Джатака № 538.

 

МУГА-ПАККХА ДЖАТАКА

Перевод — Любовь Глинская
редактирование — Леша Тэль, Фарид

«Не проявляй разума» и т. д.

Эту историю о великом отречении Учитель поведал в Джетаване.

Однажды, сидя в Зале Истины, монахи обсуждали великое отречение Благословенного от мирской жизни. Когда пришел Учитель, он спросил собратьев, какую тему они обсуждали сидя здесь и, услышав ответ, сказал: «Нет, собратья, это моё отречение от мира после оставления царствования, не было настолько чудесным, ибо ещё прежде я оставил своё царство и отрёкся от мира, когда моя мудрость была ещё незрелой, и когда я всё ещё развивал совершенства ума, чтобы стать Буддой». И по их просьбе он рассказал им историю из прошлого.

Давным-давно в Бенаресе справедливо правил царь Касираджа. У него было шестнадцать тысяч жён, но ни одна из них не зачала ни сына, ни дочери. Жители собрались, подобно тому как уже рассказывалось в Куса Джатаке, говоря: «У нашего царя нет сына, чтобы продолжить свой род», они умоляли царя молить небеса о наследнике. Царь приказал своим шестнадцати тысячам жён молить богов о детях, но, хотя они поклонялись луне и молились другим божествам, они так и не родили  ни одного. Главная царица Чандадеви, дочь царя Маддов, посвятила себя добрым делам, и царь попросил её также помолиться о сыне. В день полнолуния она приняла на себя обеты Упосатхи, и, лежа на маленькой кровати и размышляя о своей добродетельной жизни, она совершила Акт наговаривания Истины в следующих выражениях: «Если я никогда не нарушала предписаний нравственности, пусть силой этой Истины у меня родится сын». Благодаря силе её благочестия в жилище Сакки стало жарко. Сакка, обдумав и выяснив причину этого, сказал: «Чандадеви просит сына, я дам ей его», и, подыскивая подходящего сына, он увидел Бодхисаттву. После двадцати лет правления в Бенаресе Бодхисаттва переродился в аду Уссада, где он страдал восемьдесят тысяч лет, а затем родился в мире тридцати трех богов, и, пробыв там положенный ему срок, покинул его и пожелал отправиться в мир высших богов. Сакка, явившись перед ним, сказал: «Друг, если ты родишься в мире людей, ты будешь иметь возможность развивать Совершенства, а большая часть человечества получит пользу. Главная царица Касираджи, Чанда, молится о сыне, родись ты в ее чреве». Он согласился и родился в мире в сопровождении пятисот божеств, сам он был зачат в ее чреве, тогда как другие божества были зачаты во чревах жен царских министров.

Тогда царице приснился сон, будто ее утроба наполнилась алмазами. Сразу после этого, она поведала об этом царю, который приказал принять все меры для безопасности будущего ребенка. В итоге, она родила сына, наделенного благоприятными знаками. В этот же день в домах министров родились пятьсот молодых дворян. Царь сидел на своем царском возвышении в окружении министров в тот момент, когда было объявлено: «О, царь! У тебя родился сын!» От услышанного вспыхнула отцовская привязанность, и, проникая сквозь кожу, достигла мозга костей. Радость зародилась в нем и сердце его пело. Он спросил своих министров: «Вы рады рождению моего сына?»

«Что ты говоришь, господин?», они ответили: «Прежде мы жили без наследника, теперь же у нас есть прибежище — мы обрели господина». Царь отдал приказ своему главному военачальнику: «Для моего сына должна быть подготовлена свита, выясни, сколько молодых дворян родилось недавно». Тот увидел пятьсот человек, пошел и рассказал об этом царю. Царь послал почётные королевские наряды для пятисот молодых дворян, а также прислал им пятьсот кормилиц. Кроме того, он выделил Бодхисаттве шестьдесят четыре кормилицы. Все они были свободны от недостатков слишком высокого роста и т. д. Их груди не свисали и были полны сладкого молока. Если ребенок пьет молоко, сидя на бедре у слишком высокой кормилицы, его шея станет длинной. Если он сидит на бедре у слишком низкой, его плечевая кость будет сжата. Если кормилица будет слишком худой, у младенца будут болеть бёдра. Если будет слишком полной, малыш станет кривоногим. Тело очень смуглой кормилицы слишком холодное, очень белой – слишком горячее.

У детей, которые пьют молоко кормилицы с обвисшей грудью, кончики носов приплюснуты. У одних кормилиц молоко кислое, у других горькое и т. д. Поэтому, избегая всех этих недостатков, царь обеспечил сыну шестьдесят четырех кормилицы, у которых было сладкое молоко и не было ни одного из этих недостатков. Царь, так же  обещал исполнить любое желание царицы. Она приняла этот дар, но не воспользовалась им. В день наречения ребенка они оказали большое почтение брахманам, читавшим различные знаки, и осведомились, не грозит ли им какая-нибудь опасность. Созерцая превосходство знаков царского сына, те ответили: «О, царь, принц обладает всеми признаками будущей удачи. Он сможет править не только одним континентом, но и всеми четырьмя. Видимой опасности нет». Довольный царь дал мальчику имя, назвав его Темиякумаро, поскольку в день его рождения по всему царству Каси шёл дождь и он родился мокрым.

