,
герои по голосу Чести ценой своей жизни останавливают страх
и не охваченные паникой, снова возобновляют борьбу.
Как берег остановит натиск волн,
так Честь будет сдерживать злых людей.
Матали, вернись к Индре и проясни то,
что святые по всему свету все имя Чести почитают.»
Услышав это, Матали молвил:
«Кто это, Косия, кто подсказал тебе это,
может быть, это был Индра, Брахма или Паджапати?
Этой Честью, могучий мудрец, будь уверен,
Индра обязан рождению, и в мире дэвов
она занимает первое место.»
Пока он говорил, аскет Косия оставил тело и обрел новое рождение. Видя это Матали сказал: «Косия, твоя совокупность жизни уходит: твоя практика щедрости окончена. Что тебе делать в мире людей? Мы с тобой отправимся в мир дэвов» и, намереваясь отвести аскета туда, он произнес строфу:
«Приди сейчас, о святой,
и немедленно сядь в мою колесницу,
позволь мне отвести тебя на небеса,
где царят Тридцать Три.
Пока Матали еще говорил, ушедший Косия возник в рядах богов без вмешательства родителей и, поднявшись, занял свое место в небесной колеснице. Затем Матали привел его в присутствие Сакки. Сакка, увидев его, обрадовался в глубине души и отдал ему в жены свою собственную дочь, как свою главную супругу, и даровал ему безграничную власть.»
Сказав это Учитель добавил: «Такова заслуга некоторых прославленных существ, которые следуют подобным тренировкам», — и он повторил заключительную строфу:
«Так, деяния святых людей приводят к счастливому перерождению,
века длится результат достойного дела.
Давший в дар дэве Чести амброзию,
скончавшись, общается с Индрой, владыкой небес.»
Благословенный закончил свою беседу словами: «Не только сейчас, монахи, но и в древности я изменил своими словами этого скупердяя, который был убежденным скрягой. В то время Уппалаванна была нимфой Чести. Монах благородной щедрости был Косией. Ануруддха был Панкасикхой. Ананда был Матали. Кассапа Сурией. Моггаллана Чандой. Сарипутта Нарадой. А Саккой был я.»