Когда ребенку исполнился месяц, его украсили и привели к царю, и тот, посмотрев на своего дорогого сына, обнял его, посадил к себе на колени и стал играть с ним. В то же время к нему привели четырех разбойников. Одного из них царь приговорил к тысяче ударов кнутом с шипами. Другого приказал заковать в цепи. Третьего — пронзить копьём. Четвертого же — посадить на кол. Бодхисаттва, слыша слова своего отца, пришел в ужас и подумал: «Ах! мой отец, будучи царем, стал виновным в тяжком деянии, которое приводит людей к перерождению в аду». На следующий день принца уложили на роскошную кровать под белым зонтом, и, он проснувшись после короткого сна и открыв глаза, увидел белый зонт и царскую пышность, и его страх усилился еще больше. И когда он задумался: «Откуда я пришел в этот дворец?», вспоминая свои прежние рождения, принц вспомнил, что однажды пришел из мира богов и что до этого он страдал в аду, после того как был царем в этом самом городе. В то время как принц размышлял: «Я был царем двадцать лет, а затем страдал восемьдесят тысяч лет в аду Уссада, и теперь снова родился в этом нечистом звании. Мой отец, когда к нему привели четырех разбойников, вынес жестокий приговор, который должен привести его в ад. Если я стану царем, то снова буду рожден в аду и буду страдать там от великой боли». Так, он сильно встревожился. Его золотое тело побледнело и увяло, как лотос, раздавленный рукой, и принц лежал, думая, как ему сбежать из дворца. Тогда богиня, которая обитала в зонтике и в одном из предыдущих рождений была его матерью, утешила его: «Не бойся, дитя мое, Темия, если ты действительно хочешь спастись, то притворись калекой. Хотя ты не глухой, притворись глухим. Хотя ты не немой, притворись немым. Не проявляй никаких признаков разума». И она произнесла строфу:

«Не проявляй разума, дитя мое, будь глупцом в глазах всех людей,

Довольствуйся всеобщим презрением, так ты, наконец, получишь награду».

Утешившись ее словами, он произнес в ответ:

«О, богиня, я исполню твою волю, — то, что ты говоришь мне, будет выходом наилучшим,

Мать, ты желаешь моего благополучия, ты жаждешь увидеть меня благословенным»,

и так он и сделал. Чтобы избавить сына от меланхолии, царь приказал привести к нему пятьсот молодых дворян. Дети начали плакать, требуя молока, но Бодхисаттва, боясь ада, подумал, что лучше умереть от жажды, чем царствовать, и не плакал. Кормилицы рассказали об этом царице Чанде, а она рассказала об этом царю. Он послал за несколькими брахманами, сведущими в знаках и предзнаменованиях, и посоветовался с ними. Они ответили: «Ваше Величество, вы не должны давать принцу молоко по истечении такого то времени — тогда он заплачет, жадно схватит грудь и будет пить сам». Итак, они не давали ему молоко до того, как проходило надлежащее время для кормления, иногда пропуская его один раз, а иногда не кормя принца в течение всего дня. Но он, в страхе ада, несмотря на жажду, не просил молока. Мать или кормилицы все же давали ему молоко, хотя он и не плакал, думая: «Наш мальчик голоден». Другие дети плакали, когда им не давали молока, но он не плакал, не спал, не двигал руками или ногами, будто не слышал, ни звука.

Его кормилицы размышляли: «Руки и ноги калек не такие, как у него. Форма челюстей у немых не такая, как у него. Структура ушей глухих не такая, как у него. Для такого поведения принца должна быть какая-то причина, давайте разберемся в этом». Они испытывали его, целый день не давая молока, но, хотя у него пересохло в горле, он не издавал ни звука. Таким образом, давая ему молоко с перерывами, они провели год, испытывая его, но так и не поняли что происходит.

Затем, думая: «Другие дети любят пирожные и лакомства, испытаем его в этом», они, посадив пятьсот детей рядом с ним, принесли разные лакомства, поставили их рядом, и, сказав детям взять то, что им нравится, спрятались. Другие дети ссорились, дрались, хватали пирожные и ели их, но Бодхисаттва думал: «О, Темия, ешь пирожные и лакомства, если хочешь попасть в ад», и поэтому, в своем страхе перед адом, он даже не взглянул на них. Так, даже, несмотря на то, что они целый год испытывали его с пирожными и лакомствами, они не смогли понять, что с ним происходит.

Тогда кто-то предположил: «Дети любят разные виды фруктов». Слуги принесли все виды фруктов, чтобы испытать принца. Другие дети боролись за них и ели, Бодхисаттва же даже не взглянул на них. Так в течение года его испытывали различными видами фруктов.

Затем было сказано: «Другие дети любят игрушки» и слуги поставили рядом с ним золотые фигурки слонов и другие развлекающие детей вещи. Остальные дети играли с ними, но Бодхисаттва даже не взглянул на них. Так целый год его испытывали игрушками.

Тогда кем-то было сказано: «Есть специальная еда для детей четырех лет, мы испытаем его ей». Слуги принесли принцу всевозможную еду. Другие дети разламывали ее на кусочки и съедали, но Бодхисаттва сказал себе: «О, Темия, нет подсчета количеству прошлых рождений, когда ты не получал пищи», и из страха перед адом он даже не смотрел на нее, пока, наконец, его мать, сердце которой разрывалось от беспокойства за голодного сына, не накормила его ей собственноручно.

Затем кем-то было сказано: «Дети пяти лет боятся огня, испытаем его этим»; Построив большой дом с множеством дверей и покрыв его пальмовыми листьями, мальчика положили в его середине, окружив другими детьми, и подожгли дом. Остальные дети с воплями убежали, но Бодхисаттва сказал себе, что это лучше, чем пытки в аду, и остался неподвижным и совершенно апатичным. Когда огонь приблизился к принцу на опасное расстояние, его унесли.

Позже кто-то сказал: «Дети шести лет боятся дикого слона»; Поэтому слуги обучили хорошо дрессированного слона, и, усадив Бодхисаттву с другими детьми во дворе дворца, выпустили его. Когда слон появился, трубя, ударяя хоботом о землю и распространяя ужас, дети с криками разбежались во все стороны, но Бодхисаттва, боясь ада, остался лежать на своём месте. Хорошо обученное животное, схватив его, подняло вверх, опустило вниз, отпустило мальчика и ушло, не причинив ему никакого вреда.

 

Затем, когда принцу было семь лет, и он сидел в окружении своих товарищей, слуги выпустили несколько змей с вырванными зубами и завязанными ртами. Другие дети с визгом убежали, но Бодхисаттва, помня о страхе перед адом, остался неподвижным, сказав: «Лучше в мучениях погибнуть от яда дикой змеи». Змеи окутали все его тело и подняли свои капюшоны, но принц оставался неподвижным.

Так его испытывали снова и снова, но так и не смогли обнаружить его слабое место.

Затем кем то было сказано: «Мальчики любят развлечения», и, слуги посадив принца во дворе дворца с пятью сотнями других мальчиков, организовали перед ними представление мимов. Другие мальчики, увидев мимов, кричали «браво» и громко смеялись, но Бодхисаттва, сказав себе, что если бы он родился в аду, то никогда не испытывал ни минуты смеха или радости, оставался неподвижным. Размышляя об аде, он даже не посмотрел на танцующих. Испытывая его снова и снова, слуги не обнаружили в нем ни одного слабого места.

Тогда кем то было сказано: «Мы испытаем его мечом». Его поместили с другими мальчиками во дворе дворца, и пока они играли, на них бросился человек, размахивая мечом, похожим на кристалл, крича: «Где это дьявольское дитё царя? Я отрублю ему голову». Остальные разбежались, вопя от ужаса, при виде его, но Бодхисаттва, размышляя о страхе перед адом, сидел неподвижно, как будто потерял сознание. Этот человек потер мечом голову принца и грозил отрубить ее, но не смог напугать его и, в итоге ушел. Таким образом, испытывая Бодхисаттву снова и снова, слуги так и не смогли обнаружить его слабое место.

Когда ему было десять лет, чтобы проверить, действительно ли он глухой, вокруг его кровати повесили занавес, проделав в нем отверстия с четырех сторон, поместили под ней раковины, так чтобы принц их не видел. Затем неожиданно слуги затрубили в них. Раздался взрыв звука, но служители, стоявшие с четырех сторон и наблюдавшие за Бодхисаттвой через отверстия в занавесе, за целый день так и не смогли обнаружить в нем никакого смятения, любого другого беспокойства или даже однократного вздрагивания. Так прошёл год, а весь следующий год принца испытывали игрой на барабанах, но даже так, хотя его испытывали снова и снова, слуги не смогли обнаружить его слабое место.

Тогда было сказано: «Мы испытаем его лампой». Так, в ночное время, чтобы увидеть, двигает ли он в темноте рукой или ногой, слуги зажигали несколько ламп в сосудах, и, погасив все остальные лампы, на некоторое время оставляли их в темноте, а затем внезапно поднимали сосуды и, создав свет, наблюдали за его поведением. Хотя они испытывали принца, таким образом, снова и снова в течение целого года, слуги ни разу не видели, чтобы он вздрогнул.

Кто то придумал: «Мы испытаем его патокой». Всё тело принца намазали патокой и положили его в место, кишащее мухами. Мухи, покрыв все его тело, кусали его, как будто пронзая иглами, но принц оставался неподвижным. Таким образом, его испытывали в течение года, но не обнаружили в нем слабого места.

Затем, когда ему было четырнадцать лет, кем-то было сказано: «Этот юноша наверное любит все чистое и гнушается нечистого, — мы испытаем его тем, что нечисто». И с того времени его перестали умывать, полоскать рот или совершать какие-либо телесные омовения. Принц был доведен до жалкого положения и стал похож на освобожденного заключенного. Когда он лежал, покрытый мухами, люди приходили и оскорбляли его, говоря: «О, Темия, ты уже взрослый, кто должен прислуживать тебе? Тебе не стыдно? Почему ты здесь лежишь? Встань и помойся». Но он, помня адские муки, спокойно лежал в грязи и нечистотах. И хотя слуги испытывали его снова и снова в течение года, они не обнаружили в нем слабого места.

Затем под его постель поставили кастрюли с огнем, думая: «Когда он измучается от жары, он, возможно, не сможет вынести боли и начнет корчиться». Принцу казалось, что на его теле вздуваются нарывы, но Бодхисаттва смирился с этим, подумав: «Огонь адской Авичи пылает на сто лиг, — этот жар в сто, в тысячу раз предпочтительнее того», поэтому он оставался неподвижным. Когда его родители из сострадания заставили слуг остановиться и вытащить его из огня, они умоляли: «О, Темия, мы знаем, что ты никоим образом не калека от рождения. У калек нет таких ног, лица или ушей, как у тебя. Мы обрели тебя после многих молитв! Не губи нас теперь, но избавь от порицания всех царей Джамбудипы». Но, несмотря на их мольбы, принц лежал неподвижно, будто не слыша их. Тогда его родители ушли в слезах.

Иногда его отец или мать возвращались поодиночке, продолжая умолять его, так они испытывали его снова и снова в течение целого года, но не обнаружили в нем слабого места.

Когда ему исполнилось шестнадцать лет, они решили: «Будь то калека или глухонемой, все равно нет никого, кто, повзрослев, не наслаждался бы тем, что приятно, и не любил бы то, что неприятно. Все придет в своё время, так же, как раскрытие цветов. Мы разыграем перед ним драмы и таким образом испытаем его». Так, призвав нескольких женщин, исполненных всех достоинств и прекрасных, как дочери богов, родители пообещали им, что та из них, кто сможет рассмешить принца или сможет запутать его в греховных мыслях, станет его главной царицей. Принца омыли благоуханной водой и украсили его, как сына богов, уложили на царское ложе, приготовленное в анфиладе царских покоев, подобных жилищам богов, и, наполнив его внутренние покои смешанным ароматом душистых венков, гирлянд из цветов, благовоний, мазей, спиртных напитков и тому подобного, удалились.

Тем временем женщины окружили принца и изо всех сил старались доставить ему удовольствие танцами, пением и всевозможными приятными словами, но он смотрел на них в своей совершенной мудрости и остановил свое дыхание в страхе, как бы они не коснулись его тела, так что его тело стало совершенно жестким. Женщины, будучи не в состоянии растормошить принца, сказали его родителям: «Его тело окоченело. Он не человек, а, должно быть, гоблин». Таким образом, его родители, хотя они испытывали его снова и снова, не обнаружили в нем слабого места.

Его испытывали в течение шестнадцати лет шестнадцатью великими испытаниями и многими меньшими, но не смогли обнаружить в нем слабое место.

Тогда царь, преисполненный досады, призвал предсказателей и сказал им: «Когда родился принц, вы сказали, что у него удачливые и благоприятные знаки — ему не грозит никаких препятствий, но он родился калекой, глухим и немым. Ваши слова не соответствуют действительности».

«Великий царь, — ответили они, — мы всеведущи, но мы знали, как ты был бы огорчен, если бы мы сказали тебе, что дитя стольких царских молитв принесет одни, лишь несчастья, поэтому мы не рассказали тебе истины».

«Что должно быть сделано сейчас?», — спросил царь.

«О, царь, — отвечали брахманы, — если принц останется в доме, вам могут грозить три опасности, а именно: опасность, связанная с вашей жизнью, или с вашей царской властью, или с царицей. Поэтому лучше всего будет запрячь несколько лошадей в колесницу, поместить туда принца, перевезти его через западные ворота и похоронить».

Царь согласился, испугавшись угрожающих опасностей. Когда царица Чандадеви, услышала эту новость, она пришла к царю: «Мой господин, ты обещал исполнить любое мое желание, и я хочу воспользоваться этим сейчас».

«Воспользуйся, о, царица».

«Отдай царство моему сыну».

«Я не могу, о, царица, твой сын — сплошное несчастье».

«Тогда, если ты не отдашь ему царство на всю жизнь, отдай его ему на семь лет».

«Я не могу, о, царица».

«Тогда отдай его ему на шесть лет — на пять, четыре, три, два, один год. Дай ему царство на семь месяцев, на шесть, пять, четыре, три, два месяца, один месяц, на полмесяца».

«Я не могу, о, царица».

«Тогда дай его ему на семь дней».

«Что ж, — сказал царь, — хорошо».

Царица приказала красиво одеть своего сына, и, когда город был ярко украшен, под бой барабана было провозглашено: «Это правление принца Темии», и его усадили на слона и торжественно повели по городу, держа над его головой белый зонтик. Когда он вернулся и был положен на свое царское ложе, царица умоляла его всю ночь: «О, дитя мое, принц Темия, из-за тебя я шестнадцать лет плакала и не спала. Мои глаза высохли, и мое сердце пронзает печаль. Я знаю, что ты на самом деле не калека и не глухонемой, — не делай меня совершенно обездоленной».

Так она умоляла его день за днем в течение пяти дней. На шестой день царь позвал колесничего Сунанду и сказал ему: «Завтра рано утром запряги несколько старых лошадей в плохую колесницу и, посадив в нее принца, вывези его через западные ворота. Выкопай могилу и брось моего сына в нее, а затем разбей ему голову тыльной стороной лопаты. Убей его. Затем засыпь его, и насыпь сверху кучу земли, а после омовения возвращайся во дворец».

В ту шестую ночь царица умоляла царевича: «О, дитя мое, царь Каси приказал похоронить тебя завтра в могиле. Завтра ты непременно умрешь, сын мой». Когда Бодхисаттва услышал это, то подумал: «О, Темия, твой шестнадцатилетний труд подошел к концу», и обрадовался, но сердце его матери было будто расколото надвое.

И все же принц не хотел говорить с ней опасаясь, что его  стремление не достигнет цели. В конце ночи, ранним утром, колесничий Сунанда запряг колесницу и остановил ее у ворот. Войдя в царскую спальню, он сказал: «О, царица, не гневайся, это приказ царя». С этими словами, когда она лежала, обнимая своего сына, он оттолкнул ее. Затем поднял принца и вышел из дворца.

Царица осталась в комнате, она била себя в грудь и громко плакала. Когда Бодхисаттва смотрел на нее, то подумал: «Если я не заговорю, она умрет от разбитого сердца», но, сильно желая заговорить, подумал: «Если я заговорю, мои шестнадцатилетние усилия окажутся бесплодными. Если же я не буду говорить, то обрету спасение для себя и моих родителей». Затем возничий поднял его в колесницу и, сказав: «Я поведу колесницу к западным воротам», направил ее к восточным воротам. Когда колеса повозки ударили о порог ворот, Бодхисаттва подумал: «Мое стремление достигло своей цели», и сердце его стало радостным.

Колесница выехала из города и, при помощи силы помогающих Бодхисаттве богов быстро проехала очень большое расстояние, и оказалось на месте, показавшемуся возничему,  похожем на кладбище. Он, съехав с дороги, вышел, снял все украшения Бодхисаттвы, связал их в узел и положил на землю. А затем, взяв лопату, начал копать яму. Тогда Бодхисаттва подумал: «Пришло мое время для усилий. За шестнадцать лет я ни разу не пошевелил, ни руками, ни ногами, в моей власти они или нет?» И он встал и потер правую руку левой, а левую руку правой, а ноги растер обеими руками, и решил слезть с колесницы. Когда нога принца опустилась на землю, та поднялась, как кожаный мешок, наполненный воздухом, коснувшись заднего конца колесницы. Бодхисаттва несколько раз прошелся взад и вперед и почувствовал, что у него хватит сил пройти даже сто лиг за один день. Затем он подумал: «Если возничий будет настроен против меня, хватит ли мне силы, чтобы сразиться с ним?» Поэтому принц схватился за задний конец колесницы и поднял ее, как если бы это была детская игрушечная тележка, и сказал себе, что у него есть сила, чтобы сразиться с ним. Затем у принца возникло желание одеться.

В этот момент во дворце Сакки стало жарко. Сакка, поняв причину этого, подумал: «Устремление принца Темии достигло своей цели. Он хочет одеться, но какое ему дело до человеческих украшений?». И он приказал Виссакамме взять небесные одежды, пойти и украсить ими сына царя Каси. Принца обернули десятью тысячами кусков ткани, украсив его, как Сакку. Принц, украшенный как Царь богов, подошел к яме, которую копал возничий, и, стоя на ее краю, произнес строфу:

«К чему такая спешка, о, возничий? и для чего ты роешь эту яму?

Ответь честно на мой вопрос: что ты хочешь сделать?»

Возничий продолжая копать яму, не поднимая глаз, произнес строфу:

«Наш царь нашел своего единственного сына калекой и немым, совершенно неразумным;

И меня послали выкопать эту яму и похоронить его подальше от глаз».

Бодхисаттва ответил:

«Я не глух и не нем, мой друг, я не калека, я даже не хромой;

Если ты похоронишь меня в этом лесу, ты навлечешь на себя большую беду.

Посмотри на мои руки и ноги, услышь мой голос и то, что я говорю:

Если ты похоронишь меня в этом лесу, ты навлечешь на себя большую беду сегодня».

Тогда возничий сказал: «Кто это?». Поэтому перестав копать яму и посмотрев вверх и, созерцая великолепную красоту и не зная, был ли собеседник богом или человеком, возничий произнес строфу:

«Небесный менестрель иль ты бог Сакка, владыка всего?

Кто ты, молю, чей сын ты? Как называть тебя?»

Бодхисаттва заговорил, раскрыв себя и провозгласив Истину:

«Я не небесный менестрель, не бог и не Сакка, владыка богов;

Я сын царя Каси, которого ты собираешься безжалостно похоронить.

Я сын того самого царя, под властью которого ты служишь и процветаешь,

Сегодня ты навлечешь на себя большую беду, если похоронишь меня здесь заживо.

Если я сижу под деревом и отдыхаю, пока оно дает мне тень и укрытие

Я не сломлю ни одной ветки, — только нечестивый вредит своим друзьям.

Укрывающее дерево — это царь, я — ветвь, которую распустило это дерево,

А ты, возничий, — путник, который сидит и отдыхает в его тени.

Если ты похоронишь меня в этом лесу, великая вина падет на твою голову».

Возничий не поверил словам Бодхисаттвы. Тогда Бодхисаттва решил убедить его, заставив весь лес отражать свой голос, вторящими ему голосами лесных духов, произнес следующие десять гатх, посвященных дружбе:

«Тот, кто верен своим друзьям, может странствовать далеко и повсюду,

Многие с радостью будут прислуживать ему, он будет обеспечен пищей.

По каким бы землям он ни бродил, в городе или в деревне,

Тот, кто верен своим друзьям, обретает честь и славу.

Никакие грабители не осмеливаются причинить ему вред, никакие воины его не презирают;

Тот, кто верен своим друзьям, избегает всех врагов.

Приветствуемый всеми, он возвращается домой, никакие заботы не разъедают его изнутри,

Тот, кто верен своим друзьям, из всех родственников лучший.

Он почитает, и его тоже почитают, — он принимает и проявляет уважение.

Тот, кто верен своим друзьям, получает от всех сполна.

Другие почитают того, кто воздает им должное уважение,

Тот, кто верен своим друзьям, завоевывает себе славу и похвалу.

Подобно огню, он ярко пылает и проливает божественный свет,

Тот, кто верен своим друзьям, будет сиять свежим великолепием.

Его волы непременно размножаются, его семя неизменно растет,

Тот, кто верен своим друзьям, непременно пожинает все, что он сеет.

Если он падает с вершины горы, или с дерева, или с грота,

Тот, кто верен своим друзьям везде найдет подмогу и защиту.

Баньяновое дерево бросает вызов ветру, опоясанное своими ветвями, укоренившимися вокруг.                                                                                                      Тот, кто верен своим друзьям, сокрушает всю ярость врагов».

Несмотря на эти стихи, Сунанда не узнал его и спросил, кто он такой. Но когда приблизился к повозке, еще до того, как увидел отсутствие принца, колесничий узнал его и, упав к его ногам и сложив руки, сказал следующую строфу:

«Пойдем, я отведу тебя обратно, о, принц, в твой собственный настоящий дом.

Сядь на трон и веди себя как царь, — зачем бродить по этому лесу?»

Бодхисаттва ответил:

«Я не хочу ни трона, ни богатства, ни друзей, ни родни,

Поскольку только злые деяния я могу обрести сидя на троне».

Возничий заговорил:

«Полная чаша приветствия, принц, будет приготовлена для тебя;

И двое твоих родителей в своей радости преподнесут мне великие дары.

Все царственные жены, все принцы, и брахманы,

Великие дары они дадут мне, ничего кроме.

Те, кто ездит на слонах и колесницах, пешая армия, королевская стража;

Когда ты снова вернешься домой, они обязательно наградят меня.

Жители деревни и города соберутся радостно,

Когда увидят, что их принц вернулся, преподнесут мне подарки».

Бодхисаттва сказал:

«Родители, деревня и город оставили меня в одиночестве.

Принцы бросили меня на произвол судьбы, — у меня нет собственного дома.

Моя мать разрешила мне уйти, мой отец меня бросил,

Здесь, в этом диком лесу, в одиночестве, я принимаю обеты аскета».

Когда Бодхисаттва вспомнил о своих собственных добродетелях, восторг возник в его уме, и в экстазе он произнес триумфальный гимн:

«Даже для тех, кто не спешит, стремление сердца приносит успех;

Знай, возничий, что ныне я зрелую святость обрел

Даже те, кто не спешит, достигают высшей цели;

Увенчанный зрелой святостью, я иду, совершенный, никого не боясь».

Возничий ответил:

«Твои слова, мой господин, приятны, твоя речь открыта и ясна;

Почему ты был нем, когда видел отца и мать рядом?»

Бодхисаттва сказал:

«Я не калека из-за отсутствия суставов, и не глухой из-за отсутствия ушей,

Я не немой из-за отсутствия языка, как это тебе уже ясно сейчас.

В прошлом рождении я был царем, я хорошо это помню,

Но когда я оставил жизнь, то оказался в аду.

Около двадцати лет в роскоши я провел на этом троне,

Восемьдесят тысяч лет в аду искупили эту вину.

Тот прежний вкус царственности наполнил все мое сердце страхом;

Оттого я был немым, хотя видел отца и мать рядом.

Мой отец посадил меня к себе на колени, но посреди его игры с ним

я услышал суровые приказы, которые он отдавал: «Немедленно убейте этого негодяя,

Отрубите ему голову,

Казните его немедленно».

Слыша такие угрозы, я решил стать калекой и немым,

И барахтаться в нечистотах, добровольно, притворяясь слабоумным.

Зная, что жизнь в лучшем случае коротка и полна страданий,

Кто позволит своему гневу развиваться?

Кто и ради чего-либо позволил бы разжечься своей мести,

Лишь из-за недостатка силы постичь Истину и слепоты?»

Сунанда размышлял: «Принц, отбросив всю королевскую пышность, как если бы это была падаль, вошел в лес, непоколебимый в своем решении стать аскетом, — что мне делать с этой жалкой жизнью? Я тоже стану аскетом вместе с ним». И он произнес следующую строфу:

«Я бы тоже выбрал жизнь аскета с тобой;

Позови меня, о, принц, чтобы я стал таким же, как ты».

Когда его так попросили, Бодхисаттва подумал: «Если я сразу допущу его к аскетической жизни, мои отец и мать не придут к ней и понесут потери. Лошади, колесница и украшения погибнут, и вина падет на меня, потому что люди скажут: «Он гоблин, — неужели он съел возничего?»

Поэтому, желая спасти себя от порицания и обеспечить благополучие своих родителей, он доверил возничему лошадей, колесницу и украшения и произнес следующую строфу:

«Сначала возврати колесницу, — ты теперь не свободный человек.

Говорят, сначала заплати свои долги, затем принимай обет аскета».

 

Возничий подумал про себя: «Если я пойду в город, а он тем временем отправится в другое место, его отец и мать, услышав мои новости о нем, вернутся со мной, чтобы увидеть его. И если они не найдут принца, то накажут меня. Я поведаю ему обстоятельства, в которых нахожусь, и получу обещание оставаться здесь». И он произнес две строфы:

«Поскольку я выполнил твою волю, принц, молю,

Будь любезен сделать то, что я скажу.

Останься, пока я не приведу царя, — останься здесь из милости,

Он возрадуется, когда увидит твое лицо».

Бодхисаттва ответил:

«Что ж, будь по-твоему, возничий;

Я тоже был бы рад увидеть здесь своего отца.

Иди и поприветствуй всех моих сородичей и передай

особое послание для родителей».

Мужчина принял наставления.

Он, сложив в уважении ладони и, воздав все должные почести, отправился в путь, как велел его Учитель. В этот момент Чандадеви, открыв дверь дома, задаваясь вопросом, есть ли какие-нибудь вести о ее сыне, смотрела на дорогу, по которой должен был вернуться возничий. Увидев, что он едет один, она разразилась плачем.

Учитель описал это так:

«При виде пустой колесницы и одинокого возничего

Глаза матери наполнились слезами, а грудь — страхом:

«Возничий возвращается, — мой сын убит.

Вон там лежит он, смешанный с землей.

Увы! Наши враги вполне могут радоваться,

Видя, как его убийца благополучно возвращается.

Немой, калека, — скажи, разве не смог он издать хоть один звук,

Когда ты был погребаем в земле?

Разве руки и ноги не смогли помочь тебе сбежать,

пока ты лежал на земле?»

Возничий заговорил:

«Обещай мне прощение, госпожа, за мои слова,

И я расскажу тебе все, что видел и слышал».

Царица ответила:

«Я обещаю тебе прощение за каждое слово;

Расскажи мне всё, что ты видел или слышал».

Тогда возничий сказал:

«Он не калека, он не глухой, — его речь ясна и свободна;

Царевич притворялся из страха обладания царской властью.

В давнем рождении он был царём, и хорошо это помнит,

Но когда,  оставив эту жизнь, он переродился в аду.

Около двадцати лет провел он в роскоши на этом троне,

Но восемьдесят тысяч лет в аду искупили эту вину.

Прежний опыт царственности наполнил все его сердце страхом;

Поэтому он был нем, хотя видел отца и мать рядом.

Совершенно здоровый во всех отношения, безупречно высокий и широкоплечий,

Его речь ясна, его разум не затуманен, он идет по пути спасения.

Если ты желаешь увидеть своего сына, тогда немедленно пойдем со мной,

Ты увидишь принца Темию, совершенно спокойного и свободного».

Когда принц отослал возничего, он пожелал принять аскетический обет. Зная его желание, Сакка послал Виссакамму, сказав: «Принц Темия желает принять обет аскета, иди и сделай для него хижину из листьев и всё необходимое для аскетической жизни».

Виссакамма поторопился и в роще протяженностью в три лиги построил хижину отшельника, с помещением для ночлега, кельей, водоёмом, ямой и фруктовыми деревьями. Подготовив все необходимое для аскета, он затем вернулся к своему царю. Когда Бодхисаттва увидел совершение этого чуда, он понял, что это дар Сакки. Поэтому аскет вошел в хижину, снял с себя одежду и надел одежду из красной коры, верхнюю и нижнюю, и набросил на одно плечо шкуру черной антилопы, подвязал свои спутанные волосы, взвалив на плечо шест для переноски и взяв в руку посох вышел из хижины.

Затем Бодхисаттва несколько раз прошелся взад и вперед, демонстрируя полное одеяние аскета, и, торжествующе воскликнув: «О блаженство, о блаженство»; вернулся в хижину и, сев на рваную циновку, стал развивать Пять Духовных Способностей. Затем, выйдя вечером и собрав несколько листьев с ближайшего дерева кары, Бодхисаттва вымочил их в сосуде, предоставленном Саккой, в воде без соли или пахты или специй, и ел их, с такой радостью, как если бы это была амброзия, а затем, размышляя о Четырех совершенных состояниях, решил поселиться там.

Тем временем царь Каси, услышав слова Сунанды, позвал своего главного военачальника и приказал ему готовиться к путешествию, сказав:

«Запрягите лошадей в ярмо колесниц, привяжите подпруги к слонам и идите;

Трубите в раковины и трубы повсюду, и разбудите громкоголосую литавру.

Пусть хриплый гонг наполнит воздух, пусть грохот барабанов отзовется сладким эхом.

Пусть весь этот город следует за мной, — Я иду приветствовать своего сына.

Пусть придворные дамы, все принцы, дворяне и брахманы, все, до единого,

Запрягут своих коней в колесницы, — я иду приветствовать возвращение моего сына.

Пусть наездники на слонах, королевская стража, всадники и пехотинцы, все, до единого,

Все одинаково готовятся к отъезду, я иду приветствовать возвращение моего сына.

Пусть деревенские и городские жители соберутся толпами на каждой улице,

Пусть все они вместе готовятся в путь, я иду приветствовать своего сына».

Слуги приказали колесничим запрячь лошадей и, подогнав колесницы к воротам дворца, сообщили об этом царю.

Учитель так описал это:

«У дворцовых ворот стояли запряженные кони синдов — благороднейшей породы;

Возничие принесли весть: «Кортеж, мой господин, ожидает твоего присутствия».

Царь заговорил:

«Оставьте всех неуклюжих лошадей, в нашей кавалькаде не будет слабаков» таков был царский приказ и возничие  выполнили его».

Царь, когда отправился к своему сыну, собрал четыре касты, восемнадцать гильдий и всю свою армию, три дня ушло на сбор войска. На четвертый день, взяв все, что полагалось взять для путешествия, он направился к хижине отшельника, где был встречен своим сыном и высказал ему должное приветствие.

Учитель так описал это:

Когда царская колесница была готова, царь без промедления

Сел в нее и крикнул своим женам: «Всем следовать за мной!»

С веером из хвоста яка, тюрбаном и королевским белым зонтиком

Он сел в царскую колесницу, украшенную золотом.

Затем царь немедленно отправился в путь, с возничим рядом,

И быстро прибыл туда, где Темия пребывал в полном спокойствии.

Когда Темия увидел, как царь прибыл весь сверкающий и пылающий,

Окруженный сопровождающим войском, он сказал:

«Отец, я надеюсь, с тобой все хорошо и что все хорошо идет в твоем царстве,

Я надеюсь, что все королевские царицы, мои матери, тоже здоровы?»

«Да, со мной все хорошо, сын мой и в царстве все благополучно

Все королевские жены и твоя мать в порядке».

«Надеюсь, ты не пьешь крепких напитков, которых сторонится всякий дух,

Праведным делам и милостыне твой разум всегда верен?»

«О да, к крепким напиткам я никогда не прикасаюсь, от всего спиртного я воздерживаюсь,

Праведным делам и милостыне мой разум всегда верен».

«Надеюсь, лошади и слоны здоровы и сильны,

Никаких болезненных телесных заболеваний, никакой слабости, ничего плохого?»

«О да, слоны здоровы, лошади здоровы и сильны,

Никаких болезненных телесных заболеваний, никакой слабости, ничего плохого».

«Границы, как и центральная часть — населены и живут в мире,

Сокровищницы полны — скажи, что из этого?

Добро пожаловать, царственный господин, О, добро пожаловать!

Пусть приготовят ложе, чтобы здесь мог сидеть царь».

Царь из уважения к Бодхисаттве не захотел сидеть на ложе.

Бодхисаттва сказал: «Если он не сидит на своем царском троне, пусть для него постелят ложе из листьев», и произнес следующую строфу:

«Сядь на это ложе из листьев, расстеленное для тебя, как подобает,

Слуги возьмут воды и должным образом омоют твои ноги».

Царь из уважения к сыну аскету не согласился даже сесть на сиденье из листьев, а сел на землю. Затем Бодхисаттва вошел в хижину из листьев, достал лист кара и, пригласив царя, произнес строфу:

«У меня нет соли, только этим листом я питаюсь, о царь;

Ты пришел сюда как мой гость, будь любезен принять угощение, которое я принес».

Царь ответил:

«Никаких листьев для меня, это не моя пища; дайте мне миску чистого горного риса,

Приготовленного с тонким мясным ароматом, чтобы сделать похлебку вкусной».

В этот момент подошла царица Чандадеви, окруженная придворными дамами, и, обхватив ноги своего дорогого сына и поприветствовав его, села в стороне с глазами, полными слез. Царь сказал ей: «Госпожа, посмотри какая еда у твоего сына», — и положил ей в руку несколько листьев, а также дал немного другим дамам, которые взяли это, сказав: «О, мой господин, неужели ты действительно ешь такую пищу? Ты терпишь великие лишения». Тогда царь сказал: «О, сын мой, это кажется мне чудесным», и произнес строфу:

«Поистине, самым странным мне кажется то, что, оставаясь в одиночестве

И питаясь такой скудной пищей, твоя кожа не теряет цвет».

Принц так ответил:

«На этом ложе из листьев, разбросанных здесь, я лежу действительно один, —

Это приятная кровать, и поэтому моя кожа не теряет цвет;

Опоясанные мечами не стоят рядом  жестокие стражники, сурово взирая, —

Это приятная постель, и поэтому моя кожа не теряет цвет;

О прошлом не скорблю и о будущем не плачу, —

Я встречаю настоящее таким, какое оно есть, и поэтому моя кожа сохраняет цвет.

Скорбь о безнадежном прошлом или о какой-то неопределенной нужде в будущем

Иссушает силы молодого человека, как если бы срезали свежую зеленую тростинку».

Царь подумал про себя: «Я провозглашу его царем и заберу его с собой»; поэтому он произнес следующие строфы, приглашая принца разделить царство:

«Мои слоны, мои колесницы, всадники и пехота,

И все мои прекрасные дворцы, дорогой сын, я отдаю тебе.

Покои моей царицы я тоже отдаю, со всей их пышностью и гордостью,

Ты будешь единственным царем над нами, — и больше никого не будет.

Прекрасные женщины, искусные в танцах и песнях, обученные для любого настроения,

Будут ласкать твою душу в легкости и радости, — зачем задерживаться в этом лесу?

Дочери врагов твоих будут ждать тебя;

Когда они родят тебе сыновей, тогда и становись отшельником.

Приди, о, мой первенец и мой наследник, в первой четверти своей жизни,

Наслаждайся своим царством в полной мере, — что ты делаешь в этом уединении?»

Бодхисаттва сказалл:

«Нет, пусть юноша оставит мир и воспарит над его суетой,

Жизнь аскета лучше всего подходит молодым, — так советуют все мудрецы.

Пусть юноша оставит мир, став одиноким отшельником;

Я принимаю жизнь отшельника, мне не нужны ни пышность, ни трон.

 

Я наблюдаю за мальчиком, — детскими губами он, повторяя слова «отец», «мать», плачет;

Сам зачинает сына, а потом стареет и умирает.

Так и юная дочь растет веселой и красивой,

Но вскоре она увядает, срубленная смертью, как зеленое бамбуковое дерево.

Мужчины, женщины, все, какими бы молодыми они ни были, скоро умирают.

Кто, по правде говоря, доверился бы смертной жизни, обманутый воображаемой молодостью?

По мере того, как ночь за ночью сменяется рассветом, жизнь все время сокращается,

Как рыба в воде, которая высыхает, — что значит молодость человека?

Наш мир поражен болью, за ним постоянно наблюдают,

Они проходят и проходят с намерением исчезнуть, — зачем говорить о короне или троне?

«Кто жестоко поражает наш мир? Кто мрачно наблюдает за происходящим?

И кто проходит с намерением исчезнуть? Открой мне тайну».

«Смерть поражает этот мир, старость караулит у наших ворот,

И это ночи, которые проходят и, рано или поздно,  исчезая в смерти.

Подобно тому, как женщина за своим ткацким станком сидит и ткет весь день,

Ее работа постепенно подходит к концу, — так мы растрачиваем наши жизни впустую.

Как ускоряется течение стремительной реки, не имеющей обратного течения,

Так по своему течению и жизнь людей всегда движется вперед;

И как река сметает со своих берегов вырванные деревья,

Так и мы, люди, из-за старения и смерти, безрассудно терпим крушение».

Царь, слушая речь Бодхисаттвы, почувствовал отвращение к жизни, проведенной в миру, и захотел оставить мир. Он воскликнул: «Я не вернусь в город, я стану здесь аскетом. Если мой сын пойдет в город, я дам ему белый зонтик», — поэтому, чтобы испытать его, он еще раз предложил ему принять царствование:

«Мои слоны, мои колесницы, всадники и пехота,

И все мои прекрасные дворцы, дорогой сын, все это я отдаю тебе.

Покои моей царицы я тоже отдаю, со всей их пышностью и гордостью,

Ты будешь единственным царем над нами, — и больше никого не будет.

Прекрасные женщины, искусные в танцах и песнях,

Будут ласкать твою душу в легкости и радости, — зачем задерживаться в этом лесу?

Дочери врагов твоих будут ждать тебя;

Когда они родят тебе сыновей, тогда и становись отшельником.

Мои сокровища и сокровищницы, стражи и войско,

И все мои прекрасные дворцы, дорогой сын, я отдаю тебе.

С армией прислужников, которые будут ждать тебя, и царицами, которых нужно ласкать,

Наслаждайся своим троном, пребывая в здравии, зачем оставаться тут?»

Но Бодхисаттва ответил, показав, как мало он хотел царства:

«Зачем стремиться к богатству — оно не продлится долго; зачем добиваться жены — она скоро умрет;

К чему думать о молодости — она скоро пройдет; и старение всегда рядом.

Какие радости может принести жизнь? красота, сила, богатство или царская еда?

Что для меня жена или ребенок? Я свободен от всех ловушек.

Я знаю одно, — куда бы я ни пошел, карма никогда не дремлет;

Какая польза от богатства или радости тому, кто чувствует хватку смерти?

Делай то, что ты должен сделать сегодня, кто может гарантировать тебе завтрашний рассвет?

Смерть — главный учитель, никому не дающий гарантий.

Воры следят, чтобы украсть наше богатство, — я свободен от всех цепей;

Возвращайся и забирай свою корону, — на что мне царские владения?»

Когда речь Бодхисаттвы подошла к концу, не только царь и царица Чанда, но и шестнадцать тысяч царских жен пожелали принять аскетическую жизнь. Царь приказал объявить в городе после барабанного боя, что все, кто желает стать аскетами вместе с его сыном, должны сделать это.

Он приказал распахнуть двери своих сокровищниц, и сделать надпись на золотой пластине, прикрепленной к стене из большого бамбука в качестве опоры, что его сосуды с сокровищами будут выставлены в определенных местах и что все, кто пожелает, могут взять их. Горожане также оставили свои дома с открытыми дверями, как если бы это был открытый рынок, и столпились вокруг царя. Царь и толпа вместе приняли аскетические обеты перед Бодхисаттвой.

Так отшельнический город, возведенный Саккой, простирался на три лиги. Бодхисаттва прошел через хижины, сделанные из ветвей и листьев, и назначил те из них, что были в центре, для женщин, поскольку они были от природы робкими, а те, что снаружи, для мужчин. В день поста все его жители собирали и поедали плоды деревьев, созданных Виссакаммой, следуя правилам аскетической жизни. Бодхисаттва, зная ум каждого — потворствует ли он мыслям о влечения, злобы или жестокости, садился в воздухе и учил Дхамме каждого. Слушая эти наставления, люди быстро развивали Способности и Достижения.

 

Соседний царь, услышав, что Касираджа стал аскетом, решил утвердить свою  власть в Бенаресе. Он вошел в город и, увидев, что весь он украшен, поднялся во дворец. Увидев там семь видов ценных вещей, он подумал, что, должно быть, с царством случилась какая-то беда, поэтому он послал за несколькими пьяными гуляками и спросил их, через какие ворота ушел царь. Ему сказали: «Через восточные ворота»; поэтому царь сам вышел через эти ворота и пошел вдоль берега реки. Бодхисаттва знало его пришествии и, отправившись ему навстречу, сидел в воздухе и училДхамме.

Затем захватчик принял аскетические обеты вместе со всей своей свитой. То же самое произошло и с другим царем. Таким образом, три царства опустели. Слоны и лошади свободно бродили по лесам, колесницы развалились на кусочки, а деньги сокровищниц, как песок, были разбросаны по улицам. Все жители этих царств достигли восьми медитативных Поглощений и в конце своей жизни переродились в мирах Брахм. И животные, такие как слоны и лошади, успокоив свои умы видом медитирующих мудрецов, в конечном итоге переродились в шести небесах дэвов.

Учитель, закончив свою беседу, сказал: «Не только сейчас, но и прежде, я оставил царство и стал аскетом». затем продолжил: «Богиней в зонтике была Уппалаванна. Возничим был Сарипутта. Мои отец и мать были тогда царской семьей. Двор был нынешним собранием Будды. Мудрым же царевичем тогда был я.»